Полный ноль. Мог бы и не читать. Ларсон использовал эти три часа куда более продуктивно.
– Что ты тут делаешь? – спросил он едва продрав глаза.
Мне было трудно ответить однозначно. Письма с читабельным текстом я просматривать закончил. Теперь, от нечего делать, разглядывал картинки, то бишь слайды, которых было полным полно в почтовом ящике жертвы. Большинство слайдов походили на те картины, что я видел в доме Корно: монстры-захватчики, герои-освободители и весьма продвинутые в технологическом плане, но абсолютно аморальные инопланетные сапиенсы. Слайды с симпатичными девушками, я уверен, Корно использовал только в профессиональных целях. Целый выводок блондинок, брюнеток, рыжих и даже лысых девиц – как пышненьких, так и худеньких – предназначались в усладу виртуального героя-освободителя.
– Тебе кто больше нравится? – спросил я в ответ.
Ларсон потер глаза и сфокусировал взгляд.
– Тьфу, куклы крашеные, – обругал он девиц, но потом добавил: – Вон та, с веснушками, вроде ничего. – Верный Ларсон выбрал девицу, похожую на его собственную жену, но в молодости. – Это все что ты нашел?
– Есть еще две роты мускулистых мужиков. Показать?
– Оставь девиц, – скомандовал он. – Погоди, я что-то не совсем понимаю. К чему весь этот канкан?
– Фотопробы или вроде того. Дизайнеры подбирали для него прототипы будущих персонажей. Кроме персонажей, тут есть еще слайды с эскизами сапиенских планет, городов и звездолетов, и эскизы руин тех же городов и звездолетов.
– Руин? А руины зачем?
– Хью, ты, верно, толком не проспался. Что же герою делать с сапиенскими городами, как не превращать их в руины?
– И то правда. К «Шести дням творения» эскизы есть?
– Навалом. Но там сплошная абстракция: галактики, звезды, планеты, причем безжизненные. Не знаю, как они нам помогут.
– Ты хочешь сказать, что девицы нам помогут. Не верится что-то. Ты хотя бы выяснил, что за игру он ваял, пока не умер?
– Приблизительно. Я бы назвал ее «ШТИ» – «Шесть тысячелетий истории».
– Продолжение «ШДТ»?
– В каком-то смысле. Игроку предлагается заново творить историю. Правда, на готовом человеческом материале.
– Ну это не интересно, – разочарованно пробормотал Ларсон и зевнул. – Как ты это определил?
– По слайдам. Там есть десяток слайдов с персонажами – начиная с древних египтян и кончая какими-то расфуфыренными клоунами из позднего средневековья.
– У тебя только пять тысяч лет набирается, – тоном знатока заметил Ларсон.
– Да это я так, округлил, можно сказать. Впрочем, у всех есть свои консультанты. У меня – вот ты, например. А у Чарльза Корно – некто Казимир Цанс. Они довольно активно переписывались в последнее время. Кажется этот Цанс, как и ты, знает все. Вот четыре письма от Цанса с математическим формулами. Тридцать страниц в общей сложности. А вот ответ на вопрос, сколько жен мог иметь фараон Тутмос Третий. Вероятно, для игры это очень важно. Смотри, Хью, вопросец еще хлестче: правда ли, что у древнеегипетских богов было принято состязаться друг с другом в… ну, грубо говоря, кто кем овладеет. Крепко так, по мужски. И Корно описывает какую-то историю про Хора и Сета – древнеегипетские боги, очевидно. А Цанс отвечает, что, мол, нечасто, но случалось. Например, как раз с этими Хором и Сетом.
– Твой Корно сдвинулся на почве неуемной страсти. Не удивлюсь, если в конце концов выяснится, что убил его все-таки Амирес, приревновав к какому-нибудь Хору или Сету.
– Или к Цансу. Надо бы с ним побеседовать. Он не сотрудник «Виртуальных Игр», поэтому на рекомендации Краузли можно наплевать.
– Разумно, – согласился Ларсон. – Поеду-ка я домой. В «ШДТ» можно и дома поиграть. Прежде, чем встречаться с Цансом, не забудь поставить в известность Шефа, а то мало ли что…
Он стал собираться домой, а я направился к Шефу за разрешением на встречу с Казимиром Цансом.

5
Ученый секретарь кафедры Динамического Моделирования, мадемуазель Ливей переключила экран компьютера со скучных графиков и таблиц на грандиозную панораму зарождавшейся Вселенной и погрузилась в игру.
Обращением «мадемуазель» Жанна-Мария-Виолетта Ливей была обязана трем вещам. Во-первых, несмотря на свои тридцать девять с хвостиком (хвостик тщательно скрывался под слоем недорогой косметики) она никогда не была замужем. Во-вторых, ее друзья и коллеги не смогли прийти к единому решению, которое из трех имен: Жанна, Мария или Виолетта использовать в качестве повседневного обращения.
И, наконец, в-третьих, и это пожалуй самое главное: так изящно и непринужденно грассировать в любом слове, где едва есть намек на звук "р", в Фаонском Университете не умеет никто. Раз в детстве заслышав, что «она умней чем красивей», Жанна-Мария-Виолетта смирилась с уготованной ей ученой судьбой. Научная карьера шла ни шатко ни валко, и подлинной страстью мадемуазель Ливей стали компьютерные игры.
В этот полуденный час на кафедре кроме нее никого не было. С непослушными галактиками Ливей справлялась одной левой, попутно прихлебывая горячий чай из высокого граненого стакана в серебряном подстаканнике, который она не опуская держала в правой руке. Десяток поколений ее предков по женской линии держали этот старинный подстаканник именно так: двумя пальцами за ручку, оттопырив далеко мизинец и уперев его в первую справа от ручки, выпуклую драконью мордочку – такие мордочки, в числе восьми штук, украшали основание подстаканника. Поэтому первая справа от ручки мордочка сверкала ярче ядра новорожденной галактики в то время, как остальные мордочки были тусклыми и потемневшими от времени, как какие-нибудь, так и не ставшие галактиками, туманности.
– Похожа на пьяного осьминога, – указал я мадемуазель Ливей на новорожденную галактику.
Ливей вздрогнула от неожиданности, ибо я подкрался к ней сзади вполне беззвучно. Стакан в подстаканнике дернулся, и порция горячего чая оказалась у меня на брюках.
– Ой, вы не обожглись? – заволновалась она. Полезла за салфеткой. – Давайте, я вытру.
– Само высохнет, – пообещал я, в душе радуясь тому, что практически без труда установил контакт с ученым секретарем. Ради такого и штанов не жалко.
– Никогда не видела пьяного осьминога, – оправившись от частичной потери чая, тяжко вздохнула Ливей и добавила: – Как, впрочем, и трезвого. Но, вероятно, вы правы…
И она бойко отстучала название новой галактики:
OCTOPUS MADIDUS
Ради солидарности я признался:
– Честно говоря, я тоже никогда не видел пьяного осьминога. Кстати, не всякий специалист-океанолог отличит пьяного осьминога от трезвого. Поэтому я мог видеть и пьяного, но принять его за трезвого. Помню, в океанариуме на Цейлоне… Это остров такой на Земле, знаете?
– В Индийском океане, знаю конечно!
– В самом деле, нашел у кого спрашивать. В общем, там жили осьминоги… – я замолчал, поскольку про тех осьминогов, кроме места жительства, ничего не знал.
– Почему «жили»? – коварно потребовала уточнить Ливей.
– Потом их отпустили обратно в океан, – совсем запутавшись, соврал я.
– Это небось вам так сказали. Когда из-за неправильного обращения животные гибнут, посетителям объясняют: «они убежали к себе в лес» или «они уплыли куда-то там домой» – за маленьких детей нас держат. Я с таким уже сталкивалась. Вам солгали, будьте уверены, – убеждала она меня с какой-то неожиданной горячностью.
– Неужели все так и было! – не менее горячо воскликнул я и сразу же переменил тему: – Ваш осьминог ни от кого не пострадает, он не из океанариума… Вы любите компьютерные игры?
– Да, но это секрет, – она кокетливо потупила свои умные карие глазки. – А вы?
– Наверное полюбил бы, если бы было на них время. Здесь не слишком удобно играть, – и я обвел взглядом помещение кафедры. Это была просторная светлая комната с несколькими столами, запруженными папками и дисплеями, с пыльными пластиковыми стеллажами, прогнувшимися под тяжестью книг, с портретами видных ученых и тиснеными золотом поощрительными дипломами на стенах – всё в умилительном, «академичном» беспорядке.
– Вы правы, совсем не удобно, – согласилась она. – Ведь нейросенсорный костюм на работе не наденешь.
– Что верно, то верно. Это «Шесть Дней Творения»? – я указал на экран.
– Они самые.
– Нравится?
– Пока не понятно – я только начала.
– Интересная игра. Конкурс, опять же, объявлен. Приз – миллион!
– Конкурс – это здорово, но вряд ли мне по силам опередить других. Да и опоздала я – никак не могла оторваться от прежней игры.
– Хорошая была игра?
Мадемуазель Ливей вся аж засветилась.
– Просто отличная!
– Как называется?
Ливей вдруг страшно смутилась.
– "ШДТ" гораздо лучше, – сказала она, покраснев. – Спасибо вам за нее!
– Простите, спасибо кому? – напрягся я.
– Погодите, вы ведь из «Виртуальных Игр»? – испуганно спросила она.
По моему лицу она уже поняла, что нет. А я-то думал, что это мое природное обаяние развязало язык ученому секретарю.
– Увы, нет, – сказал я обреченно.
– О Боже! – ужаснулась она. Отставила чай и быстро загасила экран. – Извините ради бога. Профессор Цанс сказал, что должны прийти… Ой! – страдальчески ойкнула она и прикрыла рот рукой. – Извините…
– Это вы извините. Я не представился. Федор, – я протянул руку чтобы пожать ее узкую сухонькую ладонь. Ладони я не получил.
– Вы к кому? – спросила она официальным тоном.
– К профессору Цансу, по личному вопросу. Он скоро будет?
– Вероятно, минут через десять. У него сейчас лекция. Вы можете обождать его… – она указала на дверь в коридор.
– Там скучно, – я улыбнулся ей самой обаятельной улыбкой, на какую был способен. – А почему вы решили, что я из «Виртуальных Игр»?
– Обещали молодого человека приятной наружности.
– Ну я не так уж и молод.
– По поводу наружности вы не возражаете, – ехидно заметила она.
– А того, кого вы ждете, зовут, случайно, не Вейлинг?
Клянусь, она собиралась кивнуть. И кивнула бы, если бы в этот момент на кафедру не вошел невысокий, сутуловатый мужчина – профессор Казимир Цанс. Что ему шестьдесят три, я знал из биографической справки к одной из его работ. Густая шевелюра седых волос делала Цанса выше сантиметров на пять. На ходу он вытирал влажной салфеткой руки, испачканные фломастером для писания на доске. Одного взгляда хватило с лихвой, чтобы понять: Амирес мог ревновать Чарльза Корно к кому угодно – хоть к Хору с Сетом, он только не к Казимиру Цансу.
– Профессор Цанс? – осведомился я.
– Казимир Цанс, всегда к вашим услугам, – произнес он быстро, формально и как-то невпопад. Он вопросительно посмотрел на Ливей. Та пожала плечами и сказала:
– Господин Федррэ ждет вас около четверти часа. Говорит, по личному делу.
Цанс перевел взгляд на меня.
– По какому делу?
– Чарльз Корно, вы, вероятно, слышали… – начал я мямлить нарочно медленно. Он отреагировал мгновенно:
– Прошу! – и указал на дверь, противоположную той, что вела в коридор.
Мы вошли в небольшую комнатку с одним окном, служившую заведующему кафедрой личным кабинетом. Широкий письменный стол с монитором и застекленный шкаф занимали половину пространства. Кресло пребывало здесь в единственном числе, поэтому приглашения сесть я бы в любом случае не дождался, что, в свою очередь, позволило мне безо всякого приглашения усесться на подоконник, который приходился вровень с крышкой стола. Помедлив секунду, Цанс отодвинул кресло в сторону и присел на стол.
– Итак, господин Федрэ, я вас слушаю.
Я протянул ему визитную карточку, где было указано место работы – научно-популярный журнал «Сектор Фаониссимо» и профессия – репортер. Имя там тоже было указано, причем, настоящее.
– Господин Ильинский? – немного удивился он. – Но мадемуазель Ливей назвала вас… впрочем, понятно. Так чем обязан вниманию прессы? – спросил он, убирая визитку в боковой карман серого поношенного пиджака со следами фломастера на обшлагах.
– Наш журнал, «Сектор Фаониссимо»…
– Что-то никогда не слышал, – тут же вставил он.
Еще услышите, чуть было не ляпнул я.
– К сожалению, мы пока малоизвестны, – признал я. – Область наших интересов – естественные науки, в том числе компьютерные. Есть у нас и рубрика, посвященная виртуальным играм. Ближайший номер мы планируем посвятить памяти Чарльза Корно. Мы поместим его жизнеописание, интервью с друзьями, коллегами и известными учеными, работавшими вместе с ним над созданием компьютерных игр…
– Я с ним не работал, – резко прервал меня Цанс.
Не любит компьютерные игры, отметил я про себя.
– Зато вы крупнейший на Фаоне специалист в области математического моделирования. Вы могли бы дать, как говорится, научную оценку работам Корно. Ведь после него остались не только игры, но и масса теоретических работ по кибернетике.
– К сожалению, не так много, как я когда-то надеялся. Лет десять назад он подавал огромные надежды как кибернетик, но потом его увлек, если можно так выразиться, практический аспект.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53