Я говорю на ятакангском, более того, Сугайгунтунг учился в вашей стране и свои научные статьи писал по-английски, пока правительство не намекнуло, что это… э… «непатриотично». Так скажите, нужен мне переводчик?
– Редактирование, – сказал Дональд.
– В точку. – Дейрдре отпила глоток и звякнула чашкой о блюдце. – Ну… теперь ваша очередь говорить. Расскажите мне о научной стороне. Насколько я дошла своим умом, сейчас рассекретили и обсуждают только один аспект процесса оптимизации, а именно, клонирование. Правильно я его назвала? Так я и думала. Но насколько я его понимаю… Ну, Сугайгунтунг – гений, этого нельзя отрицать, но для этого вам нужен не гений, а техники у линии конвейера.
– В общем и целом верно, – согласился Дональд. – Но ведь учиться этой самой методике приехали сотни врачей и медсестер с отдаленных островов, которые приезжают в Гонгилунг?
Дейрдре хрипло рассмеялась.
– Они приехали, это точно. Только вот на обучение в клинику при университете их не взяли. Велели отправляться домой и ждать – подумайте только! – печатного руководства.
– Похоже, я гоняюсь за химерой, – сказал Дональд.
– И мы с моим партнером так считаем. Разумеется, местное население думает иначе, отсюда и следует ждать неприятностей. Если они решат, что их обманули, – ба-бах.
Дональд задумался. У него не было сомнений, что именно это и желали услышать пославшие его: что программа оптимизации – чистой воды афера, в которую пустились в политических целях. Но неужели ученый с такой международной репутацией, как Сугайгунтунг, позволил, чтобы его правительство запуталось в столь вопиющей лжи? Сугайгунтунг как минимум такой же патриот своей страны, как любой представитель всемирной республики ученых. А кроме того, при наихудшем исходе, его обвинят вместе с Солукартой.
– Ну же! – подстегнула Дейрдре. – Я хочу знать вашу точку зрения. В этой стране нет ни одного эксперта по генетике, который согласился бы поговорить с иностранным репортером начистоту: они все только закатывают глаза, будто Сугайгунтунг сам Дедушка Лоа во плоти.
Дональд сделал глубокий вдох. То, что он собирался сказать, вполне можно было бы получить из энциклопедической справочной, но непрофессионал, вероятно, не сообразит, какие нужно задать вопросы.
– Ну, есть три основных способа оптимизировать генофонд, не сокращая при этом население страны. Солукарта как будто пытается удержать его на определенном уровне – помнится, я читал, что его плановики ожидают прироста в два процента на 2050 год, поэтому выбраковку можно не учитывать.
– А это еще что такое?
– Селекция, выборочное уничтожение родов с дурной наследственностью.
Дейрдре передернуло.
– О таком поговаривали и у нас в стране перед войной за независимость, но не важно. Продолжайте.
– Один способ в общем и целом принят сейчас во всех странах, где есть соответствующие учреждения надзора, иными словами, евгеническое законодательство. Не убивая физически людей с дурной наследственностью, максимально усложняешь им возможность воспроизводиться или вообще лишаешь таковой. Это не слишком отличается от направленной естественной селекции, и люди к этому привыкли.
О втором методе вы сами только что упомянули: клонирование. Извлекаешь из яйцеклетки дефектное ядро, которое появилось естественным путем, то есть в результате обычного оплодотворения, и имплантируешь на его место здоровое. У этого метода есть свои недостатки. Во-первых, он обходится в целое состояние, поскольку операцию должны выполнять квалифицированные тектогенетики, во-вторых, невозможно предсказать побочные эффекты. Даже если трансплантация пройдет с видимым успехом, можно случайно вызвать рецессивные мутации, которые проявятся только в следующем поколении. В-третьих, ребенок неизбежно будет одного пола со своим родителем. В-четвертых, требуется до двадцати попыток, прежде чем будет получена жизнеспособная яйцеклетка. И так далее.
Третий способ – самый легкий. Целенаправленно разводишь только здоровые семьи, как это делают с домашним скотом. Есть простой вариант – посылать мать в постель со здоровым партнером, есть более сложный – со всякими люкс-усовершенствованиями, вплоть до внешнего оплодотворения и реимплантации в мать.
– Хотелось бы знать, – задумчиво сказала Дейрдре, – не выльется ли все это просто в создание национального банка спермы, чтобы люди могли получать щенков от Солукарты и прочих видных политиков.
Дональд помялся. Но то, что он собирался сказать, вовсе не было засекреченной информацией и хотя бы создаст впечатление, что он придерживается только что заключенной сделки.
– Едва ли.
– Почему?
– Солукарта не посмеет завести бэбиков. У него ген редкого заболевания под названием «порфирия» – того самого, от которого сбрендил английский король Георг III.
– Я этого не знала!
– Ему не нравится, когда об этом кричат. А поскольку ген рецессивный, его легко закамуфлировать. Но если проверить родственников, которых ему удалось… э… утратить, с тех пор как он пришел к власти, найдете доказательства.
Дейрдре задумчиво кивнула.
– Ладно, как скажете, – продолжила она. – На мой взгляд, при нынешних экономических и человеческих ресурсах, сколько бы учеников Сугайгунтунг ни натаскал в университете, Ятакангу по карману только избирательное разведение в той или иной форме, но не большее.
– Если они попытаются так поступить, – сказал Дональд, – то неприятностей не оберутся.
– Почему?
– Это ограничивает генофонд. Если у нас есть хоть какие-то претензии на место главенствующего вида на этом шарике грязи, основываются они на том факте, что у нас наиболее обширный доступный генофонд изо всех видов животных и растений на планете. Мы можем перекрестно оплодотворять друг друга от полюса до полюса. На деле как раз способность скрещивать наши линии и дает нам право похваляться своим превосходством над существами, которые во много раз превосходят нас числом, например, над муравьями или нематодами.
Он заметил, что при последних его словах лицо у Дейрдре слегка вытянулось. Неудивительно. Так же, как Израиль в двадцатом веке дошел в своем радикализме почти до фашизма, так и черную Южную Африку захлестнул фанатизм в веке двадцать первом. Тут он вспомнил про Нормана и поспешил продолжить:
– Надо ли говорить, что мы не обладаем достаточной информацией, чтобы оптимизировать передачу генофонда на основе простого разведения? Вероятнее всего, мы столкнемся с теми же проблемами, из-за которых в свое время развилась паранойя у буров. – И улыбнулся про себя, заметив, что Дейрдре снова расслабилась. – Но во второй части Программы Сугайгунтунг предлагает четвертый метод, и вот тут мы подошли к решающему моменту. Взять и на самом деле подправить гены в уже оплодотворенной человеческой яйцеклетке так, чтобы получившийся младенец обладал специфическими талантами, некоторые из них – как подразумевается – не будут иметь прецедентов в истории человечества. Вот от чего у нашей аудитории слюнки потекли. А у вас что?
Дейрдре вздохнула.
– То же верно и для Азии. Большинство людей здесь все еще психологически запрограммированы на поклонение предкам, и это невзирая на правительственную пропаганду. Им нравится мысль о том, что у них будет два или три здоровых, способных прожить долгую жизнь ребенка, а не толпа больных ребятишек, потому что у этих здоровых будет больше шансов выжить и заботиться о своих старых беспомощных родителях. Вот почему в Азии так легко прошло евгеническое законодательство. Но еще больше их привлекает обещание детей с особыми, новехонькими талантами. Это бы означало – подразумевало бы, как вы выразились, – что улучшенные дети будут чрезвычайно благодарны предкам, которые наделили их особыми способностями.
– А как насчет вашей страны, что думают у вас? – рискнул спросить Дональд.
– Буду откровенна, насколько смогу, – после мгновенного промедления ответила Дейрдре. – Да, мы отобрали нашу землю у белых масса. Да, мы управляли ею эффективнее, чем они. И все равно мы склонны сомневаться в собственной полноценности. Получить возможность научно доказать, что наши дети не только не хуже всех остальных, но и на деле их опережают…
Умолкнув, она пожала плечами…
«Помножьте это на реакцию в европейских странах, особенно с такой плотностью населения, как Голландия или Фландрия, где отсутствует зона рассеивания, какая есть у франкоговорящих валлонов.. »
Дональд вздохнул. Каким-то образом все человечество словно на мгновение объединилось, завороженное общей мечтой: надеждой, что следующее поколение, которое люди оставят Матери Земле, будет здоровым, разумным и способным исправить зло, причиненное насилием прошлых веков.
Дразнящее обещание было дано. И все идет к тому, что вот-вот это обещание обернется ложью.
Внезапно в его раздумья ворвалось тиканье часов, и, сообразив, который час, он вскочил.
– Здесь не стоит волноваться, придете ли вы к назначенному времени или нет, – кисло сказала Дейрдре. – Меня достаточно часто оставляли ждать… пусть хоть раз попробуют собственного лекарства.
КОНТЕКСТ (20)
PRO ET CONTRA СООБЩЕСТВА ЛУНАТИКОВ
«Спасибо за теплые слова, мадам председатель. Леди и джентльмены, уверен, вы простите мне, что я обращаюсь к вам сидя, потому что вернуться домой после долгого пребывания на Лунной Базе Ноль все равно что встать после месяца постельного режима, а носить свой вес при силе тяжести в шесть раз большей лунной весьма утомительно.
Думаю, стоит начать с ответов на вопросы, которые мне задают чаще всего и ответы на которые, на мой взгляд, не слишком хорошо известны, иначе одни и те же вопросы не возникали бы так регулярно. Как вы знаете, по профессии я психолог, поэтому мне часто говорят: «Жизнь на Луне, наверное, связана с ужасным напряжением, ведь тамошняя среда чужда человеку и должна вселять в него ужас?»
И всегда удивляются, когда я говорю: нет, на Земле много хуже. Но это чистая правда. Понимаете, на Луне всегда знаешь, как и в чем именно может быть враждебна тебе среда. Ты знаешь, что, если проткнешь стенку туннеля или порвешь скафандр, тебе грозит смерть или по крайней мере возможность лишиться руки или ноги, которую разорвет вакуум, когда шлюз у следующего сочленения отсечет поврежденный отсек. Ты знаешь, что, если, перед тем как пересечь освещенный солнцем участок, забудешь переключить свой скафандр на светоотражение, изжаришься еще до того, как доберешься до тени. Что если, выходя ночью из-под купола, не включишь обогреватели, то не пройдешь и пятидесяти метров, как обморозишь ноги.
Но гораздо важнее другое: ты знаешь, что находишься в среде, где выживание без сотрудничества невозможно.
На Луне нет чужих. Мне трижды спасали жизнь незнакомые люди, и один из них был китаец. Я делал то же самое. И это ни в коей мере не похвальба, а просто факт существования на Луне. Я спас двоих: коллегу-психолога и новичка, с которым я даже и словом не перемолвился с самого его прибытия неделей раньше.
Разумеется, жизненного пространства там не хватает, и мы напиханы как сельди в бочке, но нас выбрали специально за нашу способность прощать ближним их слабости, и любого, кто не отвечает строгим требования Лунной Базы, быстро сплавляют домой. Может быть, кое-кто из вас видел пьесу под названием «Макбет с Базы Ноль», римейк Хэнка Солди драмы Шекспира, в котором один параноик устанавливает контакт с инопланетянами, умеющими предсказывать будущее? Все это чушь, потому что на Лунной Базе паранойя теряет свой смысл. Тебе действительно грозит опасность, и ты способен узнать и научиться контролировать силы, тебе угрожающие.
А вот здесь, на Земле, можешь, свернув за угол, оказаться лицом к лицу с вооруженным топором или пистолетом мокером. Можно подхватить устойчивые к антибиотикам микробы. Можно – особенно здесь, на Западном побережье, – стать жертвой шалости, какие устраивают разные шутники, считающие саботаж эдаким смешным хобби. Нет решительно никакого способа определить, не собирается ли безобидный с виду незнакомец выхватить оружие и на тебя напасть, или выплюнуть в твою сторону болезнь, или взорвать в твоем мусоропроводе зажигательную гранату.
Короче говоря, жизнь на Луне гораздо больше похожа на общество бушменов до европейской контаминации или на отношения в племени зуни, чем на жизнь здесь, в Калифорнии, в Москве или в Пекине.
Вот почему мы, лунатики, не считаем нашу среду невыносимой. Мокеры не появляются там, где люди чувствуют, что окружающие не только не пытаются их ущемить, а напротив, на их стороне. Мы способны контролировать заболевания, свести их до одного пациента, потому что у нас есть наилучшие средства стерилизации, какие только можно себе представить: впустите немного вакуума и чистого солнечного света, и все известные земные микробы сдохнут. Развившиеся на Луне организмы, разумеется, не могут заразить человеческое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Редактирование, – сказал Дональд.
– В точку. – Дейрдре отпила глоток и звякнула чашкой о блюдце. – Ну… теперь ваша очередь говорить. Расскажите мне о научной стороне. Насколько я дошла своим умом, сейчас рассекретили и обсуждают только один аспект процесса оптимизации, а именно, клонирование. Правильно я его назвала? Так я и думала. Но насколько я его понимаю… Ну, Сугайгунтунг – гений, этого нельзя отрицать, но для этого вам нужен не гений, а техники у линии конвейера.
– В общем и целом верно, – согласился Дональд. – Но ведь учиться этой самой методике приехали сотни врачей и медсестер с отдаленных островов, которые приезжают в Гонгилунг?
Дейрдре хрипло рассмеялась.
– Они приехали, это точно. Только вот на обучение в клинику при университете их не взяли. Велели отправляться домой и ждать – подумайте только! – печатного руководства.
– Похоже, я гоняюсь за химерой, – сказал Дональд.
– И мы с моим партнером так считаем. Разумеется, местное население думает иначе, отсюда и следует ждать неприятностей. Если они решат, что их обманули, – ба-бах.
Дональд задумался. У него не было сомнений, что именно это и желали услышать пославшие его: что программа оптимизации – чистой воды афера, в которую пустились в политических целях. Но неужели ученый с такой международной репутацией, как Сугайгунтунг, позволил, чтобы его правительство запуталось в столь вопиющей лжи? Сугайгунтунг как минимум такой же патриот своей страны, как любой представитель всемирной республики ученых. А кроме того, при наихудшем исходе, его обвинят вместе с Солукартой.
– Ну же! – подстегнула Дейрдре. – Я хочу знать вашу точку зрения. В этой стране нет ни одного эксперта по генетике, который согласился бы поговорить с иностранным репортером начистоту: они все только закатывают глаза, будто Сугайгунтунг сам Дедушка Лоа во плоти.
Дональд сделал глубокий вдох. То, что он собирался сказать, вполне можно было бы получить из энциклопедической справочной, но непрофессионал, вероятно, не сообразит, какие нужно задать вопросы.
– Ну, есть три основных способа оптимизировать генофонд, не сокращая при этом население страны. Солукарта как будто пытается удержать его на определенном уровне – помнится, я читал, что его плановики ожидают прироста в два процента на 2050 год, поэтому выбраковку можно не учитывать.
– А это еще что такое?
– Селекция, выборочное уничтожение родов с дурной наследственностью.
Дейрдре передернуло.
– О таком поговаривали и у нас в стране перед войной за независимость, но не важно. Продолжайте.
– Один способ в общем и целом принят сейчас во всех странах, где есть соответствующие учреждения надзора, иными словами, евгеническое законодательство. Не убивая физически людей с дурной наследственностью, максимально усложняешь им возможность воспроизводиться или вообще лишаешь таковой. Это не слишком отличается от направленной естественной селекции, и люди к этому привыкли.
О втором методе вы сами только что упомянули: клонирование. Извлекаешь из яйцеклетки дефектное ядро, которое появилось естественным путем, то есть в результате обычного оплодотворения, и имплантируешь на его место здоровое. У этого метода есть свои недостатки. Во-первых, он обходится в целое состояние, поскольку операцию должны выполнять квалифицированные тектогенетики, во-вторых, невозможно предсказать побочные эффекты. Даже если трансплантация пройдет с видимым успехом, можно случайно вызвать рецессивные мутации, которые проявятся только в следующем поколении. В-третьих, ребенок неизбежно будет одного пола со своим родителем. В-четвертых, требуется до двадцати попыток, прежде чем будет получена жизнеспособная яйцеклетка. И так далее.
Третий способ – самый легкий. Целенаправленно разводишь только здоровые семьи, как это делают с домашним скотом. Есть простой вариант – посылать мать в постель со здоровым партнером, есть более сложный – со всякими люкс-усовершенствованиями, вплоть до внешнего оплодотворения и реимплантации в мать.
– Хотелось бы знать, – задумчиво сказала Дейрдре, – не выльется ли все это просто в создание национального банка спермы, чтобы люди могли получать щенков от Солукарты и прочих видных политиков.
Дональд помялся. Но то, что он собирался сказать, вовсе не было засекреченной информацией и хотя бы создаст впечатление, что он придерживается только что заключенной сделки.
– Едва ли.
– Почему?
– Солукарта не посмеет завести бэбиков. У него ген редкого заболевания под названием «порфирия» – того самого, от которого сбрендил английский король Георг III.
– Я этого не знала!
– Ему не нравится, когда об этом кричат. А поскольку ген рецессивный, его легко закамуфлировать. Но если проверить родственников, которых ему удалось… э… утратить, с тех пор как он пришел к власти, найдете доказательства.
Дейрдре задумчиво кивнула.
– Ладно, как скажете, – продолжила она. – На мой взгляд, при нынешних экономических и человеческих ресурсах, сколько бы учеников Сугайгунтунг ни натаскал в университете, Ятакангу по карману только избирательное разведение в той или иной форме, но не большее.
– Если они попытаются так поступить, – сказал Дональд, – то неприятностей не оберутся.
– Почему?
– Это ограничивает генофонд. Если у нас есть хоть какие-то претензии на место главенствующего вида на этом шарике грязи, основываются они на том факте, что у нас наиболее обширный доступный генофонд изо всех видов животных и растений на планете. Мы можем перекрестно оплодотворять друг друга от полюса до полюса. На деле как раз способность скрещивать наши линии и дает нам право похваляться своим превосходством над существами, которые во много раз превосходят нас числом, например, над муравьями или нематодами.
Он заметил, что при последних его словах лицо у Дейрдре слегка вытянулось. Неудивительно. Так же, как Израиль в двадцатом веке дошел в своем радикализме почти до фашизма, так и черную Южную Африку захлестнул фанатизм в веке двадцать первом. Тут он вспомнил про Нормана и поспешил продолжить:
– Надо ли говорить, что мы не обладаем достаточной информацией, чтобы оптимизировать передачу генофонда на основе простого разведения? Вероятнее всего, мы столкнемся с теми же проблемами, из-за которых в свое время развилась паранойя у буров. – И улыбнулся про себя, заметив, что Дейрдре снова расслабилась. – Но во второй части Программы Сугайгунтунг предлагает четвертый метод, и вот тут мы подошли к решающему моменту. Взять и на самом деле подправить гены в уже оплодотворенной человеческой яйцеклетке так, чтобы получившийся младенец обладал специфическими талантами, некоторые из них – как подразумевается – не будут иметь прецедентов в истории человечества. Вот от чего у нашей аудитории слюнки потекли. А у вас что?
Дейрдре вздохнула.
– То же верно и для Азии. Большинство людей здесь все еще психологически запрограммированы на поклонение предкам, и это невзирая на правительственную пропаганду. Им нравится мысль о том, что у них будет два или три здоровых, способных прожить долгую жизнь ребенка, а не толпа больных ребятишек, потому что у этих здоровых будет больше шансов выжить и заботиться о своих старых беспомощных родителях. Вот почему в Азии так легко прошло евгеническое законодательство. Но еще больше их привлекает обещание детей с особыми, новехонькими талантами. Это бы означало – подразумевало бы, как вы выразились, – что улучшенные дети будут чрезвычайно благодарны предкам, которые наделили их особыми способностями.
– А как насчет вашей страны, что думают у вас? – рискнул спросить Дональд.
– Буду откровенна, насколько смогу, – после мгновенного промедления ответила Дейрдре. – Да, мы отобрали нашу землю у белых масса. Да, мы управляли ею эффективнее, чем они. И все равно мы склонны сомневаться в собственной полноценности. Получить возможность научно доказать, что наши дети не только не хуже всех остальных, но и на деле их опережают…
Умолкнув, она пожала плечами…
«Помножьте это на реакцию в европейских странах, особенно с такой плотностью населения, как Голландия или Фландрия, где отсутствует зона рассеивания, какая есть у франкоговорящих валлонов.. »
Дональд вздохнул. Каким-то образом все человечество словно на мгновение объединилось, завороженное общей мечтой: надеждой, что следующее поколение, которое люди оставят Матери Земле, будет здоровым, разумным и способным исправить зло, причиненное насилием прошлых веков.
Дразнящее обещание было дано. И все идет к тому, что вот-вот это обещание обернется ложью.
Внезапно в его раздумья ворвалось тиканье часов, и, сообразив, который час, он вскочил.
– Здесь не стоит волноваться, придете ли вы к назначенному времени или нет, – кисло сказала Дейрдре. – Меня достаточно часто оставляли ждать… пусть хоть раз попробуют собственного лекарства.
КОНТЕКСТ (20)
PRO ET CONTRA СООБЩЕСТВА ЛУНАТИКОВ
«Спасибо за теплые слова, мадам председатель. Леди и джентльмены, уверен, вы простите мне, что я обращаюсь к вам сидя, потому что вернуться домой после долгого пребывания на Лунной Базе Ноль все равно что встать после месяца постельного режима, а носить свой вес при силе тяжести в шесть раз большей лунной весьма утомительно.
Думаю, стоит начать с ответов на вопросы, которые мне задают чаще всего и ответы на которые, на мой взгляд, не слишком хорошо известны, иначе одни и те же вопросы не возникали бы так регулярно. Как вы знаете, по профессии я психолог, поэтому мне часто говорят: «Жизнь на Луне, наверное, связана с ужасным напряжением, ведь тамошняя среда чужда человеку и должна вселять в него ужас?»
И всегда удивляются, когда я говорю: нет, на Земле много хуже. Но это чистая правда. Понимаете, на Луне всегда знаешь, как и в чем именно может быть враждебна тебе среда. Ты знаешь, что, если проткнешь стенку туннеля или порвешь скафандр, тебе грозит смерть или по крайней мере возможность лишиться руки или ноги, которую разорвет вакуум, когда шлюз у следующего сочленения отсечет поврежденный отсек. Ты знаешь, что, если, перед тем как пересечь освещенный солнцем участок, забудешь переключить свой скафандр на светоотражение, изжаришься еще до того, как доберешься до тени. Что если, выходя ночью из-под купола, не включишь обогреватели, то не пройдешь и пятидесяти метров, как обморозишь ноги.
Но гораздо важнее другое: ты знаешь, что находишься в среде, где выживание без сотрудничества невозможно.
На Луне нет чужих. Мне трижды спасали жизнь незнакомые люди, и один из них был китаец. Я делал то же самое. И это ни в коей мере не похвальба, а просто факт существования на Луне. Я спас двоих: коллегу-психолога и новичка, с которым я даже и словом не перемолвился с самого его прибытия неделей раньше.
Разумеется, жизненного пространства там не хватает, и мы напиханы как сельди в бочке, но нас выбрали специально за нашу способность прощать ближним их слабости, и любого, кто не отвечает строгим требования Лунной Базы, быстро сплавляют домой. Может быть, кое-кто из вас видел пьесу под названием «Макбет с Базы Ноль», римейк Хэнка Солди драмы Шекспира, в котором один параноик устанавливает контакт с инопланетянами, умеющими предсказывать будущее? Все это чушь, потому что на Лунной Базе паранойя теряет свой смысл. Тебе действительно грозит опасность, и ты способен узнать и научиться контролировать силы, тебе угрожающие.
А вот здесь, на Земле, можешь, свернув за угол, оказаться лицом к лицу с вооруженным топором или пистолетом мокером. Можно подхватить устойчивые к антибиотикам микробы. Можно – особенно здесь, на Западном побережье, – стать жертвой шалости, какие устраивают разные шутники, считающие саботаж эдаким смешным хобби. Нет решительно никакого способа определить, не собирается ли безобидный с виду незнакомец выхватить оружие и на тебя напасть, или выплюнуть в твою сторону болезнь, или взорвать в твоем мусоропроводе зажигательную гранату.
Короче говоря, жизнь на Луне гораздо больше похожа на общество бушменов до европейской контаминации или на отношения в племени зуни, чем на жизнь здесь, в Калифорнии, в Москве или в Пекине.
Вот почему мы, лунатики, не считаем нашу среду невыносимой. Мокеры не появляются там, где люди чувствуют, что окружающие не только не пытаются их ущемить, а напротив, на их стороне. Мы способны контролировать заболевания, свести их до одного пациента, потому что у нас есть наилучшие средства стерилизации, какие только можно себе представить: впустите немного вакуума и чистого солнечного света, и все известные земные микробы сдохнут. Развившиеся на Луне организмы, разумеется, не могут заразить человеческое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90