— Ванну, — решительно сказала Джинни. — Если вас не затруднит, хозяйка.
Вопрос был легко решен. Фаянсовую ванну поставили перед камином, в котором вместо углей алел кувшин с яркими маками. Ванну наполнили горячей водой, бросили пригоршню ароматных трав, отчего комната наполнилась запахом лаванды. Появился даже кусок мыла — предмет роскоши, для производства которого требовалось столько усилий!
Джед не уходил до тех пор, пока не убедился, что все так, как и должно быть; потом он сказал Джинни, что будет во дворе, если понадобится ей до возвращения полковника.
Наконец оставшись одна, Джинни наслаждалась уединением, которого была лишена на протяжении всей недели. Она — гостья, а не пленница в этой гостинице; у дверей не топают солдаты, не слышно звуков барабанов и горна, этого постоянного напоминания о войне. Алекс придет к ней лишь как возлюбленный, на нейтральную территорию. С наслаждением она сбросила амазонку и небрежно швырнула ее в угол комнаты Удовольствие от этого жеста она получила, хотя здравый смысл подсказывал, что через минуту ей придется поднять платье. После ванны она попробует уговорить кого-нибудь из слуг вычистить и погладить его. С довольным вздохом она опустилась в воду, опершись шеей о край ванны и свесив ноги с противоположной стороны.
Когда дверь открылась, она вздрогнула почти виновато.
— Что ты на этот раз затеваешь? — Алекс закрыл дверь с решительным щелчком и положил большой сверток на стул в углу комнаты, прежде чем подойти к ванне. Из-под опущенных век он рассматривал очертания ее тела, скрытые водой.
— Ничего не затеваю, — ответила она, чувствуя себя вдруг очень уязвимой. — Ванна — это такая роскошь, я расслабилась и мечтала о рае.
— Есть много райских местечек, — заметил Алекс, не отрывая от нее взгляда, пока сбрасывал с себя мундир и снимал рубашку. — Но думаю, ванна — действительно отличное место.
— Ты должен заказать ванну для себя, — сказала Джинни, шевеля пальцами ног.
— Предпочитаю разделить твою. — Он уже стягивал сапоги и гетры.
— Здесь не хватит места, — не отступала она.
— Ну, тогда я должен поторопить тебя. Я помою тебе спину.
— Прошу вас, сэр, не утруждайте себя. Я могу справиться сама.
Все это время, пока они обменивались взглядами и намеками, нарастало восхитительное напряжение, и Джинни продолжала рассеянно шевелить пальцами ног, пока Алекс наконец не опустился на колени у края ванны и не схватил ее за ноги. Джинни завизжала и стала извиваться, когда его пальцы пощекотали ее пятки; потом он нагнул голову и, взяв пальчики в рот стал сосать их с пылом, который, казалось, достиг ее самых сокровенных глубин. Смеясь и стеная, она умоляла его остановиться, хотя и не знала, хочет ли этого, а когда он остановился, поняла, что не хочет.
Алекс засмеялся и начал якобы нащупывать в воде мыло; его руки намеренно выискивали такие укромные уголки, где мыло никак не могло оказаться.
— Вот! — сказала Джинни с притворным раздражением. — Ты это ищешь? — Взяв его руку, она шлепнула кусок мыла ему на ладонь.
— И это тоже, — пробормотал Алекс, намыливая мочалку. — Сядь и наклонись вперед.
Когда она не проявила никаких признаков послушания, он зашел ей за спину, обхватил ее талию железной хваткой, приподнял из воды и, наклонив вперед, стал намыливать спину мягкими круговыми движениями, которые тем не менее были очень тщательными.
— Прекрати ерзать, — приказал он, когда она стала сопротивляться, больше играя, нежели серьезно, и обхватил рукой скользкую от мыла грудь.
— Негодник! — обвинила его Джинни, когда он стал сжимать ее еще сильнее. — Я и не представляла, насколько настоятельно вы нуждаетесь в ванне, сэр. Если вы уберете руки, то я оставлю ее исключительно в вашем распоряжении.
Алекс внезапно отпустил ее, и она упала обратно в воду с всплеском, от которого вода перелилась через край на деревянные половицы. Он усмехнулся, увидев ее негодующее лицо, и поднял полотенце со стула.
— Выходи! — Властный палец поманил ее, и Джинни встала, порозовевшая, вся в капельках воды.
Долгие мгновения он рассматривал ее, пока она со смущенной улыбкой не сказала:
— Пожалуйста, не смотри на меня так.
— Но ты прекрасна, — мягко сказал он. — Я не могу не смотреть на тебя. Подними руки за голову.
Она робко повиновалась, чувствуя, как мышцы натягиваются и приподнимается грудь. Алекс медленно и протяжно выдохнул.
— Я хочу тебя сейчас, но я весь пропах потом и лошадьми и не осмелюсь осквернить такую благоуханную кожу. — Бросив ей полотенце, он добавил: — Боюсь, что тебе придется вытереться самой; если дотронусь до тебя, то я пропал.
Джинни вытирала влажную кожу, наблюдая, в свою очередь, как он сбрасывает бриджи и опускается в воду.
— Позвольте мне помыть вам спину, сэр, — сказала она, отбросив полотенце и опускаясь на колени возле ванны.
Алекс откинулся назад, отдавшись во власть ее заботливых рук, закрыв глаза от блаженства, когда она намыливала его от самого верха до кончиков пальцев на ногах, нежно касаясь шрамов на его груди и бедрах. Сколько еще таких шрамов появится у него, прежде чем закончится эта война? Эта мысль возникла внезапно и страшно, и вместе с ней тут же вспомнился ее жуткий сон, преследовавший ее, казалось, целую вечность, когда она сидела на подоконнике, пока полковник терпеливо дожидался, что она сломается. Джинни резко встала и потянулась за полотенцем.
— Что такое? — спросил Алекс, немедленно почувствовавший ее изменившееся настроение.
— Нет, нет, ничего, Алекс. — Пожав плечами, она улыбнулась, но вместо манящей улыбки у нее вышла лишь страдальческая.
— Не нужно лгать мне, — тихо сказал Алекс, — выходя из ванны. — Не тогда, когда мы любовники, милая Джинни.
— Я вдруг испугалась за тебя. Я, наверное, не перенесу твоей смерти.
В одно мгновение Алекс оказался возле нее, обхватив ее руками, покачивая и успокаивая тихим шепотом; продолжая держать ее, он опустился вместе с ней на постель и не отпускал до тех пор, пока не утихла ее дрожь, и умиротворение вновь воцарилось в ее душе.
В этот раз он любил ее очень нежно, унося ее медленными, уверенными движениями в зеленоватые глубины забвения, и потом, почувствовав ее обновление, снова овладел ею, на этот раз неистово и горячо, и все страхи ее улетучились, сменившись ощущением бесконечного наслаждения.
— Милая? — Он убрал с ее лица тяжелые пряди каштановых волос. — Нам нужно одеваться. Нас ждут на обед в Уайтхолле, ты помнишь?
— Да, помню. — Джинни села на постели. — Почему я должна встречаться с Кромвелем? Ему не может быть интересна пленная роялистка, дочь мятежника.
— Напротив, — сухо сказал Алекс. — Именно это и интересует его. Подозреваю, что он также хочет посмотреть, что за создание заставило меня совсем потерять рассудок.
— Это звучит далеко не лестно, — сказала Джинни, спуская ноги с кровати, и они повисли над полом на добрых шесть дюймов. — Что значит «потерял рассудок»?
Острый ноготь пробежался по ее спине.
— Я сказал моему повелителю, что хочу взять тебя под личную ответственность. А это означает, моя маленькая мятежница, что любые преступления, которые ты совершишь против парламента, будут на моей совести. Это означает, что я обязуюсь защищать тебя, обеспечивать, будешь ли ты рядом со мной или же с тем, кого я сам назначу.
— Только посмей! — Джинни неистово набросилась на него. — Мы договорились, что я пойду с армией.
Алекс рассмеялся и потянул ее обратно на постель.
— У меня нет намерений навязывать тебя несчастным, ничего не подозревающим беднягам, — заявил он. — Через три дня мы идем в Шотландию, и клянусь, что еще до конца марша сделаю из тебя хорошего солдата.
«А потом?» — подумала Джинни, но оставила этот вопрос при себе. Секрет их существования в эти дни потрясений заключался, похоже, в том, чтобы ничего не загадывать.
Алекс с внезапным приливом энергии вскочил с постели и направился за свертком, который принес с собой.
— Джинни, любовь моя, у меня для тебя подарок. Надеюсь, глаз мой точен.
Он опустил сверток на ее голые колени, и она с удивлением взглянула на него.
— Что это?
— Открой.
Джинни развязала сверток и вытащила оттуда что-то из воздушной бирюзовой ткани. Ее глаза метнулись к нему: Алекс стоял в полном великолепии обнаженного тела и напряженно смотрел на нее.
— Оно прекрасно, — прошептала она, расправляя складки платья с глубоким, отделанным кружевом вырезом, пышными рукавами, приспущенными с плеч и сужающимися ниже локтя, с крошечными пуговицами у запястья. У нее не было ни одного нового платья с самой свадьбы. — Я не могу принять его, Алекс.
— И почему же, скажи на милость? — Лицо его потемнело.
— Но я не могу ответить тем же, — неуверенно произнесла она. — У меня ничего нет. — Она беспомощно посмотрела на него, надеясь, что он поймет.
— Да, — спокойно согласился он. — У тебя нет ничего своего, кроме свертка в багаже. — Он указал на те немногие вещи, которые она смогла взять с собой из дома. — У тебя нет наследства, нет приданого, нет опекуна. Наследство и приданое отнял у тебя я, в результате войны. Роль опекуна я в какой-то степени сам взял на себя. — Он помолчал немного, давая ей возможность усвоить его мысль, потом мягко сказал: — Ну, так ты продолжишь спорить со мной, моя неряшливая цыганка? Ты будешь оспаривать мою обязанность заботиться о тебе? Или право возлюбленного доставлять удовольствие так, как он находит нужным?
— Я не буду оспаривать право возлюбленного, — тихо ответила она, — и приму твой подарок. Что касается обязанности, то нет. — Она покачала головой, разметав копну каштановых волос. — Я еду с тобой совершенно добровольно, и ты ничем не обязан мне, как и я не обязана подчиниться твоей власти.
— А власти мужа? Ее ты примешь? — Этот вопрос словно повис в комнате, где пылинки танцевали в заходящих лучах вечернего солнца.
— У меня не будет другого выбора, — сказала она, наконец. — Но мы не муж и жена.
— Да, — согласился он. — Мы не муж и жена. Но тем не менее я за тебя отвечаю. А сейчас давай не будем больше говорить об этом, а то все опять закончится ссорой. Надень платье. Я хочу посмотреть, правильно ли я угадал размер.
Джинни, понимая необходимость прекратить разговор, не сулящий взаимоприемлемого решения, с готовностью согласилась. Ей было приятно, что Алекс явно доволен: платье сидит на ней как влитое, цвет оттеняет и делает темнее ее серые глаза, привлекает внимание к блеску ее волос.
— У вас точный глаз, сэр, — сказала она, крадясь перед своим неровным отражением в узорчатом окне. — Слишком хороший для человека, неопытного в подобных вопросах. — Ее глаза озорно сверкнули.
— Пусть это вас не тревожит, госпожа, — сказал он, поправляя воротник и поворачивая ее, чтобы перевязать пояс. — Вот так лучше. — Его ладонь на мгновение задержалась чуть ниже ее спины, потом он вздохнул с сожалением и произнес — Мы должны идти, моя госпожа. Кромвель не прощает не пунктуальности даже своим генералам.
— Что? — Джинни резко обернулась к нему и увидела довольное выражение на его лице. — Правда? Тебя повысили в звании?
— Похоже, что так, — ответил он, пытаясь казаться безразличным. Однако в этом он потерпел полное фиаско. — Генерал Маршалл к вашим услугам, госпожа Кортни.
— Хотя я не особенно симпатизирую военным, — сказала Джинни, приподнимаясь на цыпочках, чтобы поцеловать его, — и еще меньше стороне, за которую ты воюешь, но все равно способна порадоваться за тебя.
Рука об руку они спустились вниз, где хозяйка и служанки встретили их реверансами, а хозяин — поклоном. Джинни вдруг поняла, что ее обручальное кольцо непременно заметят, и будет сделан только один вывод, вполне пристойный. Ну и ладно. Вреда от этого не будет.
До дворца Уайтхолл было рукой подать, и они пошли пешком, на этот раз без эскорта, словно обычная прогуливающаяся пара.
— Надеюсь не сказать ничего такого, что могло бы обидеть твоего господина Кромвеля, — заметила Джинни, когда они входили во двор.
— Да уж, хотелось бы надеяться, — согласился Алекс и остановился, удерживая ее за руку. — У Кромвеля чрезвычайно взрывной характер, хотя обычно он сдерживает себя. Он также исключительно чуткий человек и может быть очень добрым. Но не потерпит неуважения к себе. Ты поступишь мудро, если отнесешься к нему с достаточной долей почтительности.
— Я оставляю почтительность для моего короля, но вежливой попытаюсь быть.
Алекса это совершенно не успокоило, поскольку он уже знал склонность Джинни к бесстрашным и обычно необдуманным выводам. Он не добивался этой встречи между своей любовницей-роялисткой и лейтенант-генералом, но приглашения Оливера Кромвеля были сродни приказу, и от них не отказывались.
Они прошли в большой зал, заполненный офицерами, которые, как и Алекс, были при полном параде, скромно одетыми гражданскими лицами и простыми солдатами, предусмотрительно расставленными у всех дверей и окон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70