У дверей нашего номера столпилось несколько человек. Угрозы в адрес отеля перемежались невнятными извинениями. Подойдя ближе, мы обнаружили, что это возмущалась соседка из двести пятьдесят третьего номера, а наш номер тут ни при чем. Теперь она была без вуалетки, но в темных очках. Тонкие губы выговаривали слова хлестко и точно. Управляющий отелем сносил словесные пощечины со стойкостью опытного бойца, ведь в таком большом отеле каждый день кто-нибудь да скандалит.
– Я сегодня же съезжаю! Нет, подумать только, я здесь всего два дня, а ко мне в номер уже успели забраться!
– Погодите, не волнуйтесь вы так, – успокаивал ее управляющий, – возможно, он просто ошибся номером. В любом отеле такое может произойти – не только в нашем.
– Но дверь была заперта – он открыл ее своим ключом. Как, позвольте спросить, такое может быть?
– А вы уверены, что заперли дверь? – спросил управляющий. С его стороны, сказать такое было непростительной ошибкой. Постоялица с сарказмом заметила:
– Что вы хотите этим сказать, что я лгу или что я сама себя не помню?
Предложенный выбор поставил управляющего в тупик. Дама язвительно продолжала:
– Мало того, что меня в вашем отеле чуть не убили, вы меня еще и оскорбляете. Я полагаю, мне следует вызвать полицию.
– Постойте-постойте, зачем нам полиция? – опомнился управляющий. – У вас ведь ничего не взяли. Расскажите все начальнику нашей службы безопасности, и он примет все необходимые меры. – Управляющий старался избежать скандала во что бы то ни стало.
Вперед вышел молодой, спортивного вида мужчина с напомаженными, гладко зачесанными волосами, бликовав-шими пуще, чем лысина управляющего.
– Сэм Бруц, начальник службы безопасности. Я целиком в вашем распоряжении.
Потерпевшая уже истратила весь свой гнев на управляющего и отнеслась к Бруцу, на удивление, благосклонно:
– Найдите его, а то он не оставит меня в покое. Я уверена – мерзавец снова ко мне заберется.
– Вы успели его разглядеть?
– Ну разумеется! Я же видела его собственными глазами.
– Где он находился?
– То есть как где? В моем номере, конечно! Бруц поправился:
– Я спрашиваю, где именно – в спальне, в гостиной или еще где-нибудь?
– Да, он был в спальне – шарил по вещам.
– А где в это время находились вы?
– В душе. То есть сначала я была в душе и поэтому не заметила, как он вошел, но когда я выходила из ванной комнаты, он уже был в спальне, и до него было, ну вот как до вас… – Она ткнула в меня пальцем. – Так это были вы! Вот так номер, думаю.
– Я все утро был в ресторане и, как это ни смешно звучит, завтракал. К тому же у меня есть свидетели, – поспешил я предоставить алиби.
– Да? Очень жаль. – Соседка была разочарована.
– А где вы были потом? – спросил меня Бруц.
– Потом мы вместе с…
– Со мной! – подсказала Татьяна.
– Да, вместе с моей подругой прогулялись по галерее, где торгуют сувенирами. – С Татьяниной помощью я соорудил себе железное алиби. Бруцу моих слов показалось недостаточно.
– Вы что-нибудь купили? – настаивал он. Я предъявил крылатую пирамидку и описал ту лавочку, где мы ее купили.
– Спросите у торговца, мы у него долго проторчали, – вставила Татьяна.
Бруц временно от нас отстал.
– Стало быть, нападавший был молодым мужчиной, ростом чуть выше среднего? – обратился он к потерпевшей.
– Ну да, я это уже говорила, да вы все не слушаете! При мне она ничего подобного не говорила.
– Какое у него было лицо? – снова спросил Бруц.
– Как какое? Мужское, разумеется!
– Это понятно, – Бруц мобилизовал все свое терпение, – как он был одет, какие глаза, волосы, вы помните?
– Одет он был примерно как и вы. – Она снова ткнула в меня пальцем. – Остальное… шторы в спальне я задернула еще с вечера, сами понимаете – второй этаж. Свет – погашен. Он что-то сунул мне в лицо, затем – треск, удар… и я, наверное, упала, потом… – Соседка задумалась, ей очень не хотелось признавать, что толком она ничего не помнит.
Чуть ниже ее правого уха я заметил знакомый красноватый след – по всей вероятности, туда пришелся удар шокера Перехватив мой взгляд, она прикрыла шею рукой. Подними нападавший свое оружие немного выше, и ей бы не пришлось с нами разговаривать.
– Так что же случилось потом? – поинтересовался Бруц.
– Потом он, вероятно, убежал, но я его узнаю, непременно узнаю, если увижу, конечно.
– Хм, так же как меня, – сказал я вполголоса, но Бруц меня прекрасно слышал и понимающе кивнул.
– Ты выходил в туалет, – прошептала Татьяна мне на ухо.
– Откуда ты знаешь, что в туалет. Ты что, следила? – шепнул я ей в ответ.
– Вот и я о том же – не знаю, куда ты ходил… Вчера с дверью соседкиной возился, а сегодня ее грабят – подозрительно!
– Тихо ты, – я приложил палец к ее губам, – не шипи так громко. И вообще, пошли в номер, нечего тут стоять. Мы незаметно удалились.
– Так о чем вы беседовали с Абметовым, пока меня не было? – полюбопытствовал я уже в номере.
– Ха, все тебе расскажи… – Татьяна решила немного пококетничать, – мы говорили о природе любви.
Я состроил такую физиономию, что Татьяна была вынуждена пояснить:
– Заметь – не о любви, а о природе любви. Разницу улавливаешь?
– Улавливаю, но смутно. При мне вы только и делали вид, что вас исключительно высоконаучные темы интересуют, но стоило мне отлучиться, как Абметов тут же забывает про науку и давай толковать про любовь Нечего сказать, прыткий малый! Давай-ка поконкретней, чего он там тебе наговорил?
– Да не нервничай ты так! Сюжетец он изложил сугубо философский. По мнению Абметова, Господь Бог придумал двуполых существ, дабы у них, у двуполых существ, появилась возможность потренироваться в любви. То есть самоцелью являлось не размножение, а подготовка почвы к возникновению альтруистической любви – любви к истине, например, или к красоте. Но для начала следовало изобрести любовь попроше. К примеру, любовь к кому-то живому, но отличному от себя. Для этого изобрели двуполое размножение. Согласись, ну какая любовь может быть у амеб?
– Исключительно альтруистическая, – ответил я.
– Да с какой стати! Им бы пожрать да поспать – вот и все интересы. Нет, альтруистическая любовь сама по себе возникнуть не может. Поэтому Господь Бог решил так: пускай живые твари научатся любить друг друга, ну хотя бы для размножения – все лучше, чем никак. Так возникла любовь, пардон, сексуальная. Поднабравшись опыта в половой любви, живая тварь на этом не остановилась. Да она уже и не могла остановиться: камень покатился – любить что-то, что вне тебя, стремиться к тому, что вне тебя, пусть даже недостижимому, так понравилось, что живая тварь начала искать себе все новые и новые объекты для любви. Дело дошло до того, что все объекты попросту кончились, и пришлось живой твари их придумывать. Ну а как только тварь стала подключать свое воображение, к тому времени тварь стала уже совсем разумной, тут и до альтруистической любви недалеко. Как тебе такой сюжетец?
– Что-то мне подсказывает, что без конкретных примеров Абметов обойтись никак не мог. Например, он мог сказать так. Вы, Татьяна, говорит Абметов, такая прекрасная женщина (дама, девушка, барышня), что могли бы стать музой для кого-то получше него (то есть меня), ну а тем несчастным, кто не заслужил твоего расположения, оСтастся только подключать, как ты выразилась, воображение и заниматься альтруистической любовью… Я ничего не напутал?
– Фу, что ты несешь? Абметов до такой пошлости не опустится. Про тебя он вообще ни слова не сказал.
– А про тебя? – поймал я ее на слове.
– Ну, он позволил себе выразить некоторое восхищение… – Она запнулась.
– Чем? – Мне стало еще любопытнее.
– Не чем, а кем… мною, естественно!
– И?..
– И он сказал, что мои рыжие волосы и голубые глаза – это земное небо наоборот.
– Чего наоборот?
– Чго ты расчевокался? Неужели непонятно! На Земле солнце рыжее, а небо – голубое. А он сказал, что глядя на меня, теперь сомневается, не ошибся ли Создатель и не лучше ли было сделать наоборот – солнце голубым, а небо – рыжим.
– У нас на Фаоне солнце тоже рыжее, а небо, если погода хорошая, то голубое.
– Тем более непонятно, как ты сам до такого не додумался. Да где тебе… – Татьяна махнула рукой.
Я вспомнил, какие комплименты я расточал в адрес Лоры Дейч, и мне стало стыдно.
– Я исправлюсь…
– Все обещаешь да обещаешь. – Татьяна давала понять, что лимит доверия ко мне у нее исчерпан.
– На Оркус обещал взять – и взял, – оправдывался я, – ты скажи лучше, чего это Абметова на комплименты потянуло?
– От скуки, вероятно… – Татьяна нашла для Абметова оправдание.
– Кстати, ты вовсе не рыжая. Это Шлаффер рыжий, а у тебя волосы… ну золотистые, что ли…
– Тьфу, пошлятина какая! Еще скажи, что я – блондинка. Да, а кто такой Шлаффер?
– Так, тип один…
Ладно, думаю, пора сменить пластинку. Альтруистическая любовь в исполнении Абметова может подождать. А вот история с неудавшимся ограблением госпожи из соседнего номера показалась мне более чем странной. Брать у нее, судя по всему, нечего. И почему грабитель не проверил, есть ли кто-нибудь в номере или нет…
Мне стало не по себе. Страх, оставивший меня еще на Фаоне, вернулся вновь. Маленьким комочком он возник где-то внизу живота, начал подниматься и, миновав солнечное сплетение, замер. Движимый нехорошим предчувствием, я связался с Оркус-Отелем, но не через интерком, а через внешнюю сеть. Долго никто не подходил, затем, юный девичий голос спросил, что мне, собственно, надо.
– Извините, это четыреста тринадцатый?
– Смотрите куда нажимаете – это четыреста двенадцатый, – схамила девица и отключилась. Теперь все стало на свои места. Слегка успокаивало только то, что дьявольское число теперь связывает Абметова не с нами, а с нашей соседкой из двести пятьдесят третьего. Татьяна, выслушав мое объяснение, все поняла по-своему:
– Вот, я же говорила, ты даже номер не в состоянии запомнить…
– Ты не поняла, тот тип собирался обыскать наш номер, а не соседний, – растолковал я ей.
Татьяна прикрыла ладонью рот и молча опустилась на краешек кровати.
– Кто, кроме Абметова, мог знать про твои нумероло-гические изыскания?
– Никто… Хотя постой, мы как раз выходили из лифта, когда я сказала ему про шестьсот шестьдесят шесть. С нами еще человек десять выходило… Может, кто-то из них слышал.
– Теперь остается только гадать.
Я не помнил, чтобы в лифте находился кто-нибудь, похожий на меня. Если соседку вырубили цефалошокером, то ничего из ее рассказа нельзя принимать всерьез. Чтобы хоть как-то прийти в себя, я принял холодный душ. Татьяна последовала моему примеру.
Лежа на кровати, я не спеша обдумывал происшествие с соседкой. В дверь позвонили. Я подумал, что это пришел вездесущий Абметов, но ошибся – в номер вошел начальник службы безопасности Бруц.
– Чем обязаны? – спросил я.
– Я вынужден задать вам несколько вопросов в связи с нападением на госпожу Бланцетти, – заявил он сухо и официально.
– А кто такая госпожа Бланцетти? – снова спросил я, впрочем, понимая, что речь идет о соседке.
– Постоялица из двести пятьдесят третьего номера.
– С ней все в порядке? – поинтересовалась Татьяна. После душа наряд на ней был довольно легкомысленный, и Бруц никак не мог сосредоточиться.
– И да и нет, – уклончиво ответил он. – Ее здоровье вне опасности, но вот память… Очевидно, ее поразили цефалошокером или подобным ему оружием.
– Понятно, но нас-то это как касается?
– Мы проверили ваше алиби и считайте, что его у вас нет, – господин Абметов был вынужден признать, что во время завтрака вы выходили. На дверях ее номера есть только ваши следы и следы самой госпожи Бланцетти. Выводы делайте сами…
– Ну и что? – возмутился я. – Вам же сказали, что вчера я помог ей открыть дверь.
– И заодно просканировали замок, – предположил Бруц.
– Вранье, – ответил я.
– Чушь собачья, – поддержала меня Татьяна.
– Не знаю, не знаю, – вздохнул Бруц, глядя в разрез Татьяниного платья.
– Если не знаете, то тогда оставьте нас в покое, – взвилась Татьяна. Разрез на платье еще больше расширился и Бруц забыл, зачем пришел. Он спросил:
– С какой целью вы приехали на Оркус?
– Ограбить первого попавшегося соседа по номеру, – огрызнулся я.
– Ну почему же первого попавшегося, – деликатно возразил Бруц, – вы же специально попросили этот номер.
Крыть мне было нечем. Рассказывать про сумму номеров было бы глупо, тем более что она оказалась вовсе не той, что требовалась.
– Для нас число двести пятьдесят четыре – счастливое, – нашлась Татьяна, – и попробуйте докажите, что это не так.
А что тут доказывать, думаю я, оно и вправду оказалось несчастливым. Хотя нет, все же счастливым – ведь ворвались не к нам, а к соседям. Ход мысли у Бруца был примерно такой же, как у меня.
– Ваш друг попал в скверную историю, – сказал он Татьяне, – а это, согласитесь, уже – несчастье.
Когда убили Перка, я попал в число подозреваемых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Я сегодня же съезжаю! Нет, подумать только, я здесь всего два дня, а ко мне в номер уже успели забраться!
– Погодите, не волнуйтесь вы так, – успокаивал ее управляющий, – возможно, он просто ошибся номером. В любом отеле такое может произойти – не только в нашем.
– Но дверь была заперта – он открыл ее своим ключом. Как, позвольте спросить, такое может быть?
– А вы уверены, что заперли дверь? – спросил управляющий. С его стороны, сказать такое было непростительной ошибкой. Постоялица с сарказмом заметила:
– Что вы хотите этим сказать, что я лгу или что я сама себя не помню?
Предложенный выбор поставил управляющего в тупик. Дама язвительно продолжала:
– Мало того, что меня в вашем отеле чуть не убили, вы меня еще и оскорбляете. Я полагаю, мне следует вызвать полицию.
– Постойте-постойте, зачем нам полиция? – опомнился управляющий. – У вас ведь ничего не взяли. Расскажите все начальнику нашей службы безопасности, и он примет все необходимые меры. – Управляющий старался избежать скандала во что бы то ни стало.
Вперед вышел молодой, спортивного вида мужчина с напомаженными, гладко зачесанными волосами, бликовав-шими пуще, чем лысина управляющего.
– Сэм Бруц, начальник службы безопасности. Я целиком в вашем распоряжении.
Потерпевшая уже истратила весь свой гнев на управляющего и отнеслась к Бруцу, на удивление, благосклонно:
– Найдите его, а то он не оставит меня в покое. Я уверена – мерзавец снова ко мне заберется.
– Вы успели его разглядеть?
– Ну разумеется! Я же видела его собственными глазами.
– Где он находился?
– То есть как где? В моем номере, конечно! Бруц поправился:
– Я спрашиваю, где именно – в спальне, в гостиной или еще где-нибудь?
– Да, он был в спальне – шарил по вещам.
– А где в это время находились вы?
– В душе. То есть сначала я была в душе и поэтому не заметила, как он вошел, но когда я выходила из ванной комнаты, он уже был в спальне, и до него было, ну вот как до вас… – Она ткнула в меня пальцем. – Так это были вы! Вот так номер, думаю.
– Я все утро был в ресторане и, как это ни смешно звучит, завтракал. К тому же у меня есть свидетели, – поспешил я предоставить алиби.
– Да? Очень жаль. – Соседка была разочарована.
– А где вы были потом? – спросил меня Бруц.
– Потом мы вместе с…
– Со мной! – подсказала Татьяна.
– Да, вместе с моей подругой прогулялись по галерее, где торгуют сувенирами. – С Татьяниной помощью я соорудил себе железное алиби. Бруцу моих слов показалось недостаточно.
– Вы что-нибудь купили? – настаивал он. Я предъявил крылатую пирамидку и описал ту лавочку, где мы ее купили.
– Спросите у торговца, мы у него долго проторчали, – вставила Татьяна.
Бруц временно от нас отстал.
– Стало быть, нападавший был молодым мужчиной, ростом чуть выше среднего? – обратился он к потерпевшей.
– Ну да, я это уже говорила, да вы все не слушаете! При мне она ничего подобного не говорила.
– Какое у него было лицо? – снова спросил Бруц.
– Как какое? Мужское, разумеется!
– Это понятно, – Бруц мобилизовал все свое терпение, – как он был одет, какие глаза, волосы, вы помните?
– Одет он был примерно как и вы. – Она снова ткнула в меня пальцем. – Остальное… шторы в спальне я задернула еще с вечера, сами понимаете – второй этаж. Свет – погашен. Он что-то сунул мне в лицо, затем – треск, удар… и я, наверное, упала, потом… – Соседка задумалась, ей очень не хотелось признавать, что толком она ничего не помнит.
Чуть ниже ее правого уха я заметил знакомый красноватый след – по всей вероятности, туда пришелся удар шокера Перехватив мой взгляд, она прикрыла шею рукой. Подними нападавший свое оружие немного выше, и ей бы не пришлось с нами разговаривать.
– Так что же случилось потом? – поинтересовался Бруц.
– Потом он, вероятно, убежал, но я его узнаю, непременно узнаю, если увижу, конечно.
– Хм, так же как меня, – сказал я вполголоса, но Бруц меня прекрасно слышал и понимающе кивнул.
– Ты выходил в туалет, – прошептала Татьяна мне на ухо.
– Откуда ты знаешь, что в туалет. Ты что, следила? – шепнул я ей в ответ.
– Вот и я о том же – не знаю, куда ты ходил… Вчера с дверью соседкиной возился, а сегодня ее грабят – подозрительно!
– Тихо ты, – я приложил палец к ее губам, – не шипи так громко. И вообще, пошли в номер, нечего тут стоять. Мы незаметно удалились.
– Так о чем вы беседовали с Абметовым, пока меня не было? – полюбопытствовал я уже в номере.
– Ха, все тебе расскажи… – Татьяна решила немного пококетничать, – мы говорили о природе любви.
Я состроил такую физиономию, что Татьяна была вынуждена пояснить:
– Заметь – не о любви, а о природе любви. Разницу улавливаешь?
– Улавливаю, но смутно. При мне вы только и делали вид, что вас исключительно высоконаучные темы интересуют, но стоило мне отлучиться, как Абметов тут же забывает про науку и давай толковать про любовь Нечего сказать, прыткий малый! Давай-ка поконкретней, чего он там тебе наговорил?
– Да не нервничай ты так! Сюжетец он изложил сугубо философский. По мнению Абметова, Господь Бог придумал двуполых существ, дабы у них, у двуполых существ, появилась возможность потренироваться в любви. То есть самоцелью являлось не размножение, а подготовка почвы к возникновению альтруистической любви – любви к истине, например, или к красоте. Но для начала следовало изобрести любовь попроше. К примеру, любовь к кому-то живому, но отличному от себя. Для этого изобрели двуполое размножение. Согласись, ну какая любовь может быть у амеб?
– Исключительно альтруистическая, – ответил я.
– Да с какой стати! Им бы пожрать да поспать – вот и все интересы. Нет, альтруистическая любовь сама по себе возникнуть не может. Поэтому Господь Бог решил так: пускай живые твари научатся любить друг друга, ну хотя бы для размножения – все лучше, чем никак. Так возникла любовь, пардон, сексуальная. Поднабравшись опыта в половой любви, живая тварь на этом не остановилась. Да она уже и не могла остановиться: камень покатился – любить что-то, что вне тебя, стремиться к тому, что вне тебя, пусть даже недостижимому, так понравилось, что живая тварь начала искать себе все новые и новые объекты для любви. Дело дошло до того, что все объекты попросту кончились, и пришлось живой твари их придумывать. Ну а как только тварь стала подключать свое воображение, к тому времени тварь стала уже совсем разумной, тут и до альтруистической любви недалеко. Как тебе такой сюжетец?
– Что-то мне подсказывает, что без конкретных примеров Абметов обойтись никак не мог. Например, он мог сказать так. Вы, Татьяна, говорит Абметов, такая прекрасная женщина (дама, девушка, барышня), что могли бы стать музой для кого-то получше него (то есть меня), ну а тем несчастным, кто не заслужил твоего расположения, оСтастся только подключать, как ты выразилась, воображение и заниматься альтруистической любовью… Я ничего не напутал?
– Фу, что ты несешь? Абметов до такой пошлости не опустится. Про тебя он вообще ни слова не сказал.
– А про тебя? – поймал я ее на слове.
– Ну, он позволил себе выразить некоторое восхищение… – Она запнулась.
– Чем? – Мне стало еще любопытнее.
– Не чем, а кем… мною, естественно!
– И?..
– И он сказал, что мои рыжие волосы и голубые глаза – это земное небо наоборот.
– Чего наоборот?
– Чго ты расчевокался? Неужели непонятно! На Земле солнце рыжее, а небо – голубое. А он сказал, что глядя на меня, теперь сомневается, не ошибся ли Создатель и не лучше ли было сделать наоборот – солнце голубым, а небо – рыжим.
– У нас на Фаоне солнце тоже рыжее, а небо, если погода хорошая, то голубое.
– Тем более непонятно, как ты сам до такого не додумался. Да где тебе… – Татьяна махнула рукой.
Я вспомнил, какие комплименты я расточал в адрес Лоры Дейч, и мне стало стыдно.
– Я исправлюсь…
– Все обещаешь да обещаешь. – Татьяна давала понять, что лимит доверия ко мне у нее исчерпан.
– На Оркус обещал взять – и взял, – оправдывался я, – ты скажи лучше, чего это Абметова на комплименты потянуло?
– От скуки, вероятно… – Татьяна нашла для Абметова оправдание.
– Кстати, ты вовсе не рыжая. Это Шлаффер рыжий, а у тебя волосы… ну золотистые, что ли…
– Тьфу, пошлятина какая! Еще скажи, что я – блондинка. Да, а кто такой Шлаффер?
– Так, тип один…
Ладно, думаю, пора сменить пластинку. Альтруистическая любовь в исполнении Абметова может подождать. А вот история с неудавшимся ограблением госпожи из соседнего номера показалась мне более чем странной. Брать у нее, судя по всему, нечего. И почему грабитель не проверил, есть ли кто-нибудь в номере или нет…
Мне стало не по себе. Страх, оставивший меня еще на Фаоне, вернулся вновь. Маленьким комочком он возник где-то внизу живота, начал подниматься и, миновав солнечное сплетение, замер. Движимый нехорошим предчувствием, я связался с Оркус-Отелем, но не через интерком, а через внешнюю сеть. Долго никто не подходил, затем, юный девичий голос спросил, что мне, собственно, надо.
– Извините, это четыреста тринадцатый?
– Смотрите куда нажимаете – это четыреста двенадцатый, – схамила девица и отключилась. Теперь все стало на свои места. Слегка успокаивало только то, что дьявольское число теперь связывает Абметова не с нами, а с нашей соседкой из двести пятьдесят третьего. Татьяна, выслушав мое объяснение, все поняла по-своему:
– Вот, я же говорила, ты даже номер не в состоянии запомнить…
– Ты не поняла, тот тип собирался обыскать наш номер, а не соседний, – растолковал я ей.
Татьяна прикрыла ладонью рот и молча опустилась на краешек кровати.
– Кто, кроме Абметова, мог знать про твои нумероло-гические изыскания?
– Никто… Хотя постой, мы как раз выходили из лифта, когда я сказала ему про шестьсот шестьдесят шесть. С нами еще человек десять выходило… Может, кто-то из них слышал.
– Теперь остается только гадать.
Я не помнил, чтобы в лифте находился кто-нибудь, похожий на меня. Если соседку вырубили цефалошокером, то ничего из ее рассказа нельзя принимать всерьез. Чтобы хоть как-то прийти в себя, я принял холодный душ. Татьяна последовала моему примеру.
Лежа на кровати, я не спеша обдумывал происшествие с соседкой. В дверь позвонили. Я подумал, что это пришел вездесущий Абметов, но ошибся – в номер вошел начальник службы безопасности Бруц.
– Чем обязаны? – спросил я.
– Я вынужден задать вам несколько вопросов в связи с нападением на госпожу Бланцетти, – заявил он сухо и официально.
– А кто такая госпожа Бланцетти? – снова спросил я, впрочем, понимая, что речь идет о соседке.
– Постоялица из двести пятьдесят третьего номера.
– С ней все в порядке? – поинтересовалась Татьяна. После душа наряд на ней был довольно легкомысленный, и Бруц никак не мог сосредоточиться.
– И да и нет, – уклончиво ответил он. – Ее здоровье вне опасности, но вот память… Очевидно, ее поразили цефалошокером или подобным ему оружием.
– Понятно, но нас-то это как касается?
– Мы проверили ваше алиби и считайте, что его у вас нет, – господин Абметов был вынужден признать, что во время завтрака вы выходили. На дверях ее номера есть только ваши следы и следы самой госпожи Бланцетти. Выводы делайте сами…
– Ну и что? – возмутился я. – Вам же сказали, что вчера я помог ей открыть дверь.
– И заодно просканировали замок, – предположил Бруц.
– Вранье, – ответил я.
– Чушь собачья, – поддержала меня Татьяна.
– Не знаю, не знаю, – вздохнул Бруц, глядя в разрез Татьяниного платья.
– Если не знаете, то тогда оставьте нас в покое, – взвилась Татьяна. Разрез на платье еще больше расширился и Бруц забыл, зачем пришел. Он спросил:
– С какой целью вы приехали на Оркус?
– Ограбить первого попавшегося соседа по номеру, – огрызнулся я.
– Ну почему же первого попавшегося, – деликатно возразил Бруц, – вы же специально попросили этот номер.
Крыть мне было нечем. Рассказывать про сумму номеров было бы глупо, тем более что она оказалась вовсе не той, что требовалась.
– Для нас число двести пятьдесят четыре – счастливое, – нашлась Татьяна, – и попробуйте докажите, что это не так.
А что тут доказывать, думаю я, оно и вправду оказалось несчастливым. Хотя нет, все же счастливым – ведь ворвались не к нам, а к соседям. Ход мысли у Бруца был примерно такой же, как у меня.
– Ваш друг попал в скверную историю, – сказал он Татьяне, – а это, согласитесь, уже – несчастье.
Когда убили Перка, я попал в число подозреваемых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59