Джордж внимательно рассмотрел свою новую шляпу серебристого шелка, прежде чем водрузить ее на голову, и подумал, что голубиные перья как нельзя лучше подходят к переливчатому, сизому оттенку. Он сжал эфес шпаги и надменно огляделся, как будто собирался вызвать кого-то на поединок. Потрепанного вида господин в съехавшем набок парике быстро перешел на другую сторону улицы, испугавшись воинственной наружности Джорджа. У лондонских хлыщей было в обычае задевать безобидных прохожих.
Джордж высокомерно посмотрел ему вслед, щелчком сбрасывая крошку табака с камзола.
Он никогда не носил шпагу, но, оказавшись в городе, быстро сообразил, что оружие является отличительным признаком джентльмена. Поэтому он тут же приобрел клинок у оружейника на Эбери-стрит, который его почтительно заверил, что он теперь владеет прекрасной шпагой, могущей стать в руках такого искусного фехтовальщика, каким, без сомнения, является его достойный покупатель, смертоносным оружием и защитой.
Безгранично довольный самим собой, Джордж направился к «Черному льву». Вкусив прелестей столичной жизни, он решил, что вполне может проводить в Лондоне по нескольку недель в год — разумеется, зимой, когда хозяйство не требует его постоянного присутствия.
Джулиана будет для него прекрасной женой. Она выросла в дворянском доме, образованна, как и подобает настоящей леди, умеет вести себя в высшем обществе… Увы, гораздо лучше, чем он сам. Джордж был сыном своего отца — простого, грубого землевладельца, которого больше занимали урожаи, приплод свиней, бутылка вина да сытный обед, чем книги, или музыка, или утонченная беседа. А Джулиана была благородной дамой.
Вот только где она скрывается, черт побери! Его самодовольство и хорошее настроение вмиг улетучились. Все планы, которые он вынашивал, обращались в ничто без этой дрянной девчонки. Он должен найти ее и сделать своей женой. Он хочет иметь ее у себя в постели и увидеть, как высокомерие и сознание собственного превосходства покинут ее в ту минуту, когда она будет вынуждена признать в нем своего мужа и господина.
Он жаждал обладать этой женщиной, чьи глаза бывают холодными и глубокими, как морское дно; чьи полные губы трогает обворожительная улыбка, способная свести с ума любого мужчину; чьи вьющиеся кудри и пышная, высокая грудь так часто снились ему ночами.
Либо Джулиана, покорная и ласковая, окажется в его постели, либо на костре у позорного столба!
Джордж вошел в таверну и заказал бутылку бургундского. Он найдет ее, чего бы это ни стоило. Даже если придется выложить за это сто гиней!
Когда они втроем сидели за обеденным столом, Квентин поразился, как удивительно и необратимо изменилось настроение Джулианы. Ее глаза светились счастьем, а кожа стала бархатистой. Джулиана была общительна, весела, остроумна, что говорило о ее образованности и полученном воспитании. Она перебрасывалась с Тарквином беззлобными колкостями и изредка кидала на него косые взгляды, неизменно вызывающие улыбку графа.
Квентин не был ханжой и не чурался женщин, несмотря на свое призвание. Впрочем, даже слепой догадался бы, что леди Эджкомб провела дневные часы с мужчиной. Снисходительная веселость и удивительная нежность, которые сияли в глазах Тарквина, когда он обращал свой взор на Джулиану, подтверждали, что граф Редмайн и супруга его кузена легко находят общий язык в спальне.
Квентин ничуть не осуждал их — он не был святошей. С одной стороны, его втянули в эту отвратительную интригу и он намеревался оказать Джулиане моральную поддержку. Но если ей доставляет удовольствие физическая близость с графом, тогда ни о каком принуждении и шантаже не может быть и речи. Следовательно, та миссия, которую он добровольно взял на себя, становится бессмысленной.
Джулиана не понимала, что явилось причиной ее оживленного поведения за обедом — последствия близости с графом или непривычное ощущение себя в новом качестве, виконтессы Эджкомб. К тому же она была единственной дамой за столом, средоточием мужского внимания. В доме опекуна Джулиана всегда сидела на отшибе, открывала рот, только когда к ней обращались, и считала это обременительное, скучное времяпрепровождение самыми унылыми часами в своей жизни. Теперь же, когда она принималась говорить, граф и его брат внимали ей с учтивым, искренним вниманием.
— А какую пьесу мы будем смотреть сегодня? — спросила Джулиана, поднимая бокал с вином. Лакей бесшумно подошел и поднял с пола вилку, которую она уронила, зацепив рукавом.
— «Макбет» с Гарриком, — ответил Тарквин с улыбкой, видя, как она смущена своей неловкостью.
— Вне всякого сомнения, мы получим массу удовольствия, — сказал Квентин. — С тех пор как Гаррик пригласил Томаса Арна на должность музыкального директора, интерлюдии стали настоящим зрелищем.
— Я никогда не была в театре, — призналась Джулиана, взяв с блюда пирожное. — На Рождество у нас, правда, устраивали представления, и иногда во время ярмарки. Но разве это спектакли!
— Уверен, что для тебя это будет незабываемым впечатлением. — Тарквин вновь изумился, насколько ему приятны восторженная болтовня и смех этой девушки. Он не сводил с нее глаз, подмечая, что ест она с удовольствием. Вероятно, никто никогда не говорил ей, что показывать хороший аппетит на публике считается для дамы неприличным. А может, она просто игнорировала условности? Ее речь была яркой и умной. Очевидно, опекуны Джулианы не пренебрегали ее воспитанием и образованием. Возможно, тем самым они стремились обуздать ее буйный нрав.
— Я испачкала нос, ваша светлость? — спросила Джулиана, потирая переносицу.
— Нет, не испачкала.
— Вы смотрите на меня чересчур пристально, вот я и подумала, что у меня что-то не в порядке.
— Насколько я могу судить, все в порядке. — Граф встал и отодвинул стул. — Если ты закончила, моя дорогая, давайте перейдем в гостиную и выпьем чаю.
— Да, конечно. — Джулиана вспыхнула и так резко вскочила, что ее стул опрокинулся. — Простите. Я оставлю вас ненадолго, чтобы вы спокойно выпили по бокалу портвейна.
— В этом нет необходимости, — ответил Тарквин, поднимая упавший стул и помогая ей выйти из-за стола. — Просто мы с Квентином не любим подолгу засиживаться за обеденным столом. Правда, дорогой брат?
— Да, — согласился Квентин. — К тому же я не хочу, чтобы Джулиана в одиночестве сидела в гостиной, пока мы будем накачиваться портвейном.
— Люсьен наверняка придерживался бы другого мнения, — заметил Тарквин.
Джулиана быстро взглянула на него через плечо, но выражение его лица было таким же бесстрастным, как и голос. Интересно, как бы изменилась атмосфера во время обеда, если бы за столом присутствовал ее супруг? Судя по отношению к нему обоих братьев, не в лучшую сторону.
Но Джулиана гнала от себя подобные мрачные мысли, которые могли бы испортить ее настроение в этот вечер, обещающий быть веселым и интересным. Ведь у этой сделки есть и приятные стороны, а значит, незачем ими пренебрегать.
Они отправились в Ковент-Гарден в графском экипаже, и Джулиана с интересом смотрела в окно на ночной город. Впервые за все время пребывания в Лондоне она видела его таким. Этот город не имел ничего общего с тем, каким он был в дневные часы: уличные торговцы и мальчишки-газетчики пропали, лавки и магазинчики закрылись до утра. В центре Ковент-Гардена в любое время суток было полно народу. Среди праздно гуляющей публики сновали зазывалы, предлагающие изведать дешевые удовольствия в борделях, скрывающихся под вывесками кондитерских и кафе.
У колоннады Пьяцца было настоящее столпотворение: здесь собрались театралы, желающие попасть на вечерний спектакль в Королевский театр. Было около шести, в открытые двери театра пытались пробиться те, кто не хотел мириться с отсутствием билетов ввиду аншлага.
Джулиана с ужасом посмотрела на эту толчею и подумала, что ей, пожалуй, будет трудно без ущерба для своего наряда пройти внутрь.
— Спектакль начинается в шесть? — спросила она.
— Да. — Тарквин подал ей руку и помог спуститься на мостовую.
— Но если у нас нет билетов…
— Не волнуйтесь, моя дорогая, — улыбнулся Квентин. — Тарквин отправил в театр лакея к четырем часам, и тот заказал нам ложу.
Так вот как заведено в высшем свете! Джулиана вдруг поймала себя на мысли, что ей льстит принадлежать к избранным. Граф с братом подхватили ее под руки. Джулиана так и не поняла, как в плотной людской массе, которая загораживала двери, вдруг появился проход. Через минуту они были уже в помещении. Ее платье нисколько не пострадало.
Оркестр уже играл какую-ту пьесу, но музыки почти не было слышно из-за шумного передвижения публики по залу. Кто-то переговаривался с соседом, кто-то, извиняясь за причиненное беспокойство, пробирался к своему месту в партере по ногам уже усевшихся зрителей, кто-то размахивал руками, пытаясь привлечь внимание знакомого. Из общего гула выделялись крики торговцев прохладительными напитками, прохаживающихся вдоль рядов.
— Нам сюда. — Джулиану ввели в ложу прямо напротив сцены, где уже находился лакей в ливрее дома Редмайнов, который низко поклонился, приветствуя вошедших. Тарквин не выпустил локтя Джулианы, пока она удобно не устроилась в первом ряду. — Ну вот, отсюда тебе будет хорошо видно и слышно, — сказал он, садясь позади нее.
— Если спектакль будут играть даже вполовину тише, чем шумит публика, и то будет прекрасно, — ответила Джулиана. — А зачем нужны эти железные шипы вдоль подмостков?
— Чтобы зрители не бросались на актеров, — улыбнулся Тарквнн. — Видишь тех здоровяков по бокам сцены? Они оттаскивают наиболее рьяных.
— Я так рада, что оказалась в Лондоне! — воодушевленно воскликнула Джулиана, но тут же смущенно покраснела, и на ее лицо легла мрачная тень. — Иначе я была бы сейчас не в театре, а совсем в другом месте.
Квентин сочувственно коснулся ее руки. Тарквин сделал вид, что не заметил этого невольного жеста. В ложе повисло неловкое молчание, которое нарушила призывающая ко вниманию барабанная дробь. Занавес поднялся, и на сцене появился Дэвид Гаррик.
Джулиана с замиранием сердца вслушивалась в голос актера. Публика все еще продолжала шушукаться и шаркать ногами, но ничто не могло отвлечь Джулиану от происходящего на сцене. Больше всего ее потрясло то, что актеры играли в костюмах той эпохи, в какой происходит действие пьесы.
Когда закончился первый акт, Джулиана обернулась к графу и прошептала:
— Это какое-то чудо! Слушать пьесу совсем не то же самое, что читать ее, даже вслух.
— Я очень рад, что тебе нравится, крошка. — Тарквин поднялся. — Прошу прощения, мне нужно кое-кого повидать.
Он вышел из ложи, а Джулиана принялась разглядывать публику. В первом ряду партера назревала дуэль, какой-то джентльмен уже потянулся к шпаге. Но тут подвыпивший шутник из второго ряда с хохотом швырнул в спорщиков целую пригоршню апельсиновых корок. Всеобщее внимание переключилось на него, и обстановка разрядилась.
Вдруг Джулиана увидела графа. Он стоял в ложе напротив позади кресла, в котором сидела дама, одетая в серые, почти черные переливчатые шелка. Тарквин что-то говорил ей, склонившись, а она, подняв к нему лицо, слушала.
— С кем разговаривает его светлость?
— Я полагаю, с леди Лидией Мелтон. Они помолвлены, — ответил Квентин. Он был погружен в раздумье и рассеянно оглядывал зал. В его голосе чувствовалась какая-то напряженность, но Джулиану так потрясла новость, что она ничего не заметила.
— Они помолвлены? — Ей не удалось скрыть отчаяния, которое вдруг наполнило сердце. — Они собираются пожениться?
— А разве он не сказал вам? — Квентин по-прежнему смотрел куда-то в пространство.
— Нет… похоже, он не счел нужным поведать мне об очень многих вещах. — Радостное настроение Джулианы уступило место горькой обиде.
— Тарквин считает, что его свадьба не имеет к вам никакого отношения… да и вообще ни к кому, — добавил он поспешно.
— Разумеется, — сухо ответила Джулиана. — А почему она должна иметь ко мне какое-то отношение?
— Она состоится не скоро, — продолжал Квентин. — По правде говоря, Тарквин должен был быть женатым человеком уже два месяца назад. Но у Лидии умер дед, и теперь вся семья в трауре, который продлится целых два года.
— Почему же тогда она пришла на спектакль? — язвительно поинтересовалась Джулиана. — По-моему, развлечения плохо сочетаются со скорбью по усопшему родственнику.
— Но ведь это «Макбет», — заметил Квентин. — А перед началом фарса она уйдет.
— Отвратительное лицемерие! — Джулиана украдкой бросила уничижительный взгляд в сторону леди Лидии Мелтон. Рассмотреть ее как следует девушке не удалось из-за яркого света шандалов, которыми были увешаны стены зала. — А сколько ей лет?
— Двадцать восемь.
— Старая дева! — заявила Джулиана.
— Не следует высказывать опрометчивых и резких суждений о том, чего не знаешь, — нравоучительно сказал Квентин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60