Лучше думать об успехе как о неизбежном результате».
Когда Джога-Джонга катапультировало из затопленного отсека, вся подводная лодка слабо дрогнула.
– Эх-хе, – хмыкнул штурман. – Самое время. У меня на краю радара – патрульный катер узкоглазых.
– То есть они засекут, как он плывет к берегу?
– Его? Нет, его скафандр на таком расстоянии не высветится, во всяком случае, их оборудованию он не по зубам. Но вот нас засечь могут. Придется залечь на дно и переждать.
Разведчик кивнул, вытер о колени потные ладони и продолжал механически тереть их еще долгое время после того, как ткань штанов впитала влагу.
«Что Ленин думал о машинисте товарного поезда, когда стал беспрекословным боссом русских? Вспомнил ли он вообще о его существовании?»
Когда напряжение стало невыносимым, он попытался пошутить.
– Ну и как себя чувствуешь, только что изменив ход истории? – спросил он.
– Не знаю, о чем вы, – ответил штурман. – На мой взгляд, к тому времени, когда история наступит, я уже буду мертв.
РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (11)
СКРЕЖЕТ ПАДАЮЩЕГО КАМНЯ
Дональду не пришло в голову поинтересоваться, который час. На улице под Фуллеровым куполом суточный цикл словно бы отменили. Но, по-видимому, близился рассвет; у полиции было слишком много других дел, чтобы разбираться с зачинщиками беспорядков, хулиганами и мародерами сразу же, как только их привезли. Город казался мертвым и высосанным досуха, улицы – венами, из которых спустили кровь. Мусорные и очистительные машины ползли по ним, точно несколько застрявших тут лейкоцитов, вопреки безнадежным шансам тщившихся победить вторгшуюся болезнь.
Норман обмяк на переднее сиденье такси, время от времени открывал глаза, но по большей части был слишком поглощен приступами тошноты и летаргией, этим унизительным наследием полицейского газа, чтобы обращать внимание на окружающее. Когда они доехали до своего квартала, Дональду пришлось тащить его на себе сперва к лифту, а потом в гостиную.
Проходя через середину комнаты, он ботинком задел на ковре что-то тяжелое и, как только свалил Нормана в его любимое старое кресло, вернулся посмотреть, что это. Ключ с оттиском торгового значка компании «Спаси и Сохрани, Инк.». Сравнив его со своим, он обнаружил, что они на первый взгляд ничем не отличаются друг от друга. Только тут он заметил перемену в обстановке гостиной: полиорган исчез. Дверь в спальню Нормана, закрытая, когда он уходил, сейчас была приотворена, и, заглянув внутрь, Дональд увидел, что отведенная Виктории половина шкафа пуста.
Ушла. Совпадение? Или кто-то ее предупредил? Только вот у него не было сил решать эту проблему сейчас. Дональд позаимствовал «бей-гольд» из портсигара Нормана. Хотя траву он почти никогда не курил, ему отчаянно требовалось поднять настроение, а спиртное после полицейского сонного газа только вызовет новый приступ тошноты.
– Хочешь подкуриться? – спросил он Нормана, заметив, что афрам пошевелился. Норман помотал головой.
– Что, черт побери, стряслось? Что ты там делал? Дональд подождал, пока не смог дольше задерживать дыхание, а потом сквозь тонкое облако дыма ответил.
– Я… должен перед тобой извиниться, – сказал он. – Я был не в себе. Мы все были не в себе. Может, все дело в газе.
На привычную обстановку гостиной перед ним наложилось вдруг воспоминание: молотящие друг друга тела, возникшее в поле его зрения лицо Нормана, которого он не узнал. Его передернуло.
– А ты-то что там делал? – добавил он.
– Сентиментальное путешествие, – сказал Норман. – Я встречался с Элайху Мастерсом в общежитии ООН, а уйдя от него, подумал, что если уж я впервые за последние месяцы забрел на самый восток Манхэтена, то почему бы не прогуляться туда, где жили мои родители.
– Они еще живы? – спросил Дональд.
– Не знаю.
– Что?
– Не знаю. – Норман вяло потер лоб и ненадолго при крыл глаза. – Они развелись, когда я был совсем маленьким. С восемнадцати лет я жил один. Мать, кажется, на Багамах, но точно не скажу. Я думал, мне все равно. Вот черт!
Он помолчал, нервно облизнул губы.
– А потом внезапно вокруг меня началась драка – просто кошмар какой-то. То я шел по улице, высматривая знакомые места, а то вдруг все куда-то бегут и меня за собой тащат, а потом из-за угла вывернул человекосборник, и бежавшие остановились, толклись на пятачке, как крысы в ловушке. Правда, по-настоящему я испугался, только когда узнал тебя и попытался к тебе пробиться, а когда я до тебя добрался, ты начал размахивать кулаками и никак не останавливался, хотя я и звал тебя по имени.
«Это он обо мне говорит? Такое ощущение, будто о совсем другом человеке». Дональд все пыхал и пыхал косяком, чтобы дым на кончике не разбавлялся автоматически, как предписано торговым постановлением, а шел в горло горячий и резкий, точно в наказание. Высосав последнюю затяжку, он сказал.
– Я был перепуган. Просто голову потерял от страха. Видишь ли, это все из-за меня произошло.
– Ты что, с ума сошел…
– Нет… нет, это в буквальном смысле я все начал. Вот этот-то и было самое страшное. – Дональд сжал руку, так что ногти глубоко вонзились в ладонь. По его спине снова пробежала волна мелкой дрожи, резонанс от которой прокатился по всему телу, и уже через несколько секунд его начало трясти. Он ощущал нереальный холодок реакции на шок, руки и ноги у него начали неметь.
Ч– то я за человек? Я не знаю, что я за человек. Я даже не думал, что я такой человек, который может не узнать одного из ближайших друзей и наброситься на него с кулаками. Наверное, меня нельзя выпускать на улицу.
Норман, по всей видимости, забыв о собственном физическом состоянии, выпрямился в кресле, глядя на него так, словно не верил своим ушам.
– Ты видел, как сбили полицейский вертолет?
– Нет.
Сбили-сбили. Кто-то выстрелил в него из спортивной винтовки. А когда он рухнул, пилота забили насмерть дубинками. Честное слово, Норман, – голос у него пресекся, – а я недостаточно ясно все помню, чтобы быть уверенным, что меня не было среди тех, кто это сделал!
«Я сейчас сломаюсь». Он сохранил достаточно присутствия духа, чтобы это понять, почувствовать, точно приближение бури. «Нельзя бросать бычок на ковер». Он нацелил бычок в пепельницу, и осознанный, контролируемый жест вдруг превратился во что-то иное, необходимое в данный момент, в данный квантовый промежуток времени: начав двигаться нормально, его рука закончила слепым тычком и, отпустив бычок, метнулась назад, чтобы вместе со второй закрыть лицо, когда он подался вперед и расплакался.
Норман поднялся на ноги, неуверенно сделал полшага вперед, передумал, передумал снова и подошел ближе.
– Отчасти это трава, Дональд, – сказал он, – отчасти полицейский газ, отчасти усталость.
И сам понял, какова цена этим пустым оправданиям. Норман стоял, глядя на скорчившегося в кресле Дональда.
«Он это начал? Правда он? Что такого он сделал… что такого он мог сделать? Он же – из бесцветных никчемушных чуваков. Совершенно безобидный, ни разу не взорвался, сколько бы я ни доставал его за то, что домой он приводит только цветных терок. Мягкотелый. А под этим всем: крутой нрав?»
Само предположение его испугало, даже шокировало. «Я не знал. Сколько лет мы прожили в одной квартире, спали с одними и теми же терками, из вежливости разговаривали ни о чем… А ведь я, оказывается, совсем его не знаю. А Элайху Мастерс как будто думает, что я способен взять под контроль беспомощную маленькую страну и переделать ее, как Гвиневера переделывает своих клиентов, наводя на них глянец по последнему писку моды. Один из нас по-настоящему безумен. Может, это я?»
Он неловко потрепал Дональда по плечу.
– Ну же, ну же! – беспомощно сказал он. – Давай помогу тебе добраться до кровати. У меня еще есть пара часов отдохнуть, прежде чем уходить на работу. Я постараюсь тебя не тревожить.
Дональд безвольно позволил отвести себя в свою спальню, а там упал поверх покрывала.
– Надеть тебе индуктор сна? – спросил Норман, протягивая руку к проводу спрятанного в подушке маленького русского устройства, которое гарантировало отдохновение даже при самой страшной бессоннице, проецируя в костный мозг ритм сна.
– Спасибо, не надо, – пробормотал Дональд, а потом, когда Норман уже собрался уходить, окликнул: – Кстати! Когда, я сказал, Гвиневера устраивает вечеринку?
– А… сегодня, кажется.
– Так я и думал. Но у меня все в голове спуталось. Они довольно оперативно забрали Викторию, правда?
– Что?
– Я сказал, ее забрали довольно оперативно. – Различив нотку недоумения в голосе Нормана, Дональд приподнялся на локте. – Разве ее не ты сдал? Увидев, что ее вещи исчезли, я…
Он осекся. Норман повернулся на пороге, посмотрел в гостиную. Даже не двигаясь с места, он мог заглянуть в открытую дверь собственной спальни, увидеть приотворенную дверцу шкафа и пустоту на том месте, где теркам позволялось вешать свою одежду.
– Нет. Я ее не сдал, – наконец без тени эмоций сказал он. – Она, наверное, сама решила испариться, пока ее новости еще жареные. Много же ей это даст. Но, откровенно говоря, мне все равно. Сам видел, пока ты об этом не упомянул, я даже не заметил, что ее шмотки исчезли. – Он помедлил. – Наверное, нужно сразу тебе сказать, на случай если мы утром не увидимся. Я… я, возможно, в Нью-Йорке надолго не останусь.
С шокирующей внезапностью Дональду вспомнилась догадка, которая посетила его несколько часов назад и тут же была загнана в подсознание историей с псевдотаксистом. Но усталость наложилась даже на гордость, какую он ощутил, вычислив правду. Он уронил голову в мягкую, засасывающую гору подушек.
– А я и не думал, что ты надолго останешься, – сказал он.
– Что? Почему?
– Я подумал, тебя рано или поздно пошлют в Бенинию. Так, значит, скорее рано, чем поздно, а?
– Как ты, черт побери, об этом узнал? – Норман яростно вцепился косяк двери.
– Догадался, – приглушенно пробормотал Дональд. – Вот что я хорошо делаю. Вот почему меня выбрали для моей работы.
– Какой работы? У тебя же нет… – Норман дал словам замереть, некоторое время вслушивался в тишину и наконец сказал: – Понимаю. Как Виктория, так? – В вопросе зазвенел гнев.
– Нет, не как Виктория. Господи, мне нельзя проговариваться, но я просто не мог ничего с собой поделать. – Дональд заставил себя сесть. – Нет, пожалуйста, поверь, не как Виктория. К тебе это не имеет никакого отношения.
– А к чему тогда имеет?
– Пожалуйста, мне не полагается об этом говорить. Но… о Господи Иисусе, каким кошмаром были эти десять лет… – Он судорожно сглотнул. – Государство, – наконец устало сказал он. – Управление дилетантов. Если они выяснят, что ты знаешь, меня активируют в моем армейском звании и тайком отдадут под трибунал. Меня предупреждали. Поэтому я вроде как в твоей власти, а? – с болезненной улыбкой завершил он.
– Тогда почему ты мне рассказал? – помолчав, спросил Норман.
– Не знаю. Может, потому что, если тебе нужна возможность поквитаться со мной за то, что я сегодня сделал, ты ее заслуживаешь. Поэтому давай. Учитывая, как я себя сейчас чувствую, мне было бы все равно, даже если бы меня накрыло лавиной. – Он рухнул на подушки и снова закрыл глаза.
Тут в голове Нормана возник скрежещущий звук камня, пошатнувшегося и покатившегося со склона горы. Боль, острая, как удар топора, стрельнула в его левом запястье от кончика одной кости до кончика другой. Поморщившись, он охватил запястье пальцами правой, чтобы удостовериться, что рука у него цела.
– Я уже так поквитался, что мне до конца жизни хватит, – сказал он. – И ничего хорошего мне это не принесло. Спи, Дональд. Уверен, к вечеру тебе станет лучше.
Он мягко закрыл за собой дверь левой рукой, не обращая внимания на боль, которая была такой острой, как от настоящего увечья.
КОНТЕКСТ (12)
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ЭКВИВАЛЕНТ ИСТЕРИЧЕСКОЙ ОТДЫШКИ
«Если хотите узнать, что вскоре попадете под нож, ищите самый очевидный симптом: экстремизм. Почти непогрешимым признаком, чем-то вроде предсмертного хрипа можно считать ситуацию, в которой представители той или иной организации вынуждают свой институт подчеркивать те и только те факторы, которые отличают его ото всех прочих, и подавлять те черты, которые в силу необходимости (поскольку все учреждения в конечном итоге созданы людьми) у него общие с конкурирующими институтами, поскольку являются общечеловеческими. В качестве удобной биологической аналогии можно было бы привести развитие клыков у саблезубого тигра до такой степени, когда зверь уже не в состоянии закрыть пасть, или утолщение брони у некоторых черепах, которая, безусловно, их защищает, но весит столько, что ее владелицы уже не в состоянии передвигаться.
Исходя из этого, можно с немалой долей уверенности утверждать, что христианство не переживет двадцать первый век. Приведем лишь пару самых очевидных примеров: отрешение от Рима так называемых правых католиков и возникновение божьих дщерей как влиятельной группы, способной оказать давление на общественное мнение, политику и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Когда Джога-Джонга катапультировало из затопленного отсека, вся подводная лодка слабо дрогнула.
– Эх-хе, – хмыкнул штурман. – Самое время. У меня на краю радара – патрульный катер узкоглазых.
– То есть они засекут, как он плывет к берегу?
– Его? Нет, его скафандр на таком расстоянии не высветится, во всяком случае, их оборудованию он не по зубам. Но вот нас засечь могут. Придется залечь на дно и переждать.
Разведчик кивнул, вытер о колени потные ладони и продолжал механически тереть их еще долгое время после того, как ткань штанов впитала влагу.
«Что Ленин думал о машинисте товарного поезда, когда стал беспрекословным боссом русских? Вспомнил ли он вообще о его существовании?»
Когда напряжение стало невыносимым, он попытался пошутить.
– Ну и как себя чувствуешь, только что изменив ход истории? – спросил он.
– Не знаю, о чем вы, – ответил штурман. – На мой взгляд, к тому времени, когда история наступит, я уже буду мертв.
РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (11)
СКРЕЖЕТ ПАДАЮЩЕГО КАМНЯ
Дональду не пришло в голову поинтересоваться, который час. На улице под Фуллеровым куполом суточный цикл словно бы отменили. Но, по-видимому, близился рассвет; у полиции было слишком много других дел, чтобы разбираться с зачинщиками беспорядков, хулиганами и мародерами сразу же, как только их привезли. Город казался мертвым и высосанным досуха, улицы – венами, из которых спустили кровь. Мусорные и очистительные машины ползли по ним, точно несколько застрявших тут лейкоцитов, вопреки безнадежным шансам тщившихся победить вторгшуюся болезнь.
Норман обмяк на переднее сиденье такси, время от времени открывал глаза, но по большей части был слишком поглощен приступами тошноты и летаргией, этим унизительным наследием полицейского газа, чтобы обращать внимание на окружающее. Когда они доехали до своего квартала, Дональду пришлось тащить его на себе сперва к лифту, а потом в гостиную.
Проходя через середину комнаты, он ботинком задел на ковре что-то тяжелое и, как только свалил Нормана в его любимое старое кресло, вернулся посмотреть, что это. Ключ с оттиском торгового значка компании «Спаси и Сохрани, Инк.». Сравнив его со своим, он обнаружил, что они на первый взгляд ничем не отличаются друг от друга. Только тут он заметил перемену в обстановке гостиной: полиорган исчез. Дверь в спальню Нормана, закрытая, когда он уходил, сейчас была приотворена, и, заглянув внутрь, Дональд увидел, что отведенная Виктории половина шкафа пуста.
Ушла. Совпадение? Или кто-то ее предупредил? Только вот у него не было сил решать эту проблему сейчас. Дональд позаимствовал «бей-гольд» из портсигара Нормана. Хотя траву он почти никогда не курил, ему отчаянно требовалось поднять настроение, а спиртное после полицейского сонного газа только вызовет новый приступ тошноты.
– Хочешь подкуриться? – спросил он Нормана, заметив, что афрам пошевелился. Норман помотал головой.
– Что, черт побери, стряслось? Что ты там делал? Дональд подождал, пока не смог дольше задерживать дыхание, а потом сквозь тонкое облако дыма ответил.
– Я… должен перед тобой извиниться, – сказал он. – Я был не в себе. Мы все были не в себе. Может, все дело в газе.
На привычную обстановку гостиной перед ним наложилось вдруг воспоминание: молотящие друг друга тела, возникшее в поле его зрения лицо Нормана, которого он не узнал. Его передернуло.
– А ты-то что там делал? – добавил он.
– Сентиментальное путешествие, – сказал Норман. – Я встречался с Элайху Мастерсом в общежитии ООН, а уйдя от него, подумал, что если уж я впервые за последние месяцы забрел на самый восток Манхэтена, то почему бы не прогуляться туда, где жили мои родители.
– Они еще живы? – спросил Дональд.
– Не знаю.
– Что?
– Не знаю. – Норман вяло потер лоб и ненадолго при крыл глаза. – Они развелись, когда я был совсем маленьким. С восемнадцати лет я жил один. Мать, кажется, на Багамах, но точно не скажу. Я думал, мне все равно. Вот черт!
Он помолчал, нервно облизнул губы.
– А потом внезапно вокруг меня началась драка – просто кошмар какой-то. То я шел по улице, высматривая знакомые места, а то вдруг все куда-то бегут и меня за собой тащат, а потом из-за угла вывернул человекосборник, и бежавшие остановились, толклись на пятачке, как крысы в ловушке. Правда, по-настоящему я испугался, только когда узнал тебя и попытался к тебе пробиться, а когда я до тебя добрался, ты начал размахивать кулаками и никак не останавливался, хотя я и звал тебя по имени.
«Это он обо мне говорит? Такое ощущение, будто о совсем другом человеке». Дональд все пыхал и пыхал косяком, чтобы дым на кончике не разбавлялся автоматически, как предписано торговым постановлением, а шел в горло горячий и резкий, точно в наказание. Высосав последнюю затяжку, он сказал.
– Я был перепуган. Просто голову потерял от страха. Видишь ли, это все из-за меня произошло.
– Ты что, с ума сошел…
– Нет… нет, это в буквальном смысле я все начал. Вот этот-то и было самое страшное. – Дональд сжал руку, так что ногти глубоко вонзились в ладонь. По его спине снова пробежала волна мелкой дрожи, резонанс от которой прокатился по всему телу, и уже через несколько секунд его начало трясти. Он ощущал нереальный холодок реакции на шок, руки и ноги у него начали неметь.
Ч– то я за человек? Я не знаю, что я за человек. Я даже не думал, что я такой человек, который может не узнать одного из ближайших друзей и наброситься на него с кулаками. Наверное, меня нельзя выпускать на улицу.
Норман, по всей видимости, забыв о собственном физическом состоянии, выпрямился в кресле, глядя на него так, словно не верил своим ушам.
– Ты видел, как сбили полицейский вертолет?
– Нет.
Сбили-сбили. Кто-то выстрелил в него из спортивной винтовки. А когда он рухнул, пилота забили насмерть дубинками. Честное слово, Норман, – голос у него пресекся, – а я недостаточно ясно все помню, чтобы быть уверенным, что меня не было среди тех, кто это сделал!
«Я сейчас сломаюсь». Он сохранил достаточно присутствия духа, чтобы это понять, почувствовать, точно приближение бури. «Нельзя бросать бычок на ковер». Он нацелил бычок в пепельницу, и осознанный, контролируемый жест вдруг превратился во что-то иное, необходимое в данный момент, в данный квантовый промежуток времени: начав двигаться нормально, его рука закончила слепым тычком и, отпустив бычок, метнулась назад, чтобы вместе со второй закрыть лицо, когда он подался вперед и расплакался.
Норман поднялся на ноги, неуверенно сделал полшага вперед, передумал, передумал снова и подошел ближе.
– Отчасти это трава, Дональд, – сказал он, – отчасти полицейский газ, отчасти усталость.
И сам понял, какова цена этим пустым оправданиям. Норман стоял, глядя на скорчившегося в кресле Дональда.
«Он это начал? Правда он? Что такого он сделал… что такого он мог сделать? Он же – из бесцветных никчемушных чуваков. Совершенно безобидный, ни разу не взорвался, сколько бы я ни доставал его за то, что домой он приводит только цветных терок. Мягкотелый. А под этим всем: крутой нрав?»
Само предположение его испугало, даже шокировало. «Я не знал. Сколько лет мы прожили в одной квартире, спали с одними и теми же терками, из вежливости разговаривали ни о чем… А ведь я, оказывается, совсем его не знаю. А Элайху Мастерс как будто думает, что я способен взять под контроль беспомощную маленькую страну и переделать ее, как Гвиневера переделывает своих клиентов, наводя на них глянец по последнему писку моды. Один из нас по-настоящему безумен. Может, это я?»
Он неловко потрепал Дональда по плечу.
– Ну же, ну же! – беспомощно сказал он. – Давай помогу тебе добраться до кровати. У меня еще есть пара часов отдохнуть, прежде чем уходить на работу. Я постараюсь тебя не тревожить.
Дональд безвольно позволил отвести себя в свою спальню, а там упал поверх покрывала.
– Надеть тебе индуктор сна? – спросил Норман, протягивая руку к проводу спрятанного в подушке маленького русского устройства, которое гарантировало отдохновение даже при самой страшной бессоннице, проецируя в костный мозг ритм сна.
– Спасибо, не надо, – пробормотал Дональд, а потом, когда Норман уже собрался уходить, окликнул: – Кстати! Когда, я сказал, Гвиневера устраивает вечеринку?
– А… сегодня, кажется.
– Так я и думал. Но у меня все в голове спуталось. Они довольно оперативно забрали Викторию, правда?
– Что?
– Я сказал, ее забрали довольно оперативно. – Различив нотку недоумения в голосе Нормана, Дональд приподнялся на локте. – Разве ее не ты сдал? Увидев, что ее вещи исчезли, я…
Он осекся. Норман повернулся на пороге, посмотрел в гостиную. Даже не двигаясь с места, он мог заглянуть в открытую дверь собственной спальни, увидеть приотворенную дверцу шкафа и пустоту на том месте, где теркам позволялось вешать свою одежду.
– Нет. Я ее не сдал, – наконец без тени эмоций сказал он. – Она, наверное, сама решила испариться, пока ее новости еще жареные. Много же ей это даст. Но, откровенно говоря, мне все равно. Сам видел, пока ты об этом не упомянул, я даже не заметил, что ее шмотки исчезли. – Он помедлил. – Наверное, нужно сразу тебе сказать, на случай если мы утром не увидимся. Я… я, возможно, в Нью-Йорке надолго не останусь.
С шокирующей внезапностью Дональду вспомнилась догадка, которая посетила его несколько часов назад и тут же была загнана в подсознание историей с псевдотаксистом. Но усталость наложилась даже на гордость, какую он ощутил, вычислив правду. Он уронил голову в мягкую, засасывающую гору подушек.
– А я и не думал, что ты надолго останешься, – сказал он.
– Что? Почему?
– Я подумал, тебя рано или поздно пошлют в Бенинию. Так, значит, скорее рано, чем поздно, а?
– Как ты, черт побери, об этом узнал? – Норман яростно вцепился косяк двери.
– Догадался, – приглушенно пробормотал Дональд. – Вот что я хорошо делаю. Вот почему меня выбрали для моей работы.
– Какой работы? У тебя же нет… – Норман дал словам замереть, некоторое время вслушивался в тишину и наконец сказал: – Понимаю. Как Виктория, так? – В вопросе зазвенел гнев.
– Нет, не как Виктория. Господи, мне нельзя проговариваться, но я просто не мог ничего с собой поделать. – Дональд заставил себя сесть. – Нет, пожалуйста, поверь, не как Виктория. К тебе это не имеет никакого отношения.
– А к чему тогда имеет?
– Пожалуйста, мне не полагается об этом говорить. Но… о Господи Иисусе, каким кошмаром были эти десять лет… – Он судорожно сглотнул. – Государство, – наконец устало сказал он. – Управление дилетантов. Если они выяснят, что ты знаешь, меня активируют в моем армейском звании и тайком отдадут под трибунал. Меня предупреждали. Поэтому я вроде как в твоей власти, а? – с болезненной улыбкой завершил он.
– Тогда почему ты мне рассказал? – помолчав, спросил Норман.
– Не знаю. Может, потому что, если тебе нужна возможность поквитаться со мной за то, что я сегодня сделал, ты ее заслуживаешь. Поэтому давай. Учитывая, как я себя сейчас чувствую, мне было бы все равно, даже если бы меня накрыло лавиной. – Он рухнул на подушки и снова закрыл глаза.
Тут в голове Нормана возник скрежещущий звук камня, пошатнувшегося и покатившегося со склона горы. Боль, острая, как удар топора, стрельнула в его левом запястье от кончика одной кости до кончика другой. Поморщившись, он охватил запястье пальцами правой, чтобы удостовериться, что рука у него цела.
– Я уже так поквитался, что мне до конца жизни хватит, – сказал он. – И ничего хорошего мне это не принесло. Спи, Дональд. Уверен, к вечеру тебе станет лучше.
Он мягко закрыл за собой дверь левой рукой, не обращая внимания на боль, которая была такой острой, как от настоящего увечья.
КОНТЕКСТ (12)
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ЭКВИВАЛЕНТ ИСТЕРИЧЕСКОЙ ОТДЫШКИ
«Если хотите узнать, что вскоре попадете под нож, ищите самый очевидный симптом: экстремизм. Почти непогрешимым признаком, чем-то вроде предсмертного хрипа можно считать ситуацию, в которой представители той или иной организации вынуждают свой институт подчеркивать те и только те факторы, которые отличают его ото всех прочих, и подавлять те черты, которые в силу необходимости (поскольку все учреждения в конечном итоге созданы людьми) у него общие с конкурирующими институтами, поскольку являются общечеловеческими. В качестве удобной биологической аналогии можно было бы привести развитие клыков у саблезубого тигра до такой степени, когда зверь уже не в состоянии закрыть пасть, или утолщение брони у некоторых черепах, которая, безусловно, их защищает, но весит столько, что ее владелицы уже не в состоянии передвигаться.
Исходя из этого, можно с немалой долей уверенности утверждать, что христианство не переживет двадцать первый век. Приведем лишь пару самых очевидных примеров: отрешение от Рима так называемых правых католиков и возникновение божьих дщерей как влиятельной группы, способной оказать давление на общественное мнение, политику и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90