– Пожалуйста, вот тебе пример. Предположим, ты желаешь через год заработать миллион. Вопрос: что ты должен сделать прямо сегодня, чтобы через год со стопроцентной вероятностью у тебя в кармане лежал миллион?
– Во-первых, зашить дыру в кармане. Во-вторых, найти убийцу Корно и убить еще одного гениального программиста.
– И в какой детский сад ты ходил… – покачал головой Ларсон. – За вечер ты успеешь разве что дыру зашить.
– Ну а правильный ответ?
– Чтобы к сегодняшнему вечеру быть уверенным, что через год ты получишь миллион, ты должен достать этот миллион уже сегодня.
– По-моему, это какая-то тавтология, а не теорема.
– Ничуть. В этой на первый взгляд тавтологии содержится глубочайший смысл. Любая достижимая цель – это аттрактор, но не в том смысле, что она тебя притягивает, а в том, что она достижима. Достижимых целей много, ты для себя выбираешь самую привлекательную. Теперь, средства – это энергия и время. Ты бы хотел уже сегодня придать себе такое направление, чтобы, скажем, через год, плывя по течению, попасть точно в цель. Но это невозможно, по вышеупомянутой теореме, ибо ты не провидец и не в состоянии предугадать все препятствия. Изо дня в день тебе необходимо трудиться, корректировать движение, но даже за день или, выражаясь энергетически, за электрон-вольт до цели тебя может снести в сторону. В итоге – никакой экономии, сколько заплатил – столько получил, если, конечно, тебя не снесло-таки в сторону и ты не ушел от выбранной цели. Понятно?
– Хью, это философия. Из философских убеждений уже лет пятьсот никого не убивают.
– Тогда чего же ты хочешь?
– Наверное, обратиться к первоисточнику.
– Это будет правильно, – с явным одобрением поддержал меня Ларсон. – Могу порекомендовать неплохой учебник.
В ответ я предложил ему возглавить экспедицию на Уродку.
По пути в кабинет я сделал фундаментальный вывод: игра «ШДТ» основана на законах хаоса, одним из которых является закон о невычислимости аттракторов. Следовательно, между Корно и Рундом существует еще одно связующее звено – аттракторы.

16
Профессор Цанс занимал отдельный коттедж в Академгородке – так назвали квартал плоских однообразных домов, выстроенных для университетских преподавателей. Подстригать кактусы здесь никому бы и в голову не пришло. Я приземлился на грунтовой площадке перед домом, подняв клубы пыли и вспугнув серого сухопутного шнырька. Шнырек перебежал площадку, толкнул мордой подвальное окно и скрылся. Услышав шум, Цанс вышел на порог, подул на пыль и вернулся в дом, оставив дверь приоткрытой. Шнырек высунул морду из подвального окна и посмотрел на дверь, оценивая шансы добежать до нее вперед меня. Оценил не в свою пользу. Закрыл мордой окно и исчез.
– Вы зашли? Идите сюда! – покричал Цанс из глубины дома.
– Вы бы заперли окна в подвал, – сказал я, обнаружив Цанса в спальне. На кровати лежала гора одежды и раскрытый чемодан.
– Они заперты, – ответил он, запихивая в чемодан стопку рубашек.
– Так вот почему вы просили меня явиться до восьми, – догадался я. – Уезжаете?
– Уезжаю.
Я подошел к пыхтевшему профессору и надавил на крышку чемодана. Цанс быстро щелкнул замками.
– Спасибо… Ох, нет, извините, забыл спортивный костюм…
Он снова щелкнул замком. Взмахнув крышкой, чемодан отрыгнул половину содержимого.
– Всегда так, когда в спешке, – сказал Цанс.
Он полез в шкаф искать спортивный костюм. Я принялся укладывать вещи обратно в чемодан. Наткнулся на полиглотовский путеводитель: Аура.
– На Ауру, профессор?
– Почему на… – он оглянулся, – положите, я сам справлюсь.
– А я без вас – никак.
– Я уже обратил на это внимание, – ворчливо заметил Цанса, – что на этот раз?
– Аттракторы и ваша теорема о них. Вы доказали, что они невычислимы. Два человека растолковывали мне смысл вашего открытия. На мой взгляд я приблизился к пониманию, но мне хотелось бы в этом удостовериться. Не поможете?
– Не уверен, успею ли, – покачал он головой.
– А когда у вас рейс?
– Через полтора часа. Сейчас прилетит такси, а я еще не собрался.
– Вы же не на такси летите на Ауру, – возразил я. – Прилетит и подождет. До космопорта лететь полчаса – это на такси с автопилотом. Я же вас доброшу минут за пятнадцать. Полчаса на регистрацию. Итого – сорок пять минут в запасе.
– Не регистрации нужно быть за час, – сказал Цанс, исследовав инструкцию на билете.
– Это перестраховка. Даже за десять минут – еще не поздно. Давайте, я буду помогать вам укладываться, а вы тем временем рассказывайте. Писать формулы мы не станем, они меня только запутают.
– Запутают? – усмехнулся Цанс. – Формулы, в отличие от словесных рассуждений, запутать не могут.
– Предлагаю пари: если я не запутаюсь, то вы говорите мне, зачем вы летите на Ауру.
– Хорошо, задавайте конкретные вопросы. По вопросам я определю, насколько вы в действительности близки к пониманию. И сядьте на чемодан.
Я сел и попрыгал. Чемодан закрылся.
– Когда будете открывать, – сказал я, – не наклоняйтесь над крышкой, иначе снесет голову. В статьях, где говорится об аттракторах, есть одна оговорка, своего рода условие, при котором аттракторы становятся вычислимы. Поэтому во-первых, что значит вычислимы и невычслимы, и во-вторых, в чем смысл этой оговорки?
– Чем занимается компьютер? – задал Цанс встречный вопрос.
– Я понял, какого ответа вы от меня ждете. Он вычисляет.
– Как?
– Профессор, а это необходимо знать, чтобы понять вашу теорему?
– Он вычисляет по заданному алгоритму. Алгоритм подразумевает, что вычисление должно рано или поздно завершиться. Иначе говоря алгоритм должен быть конечен. Вычислимость означает существование алгоритма, состоящего из конечного числа шагов. Итак, известно, что из пункта А в пункт Б можно дойти за миллион – другой вполне определенных шагов. Рассмотрим обратную задачу: некий человек уже находится в пункте Б. Опять-таки, нам известен алгоритм, пользуясь которым он добрался в пункт Б. Способны ли мы найти тот пункт А, из которого он стартовал? Ответ содержится в формулировке моей теоремы: не существует алгоритма, пригодного для современного квантового компьютера, который позволил бы вам найти обратную дорогу – от Б к А. Следовательно, задача невычислима.
– Пессимистичный вывод. Получается, какую бы цель я перед собой не поставил, мне до нее никогда не дойти, потому что я не знаю с чего начать. Это напоминает мне сказку про Ахилла, который никогда не догонит черепаху. Но ведь он ее все-таки догоняет! И целей мы рано или поздно достигаем…
– А почему мы их достигаем, вы задавали себе вопрос? – накинулся Цанс. – Мы достигаем цели, потому что благодаря нашему разуму мы способны постоянно менять алгоритм. Начальную точку – точку А – мы как правило выбираем неверно, но зато на следующем шаге пересматриваем выбранный алгоритм, корректируем его. В абстрактной же задаче, которую я изучал, алгоритм шагов задан заранее. Такой, фиксированный алгоритм никогда не приведет к нужной цели. Но я решительно не согласен с тем, что эта теория пессимистична. Пессимистичен детерминизм, пессимистична предсказуемость. В отличие от детерминизма, невычислимость аттрактора означает, что мы живем в мире открытых возможностей – мы не движемся по предписанным путям, а постоянно находимся в поиске. По-моему, это замечательно!
– Уговорили, – согласился я. – Нельзя плыть по течению.
– О, плыть по течению в любом случае нельзя! – с иронией воскликнул Цанс.
– И не будем… Скажите, каков, так сказать, спектр применения все этой теории?
– Она универсальна, как универсален хаос, – коротко ответил Цанс. Он опять что-то искал в шкафу. – Да где же он?..
– А в динамической лингвистике она используется?
– Безусловно. В человеческом мышлении заключен свой хаос, у него есть свои аттракторы и невозможно направить мышление к какому-нибудь определенному аттрактору. Это даже более очевидно, чем в случае, скажем, эволюционных процессов. Почему вы спросили о лингвистике?
– Хочу связать воедино аттракторы, виртуальные игры и Бенедикта.
– Ну это просто, – Цанс выудил со дна шкафа миникомпьютер и положил во второй чемодан. – Аттракторы возникают, если в игре симулируется динамический хаос. А Бенедикт… – Цанс отвернулся к чемодану, – а динамическая лингвистика возникает, если в игре симулируется высокоразвитая разумная жизнь.
Я обошел Цанса так, чтобы видеть его лицо.
– Профессор, вы хотите сказать, что Бенедикт и Корно работали над новой игрой, где симулировалось бы реальное общение, язык, культура, ну и тому подобные вещи?
Цанс старательно прятал глаза.
– Все, наконец-то, упаковал…
– Профессор, – настаивал я. – Не уходите от ответа.
– Это не моя тайна, – выдавил он.
– О новой игре вам сказал Вейлинг?
– Да, но пожалуйста, я дал слово не распространяться…
Я временно отступил.
– Вы ничего не сказали о тех оговорках, с которых я начал. В статьях говорилось, что при некоторых условиях аттракторы вычислимы и там же упоминалась Другая Вселенная.
Цанс понял, что либо он отвечает на вопрос, либо я возвращаюсь к теме новой игры.
– Речь идет о контролируемом локальном нарушении причинно-следственных связей. Если суметь использовать такое нарушение для вычислительных целей, то скорость вычислений можно увеличить в любое число раз и алгоритм, бывший ранее бесконечным, станет конечным. Заметьте, это не опровергает мою теорему.
За окном послышался сигнал такси.
– Ну все, мне пора, – сказал Цанс.
– Я вас подброшу.
– Не стоит, – и он посмотрел на чемоданы.
Я их тут же подхватил: раз уж профессор дал мне возможность найти путеводитель, то почему бы не отблагодарить его за это?
Загрузив и чемоданы и Цанса в такси, я спросил:
– Профессор, Брубер не говорил вам, зачем он полетел на Ауру?
– По делам комитета «В защиту договора». Возможно я ошибаюсь, но мне показалось, он собирается встретиться с моролингами.
– То есть он этого не афишировал.
– Более того, он это отрицал.
Я пожелал ему счастливо долететь. Выждав, когда такси наберет высоту, взлетел сам и проводил такси до Центрального космопорта. Регистрацию Цанс прошел без задержек, ни с кем из пассажиров не разговаривал. За влетом челнока я наблюдал с воздуха, пока мне не приказали покинуть зону космопорта. Вернувшись домой, я обнаружил в почте квитанцию со штрафом за «несанкционированное нахождение в зоне полетов».

17
В начале девятого утра я сидел у себя на кухне и не спеша намазывал фруктовый майонез на тосты. Тосты подгорели, у ненавистного майонеза давно вышел срок годности, но больше в доме есть было нечего.
Запищал комлог: Шеф воспользовался закрытым каналом.
– Привет… слушай, а чем это у тебя пахнет? – он покрутил носом.
– Шутка с бородой, Шеф.
– Хм, а Ларсон выдал за свежую… В общем, собирайся, летишь на Ауру. Полчаса на сборы, потом – в Отдел, домой возвращаться не будешь, поэтому вещи захвати с собой… Рот закрой, все объясню в Отделе.
С чего он взял, что я удивился? Все едут на Ауру: Брубер, Цанс… Рунд и моролинги там давно живут.
– Ладно. Аура, так Аура. Татьяне передайте, что я ее очень любил, насчет венка проконсультируйтесь у Яны, у нее хороший вкус…
Его уже не было на экране.
Жирно смазанные тосты отправились в мусорное ведро. Кофе выливать было жалко, и я его допил, хотя и потерял на этом секунд шесть-семь. В дежурный рюкзак полетели туалетные принадлежности, аптечка, кое-что из белья, полупустой пакетик с тостами, путеводитель по галактике и бластер. Из тайника в вентиляционном окне был извлечен пакет с идентификационными карточками на разные имена, включая женские.
Снова запищал комлог. На дисплее мигал позывной Шефа: «Черт». Этот позывной Шеф стал использовать после того, как пронюхал, что в автопилоте моего флаера Отдел проходит как объект «У черта на рогах».
– Я еще тут.
– В Отдел не заходи, встретимся у парковки. Жду.
У парковки… Это что-то новенькое.
Шеф стоял между двумя флаерами. Размахивая руками, он показывал, где мне приземлиться. Он полагал, что я втиснусь. Интересно, когда он последний раз парковался на общественной парковке? У начальства персональные места на крыше Редакции.
Я сделал ему ручкой и полетел в конец парковки. Шеф, грозя кулаком, побежал следом. Значит, дело действительно срочное.
– Почему там не сел? – спросил он, держась за сердце.
– Оттепель, Шеф. Флаер за ночь разбух.
Он фыркнул и махнул в сторону леса.
– Пойдем прогуляемся.
Лес вокруг здания Редакции, конечно же, никакой не лес, а парк. Плодородную почву соскребли с «подсолнечных» склонов гор, окружающих Фаон-Полис с трех сторон, разбросали на сотне-другой гектарах вокруг Редакции и как попало засадили деревьями-мутантами. Мутанты вытянулись метра на четыре и продолжают расти – насколько высоко – никто не знает. В любом случае, четыре метра – это в три раза выше, чем в среднем по экватору.
Присыпанная оранжевым гравием, центральная аллея вела от здания Редакции к озеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53