– За что, инспектор? – плаксивым голосом поинтересовался я.
– За… – он запнулся. – За жестокое обращение с животными!
Тем временем Шеф ответил на звонок.
– Тебе чего?
– Шеф, я в Центральном, тут рядом стоит один полковник из конкурирующей организации и полицейский сержант, который уже достал наручники. Спасайте!
На Шефа иногда находит бзик – он вдруг начинает воображать, что я сам придумываю себе трудности.
– Снова забыл задекларировать бластер? Выкручивайся сам.
– Нет Шеф, тут все намного серьезнее. Помните хозяйку ручного вапролока? Она выполнила-таки угрозу подать на нас в суд за то, что Ларсон скрутил вапролоку хвост и лапы. А ведь говорил ему, не трогай хвост…
– Короче…
– Короче, дело попало к Виттенгеру, поскольку преступление Ларсона отнесено к разряду тяжких. Виттенгер собирается меня арестовать, и тогда плакали наши полмиллиона.
– Дай мне его, – прорычал Шеф.
– Нате, – я подал комлог инспектору. – Огребайте.
Разговор длился две минуты. Виттенгер сначала два раза сказал «вранье», но потом отвечал только «да» и «нет», но чаще – «да». В конце сказал: «хорошо, пусть половина» и вернул мне комлог.
– Свободен, – прикрикнул он на сержанта. Тот послушно отчалил.
– Ну как, договорились? – спросил я у инспектора.
Лицо у него было пунцовым, но по сравнению с зеленым – это хороший знак.
– Договорились, черт бы вас побрал. Только не путайся под ногами.
– Тогда помогите даме, она хочет что-то у вас спросить.
На даму в богатой шубе и с мопсом на руках вся сцена произвела неизгладимое впечатление.
– О, я только хотела спросить, как вы думаете, пропустят ли меня с Пегасиком без справки от ветеринара, – заливаясь краской пролепетала она.
Виттенгера вот-вот должно было разорвать от злости. Жертв я не хотел, потому ответил за него:
– Вы же слышали, господин инспектор – известный борец за права животных. Пусть только попробуют не пропустить!
– О, на вас вся надежда, – вымолвила она проникновенно. Пегасик благодарно тявкнул.
Очередь двигалась медленно, Виттенгер стоял отвернувшись, не произнося ни звука. Дама в шубе возлагала надежду на него, а он – на Терминал Фаона – власти у него там столько же, сколько и на Фаоне, а с Шефом с Терминала так быстро не свяжешься.
«У нас пополнение», – хотел шепнуть я инспектору, завидев в конце очереди молодого брюнета с «гарвардской» физиономией и в дорогом пальто. Но передумал.
Вейлинг меня заметил. Он скроил недовольную, презрительную физиономию и отвел взгляд. По его мнению, я не был достоин и кивка.
Подошла наша очередь. Инспектор миновал стойку регистратора первым. Я, как человек вежливый, пропустил вперед даму с собачкой.
– Мы с инспектором, – заявила дама служащему космопорта.
– Везем важного свидетеля, – поддакнул я.
Пегасик подтвердил мои слова тихим, но уверенным рыком.
Виттенгер что-то буркнул, но рукой сделал такой жест – мол, пусть проходят.
На движущейся дорожке пассажирского перрона мы вновь оказались вчетвером, считая Пегасика. Пес жалобно завыл, когда крытый перрон стал медленно разворачиваться, целя одним из своих выходов в бок стометрового челнока, готового за два часа доставить нас к Пересадочной Станции. Там нас уже ждет дальний космический лайнер. Три дня в одноместных каютах – и мы на Терминале Фаона. Оттуда, по Трансгалактическому Каналу, Пегасика и его хозяйку транспортируют к Терминалу Земли, а меня, Виттенгера и, черт его дери, Вейлинга – к Терминалу Ауры.

Часть вторая.
Аура
18
– Праздничный Стол закрыт. Будем садиться в Ламонтанье, – сказал пилот корабля, что нес нас от Терминала Ауры к планете Аура.
– Где это? – спросил меня Виттенгер.
– В Акрии.
В ауранской географии я уже более-менее ориентировался.
Три дня длился перелет, и три дня я не выпускал из рук справочник «Обитаемые планеты» за прошлый год. Слава богу, справочник составляли не для туристов, поэтому кое-чему в нем можно было верить. Про Ауру там было сказано, что поверхность этой землеподобной планеты на девять десятых покрыта водой, а на одну десятую – ни за что не поверите – сушей! То есть суши на Ауре совсем немного, и это делает ее похожей на Фаон. Все три континента названы в честь бразильских штатов: Акрия, Амазония, Рондония. Наверное, хотели пойти навстречу моролингам, но те вряд ли оценили. Континенты расположены в экваториальной области, поэтому климат на континентальной Ауре довольно мягкий – субтропики и тропики, но это не относится к горным районам, на которые приходится примерно одна треть суши. В горах климат суровый – чем выше тем суровей, и, начиная с четырех километров над уровнем моря, Аура неотличима от Фаона. Отдельные пики достигают двадцатикилометровой высоты, максимальная же высота вершин – двадцать пять километров.
Вторая волна переселенцев облюбовала две горные области – по одной в Амазонии и в Акрии. Соответственно, и посадочных площадок, пригодных для приема тяжелых межпланетных кораблей, было две: Праздничный Стол в Амазонии, и Ламотанья в Акрии. Большая часть переселенцев жила в Амазонии, правительство Ауры находилось там же, поэтому, услышав, что мы садимся в Ламонтанье, Виттенгер рассвирепел:
– Какого черта! В расписании прямо сказано: посадка на Праздничном Столе. Я требую, чтобы мы садились, где положено!
Я заступился за пилота:
– Инспектор, вы не в расписание смотрели, а в туристический буклет. Там действительно сказано: «Вы всегда успеете к праздничному столу», но не стоит понимать это буквально, вы же не турист.
Виттнегер достал из портмоне билет и убедился, что межпланетный перевозчик обещал только Ауру, не конкретизируя, куда именно он нас доставит.
– Сейчас в горной Амазонии сезон ураганов, – спокойным тоном пояснил пилот. – Садимся, где удобнее. Летели бы тремя неделями раньше – попали бы на Праздничный Стол. По-моему, в путеводителе должно быть сказано, что в этом году сезон ураганов приходится на синхро-июль, – так пилот назвал июль по синхронизированному календарю.
Я спросил:
– Где вы садились десять дней назад?
– В Ламонтанье, последние две недели садимся только там. Да вы не беспокойтесь, до конца сезона ураганов вам забронированы места в гостинице, номера оплачены перевозчиком, поэтому в финансовом смысле вы ничего не потеряете. Наоборот, у вас появится время осмотреть Ламонтанью. А закончатся ураганы – полетите в Амазонию. Если вдруг случится затишье, то желающих тут же перебросим планетолетом на Праздничный Стол, разумеется, за счет фирмы. Мы уважаем своих клиентов.
– Скажите, а сами вы видели когда-нибудь моролингов?
Пилот улыбнулся:
– Нет, не приходилось. Но я никогда не спускался вниз, в долину. Некогда мне. Сядешь, день отдыха и назад – к Терминалу. Скажу вам честно, иные пассажиры ничем не лучше моролингов.
– Это про вас, – шепнул я Виттенгеру.
– Да шли бы вы! – в сердцах бросил инспектор и сам вышел из рубки.
– Ну зачем вы так, – укоризненно посмотрел на меня пилот. – Я не его имел в виду. Я же понимаю, у инспектора такая работа – нервная, должно быть. А моя работа – доставить вас на Ауру в целости и сохранности, вы согласны?
– Более чем.
Виттенгер действительно нервничал: письмо с просьбой об экстрадиции Бенедикта пока оставалось без ответа. Но ничего необычного в этой проволочке я не находил. Из канцелярии губернатора письмо ушло в день нашего отлета, следовательно, оно обогнало нас на неделю. Я даже не был уверен, что его прочитали. На сонном Фаоне официальные письма по месяцу висят в канцелярии, прежде чем соответствующий чиновник удосужится известить отправителя хотя бы о получении. На Ауре, вероятно, дела обстоят не лучше.
Я достал снимок Бенедикта.
– Вот этого пассажира случайно не помните?
– Ну, так я о нем и говорил – хуже моролинга. Значит, вы его имели в виду, когда спрашивали, где я садился десять дней назад?
Я кивнул.
– Чем он вам не понравился?
– Как обычно, мы предупредили пассажиров, что будем садиться в Ламонтанье. Никто не возражал, поскольку все были к этому готовы. На последнем витке перед посадкой диспетчер сообщает, что ураган временно утих и что есть разрешение на посадку на Праздничном Столе. Я объявил об этом пассажирам, они, опять-таки, не возражали. Я уже начал входить в посадочный коридор, как этот тип врывается в рубку и требует, чтобы мы садились, где обещали – в Ламонтанье. Он грозил подать в суд на компанию за то, что мы, якобы, подвергаем пассажиров неоправданному риску. Совал под нос какие-то цифры – вроде метеорологической статистики – мол, погода может измениться в считанные минуты, и тогда мы как пить дать разобьемся. Пассажиры запаниковали, стали требовать посадки в Ламонтанье. Пришлось срочно менять коридор, а это дополнительный расход топлива – тоже риск, между прочим. Потрепал он тогда мне нервы, потрепал…
Пилот вздохнул тяжким вздохом профессионала, сознающего всю полноту выпавшей на его долю ответственности.
Я показал ему снимок Шишки, сделанный в полиции сразу после ее ареста. Очень неудачный снимок: Шишка закатила глаза и достала до носа кончиком языка, уши смазались – должно быть, она ими шевелила.
– Ну и рожа! – сказал пилот. – Нет, такую рожу я бы запомнил.
Виттенгера я нашел глазеющим во фронтальный экран, расположенный над входом в рубку. Перекрестие экрана напоминало прицел тяжелого импульсного «Панцерфауста» (такие излучатели стоят на вооружении у полицейского спецназа). Сейчас наш корабль метил в край ауранской атмосферы. Пушистый белый сектор занимал правый нижний угол экрана. Ближе к левому верхнему углу экран сначала синел, потом чернел, на границе черного и синего виднелась маленькая красноватая планетка – один из двух спутников Ауры.
– Из Центрального с нами улетало сто пятьдесят человек. Осталось трое: ты, я и Вейлинг, – вслух размышлял Виттенгер. – Согласен?
Я сказал, что согласен. Он продолжил:
– При первой же возможности полечу в Амазонию, Бенедикт наверняка уже там.
– С чего вы взяли?
– Там легче затеряться. Ламонтанья безлюдна, здесь только турбазы, энергостанции и, по-моему, какие-то научно-исследовательские станции. Спрятаться трудно.
Я не стал возражать раньше времени.
Пилот попросил всех пассажиров занять места в каютах, перевести ложементы в режим взлета-посадки и принять у кого что есть от перегрузок.
Выполнив все рекомендации, я наблюдал, как в иллюминаторе зреют оранжевые язычки пламени – устаревшая керамическая обшивка насмерть стояла против плотной ауранской атмосферы. Им после каждого рейса приходиться менять панцирь, размышлял я, чувствуя, как тело наливается свинцом.
Шеф предоставил мне некую свободу действий. Мое задание звучало так: встретиться с Рундом, поймать и допросить Бенедикта раньше, чем это сделает Виттенгер, проследить за Брубером и Цансом, найти Евклида, Счастливчика и убийцу Корно. Свобода действий сводилась к тому, что я сам решал, с кого начать. Опасаясь отстать от Виттенгера, я решил начать с Бенедикта.
На мгновение перегрузки исчезли, затем последовал удар в «же», этак, семь, корабль присел и выпрямился.
Иллюминатор покрывала копоть, или тут такое небо – один в один, как над Фаон-Полисом. Я ожидал, что рядом с посадочным диском из-под земли появятся телескопические тубы и присосутся к входным люкам. Пассажиры, не выходя на улицу, смогут проехать по движущейся дорожке прямиком в здание космопорта – так происходит на всех цивилизованных планетах. Лично я предпочитаю привыкать к новой планете сидя в хорошо изолированном помещении. На Оркус у меня, к примеру, аллергия – в прямом медицинском смысле, отнюдь не в психологическом.
Никакие трубы к нам не присосались. Нам даже не подали трап. К кораблю подрулил угловатый автобус, какие обслуживают провинциальные аэропорты на Земле. Пассажиры спускались гуськом по выдвижной аварийной лестнице с одним поручнем, едва достававшем мне до колена. Багаж тащили в руках.
За бортом слепило солнце.
Жмурясь от неожиданно яркого света, я невольно остановился перед люком. Собрался закинуть рюкзак за спину, чтобы, если упаду, было чем поймать либо поручень, либо землю, но пассажир, шедший сзади, возразил мне тычком в спину. Я нисколько не удивился, обнаружив, что этим пассажиром был Виттенгер.
– Я ведь мог упасть, – сказал я ему, когда благополучно достиг твердой почвы.
– Ах, это ты! Прости, со спины не узнал.
На бетонной площадке космодрома пронизывающий ветер поднимал вихри пыли, она неприятно колола лицо, попадала в глаза. Я повернулся лицом к ауранскому солнцу. Лучи стали медленно согревать грудь и живот, спину заломило от холода.
– Пыль-то тут откуда? – этот вопрос я задал, скорее, сам себе, но был услышан миловидной голубоглазой девушкой в форменной оранжевой куртке с серебристыми полосами. На карточке, прикрепленной к куртке, значилось: «Турбаза Ламонтанья», и чуть ниже:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53