Ей не хотелось, чтобы Квентин видел выражение ее глаз.
— По-моему, он уже и так несколько изменился, — задумчиво ответил Квентин. — Похоже, что это вы так на него влияете. Он перестал быть таким черствым и властным, как раньше.
— Вы думаете? — Джулиана быстро взглянула на Квентина и снова опустила глаза, покраснев от смущения.
— Да. Должен вам заметить, Джулиана, вы самая необычная и загадочная юная леди, которую я встречал в жизни. — Квентин поднялся и поцеловал руку Джулианы. — Необычная и на редкость проницательная. Мне вовсе не хотелось обременять вас своими проблемами.
— Вы ничем не обременили меня, милорд. Напротив, я польщена тем, что вы оказали мне доверие. — Джулиана засмущалась еще сильнее и отвела глаза.
Квентин улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
— Я благодарю вас, что вы открыли мне глаза на происходящее. Если вы заметили, что мы с Лидией любим друг друга, значит, в любую минуту Тарквину это тоже бросится в глаза, а мне бы этого не хотелось.
— И что же вы намерены делать?
— Я напишу епископу письмо с просьбой отозвать меня прежде, чем здесь, в Лондоне, устроится мое дело.
Джулиана подумала, что это воистину благородное решение потребовало от Квентина большого мужества, и кивнула в знак одобрения. Квентин поклонился и вышел, оставив ее одну. Джулиана поглубже уселась в кресло и закрыла глаза. Она невольно провела рукой по животу. Интересно, она уже забеременела или еще нет? У нее не было месячных уже пять недель, но ни единого признака из тех, которые так ярко живописала ей госпожа Деннисон, она за собой не наблюдала. И тем не менее у Джулианы было странное ощущение, что внутри у нее что-то происходит. Это ощущение невозможно было выразить словами, но оно наполняло каждую клеточку ее тела.
Джулиана решила ничего не говорить графу до тех пор, пока не будет абсолютно уверена в том, что зачала. В теперешних отношениях взаимной отчужденности граф, вероятно, даже будет рад услышать, что в дальнейшей близости нет необходимости. Джулиане тоже следовало бы радоваться, но она была достаточно честной по отношению к себе, чтобы признать: равнодушие Тарквина причиняет ей боль и страдания. Она устала находиться с ним в состоянии ссоры, но какое-то детское упрямство мешало ей сделать первый шаг к примирению. Если она не совсем безразлична графу, если он тоже скучает без нее, то пусть сам проявляет инициативу в установлении мира!
— Он живет в «Веселом садовнике» на Чипсайде, ваша светлость, — сказал Тед и сделал большой глоток эля. Он тяжело дышал и умирал от жажды. Слежка за Джорджем Риджем нелегко далась верному слуге графа Редмайна.
Тарквин сидел на краю письменного стола в своей библиотеке, сжимая в ладони бокал кларета. Канареечного цвета шелковый камзол графа являл разительный контраст с грубыми кожаными бриджами и вязаной шерстяной курткой его собеседника. Но со стороны было заметно, что в отношениях между графом и конюхом установилось своеобразное равенство, лишенное какой бы то ни было фамильярности, отчего их беседа текла легко и непринужденно.
— Он успел оправиться после того, как ты его отделал?
— Этот парень так же живуч, как и безобразен, ваша светлость, — усмехнулся Тед, осушил кружку и вытер рукавом губы.
Тарквин широким жестом указал на кувшин с элем, стоящий на серебряном подносе на каминной полке. Тед поблагодарил графа и наполнил кружку снова.
— И еще кое-что вам не помешает знать, ваша светлость, — добавил Тед, растягивая слова, словно желая привлечь внимание графа к наиболее интересным фактам, которые ему удалось разузнать. Заметя блеск нетерпения в глазах Тарквина, Тед торопливо продолжил: — Хозяйка «Садовника» говорит, что к нему часто приходит в гости один и тот же человек. Страшный как смертный грех.
— Да? — Тарквин удивленно приподнял бровь.
— Дескать, он как будто тяжело болен. Сам тщедушный, глаза ввалились, как у мертвеца. Лицо восковое, с зеленым отливом.
— У мадам на редкость красочный язык, — заметил Тарквин и сделал глоток вина. — Следует ли из всего этого, что Джордж и Люсьен познакомились и объединились против Джулианы?
Тарквин достал из кармана табакерку и с минуту молча глядел в никуда, постукивая ногтем по эмалевой крышке. Он вспомнил, что Джордж был в таверне «Голова Шекспира» в ту ночь, когда Люсьен собирался продавать Джулиану. Судя по всему, эти два мерзавца, каждый из которых имеет зуб на Джулиану (а что касается Люсьена, то и на него самого), решили действовать сообща.
Тед невозмутимо хранил молчание, время от времени поглядывая на своего хозяина поверх кружки, и терпеливо ждал, пока его светлость изволит обратиться к нему.
— Давай сначала разберемся с Джорджем, — сказал Тарквин. — Мы отправимся в «Садовник» ближе к ночи… когда этот олух вернется после своих развлечений в Ковент-Гарде-не. Захвати хлыст. Хотя, надеюсь, он нам не понадобится.
— Слушаюсь, ваша светлость. — Тед поставил пустую кружку на поднос, поклонился и вышел.
Граф нахмурившись смотрел в пространство, вертя в руке пустой бокал. Он намеревался одним махом пресечь выходки Джорджа, но коль скоро этот грязный мужлан объединился с Люсьеном, ситуация становится более сложной и угрожающей. Люсьен становился дьявольски изощренным и хитроумным, если им двигали подлость и корыстолюбие. Ридж, похоже, всегда полагается на свою грубую физическую силу. Так что вдвоем они могут составить опасную шайку, с которой не просто будет справиться.
Тарквин резко поднялся, охваченный порывом, который в течение последних нескольких дней тщетно старался подавить. Он хотел Джулиану. Ссора, которая произошла между ними, терзала его плоть и душу. С некоторых пор сохранять видимость холодного равнодушия к Джулиане стало для него невыносимой мукой. Каждый день они виделись за обедом, и он жадно пожирал глазами ее золотистые, мягкие волосы, любимые черты лица, знакомые и желанные формы. И не мог приблизиться к ней! Эта пытка была похлеще инквизиторской. А Джулиана — черт бы ее побрал! — радовалась жизни как ни в чем не бывало. От ее взгляда веяло холодом, голос был ровным и бесцветным, в разговоре с ним она никогда не выходила за рамки банальной светской болтовни, которая принята между малознакомыми людьми. В такие минуты ему хотелось броситься на нее и задушить, но чаще его одолевало желание утолить жажду своей исстрадавшейся плоти, овладев ее сладострастным, чувственным телом.
Никогда еще Тарквин так не терзался из-за женщины. Ему казалось, что какая-то очень важная струна в сложном механизме его личности порвалась и вся его жизнь пошла наперекосяк. И все это из-за того, что семнадцатилетняя девчонка досаждает ему своими капризами и отказывается понимать, что ей на пользу, а что во вред. Господи, и чего только ей недостает!
Бормоча проклятия, Тарквин бросился из библиотеки и, перепрыгивая через ступеньки, понесся вверх по лестнице. Он вбежал в гостиную Джулианы без стука, захлопнул за собой дверь и прислонился к ней спиной, глядя на Джулиану в угрюмом молчании.
Джулиана писала письмо Лили. Сегодня в полночь девушки должны были встретиться в заведении мадам Коксэдж. Джулиана заранее тщательно распланировала свой вечер. Она собиралась отправиться в Оперу, а затем к одной из знакомых леди Мелтон. Джулиана решила, что удобнее всего будет сбежать перед ужином. Она притворится, что у нее болит голова, и, не желая никому портить вечер, отправится домой. А на самом деле поедет в Ковент-Гарден. Если же Тарквин вернется домой раньше нее, она всегда сможет сказать, что прием неожиданно затянулся.
В тот миг, когда Тарквин ворвался в комнату, она как раз писала Лили, что немного задержится и приедет вскоре после полуночи. Увидев графа, она густо покраснела и стала медленно убирать незаконченное письмо в ящик секретера.
— Милорд… какая неожиданность… — смущенно начала Джулиана, стараясь сохранять прохладный тон.
— Черт побери, я так больше не могу! — воскликнул Тарквин, бросаясь к ней. — Я не понимаю, что со мной творится. Господи, что ты со мной сделала!
Он обнял ее и поднял со стула, а потом, страстно целуя, быстро и ловко освободил ее волосы от шпилек.
Джулиану настолько потряс такой внезапный порыв, что в первую секунду она замерла в растерянности. И вдруг дикое, неукротимое ликование растеклось по ее жилам. Он подвластен ей, подвластен ее женскому началу, которое может подчинить себе самый неистовый мужской характер! И очевидно, Тарквин тоже признавал ее силу. Она приникла к нему, с наслаждением отдаваясь страсти, которая разгорелась в ней еще жарче за долгие дни воздержания.
Тарквин подхватил ее на руки и отнес на софу; Джулиана потонула в ворохе своих шелковых юбок. Не отрывая губ от ее уст, Тарквин справился с платьем, обнажил свою налившуюся желанием, напряженную плоть и резко вошел в нее. Джулиана застонала, обхватила его ногами и задвигалась в такт его размеренным толчкам, спеша утолить свою страсть. Ярость, боль, вожделение, сомнения — все в мгновение ока сгорело в безудержном пламени любви.
Он забросил ее ноги к себе на плечи и стал ласкать нежные ягодицы, прохладные по сравнению с его раскаленными ладонями. Он закрыл глаза, отдаваясь восторженному ощущению, которое наполняло каждую клеточку его тела и росло по мере того, как приближалась минута оргазма. Тарквин открыл глаза и посмотрел на Джулиану. Он увидел выражение безграничного счастья и ни на мгновение не усомнился в искренности ее чувства.
И в этот миг Тарквин понял, что Джулиана хотела бы владеть им безраздельно, отдаваясь ему самозабвенно. Он был нужен ей как возлюбленный.
Она ласково провела кончиками пальцев по его щеке. Тарквин вдруг преобразился до неузнаваемости: вместо ироничного, холодного циника перед Джулианой предстал уверовавший в чистоту и бессмертие своего чувства влюбленный.
Глава 23
Наступила очередь Джорджа кидать кости. Два кубика прокатились по столу, наспех очищенному от грязной посуды, и замерли в липкой лужице эля. Шестерка и единица. Джордж раздраженно плюнул на пол, поднес ко рту бутылку портвейна и сделал большой глоток. Его соперник ехидно засмеялся и сгреб гинеи, совсем недавно принадлежавшие Джорджу. Потом взял кости, пару раз перекинул их с ладони на ладонь, прошептал над ними заклинание и с
размаху швырнул на стол. По толпе, обступившей игроков, пронесся восхищенный ропот, когда все увидели выпавшие цифры. Одноглазому морскому капитану чертовски везло в этот вечер.
Джордж сердито оттолкнул стул. Он давно уже швырял деньгами без счета и с грустью подумал, что его проигрыш, возможно, гораздо крупнее, чем он предполагает. Мозг, затуманенный обильной дозой эля и портвейна, был не способен произвести даже приблизительный подсчет, но когда наступит утро, придется прямо взглянуть в лицо суровой реальности.
Джордж, шатаясь, поднялся на ноги, но тут ему на плечо опустилась тяжелая рука, и над самым ухом раздался тихий, спокойный голос. От него веяло холодом, как от серых, колючих волн зимнего моря, и Джордж почувствовал, как по спине пробежали мурашки, словно его с головой окунули в эти враждебные ледяные волны.
— Не откажешься прогуляться со мной, Ридж?
Джордж обернулся и напоролся на жесткий взгляд бесстрастных серых глаз, застывших на каменном, неподвижном лице. Тонкие губы человека тронула едва заметная улыбка, в которой было столько же твердости и безжалостности, сколько и в голосе. Джордж сразу же узнал его и растерянно оглянулся, тщетно пытаясь призвать кого-нибудь на помощь. Но никто не обращал на Джорджа никакого внимания, все были поглощены событиями, разворачивающимися за игровым столом.
— Я думаю, лучше всего нам поговорить на свежем воздухе. Например, на заднем дворе, — сказал граф Редмайн. Он убрал руку с плеча Джорджа, который тут же почувствовал, как сзади ему под ребра ткнулись два здоровенных кулака, мгновенно лишивших его желания сопротивляться.
— Двигай вперед, парень, — услышал Джордж ласковый шепот.
Не чувствуя под собой ног и цепляясь носками башмаков за половицы, Джордж поплелся следом за графом.
Ночь была теплой. Два конюха, которые сидели на перевернутых бочонках и, лениво посасывая трубки, вели размеренную беседу, с интересом уставились на компанию, вошедшую во двор. Они прямо-таки сгорали от любопытства, всматриваясь в эту разношерстную троицу. Один был одет в черный с золотом камзол и выглядел так, словно только что вышел из дворца Святого Джеймса; другой был здоровый и краснолицый и с трудом держался на ногах; третий носил кожаные бриджи и домотканую рабочую блузу. Толстяк, видимо, находился здесь против своей воли и изо всех сил пытался вырваться. Элегантный джентльмен, шедший впереди, остановился и прислонился спиной к стене. В руках он держал длинный хлыст, который, как черная змея, вился у его ног, обутых в красные кожаные туфли с серебристыми пряжками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— По-моему, он уже и так несколько изменился, — задумчиво ответил Квентин. — Похоже, что это вы так на него влияете. Он перестал быть таким черствым и властным, как раньше.
— Вы думаете? — Джулиана быстро взглянула на Квентина и снова опустила глаза, покраснев от смущения.
— Да. Должен вам заметить, Джулиана, вы самая необычная и загадочная юная леди, которую я встречал в жизни. — Квентин поднялся и поцеловал руку Джулианы. — Необычная и на редкость проницательная. Мне вовсе не хотелось обременять вас своими проблемами.
— Вы ничем не обременили меня, милорд. Напротив, я польщена тем, что вы оказали мне доверие. — Джулиана засмущалась еще сильнее и отвела глаза.
Квентин улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
— Я благодарю вас, что вы открыли мне глаза на происходящее. Если вы заметили, что мы с Лидией любим друг друга, значит, в любую минуту Тарквину это тоже бросится в глаза, а мне бы этого не хотелось.
— И что же вы намерены делать?
— Я напишу епископу письмо с просьбой отозвать меня прежде, чем здесь, в Лондоне, устроится мое дело.
Джулиана подумала, что это воистину благородное решение потребовало от Квентина большого мужества, и кивнула в знак одобрения. Квентин поклонился и вышел, оставив ее одну. Джулиана поглубже уселась в кресло и закрыла глаза. Она невольно провела рукой по животу. Интересно, она уже забеременела или еще нет? У нее не было месячных уже пять недель, но ни единого признака из тех, которые так ярко живописала ей госпожа Деннисон, она за собой не наблюдала. И тем не менее у Джулианы было странное ощущение, что внутри у нее что-то происходит. Это ощущение невозможно было выразить словами, но оно наполняло каждую клеточку ее тела.
Джулиана решила ничего не говорить графу до тех пор, пока не будет абсолютно уверена в том, что зачала. В теперешних отношениях взаимной отчужденности граф, вероятно, даже будет рад услышать, что в дальнейшей близости нет необходимости. Джулиане тоже следовало бы радоваться, но она была достаточно честной по отношению к себе, чтобы признать: равнодушие Тарквина причиняет ей боль и страдания. Она устала находиться с ним в состоянии ссоры, но какое-то детское упрямство мешало ей сделать первый шаг к примирению. Если она не совсем безразлична графу, если он тоже скучает без нее, то пусть сам проявляет инициативу в установлении мира!
— Он живет в «Веселом садовнике» на Чипсайде, ваша светлость, — сказал Тед и сделал большой глоток эля. Он тяжело дышал и умирал от жажды. Слежка за Джорджем Риджем нелегко далась верному слуге графа Редмайна.
Тарквин сидел на краю письменного стола в своей библиотеке, сжимая в ладони бокал кларета. Канареечного цвета шелковый камзол графа являл разительный контраст с грубыми кожаными бриджами и вязаной шерстяной курткой его собеседника. Но со стороны было заметно, что в отношениях между графом и конюхом установилось своеобразное равенство, лишенное какой бы то ни было фамильярности, отчего их беседа текла легко и непринужденно.
— Он успел оправиться после того, как ты его отделал?
— Этот парень так же живуч, как и безобразен, ваша светлость, — усмехнулся Тед, осушил кружку и вытер рукавом губы.
Тарквин широким жестом указал на кувшин с элем, стоящий на серебряном подносе на каминной полке. Тед поблагодарил графа и наполнил кружку снова.
— И еще кое-что вам не помешает знать, ваша светлость, — добавил Тед, растягивая слова, словно желая привлечь внимание графа к наиболее интересным фактам, которые ему удалось разузнать. Заметя блеск нетерпения в глазах Тарквина, Тед торопливо продолжил: — Хозяйка «Садовника» говорит, что к нему часто приходит в гости один и тот же человек. Страшный как смертный грех.
— Да? — Тарквин удивленно приподнял бровь.
— Дескать, он как будто тяжело болен. Сам тщедушный, глаза ввалились, как у мертвеца. Лицо восковое, с зеленым отливом.
— У мадам на редкость красочный язык, — заметил Тарквин и сделал глоток вина. — Следует ли из всего этого, что Джордж и Люсьен познакомились и объединились против Джулианы?
Тарквин достал из кармана табакерку и с минуту молча глядел в никуда, постукивая ногтем по эмалевой крышке. Он вспомнил, что Джордж был в таверне «Голова Шекспира» в ту ночь, когда Люсьен собирался продавать Джулиану. Судя по всему, эти два мерзавца, каждый из которых имеет зуб на Джулиану (а что касается Люсьена, то и на него самого), решили действовать сообща.
Тед невозмутимо хранил молчание, время от времени поглядывая на своего хозяина поверх кружки, и терпеливо ждал, пока его светлость изволит обратиться к нему.
— Давай сначала разберемся с Джорджем, — сказал Тарквин. — Мы отправимся в «Садовник» ближе к ночи… когда этот олух вернется после своих развлечений в Ковент-Гарде-не. Захвати хлыст. Хотя, надеюсь, он нам не понадобится.
— Слушаюсь, ваша светлость. — Тед поставил пустую кружку на поднос, поклонился и вышел.
Граф нахмурившись смотрел в пространство, вертя в руке пустой бокал. Он намеревался одним махом пресечь выходки Джорджа, но коль скоро этот грязный мужлан объединился с Люсьеном, ситуация становится более сложной и угрожающей. Люсьен становился дьявольски изощренным и хитроумным, если им двигали подлость и корыстолюбие. Ридж, похоже, всегда полагается на свою грубую физическую силу. Так что вдвоем они могут составить опасную шайку, с которой не просто будет справиться.
Тарквин резко поднялся, охваченный порывом, который в течение последних нескольких дней тщетно старался подавить. Он хотел Джулиану. Ссора, которая произошла между ними, терзала его плоть и душу. С некоторых пор сохранять видимость холодного равнодушия к Джулиане стало для него невыносимой мукой. Каждый день они виделись за обедом, и он жадно пожирал глазами ее золотистые, мягкие волосы, любимые черты лица, знакомые и желанные формы. И не мог приблизиться к ней! Эта пытка была похлеще инквизиторской. А Джулиана — черт бы ее побрал! — радовалась жизни как ни в чем не бывало. От ее взгляда веяло холодом, голос был ровным и бесцветным, в разговоре с ним она никогда не выходила за рамки банальной светской болтовни, которая принята между малознакомыми людьми. В такие минуты ему хотелось броситься на нее и задушить, но чаще его одолевало желание утолить жажду своей исстрадавшейся плоти, овладев ее сладострастным, чувственным телом.
Никогда еще Тарквин так не терзался из-за женщины. Ему казалось, что какая-то очень важная струна в сложном механизме его личности порвалась и вся его жизнь пошла наперекосяк. И все это из-за того, что семнадцатилетняя девчонка досаждает ему своими капризами и отказывается понимать, что ей на пользу, а что во вред. Господи, и чего только ей недостает!
Бормоча проклятия, Тарквин бросился из библиотеки и, перепрыгивая через ступеньки, понесся вверх по лестнице. Он вбежал в гостиную Джулианы без стука, захлопнул за собой дверь и прислонился к ней спиной, глядя на Джулиану в угрюмом молчании.
Джулиана писала письмо Лили. Сегодня в полночь девушки должны были встретиться в заведении мадам Коксэдж. Джулиана заранее тщательно распланировала свой вечер. Она собиралась отправиться в Оперу, а затем к одной из знакомых леди Мелтон. Джулиана решила, что удобнее всего будет сбежать перед ужином. Она притворится, что у нее болит голова, и, не желая никому портить вечер, отправится домой. А на самом деле поедет в Ковент-Гарден. Если же Тарквин вернется домой раньше нее, она всегда сможет сказать, что прием неожиданно затянулся.
В тот миг, когда Тарквин ворвался в комнату, она как раз писала Лили, что немного задержится и приедет вскоре после полуночи. Увидев графа, она густо покраснела и стала медленно убирать незаконченное письмо в ящик секретера.
— Милорд… какая неожиданность… — смущенно начала Джулиана, стараясь сохранять прохладный тон.
— Черт побери, я так больше не могу! — воскликнул Тарквин, бросаясь к ней. — Я не понимаю, что со мной творится. Господи, что ты со мной сделала!
Он обнял ее и поднял со стула, а потом, страстно целуя, быстро и ловко освободил ее волосы от шпилек.
Джулиану настолько потряс такой внезапный порыв, что в первую секунду она замерла в растерянности. И вдруг дикое, неукротимое ликование растеклось по ее жилам. Он подвластен ей, подвластен ее женскому началу, которое может подчинить себе самый неистовый мужской характер! И очевидно, Тарквин тоже признавал ее силу. Она приникла к нему, с наслаждением отдаваясь страсти, которая разгорелась в ней еще жарче за долгие дни воздержания.
Тарквин подхватил ее на руки и отнес на софу; Джулиана потонула в ворохе своих шелковых юбок. Не отрывая губ от ее уст, Тарквин справился с платьем, обнажил свою налившуюся желанием, напряженную плоть и резко вошел в нее. Джулиана застонала, обхватила его ногами и задвигалась в такт его размеренным толчкам, спеша утолить свою страсть. Ярость, боль, вожделение, сомнения — все в мгновение ока сгорело в безудержном пламени любви.
Он забросил ее ноги к себе на плечи и стал ласкать нежные ягодицы, прохладные по сравнению с его раскаленными ладонями. Он закрыл глаза, отдаваясь восторженному ощущению, которое наполняло каждую клеточку его тела и росло по мере того, как приближалась минута оргазма. Тарквин открыл глаза и посмотрел на Джулиану. Он увидел выражение безграничного счастья и ни на мгновение не усомнился в искренности ее чувства.
И в этот миг Тарквин понял, что Джулиана хотела бы владеть им безраздельно, отдаваясь ему самозабвенно. Он был нужен ей как возлюбленный.
Она ласково провела кончиками пальцев по его щеке. Тарквин вдруг преобразился до неузнаваемости: вместо ироничного, холодного циника перед Джулианой предстал уверовавший в чистоту и бессмертие своего чувства влюбленный.
Глава 23
Наступила очередь Джорджа кидать кости. Два кубика прокатились по столу, наспех очищенному от грязной посуды, и замерли в липкой лужице эля. Шестерка и единица. Джордж раздраженно плюнул на пол, поднес ко рту бутылку портвейна и сделал большой глоток. Его соперник ехидно засмеялся и сгреб гинеи, совсем недавно принадлежавшие Джорджу. Потом взял кости, пару раз перекинул их с ладони на ладонь, прошептал над ними заклинание и с
размаху швырнул на стол. По толпе, обступившей игроков, пронесся восхищенный ропот, когда все увидели выпавшие цифры. Одноглазому морскому капитану чертовски везло в этот вечер.
Джордж сердито оттолкнул стул. Он давно уже швырял деньгами без счета и с грустью подумал, что его проигрыш, возможно, гораздо крупнее, чем он предполагает. Мозг, затуманенный обильной дозой эля и портвейна, был не способен произвести даже приблизительный подсчет, но когда наступит утро, придется прямо взглянуть в лицо суровой реальности.
Джордж, шатаясь, поднялся на ноги, но тут ему на плечо опустилась тяжелая рука, и над самым ухом раздался тихий, спокойный голос. От него веяло холодом, как от серых, колючих волн зимнего моря, и Джордж почувствовал, как по спине пробежали мурашки, словно его с головой окунули в эти враждебные ледяные волны.
— Не откажешься прогуляться со мной, Ридж?
Джордж обернулся и напоролся на жесткий взгляд бесстрастных серых глаз, застывших на каменном, неподвижном лице. Тонкие губы человека тронула едва заметная улыбка, в которой было столько же твердости и безжалостности, сколько и в голосе. Джордж сразу же узнал его и растерянно оглянулся, тщетно пытаясь призвать кого-нибудь на помощь. Но никто не обращал на Джорджа никакого внимания, все были поглощены событиями, разворачивающимися за игровым столом.
— Я думаю, лучше всего нам поговорить на свежем воздухе. Например, на заднем дворе, — сказал граф Редмайн. Он убрал руку с плеча Джорджа, который тут же почувствовал, как сзади ему под ребра ткнулись два здоровенных кулака, мгновенно лишивших его желания сопротивляться.
— Двигай вперед, парень, — услышал Джордж ласковый шепот.
Не чувствуя под собой ног и цепляясь носками башмаков за половицы, Джордж поплелся следом за графом.
Ночь была теплой. Два конюха, которые сидели на перевернутых бочонках и, лениво посасывая трубки, вели размеренную беседу, с интересом уставились на компанию, вошедшую во двор. Они прямо-таки сгорали от любопытства, всматриваясь в эту разношерстную троицу. Один был одет в черный с золотом камзол и выглядел так, словно только что вышел из дворца Святого Джеймса; другой был здоровый и краснолицый и с трудом держался на ногах; третий носил кожаные бриджи и домотканую рабочую блузу. Толстяк, видимо, находился здесь против своей воли и изо всех сил пытался вырваться. Элегантный джентльмен, шедший впереди, остановился и прислонился спиной к стене. В руках он держал длинный хлыст, который, как черная змея, вился у его ног, обутых в красные кожаные туфли с серебристыми пряжками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60