– Что я мог бы рассказать такого, чего уже не рассказали свидетели? На нас уйма народу смотрело.
– Верно. И среди них констебль Сонг. – Она жестом указала на одного из пришедших с ней полицейских. – Но скопление людей помешало ему прицелиться в человека, который впал в амок.
– Помню, – сказал Дональд. – Я мельком видел, как он пытался протолкаться вдоль дорожки. – Благодаря транку он мог контролировать голос – иначе, наверное, закричал бы.
«Мне незачем было его убивать. Он уже был без сознания!»
– Все это потеря времени, – сказала Тотилунг. – К делу! Вы – Дональд Хоган, репортер, работающий на «Англоязычную Службу Спутниковой Трансляции»?
– Э… да.
– Вы явились в Университет патриотизма якобы для того, чтобы подвергнуться обязательной для иностранцев операции по стерилизации? – И не ожидая ответа, прибавила: – Кстати, об этом позаботились.
Рука Дональда непроизвольно скользнула к гениталиям. Тотилунг без улыбки сказала:
– Шрама не останется, и никаких неудобств вы не почувствуете. И меня заверили, что операция по обращению эффекта будет, несомненно, успешной.
Дональд убрал руку, словно виноватый ребенок, которого поймали за тем, что он играет с собой.
– К чему утруждаться, допрашивая меня? – сердито выпалил он. – Вы знаете обо мне то, чего я сам о себе не знаю!
Это Тотилунг пропустила мимо ушей.
– Мы осмотрели ваши бумаги и прочее имущество, – сказала она. – А также ваше тело. Физически вы совершен но здоровы. В крови и моче у вас найдены следы стимулирующего препарата, принятого, по всей видимости, для того, чтобы смягчить реакцию на разницу во времени из-за перелета из Америки. Верно?
Дональд настороженно кивнул. По счастью, среди его вещей в отеле имелась склянка как раз с таким препаратом. Но он его не принимал; обнаруженные ими следы были скорее всего от того, чем его пичкали во время опустошения.
– В наших архивах не значится ни одного случая, когда невооруженный человек одолел бы мокера, – продолжала Тотилунг. – Разумеется, мокеров у нас очень мало, и прогресс передового общества, в котором мы ныне живем, еще более сокращает их число. – Это утверждение она произнесла без особой убежденности, словно обязательное пропагандистское заявление. – Однако мы про водили теоретические исследования данного феномена, и наши специалисты пришли к выводу, что реакция мокера, который не является рационально мыслящим субъектом, быстрее, чем у человека в нормальном состоянии со знания. Тем не менее я не могу отбросить то, что рассказали мне свидетели: вы победили человека моложе вас возрастом и к тому же вооруженного фангом. Поэтому я хочу знать следующее: что делает вас столь эффективной машиной убийства?
Никто не говорил Дональду, как отвечать на этот вопрос. По всей видимости, инструкторам не приходило в голову, что его талант может проявиться в том месте и в то время, которые не он сам выбрал.
– Я… не знаю, – слабо пробормотал он.
– Вы тренированный атлет? Некоторые наши психологи полагают, что атлеты-рекордсмены способны по собственному желанию вызывать у себя состояние берсерка.
– Нет… э… нет, я не атлет. Держусь в форме, но не больше.
– И вы не находились под действием наркотических препаратов, не были в такой слепой ярости, чтобы вас самого можно было считать впавшим в амок. Это…
– Думаю, был, – сказал Дональд.
– Что?
– Думаю, я был в слепой ярости. Я видел, как множество людей убегают от одного мальчишки только потому, что у него в руках меч. А на земле лежал человек, который пытался подняться и не мог, и еще минута – и он тоже был бы мертв.
С трудом приподнявшись на подушках, он гневно уставился на Тотилунг.
– Мне стало стыдно… вот откуда это взялось! Мне стало стыдно смотреть, как они убегают, спасая собственные шкуры, и ни один не попытался помочь упавшему!
Уязвленная колкостью, тем более что исходила она от иностранца, хуже того, от круглоглазого, Тотилунг холодно сказала:
– Но когда мокер…
– Да! И все потому, что им сказали, что с мокером справиться невозможно! Но я-то это сделал, верно? Увидев это стадо трусов, я настолько вышел из себя, что бросился на него. Я, наверное, был вне себя от ярости, иначе…
Он осекся. Тотитулг сказала:
– Продолжайте. Скажите, что вы собирались сказать.
– Иначе я не разбил бы им стеклянную дверь. – При одном только воспоминании в желудке у него что-то вздыбилось, и к горлу начала подниматься тошнота.
С полминуты Тотилунг сидела совершенно неподвижно, ее квадратное мужеподобное лицо не выдавало никаких мыслей. Наконец она выключила диктофон и встала.
– Мне хотелось бы знать еще многое, – сказала она. – Но в нынешней ситуации… – Она пожала плечами. – Добавлю только пару слов в предостережение.
– Каких?
– Мы в Ятаканге не слишком жалуем профессиональных убийц, которые сваливаются нам на голову из других стран. Я лично позабочусь о том, чтобы с сегодняшнего дня и до отъезда вы были под постоянным наблюдением – отчасти из-за того, что вы сделали, но в гораздо большей степени из-за того, что вы, возможно, еще сделаете.
Она повернулась на каблуках, и констебль Сонг метнулся открыть перед ней дверь. Дональд услышал, как, перешагивая порог, она сказала кому-то:
– Ладно, теперь можете к нему зайти.
Медицинское обслуживание Ятаканга, возможно, и помогло истерзанному телу Дональда, но не сумело проникнуть глубже, чтобы исцелить его от шока. Тридцать четыре года беспечного существования не подготовили его ни к тому, что кто-то назовет его профессиональным убийцей, ни к пониманию того, что этот эпитет верен. Уйдя в себя, он едва обратил внимание на нового посетителя, вошедшего в сопровождении сиделки, которая была при нем, когда он очнулся.
– Мистер Хоган? – сказал незнакомец, потом повторил снова: – Мистер Хоган?..
Заставив себя повернуть голову, Дональд узнал мужчину с лысиной на макушке, которого спас от мокера. Теперь, когда он стоял, а не лежал, распростершись на земле, в нем было что-то мучительно знакомое, словно давным-давно его лицо появлялось на телеэкране.
Дональд механически произнес приветствие по-ятакангски, а незнакомец ответил на хорошем английском:
– Пожалуйста, позвольте мне говорить на вашем языке… Мне слишком давно не представлялось такой возможности. Английский… э… а… сейчас вышел из моды… Ладно! Сэр, прежде всего мне хотелось бы выразить вам мои благодарность и восхищение, но, думаю, никаких слов для этого не хватит.
«Вот уж за что мне бы не хотелось, чтобы мной восхищались, а что до благодарности, то я ее не заслуживаю».
– Но у него не было сил что-либо объяснять, а потому он только со вздохом кивнул.
– Э… боюсь, я не знаю вашего имени.
– Меня зовут Сугайгунтунг, – сказал мужчина. «Верую в Логику, в Причинно-Следственные Связи, в Науку, первородного сына закона нашего, зачата древними греками, расцветша при Исааке Ньютоне, претерпевша от Альберта Эйнштейна… »
Этот отрывок из «символа веры материалистов», который однажды показал ему приятель в колледже, возник в смятенном мозгу Дональда. Одновременно он думал: «Я не верю в такие совпадения», и еще: «Это произошло прямо у здания, где он работает», и еще: «Господи, ну и повод столкнуться с ним нос к носу».
Ситуация была настолько абсурдной, что он начал давиться истерическим смехом, у Сугайгунтунга же вид стал встревоженный, словно ученый решил, что Дональд задыхается. Он жестом подозвал сиделку, но Дональд справился со своим приступом идиотского веселья.
– Я над собой смеюсь, профессор, что вас не узнал, – промямлил он. – Прошу прощения… Не присядете?
– Очень осторожно – наверное, из-за раны на ягодицах – Сугайгунтунг опустился на освобожденный Тотилунг стул и, подавшись вперед, с серьезным видом сказал:
– Сэр, насколько я понимаю, вы репортер. Поскольку сейчас вы вполне могли бы писать мой некролог… – Он помялся. – Н-да, такой долг ничем не отплатишь. Но, может быть, есть что-то, в чем я мог оказать вам профессиональную помощь? Эксклюзивное интервью, экскурсия по моим лабораториям? Располагайте моим временем как пожелаете. Если бы не вы, у меня вообще никакого времени бы не было.
Как пьяный, пытающийся не выдать своего состояния, Дональд силился упорядочить разбегающиеся мысли. Благодаря действию транка он успокоился. Мысленно вернувшись к тому, что сказал сейчас Сугайгунтунг, он был поражен странным оборотом фразы ученого, и реле замкнулось в той части его мозга, где он хранил прочитанные и запомненные давным-давно незначительные детали – вроде таких мелочей, как не щелкать в Ятаканге пальцами.
«Господи, да поступив сейчас так, я сыграю с ним грязную шутку! Но я уже замазан, и если это позволит мне поскорее выбраться из этой жуткой, ненавистной страны… »
Углом глаза он все это время рассматривал Сугайгунтунга. Он знал, что ученому сильно за пятьдесят. Возможно, в силу возраста он придерживается некоторых старых обычаев, с которыми усиленно борется правительство Солукарты. Стоило рискнуть.
Существует или некогда существовало такое ятакангское поверье: если один человек спас жизнь другому, спасенный должен – один и только один раз – предоставить себя в полное распоряжение спасителя, сделать что-то, что может стоить ему жизни, которую только что заработал спаситель. До тех пор, пока он не вернет этот долг, он не сможет снова считать эту жизнь своей.
– Хорошо, профессор, – внезапно сказал он. – Есть кое-что, что мне от вас нужно.
Сугайгунтунг настороженно вытянул шею.
– Профессор, я не просто репортер. – «Я еще и профессиональный убийца – ПРЕКРАТИ СЕЙЧАС ЖЕ!» – У меня есть ученая степень по биологии, диссертацию я писал по палеогенетике. Послали меня сюда по той причине… По той же причине так нелепо было с моей стороны не узнать вас… В общем, я здесь, разумеется, чтобы освещать программу генетической оптимизации. Насколько я понимаю, ваше правительство поручилось, что сделает две доселе небывалые вещи, и использовало ваше имя как гарантию того, что они будут сделаны. Во-первых, оно намерено очистить ятакангский генофонд и позаботиться о том, чтобы выжил только здоровый материал. А затем они намерены вывести Улучшенную модель человека.
Нашим экспертам трудно поверить, что, учитывая, сколько на сегодняшний момент у вас имеется квалифицированных генетиков, ваше правительство сможет выполнить хотя бы первую часть обещания и вообще никто, кроме вас, не мог бы воплотить вторую.
Поэтому позвольте мне спросить напрямик, это осуществимо? Потому что, если нет… ну, разумеется, мне бы хотелось получить эксклюзивное интервью, разумеется, мне бы хотелось погулять по вашим лабораториям. Но это было бы пустой тратой времени.
Слыша собственные слова, он задумался, не свалял ли дурака. Как говорил Кетенг, американцам не хватает такта, а это был самый топорный подход, какой только можно было придумать.
Повисло молчание, которое, казалось, затянется до бесконечности. Он едва поверил своим глазам, когда увидел, как Сугайгунтунг один раз повел головой из стороны в сторону: нет.
Позабыв о синяках и порезах, он рывком сел. Даже необратил внимание на сиделку, которая метнулась к изголовью его постели.
– Профессор, вы хотите сказать…
Вскочив со стула, Сугайгунтунг принялся расхаживать взад-вперед по палате.
– Если я не доверюсь кому-то, не расскажу правду, – отрезал он с далеко не ятакангским жаром, – я сам с ума сойду! Превращусь в мокера, как мой жалкий студентишка сегодня! Мистер Хоган! – Его голос упал почти до шепота: – Я лояльный гражданин и патриот моей страны. Ятаканг – мой дом, и я люблю его всем сердцем! Но разве не долг мужчины спасти от неразумия других людей то, что он любит?
Дональд кивнул, пораженный реакцией, которую, сам того не ожидая, вызвал – словно заглянул в кратер Дедушки Лоа и обнаружил, что туман рассеивается, открывая яркую лаву, красную, как цветы.
– Кое-кто совершил глупость! – страстно сказал Сугайгунтунг. – Я видел достижения нашего правительства, перемены и блага, которые оно принесло. Так пусть они будут выброшены на свалку, а вместе с ними и все, за что боролся я сам? Мистер Хоган! – Остановившись, он посмотрел на Дональда. – Вы слышали мое имя до того, как было сделано это… это заявление?
– Разумеется, сотни раз.
– В связи с чем?
– Лучшие в мире модифицированные бактерии. Штамм каучукового дерева, которому завидует весь мир. Мутированная Tilapia, которая кормит миллионы людей, которые иначе заболели бы от недостатка протеина. И…
– Спасибо, – прервал его Сугайгунтунг. – В последнее время мне иногда кажется, будто мне все это приснилось. Но вам когда-нибудь встречалось упоминание о четырех обезьянах, которые убили себя?
– Обезьяны совершили самоубийство? Обезьяны? Я думал, ваша работа с обезьянами это и есть основа для…
– О, остался один, который пока жив. – Нетерпеливым жестом отмахнувшись от разговора про остальных подопытных животных, Сугайгунтунг снова принялся расхаживать по палате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Верно. И среди них констебль Сонг. – Она жестом указала на одного из пришедших с ней полицейских. – Но скопление людей помешало ему прицелиться в человека, который впал в амок.
– Помню, – сказал Дональд. – Я мельком видел, как он пытался протолкаться вдоль дорожки. – Благодаря транку он мог контролировать голос – иначе, наверное, закричал бы.
«Мне незачем было его убивать. Он уже был без сознания!»
– Все это потеря времени, – сказала Тотилунг. – К делу! Вы – Дональд Хоган, репортер, работающий на «Англоязычную Службу Спутниковой Трансляции»?
– Э… да.
– Вы явились в Университет патриотизма якобы для того, чтобы подвергнуться обязательной для иностранцев операции по стерилизации? – И не ожидая ответа, прибавила: – Кстати, об этом позаботились.
Рука Дональда непроизвольно скользнула к гениталиям. Тотилунг без улыбки сказала:
– Шрама не останется, и никаких неудобств вы не почувствуете. И меня заверили, что операция по обращению эффекта будет, несомненно, успешной.
Дональд убрал руку, словно виноватый ребенок, которого поймали за тем, что он играет с собой.
– К чему утруждаться, допрашивая меня? – сердито выпалил он. – Вы знаете обо мне то, чего я сам о себе не знаю!
Это Тотилунг пропустила мимо ушей.
– Мы осмотрели ваши бумаги и прочее имущество, – сказала она. – А также ваше тело. Физически вы совершен но здоровы. В крови и моче у вас найдены следы стимулирующего препарата, принятого, по всей видимости, для того, чтобы смягчить реакцию на разницу во времени из-за перелета из Америки. Верно?
Дональд настороженно кивнул. По счастью, среди его вещей в отеле имелась склянка как раз с таким препаратом. Но он его не принимал; обнаруженные ими следы были скорее всего от того, чем его пичкали во время опустошения.
– В наших архивах не значится ни одного случая, когда невооруженный человек одолел бы мокера, – продолжала Тотилунг. – Разумеется, мокеров у нас очень мало, и прогресс передового общества, в котором мы ныне живем, еще более сокращает их число. – Это утверждение она произнесла без особой убежденности, словно обязательное пропагандистское заявление. – Однако мы про водили теоретические исследования данного феномена, и наши специалисты пришли к выводу, что реакция мокера, который не является рационально мыслящим субъектом, быстрее, чем у человека в нормальном состоянии со знания. Тем не менее я не могу отбросить то, что рассказали мне свидетели: вы победили человека моложе вас возрастом и к тому же вооруженного фангом. Поэтому я хочу знать следующее: что делает вас столь эффективной машиной убийства?
Никто не говорил Дональду, как отвечать на этот вопрос. По всей видимости, инструкторам не приходило в голову, что его талант может проявиться в том месте и в то время, которые не он сам выбрал.
– Я… не знаю, – слабо пробормотал он.
– Вы тренированный атлет? Некоторые наши психологи полагают, что атлеты-рекордсмены способны по собственному желанию вызывать у себя состояние берсерка.
– Нет… э… нет, я не атлет. Держусь в форме, но не больше.
– И вы не находились под действием наркотических препаратов, не были в такой слепой ярости, чтобы вас самого можно было считать впавшим в амок. Это…
– Думаю, был, – сказал Дональд.
– Что?
– Думаю, я был в слепой ярости. Я видел, как множество людей убегают от одного мальчишки только потому, что у него в руках меч. А на земле лежал человек, который пытался подняться и не мог, и еще минута – и он тоже был бы мертв.
С трудом приподнявшись на подушках, он гневно уставился на Тотилунг.
– Мне стало стыдно… вот откуда это взялось! Мне стало стыдно смотреть, как они убегают, спасая собственные шкуры, и ни один не попытался помочь упавшему!
Уязвленная колкостью, тем более что исходила она от иностранца, хуже того, от круглоглазого, Тотилунг холодно сказала:
– Но когда мокер…
– Да! И все потому, что им сказали, что с мокером справиться невозможно! Но я-то это сделал, верно? Увидев это стадо трусов, я настолько вышел из себя, что бросился на него. Я, наверное, был вне себя от ярости, иначе…
Он осекся. Тотитулг сказала:
– Продолжайте. Скажите, что вы собирались сказать.
– Иначе я не разбил бы им стеклянную дверь. – При одном только воспоминании в желудке у него что-то вздыбилось, и к горлу начала подниматься тошнота.
С полминуты Тотилунг сидела совершенно неподвижно, ее квадратное мужеподобное лицо не выдавало никаких мыслей. Наконец она выключила диктофон и встала.
– Мне хотелось бы знать еще многое, – сказала она. – Но в нынешней ситуации… – Она пожала плечами. – Добавлю только пару слов в предостережение.
– Каких?
– Мы в Ятаканге не слишком жалуем профессиональных убийц, которые сваливаются нам на голову из других стран. Я лично позабочусь о том, чтобы с сегодняшнего дня и до отъезда вы были под постоянным наблюдением – отчасти из-за того, что вы сделали, но в гораздо большей степени из-за того, что вы, возможно, еще сделаете.
Она повернулась на каблуках, и констебль Сонг метнулся открыть перед ней дверь. Дональд услышал, как, перешагивая порог, она сказала кому-то:
– Ладно, теперь можете к нему зайти.
Медицинское обслуживание Ятаканга, возможно, и помогло истерзанному телу Дональда, но не сумело проникнуть глубже, чтобы исцелить его от шока. Тридцать четыре года беспечного существования не подготовили его ни к тому, что кто-то назовет его профессиональным убийцей, ни к пониманию того, что этот эпитет верен. Уйдя в себя, он едва обратил внимание на нового посетителя, вошедшего в сопровождении сиделки, которая была при нем, когда он очнулся.
– Мистер Хоган? – сказал незнакомец, потом повторил снова: – Мистер Хоган?..
Заставив себя повернуть голову, Дональд узнал мужчину с лысиной на макушке, которого спас от мокера. Теперь, когда он стоял, а не лежал, распростершись на земле, в нем было что-то мучительно знакомое, словно давным-давно его лицо появлялось на телеэкране.
Дональд механически произнес приветствие по-ятакангски, а незнакомец ответил на хорошем английском:
– Пожалуйста, позвольте мне говорить на вашем языке… Мне слишком давно не представлялось такой возможности. Английский… э… а… сейчас вышел из моды… Ладно! Сэр, прежде всего мне хотелось бы выразить вам мои благодарность и восхищение, но, думаю, никаких слов для этого не хватит.
«Вот уж за что мне бы не хотелось, чтобы мной восхищались, а что до благодарности, то я ее не заслуживаю».
– Но у него не было сил что-либо объяснять, а потому он только со вздохом кивнул.
– Э… боюсь, я не знаю вашего имени.
– Меня зовут Сугайгунтунг, – сказал мужчина. «Верую в Логику, в Причинно-Следственные Связи, в Науку, первородного сына закона нашего, зачата древними греками, расцветша при Исааке Ньютоне, претерпевша от Альберта Эйнштейна… »
Этот отрывок из «символа веры материалистов», который однажды показал ему приятель в колледже, возник в смятенном мозгу Дональда. Одновременно он думал: «Я не верю в такие совпадения», и еще: «Это произошло прямо у здания, где он работает», и еще: «Господи, ну и повод столкнуться с ним нос к носу».
Ситуация была настолько абсурдной, что он начал давиться истерическим смехом, у Сугайгунтунга же вид стал встревоженный, словно ученый решил, что Дональд задыхается. Он жестом подозвал сиделку, но Дональд справился со своим приступом идиотского веселья.
– Я над собой смеюсь, профессор, что вас не узнал, – промямлил он. – Прошу прощения… Не присядете?
– Очень осторожно – наверное, из-за раны на ягодицах – Сугайгунтунг опустился на освобожденный Тотилунг стул и, подавшись вперед, с серьезным видом сказал:
– Сэр, насколько я понимаю, вы репортер. Поскольку сейчас вы вполне могли бы писать мой некролог… – Он помялся. – Н-да, такой долг ничем не отплатишь. Но, может быть, есть что-то, в чем я мог оказать вам профессиональную помощь? Эксклюзивное интервью, экскурсия по моим лабораториям? Располагайте моим временем как пожелаете. Если бы не вы, у меня вообще никакого времени бы не было.
Как пьяный, пытающийся не выдать своего состояния, Дональд силился упорядочить разбегающиеся мысли. Благодаря действию транка он успокоился. Мысленно вернувшись к тому, что сказал сейчас Сугайгунтунг, он был поражен странным оборотом фразы ученого, и реле замкнулось в той части его мозга, где он хранил прочитанные и запомненные давным-давно незначительные детали – вроде таких мелочей, как не щелкать в Ятаканге пальцами.
«Господи, да поступив сейчас так, я сыграю с ним грязную шутку! Но я уже замазан, и если это позволит мне поскорее выбраться из этой жуткой, ненавистной страны… »
Углом глаза он все это время рассматривал Сугайгунтунга. Он знал, что ученому сильно за пятьдесят. Возможно, в силу возраста он придерживается некоторых старых обычаев, с которыми усиленно борется правительство Солукарты. Стоило рискнуть.
Существует или некогда существовало такое ятакангское поверье: если один человек спас жизнь другому, спасенный должен – один и только один раз – предоставить себя в полное распоряжение спасителя, сделать что-то, что может стоить ему жизни, которую только что заработал спаситель. До тех пор, пока он не вернет этот долг, он не сможет снова считать эту жизнь своей.
– Хорошо, профессор, – внезапно сказал он. – Есть кое-что, что мне от вас нужно.
Сугайгунтунг настороженно вытянул шею.
– Профессор, я не просто репортер. – «Я еще и профессиональный убийца – ПРЕКРАТИ СЕЙЧАС ЖЕ!» – У меня есть ученая степень по биологии, диссертацию я писал по палеогенетике. Послали меня сюда по той причине… По той же причине так нелепо было с моей стороны не узнать вас… В общем, я здесь, разумеется, чтобы освещать программу генетической оптимизации. Насколько я понимаю, ваше правительство поручилось, что сделает две доселе небывалые вещи, и использовало ваше имя как гарантию того, что они будут сделаны. Во-первых, оно намерено очистить ятакангский генофонд и позаботиться о том, чтобы выжил только здоровый материал. А затем они намерены вывести Улучшенную модель человека.
Нашим экспертам трудно поверить, что, учитывая, сколько на сегодняшний момент у вас имеется квалифицированных генетиков, ваше правительство сможет выполнить хотя бы первую часть обещания и вообще никто, кроме вас, не мог бы воплотить вторую.
Поэтому позвольте мне спросить напрямик, это осуществимо? Потому что, если нет… ну, разумеется, мне бы хотелось получить эксклюзивное интервью, разумеется, мне бы хотелось погулять по вашим лабораториям. Но это было бы пустой тратой времени.
Слыша собственные слова, он задумался, не свалял ли дурака. Как говорил Кетенг, американцам не хватает такта, а это был самый топорный подход, какой только можно было придумать.
Повисло молчание, которое, казалось, затянется до бесконечности. Он едва поверил своим глазам, когда увидел, как Сугайгунтунг один раз повел головой из стороны в сторону: нет.
Позабыв о синяках и порезах, он рывком сел. Даже необратил внимание на сиделку, которая метнулась к изголовью его постели.
– Профессор, вы хотите сказать…
Вскочив со стула, Сугайгунтунг принялся расхаживать взад-вперед по палате.
– Если я не доверюсь кому-то, не расскажу правду, – отрезал он с далеко не ятакангским жаром, – я сам с ума сойду! Превращусь в мокера, как мой жалкий студентишка сегодня! Мистер Хоган! – Его голос упал почти до шепота: – Я лояльный гражданин и патриот моей страны. Ятаканг – мой дом, и я люблю его всем сердцем! Но разве не долг мужчины спасти от неразумия других людей то, что он любит?
Дональд кивнул, пораженный реакцией, которую, сам того не ожидая, вызвал – словно заглянул в кратер Дедушки Лоа и обнаружил, что туман рассеивается, открывая яркую лаву, красную, как цветы.
– Кое-кто совершил глупость! – страстно сказал Сугайгунтунг. – Я видел достижения нашего правительства, перемены и блага, которые оно принесло. Так пусть они будут выброшены на свалку, а вместе с ними и все, за что боролся я сам? Мистер Хоган! – Остановившись, он посмотрел на Дональда. – Вы слышали мое имя до того, как было сделано это… это заявление?
– Разумеется, сотни раз.
– В связи с чем?
– Лучшие в мире модифицированные бактерии. Штамм каучукового дерева, которому завидует весь мир. Мутированная Tilapia, которая кормит миллионы людей, которые иначе заболели бы от недостатка протеина. И…
– Спасибо, – прервал его Сугайгунтунг. – В последнее время мне иногда кажется, будто мне все это приснилось. Но вам когда-нибудь встречалось упоминание о четырех обезьянах, которые убили себя?
– Обезьяны совершили самоубийство? Обезьяны? Я думал, ваша работа с обезьянами это и есть основа для…
– О, остался один, который пока жив. – Нетерпеливым жестом отмахнувшись от разговора про остальных подопытных животных, Сугайгунтунг снова принялся расхаживать по палате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90