– Думаю, лишь один-два человека представляли себе, чем они занимаются.
– А тебя никогда не искушало желание? – спросила у него Шарлотта, беря его под руку.
– Желание сделать что?
– Проверить, стоит ли эта магия хоть ломаного гроша или нет. Попытаться заклясть духа или совершить путешествие в Доминионы?
Он посмотрел на нее с неподдельным изумлением.
– Но это же против всех правил Общества, – сказал он.
– Да я тебя не о том спрашиваю, – ответила она почти грубо. – Я спросила: не овладевало ли тобой когда-нибудь искушение?
– Мой отец учил меня, что любое соприкосновение с Имаджикой угрожает моей душе огромной опасностью.
– Мой говорил то же самое. Но, по-моему, в конце концов он пожалел, что не проверил этого на собственном опыте. Я хочу сказать, что если все это шарлатанство, – то и вреда никакого быть не может.
– Да нет, я верю, что во всем этом есть зерно истины, – сказал Блоксхэм.
– Ты веришь в другие Доминионы?
– Ты же видела эту чертову тварь, которую располосовал перед нами Годольфин.
– Я видела представителя вида, ранее мне неизвестного, вот и все. – Она остановилась и взяла с полки первую попавшуюся книгу. – Но иногда я задумываюсь, а не пуста ли крепость, которую мы охраняем. – Она открыла книгу, и из нее выпал чей-то локон. – Может быть, все это выдумки, – сказала она. – Наркотические сны и фантазии. – Она поставила книгу на место и повернулась к Блоксхэму. – Ты что, действительно, пригласил меня сюда только для того, чтобы проверить неприкосновенность хранилища? Я буду чертовски разочарована, если это так.
– Ну, это не совсем так, – сказал он.
– Хорошо, – ответила она и вновь двинулась в глубь лабиринта.
2
Хотя Юдит и пригласили на несколько новогодних вечеринок, она никому ничего твердо не обещала. Теперь, после всех сегодняшних несчастий, это обстоятельство доставило ей некоторое облегчение. После того как тело Тэйлора увезли, она предложила Клему остаться с ним, но он отказался, спокойно сказав, что ему нужно какое-то время побыть одному. Однако, ему будет приятно знать, что в случае необходимости она ответит на его телефонный звонок. Он сказал, что свяжется с ней, если совсем уж расклеится.
Одна из вечеринок, на которую ее пригласили, должна была состояться в доме прямо напротив ее квартиры и, судя по воспоминаниям, обещала быть шумной. Она и сама несколько раз бывала там, но в этот вечер у нее не было желания находиться в чьем-то обществе. Если в новом году дела пойдут так же, как в старом, у нее нет никакого настроения праздновать это событие. В надежде, что ее присутствие останется незамеченным, она задернула шторы, зажгла несколько свечей, поставила пластинку с концертом для флейты с оркестром и стала готовить себе легкий ужин. Моя руки, она заметила, что на ее ладонях и пальцах остался голубоватый налет от камня. Несколько раз за этот день она ловила себя на том, что вертит его между пальцами и клала в карман, чтобы через несколько минут вновь обнаружить его у себя в руках. Непонятно, каким образом она могла не заметить образовавшегося налета? Она стала яростно тереть руки, чтобы смыть въевшуюся пыль, но, когда кожа высохла, налет стал еще заметнее. Тогда она пошла в ванную, чтобы изучить это странное явление при более ярком свете. Это была вовсе не пыль, как показалось ей сначала. Краситель проник в ее кожу, словно хна. К тому же окрасились не только ее ладони, но и запястья, которые – она была в этом абсолютно уверена – не соприкасались с камнем. Она сняла кофточку и к ужасу своему обнаружила, что голубоватые пятна покрывают ее руки вплоть до локтей. Тогда она начала разговаривать с собой вслух, как обычно делала, когда была сбита с толку.
– Что это, черт возьми, такое? Я становлюсь голубого цвета? Да это просто смешно.
Может быть, это было и смешно, но не особенно забавно. Ее желудок свело судорогой паники. Неужели она заразилась от камня какой-то болезнью? Не потому ли Эстабрук так тщательно завернул его и спрятал подальше от чужих глаз?
Она включила душ и разделась. Новых пятен на своем теле она не нашла, но это было не слишком сильным утешением. Сделав воду погорячее, она шагнула под душ и принялась яростно оттирать пятна, взбивая обильную пену. От горячей воды в сочетании с охватившим ее чувством паники у нее закружилась голова. Испугавшись, что может потерять сознание, она вылезла из ванны и протянула руку к двери, чтобы открыть ее и впустить немного свежего воздуха. Но ее мыльная ладонь скользнула по дверной ручке, и, выругавшись, она обернулась за полотенцем. Перед ней возникло ее отражение в зеркале. Ее шея была голубой. Кожа вокруг глаз была голубой. Лоб был голубым, до самых волос. Она попятилась от этого гротескного зрелища и прижалась к влажным от пара плиткам.
– Это мне только кажется, – сказала она вслух.
Она вторично взялась за ручку, и на этот раз дверь открылась. От холода она покрылась гусиной кожей с головы до ног, но она была рада этому. Может быть, холод поможет ей стряхнуть это обманчивое видение. Поеживаясь, она отправилась в освещенную свечами гостиную. Там, посреди столика для кофе, лежал кусок голубого камня и смотрел на нее своим глазом. Она не могла припомнить, когда это она вынула его из кармана, да еще к тому же так продуманно водрузила на столик в окружении свечей. Присутствие камня заставило ее задержаться на пороге. Внезапно ею овладел суеверный страх, словно этот камень обладал силой василиска и мог превратить ее плоть в то же вещество, из которого состоял и сам. Если это действительно было так, то было уже слишком поздно пытаться что-то предотвратить. Каждый раз, когда она брала камень в руки, он устремлял на нее свой взгляд. Ощущение неизбежности придало ей храбрости. Она подошла к столу, взяла камень и, не давая ему времени вновь овладеть ее волей, швырнула его изо всей силы в стенку.
Отправляясь в полет, камень милостиво дал ей возможность понять, какую ошибку она совершила. Пока она отсутствовала, он полностью подчинил себе комнату, стал более реальным, чем рука, которая его бросила, и чем стена, о которую он должен был удариться. Время и пространство стали его игрушками, и, стремясь его уничтожить, она отделила одно от другого.
Было уже слишком поздно пытаться исправить ошибку. С тяжелым, глухим стуком камень ударился о стену, и в этот момент она оказалась выброшенной из самой себя, словно кто-то проник в ее голову, вырвал ее сознание и вышвырнул его в окно. Тело ее осталось в комнате, которую она покинула, и не имело никакого отношения к тому путешествию, в которое ей пришлось отправиться. Из всех чувств у нее осталось только зрение. Над пустынной улицей, влажный асфальт которой поблескивал в свете фонарей, она поплыла к порогу дома напротив. Там стоял квартет гостей – трое молодых людей, окруживших слегка нетрезвую девушку. Один из юношей нетерпеливо стучал в дверь. В это время самый мощный представитель мужского трио влеплял девушке поцелуй за поцелуем, незаметно для других лапая ее груди. Юдит заметила выражение беспокойства, появлявшееся на лице девушки между смешками, увидела, как ее руки сжимаются в маленькие жалкие кулачки, когда ухажер вдавливал язык ей между губ. Потом она увидела, как девушка приоткрывает рот навстречу его поцелуям, скорее, от покорности, чем от похоти. Когда дверь открылась, и четверо новых гостей ввалились в праздничный гул, она полетела прочь, взмывая над крышами и вновь опускаясь, для того чтобы стать мимолетным свидетелем других драм, которые разворачивались в проносящихся мимо домах.
Все они, подобно камню, пославшему ее с этой миссией, представали перед ней во фрагментах: осколки драм, о содержании которых она могла только догадываться. Женщина в комнате верхнего этажа, уставившаяся на платье на неубранной постели. Еще одна женщина у окна, плачущая и покачивающаяся в такт музыке, которую Юдит не могла услышать. И еще одна, поднимающаяся из-за стола, за которым полно гостей, во власти какого-то недомогания. Ни одну из этих женщин она не знала, но все они казались ей знакомыми. Даже в тот краткий период жизни, который ей удавалось удержать в своей памяти, ей приходилось испытывать те же самые чувства, что и им. Она ощущала себя покинутой, беспомощной, жаждущей. Постепенно она стала улавливать закономерность в своих видениях. Ей словно бы показывали фрагменты ее собственной жизни, отраженные в жизни самых разных женщин.
На темной улице за Кингс Кросс она увидела женщину, которая обслуживала мужчину на переднем сиденье его машины, склонившись над возбужденным розовым членом и зажав его между губами цвета менструальной крови. Ей тоже приходилось заниматься этим или чем-то похожим, потому что она хотела быть любимой. И женщина, проезжающая мимо вышедших на промысел блядей и исполненная к ним праведного отвращения, – это тоже была она. И красавица, язвительными замечаниями выманивающая своего любовника на улицу, под дождь, и мужеподобная баба, пьяно аплодирующая ей из окна верхнего этажа, – во всех этих обличьях ей тоже довелось побывать. А может быть, это они были ею?
Ее путешествие подходило к концу. Она достигла моста, с которого мог бы открыться обширный вид на город, но дождь в этом районе шел сильнее, чем в Ноттинг Хилл, и видимость была ограничена. Не задерживаясь ни на секунду, ее сознание продолжало лететь под проливным дождем, не чувствуя ни холода, ни сырости, приближаясь к неосвещенной башне, почти скрытой за рядами деревьев. Скорость ее движения упала, она залетела в листву, словно пьяная птица, и внезапно утонула в совершеннейшей темноте.
На мгновение ее охватил ужас, что здесь она будет похоронена заживо, но потом темнота уступила место свету, и она просочилась сквозь потолок какого-то подвала, вдоль стен которого вместо полок с бутылками вина стояли книжные стеллажи. В проходах горело электричество, но воздух все равно казался плотным, но не от пыли, а от чего-то такого, что она понимала лишь очень смутно. В этом месте чувствовалась святость. И сила. Ничего подобного ей раньше не приходилось ощущать. Ни в соборе святого Петра, ни в Шартрском соборе, ни где-либо еще. Ей захотелось снова обрести плоть. Для того, чтобы пройтись по этим коридорам. Чтобы притронуться к книгам, к кирпичным стенам. Чтобы вдохнуть в себя этот воздух. Он окажется пыльным, но это будет особая пыль, мельчайшая частичка которой, летая в этом святом месте, стала мудрее целой планеты.
Ее внимание привлекла чья-то мелькнувшая тень, и она двинулась вперед по коридору, раздумывая над тем, что же это за книги стоят на полках. При ближайшем рассмотрении оказалось, что тень впереди отбрасывает не кто-то один, как ей показалось вначале, а двое людей, сплетенных в эротическом объятии. Женщина прижималась спиной к книгам, обхватив руками полку у себя над головой. Ее партнер со сползшими брюками прижимался к ней, сопровождая резкими вдохами стремительные движения своих чресл. Глаза обоих были закрыты, возможно, потому, что ни тот, ни другая не обладали особенно обольстительным видом. Для чего она оказалась здесь? Чтобы стать свидетелем этого траханья? Бог его знает, но в их натуженных движениях не было ничего такого, что могло бы возбудить ее или по крайней мере сообщить ей что-то новое в области секса. Нет сомнений, что голубой глаз послал ее через весь город и сделал ее свидетелем стольких женских драм не для того, чтобы продемонстрировать ей это безрадостное соитие. Во всем этом должно скрываться нечто, пока ей недоступное. Может быть, какая-то тайна откроется ей в их разговоре? Но он сводился к сладострастным вздохам. Может быть, в книгах, которые тряслись на полках позади них? Весьма вероятно.
Она приблизилась, чтобы прочитать названия, но взгляд ее скользнул по их спинам и уперся в стену, напротив которой они стояли. Кирпичи имели самый обычный вид, но скреплявший их раствор был окрашен в голубой оттенок, который она безошибочно угадала. В волнении она двинулась вперед сквозь кирпич, мимо любовников и книг. По другую сторону стены стояла кромешная тьма. Она казалась даже еще более черной, чем та земля, сквозь которую она проникла в это потаенное место. Но это была не просто темнота, вызванная отсутствием света, – это была тьма отчаяния и скорби. В ней проснулось инстинктивное желание поскорее уйти отсюда, но рядом она ощутила еще чье-то присутствие, заставившее ее помедлить. На полу этой жалкой камеры лежало существо, почти сливающееся с окружающей темнотой. Оно было связано, словно кокон, – лица его не было видно. Нити, опутавшие его тело с болезненной тщательностью, были чрезвычайно тонкими, но того, что открывалось ее взору, было достаточно, чтобы с уверенностью утверждать, что это существо, как и все прочие, попавшиеся ей по пути, пойманные в ловушку духи, было женщиной.
Те, кто ее связывал, проявили особое тщание. Лишь волосы и ногти остались на виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
– А тебя никогда не искушало желание? – спросила у него Шарлотта, беря его под руку.
– Желание сделать что?
– Проверить, стоит ли эта магия хоть ломаного гроша или нет. Попытаться заклясть духа или совершить путешествие в Доминионы?
Он посмотрел на нее с неподдельным изумлением.
– Но это же против всех правил Общества, – сказал он.
– Да я тебя не о том спрашиваю, – ответила она почти грубо. – Я спросила: не овладевало ли тобой когда-нибудь искушение?
– Мой отец учил меня, что любое соприкосновение с Имаджикой угрожает моей душе огромной опасностью.
– Мой говорил то же самое. Но, по-моему, в конце концов он пожалел, что не проверил этого на собственном опыте. Я хочу сказать, что если все это шарлатанство, – то и вреда никакого быть не может.
– Да нет, я верю, что во всем этом есть зерно истины, – сказал Блоксхэм.
– Ты веришь в другие Доминионы?
– Ты же видела эту чертову тварь, которую располосовал перед нами Годольфин.
– Я видела представителя вида, ранее мне неизвестного, вот и все. – Она остановилась и взяла с полки первую попавшуюся книгу. – Но иногда я задумываюсь, а не пуста ли крепость, которую мы охраняем. – Она открыла книгу, и из нее выпал чей-то локон. – Может быть, все это выдумки, – сказала она. – Наркотические сны и фантазии. – Она поставила книгу на место и повернулась к Блоксхэму. – Ты что, действительно, пригласил меня сюда только для того, чтобы проверить неприкосновенность хранилища? Я буду чертовски разочарована, если это так.
– Ну, это не совсем так, – сказал он.
– Хорошо, – ответила она и вновь двинулась в глубь лабиринта.
2
Хотя Юдит и пригласили на несколько новогодних вечеринок, она никому ничего твердо не обещала. Теперь, после всех сегодняшних несчастий, это обстоятельство доставило ей некоторое облегчение. После того как тело Тэйлора увезли, она предложила Клему остаться с ним, но он отказался, спокойно сказав, что ему нужно какое-то время побыть одному. Однако, ему будет приятно знать, что в случае необходимости она ответит на его телефонный звонок. Он сказал, что свяжется с ней, если совсем уж расклеится.
Одна из вечеринок, на которую ее пригласили, должна была состояться в доме прямо напротив ее квартиры и, судя по воспоминаниям, обещала быть шумной. Она и сама несколько раз бывала там, но в этот вечер у нее не было желания находиться в чьем-то обществе. Если в новом году дела пойдут так же, как в старом, у нее нет никакого настроения праздновать это событие. В надежде, что ее присутствие останется незамеченным, она задернула шторы, зажгла несколько свечей, поставила пластинку с концертом для флейты с оркестром и стала готовить себе легкий ужин. Моя руки, она заметила, что на ее ладонях и пальцах остался голубоватый налет от камня. Несколько раз за этот день она ловила себя на том, что вертит его между пальцами и клала в карман, чтобы через несколько минут вновь обнаружить его у себя в руках. Непонятно, каким образом она могла не заметить образовавшегося налета? Она стала яростно тереть руки, чтобы смыть въевшуюся пыль, но, когда кожа высохла, налет стал еще заметнее. Тогда она пошла в ванную, чтобы изучить это странное явление при более ярком свете. Это была вовсе не пыль, как показалось ей сначала. Краситель проник в ее кожу, словно хна. К тому же окрасились не только ее ладони, но и запястья, которые – она была в этом абсолютно уверена – не соприкасались с камнем. Она сняла кофточку и к ужасу своему обнаружила, что голубоватые пятна покрывают ее руки вплоть до локтей. Тогда она начала разговаривать с собой вслух, как обычно делала, когда была сбита с толку.
– Что это, черт возьми, такое? Я становлюсь голубого цвета? Да это просто смешно.
Может быть, это было и смешно, но не особенно забавно. Ее желудок свело судорогой паники. Неужели она заразилась от камня какой-то болезнью? Не потому ли Эстабрук так тщательно завернул его и спрятал подальше от чужих глаз?
Она включила душ и разделась. Новых пятен на своем теле она не нашла, но это было не слишком сильным утешением. Сделав воду погорячее, она шагнула под душ и принялась яростно оттирать пятна, взбивая обильную пену. От горячей воды в сочетании с охватившим ее чувством паники у нее закружилась голова. Испугавшись, что может потерять сознание, она вылезла из ванны и протянула руку к двери, чтобы открыть ее и впустить немного свежего воздуха. Но ее мыльная ладонь скользнула по дверной ручке, и, выругавшись, она обернулась за полотенцем. Перед ней возникло ее отражение в зеркале. Ее шея была голубой. Кожа вокруг глаз была голубой. Лоб был голубым, до самых волос. Она попятилась от этого гротескного зрелища и прижалась к влажным от пара плиткам.
– Это мне только кажется, – сказала она вслух.
Она вторично взялась за ручку, и на этот раз дверь открылась. От холода она покрылась гусиной кожей с головы до ног, но она была рада этому. Может быть, холод поможет ей стряхнуть это обманчивое видение. Поеживаясь, она отправилась в освещенную свечами гостиную. Там, посреди столика для кофе, лежал кусок голубого камня и смотрел на нее своим глазом. Она не могла припомнить, когда это она вынула его из кармана, да еще к тому же так продуманно водрузила на столик в окружении свечей. Присутствие камня заставило ее задержаться на пороге. Внезапно ею овладел суеверный страх, словно этот камень обладал силой василиска и мог превратить ее плоть в то же вещество, из которого состоял и сам. Если это действительно было так, то было уже слишком поздно пытаться что-то предотвратить. Каждый раз, когда она брала камень в руки, он устремлял на нее свой взгляд. Ощущение неизбежности придало ей храбрости. Она подошла к столу, взяла камень и, не давая ему времени вновь овладеть ее волей, швырнула его изо всей силы в стенку.
Отправляясь в полет, камень милостиво дал ей возможность понять, какую ошибку она совершила. Пока она отсутствовала, он полностью подчинил себе комнату, стал более реальным, чем рука, которая его бросила, и чем стена, о которую он должен был удариться. Время и пространство стали его игрушками, и, стремясь его уничтожить, она отделила одно от другого.
Было уже слишком поздно пытаться исправить ошибку. С тяжелым, глухим стуком камень ударился о стену, и в этот момент она оказалась выброшенной из самой себя, словно кто-то проник в ее голову, вырвал ее сознание и вышвырнул его в окно. Тело ее осталось в комнате, которую она покинула, и не имело никакого отношения к тому путешествию, в которое ей пришлось отправиться. Из всех чувств у нее осталось только зрение. Над пустынной улицей, влажный асфальт которой поблескивал в свете фонарей, она поплыла к порогу дома напротив. Там стоял квартет гостей – трое молодых людей, окруживших слегка нетрезвую девушку. Один из юношей нетерпеливо стучал в дверь. В это время самый мощный представитель мужского трио влеплял девушке поцелуй за поцелуем, незаметно для других лапая ее груди. Юдит заметила выражение беспокойства, появлявшееся на лице девушки между смешками, увидела, как ее руки сжимаются в маленькие жалкие кулачки, когда ухажер вдавливал язык ей между губ. Потом она увидела, как девушка приоткрывает рот навстречу его поцелуям, скорее, от покорности, чем от похоти. Когда дверь открылась, и четверо новых гостей ввалились в праздничный гул, она полетела прочь, взмывая над крышами и вновь опускаясь, для того чтобы стать мимолетным свидетелем других драм, которые разворачивались в проносящихся мимо домах.
Все они, подобно камню, пославшему ее с этой миссией, представали перед ней во фрагментах: осколки драм, о содержании которых она могла только догадываться. Женщина в комнате верхнего этажа, уставившаяся на платье на неубранной постели. Еще одна женщина у окна, плачущая и покачивающаяся в такт музыке, которую Юдит не могла услышать. И еще одна, поднимающаяся из-за стола, за которым полно гостей, во власти какого-то недомогания. Ни одну из этих женщин она не знала, но все они казались ей знакомыми. Даже в тот краткий период жизни, который ей удавалось удержать в своей памяти, ей приходилось испытывать те же самые чувства, что и им. Она ощущала себя покинутой, беспомощной, жаждущей. Постепенно она стала улавливать закономерность в своих видениях. Ей словно бы показывали фрагменты ее собственной жизни, отраженные в жизни самых разных женщин.
На темной улице за Кингс Кросс она увидела женщину, которая обслуживала мужчину на переднем сиденье его машины, склонившись над возбужденным розовым членом и зажав его между губами цвета менструальной крови. Ей тоже приходилось заниматься этим или чем-то похожим, потому что она хотела быть любимой. И женщина, проезжающая мимо вышедших на промысел блядей и исполненная к ним праведного отвращения, – это тоже была она. И красавица, язвительными замечаниями выманивающая своего любовника на улицу, под дождь, и мужеподобная баба, пьяно аплодирующая ей из окна верхнего этажа, – во всех этих обличьях ей тоже довелось побывать. А может быть, это они были ею?
Ее путешествие подходило к концу. Она достигла моста, с которого мог бы открыться обширный вид на город, но дождь в этом районе шел сильнее, чем в Ноттинг Хилл, и видимость была ограничена. Не задерживаясь ни на секунду, ее сознание продолжало лететь под проливным дождем, не чувствуя ни холода, ни сырости, приближаясь к неосвещенной башне, почти скрытой за рядами деревьев. Скорость ее движения упала, она залетела в листву, словно пьяная птица, и внезапно утонула в совершеннейшей темноте.
На мгновение ее охватил ужас, что здесь она будет похоронена заживо, но потом темнота уступила место свету, и она просочилась сквозь потолок какого-то подвала, вдоль стен которого вместо полок с бутылками вина стояли книжные стеллажи. В проходах горело электричество, но воздух все равно казался плотным, но не от пыли, а от чего-то такого, что она понимала лишь очень смутно. В этом месте чувствовалась святость. И сила. Ничего подобного ей раньше не приходилось ощущать. Ни в соборе святого Петра, ни в Шартрском соборе, ни где-либо еще. Ей захотелось снова обрести плоть. Для того, чтобы пройтись по этим коридорам. Чтобы притронуться к книгам, к кирпичным стенам. Чтобы вдохнуть в себя этот воздух. Он окажется пыльным, но это будет особая пыль, мельчайшая частичка которой, летая в этом святом месте, стала мудрее целой планеты.
Ее внимание привлекла чья-то мелькнувшая тень, и она двинулась вперед по коридору, раздумывая над тем, что же это за книги стоят на полках. При ближайшем рассмотрении оказалось, что тень впереди отбрасывает не кто-то один, как ей показалось вначале, а двое людей, сплетенных в эротическом объятии. Женщина прижималась спиной к книгам, обхватив руками полку у себя над головой. Ее партнер со сползшими брюками прижимался к ней, сопровождая резкими вдохами стремительные движения своих чресл. Глаза обоих были закрыты, возможно, потому, что ни тот, ни другая не обладали особенно обольстительным видом. Для чего она оказалась здесь? Чтобы стать свидетелем этого траханья? Бог его знает, но в их натуженных движениях не было ничего такого, что могло бы возбудить ее или по крайней мере сообщить ей что-то новое в области секса. Нет сомнений, что голубой глаз послал ее через весь город и сделал ее свидетелем стольких женских драм не для того, чтобы продемонстрировать ей это безрадостное соитие. Во всем этом должно скрываться нечто, пока ей недоступное. Может быть, какая-то тайна откроется ей в их разговоре? Но он сводился к сладострастным вздохам. Может быть, в книгах, которые тряслись на полках позади них? Весьма вероятно.
Она приблизилась, чтобы прочитать названия, но взгляд ее скользнул по их спинам и уперся в стену, напротив которой они стояли. Кирпичи имели самый обычный вид, но скреплявший их раствор был окрашен в голубой оттенок, который она безошибочно угадала. В волнении она двинулась вперед сквозь кирпич, мимо любовников и книг. По другую сторону стены стояла кромешная тьма. Она казалась даже еще более черной, чем та земля, сквозь которую она проникла в это потаенное место. Но это была не просто темнота, вызванная отсутствием света, – это была тьма отчаяния и скорби. В ней проснулось инстинктивное желание поскорее уйти отсюда, но рядом она ощутила еще чье-то присутствие, заставившее ее помедлить. На полу этой жалкой камеры лежало существо, почти сливающееся с окружающей темнотой. Оно было связано, словно кокон, – лица его не было видно. Нити, опутавшие его тело с болезненной тщательностью, были чрезвычайно тонкими, но того, что открывалось ее взору, было достаточно, чтобы с уверенностью утверждать, что это существо, как и все прочие, попавшиеся ей по пути, пойманные в ловушку духи, было женщиной.
Те, кто ее связывал, проявили особое тщание. Лишь волосы и ногти остались на виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168