На ветвях вокруг головы распятого во множестве галдели птицы. То была какая-то особая разновидность ворон, более крупных и, несомненно, более алчных, чем обычные представительницы этого племени. Они уже пытались выклевать страдальцу глаза – вокруг глазниц его краснели глубокие ссадины. Кровь ручьями стекала по бледным щекам. Распятый чрезвычайно походил на Христа, за одним лишь исключением – длинные волосы, спадающие на плечи грязными локонами, были белокурыми, а не темными.
– Мне нужен камень! – крикнул Джой.
– Для чего?
– Черт возьми, хватит вопросов! Просто найдите мне камень!
Эппштадт не привык выполнять приказы – в особенности приказы официантов, – однако, учитывая своеобразие момента, счел за благо повиноваться. Он огляделся по сторонам, отыскал продолговатый острый камень и протянул его Джою. Парень без промедления метнул этот снаряд в ближайшую ворону. Удар пришелся в цель. Джой сделал правильный выбор, поразив самую наглую тварь, которая явно намеревалась приняться за распятого. Камень снес мерзкой птице голову, однако товарки убитой, вопреки ожиданиям Джоя, и не подумали улететь. Они лишь подняли злобный перепуганный гам и переместились на несколько ветвей выше.
Казалось, шум пробудил распятого от спасительного забытья. Он поднял голову и приоткрыл рот. Черная змея, тонкая, как палец ребенка, выскользнула из его губ в потоках крови, слюны и желчи. Змея немного помедлила, зацепившись за верхнюю губу распятого, и упала на землю вблизи от Эппштадта.
Охваченный ужасом и отвращением, Гарри отскочил в сторону и бросил взгляд на дверь, желая удостовериться, что путь к отступлению по-прежнему открыт. Змея заставила его позабыть о милосердной миссии.
– Черт с ним, с этим парнем, – крикнул он. – Слезай, Джой. Ему уже ничем не поможешь.
– Надо спустить его на землю.
– Джой, я же сказал, ты уже ничем ему не поможешь. Ему конец.
Судя по виду распятого, усилия, направленные на его спасение, и в самом деле были тщетны. Белки потухших глаз выкатились из-под опущенных век. Бедняга пытался что-то сказать, но разум и язык отказывались ему повиноваться.
– Знаешь, что это такое? – изрек Эппштадт, оглядывая местность. – По-моему, это ловушка.
И впрямь, вокруг было полно укромных мест, где наверняка таились враги – как люди, так и животные. В любую минуту они могли выскочить из-за скал, показаться из зарослей, вылезти из пещер.
– Нам надо смываться отсюда поскорее. Иначе нас ждет такая же участь, как и этого парня.
– Вы хотите сказать, придется его бросить?
– Да. Именно это я и хочу сказать.
В ответ самаритянин Джой молча покачал головой. Он не собирался отказываться от своего намерения помочь распятому. Ему удалось развязать веревку, стягивавшую правую кисть несчастного, и освобожденная рука безжизненно повисла. Кровь брызнула с ветвей над головой Эппштадта подобно легкому дождю.
– Сейчас я сниму его, – сообщил Джой.
– Джой, я же сказал…
– Приготовьтесь, – скомандовал Джой, потянувшись ко второй руке жертвы. – Вам придется его поймать.
– Я не могу.
– Придется, – отрезал Джой. – Больше некому.
На этот раз Эппштадт пропустил приказ официанта мимо ушей.
Он услышал какой-то шум и, обернувшись, увидел, что на него пристально смотрит невесть откуда взявшийся ребенок, совершенно голый, маленький и уродливый.
– А это что еще за явление? – пробормотал он.
Джой, возившийся с левой рукой распятого, не обратил на ребенка внимания.
Уродец приблизился к Эппштадту на несколько шагов, и тот смог получше рассмотреть его. В облике странного мальчика было нечто козлиное. Глаза его имели необычный желто-зеленый оттенок, а кривые ноги поросли грязной шерстью. Внизу живота виднелся напряженный член, впечатляющие пропорции которого далеко не соответствовали детскому телу. Мальчик, не сводя глаз с незнакомцев, беспрестанно теребил свой пенис пальцами.
– Зачем вы его сняли? – произнес он, обращаясь к Джою. Затем, не получив ответа, повторил вопрос, в упор глядя на Эппштадта.
– Ему больно, – только и нашелся сказать Эппштадт, хотя эта обыденная фраза далеко не выражала ужасающего состояния жертвы.
– Моя мать хочет, чтобы ему было больно, – сообщил мальчик-козел.
– Твоя мать?
– Ли-лит, – по слогам произнес ребенок. – Так зовут мою мать. Она – королева ада. А я – ее сын.
– Если ты ее сын, – пробормотал Эппштадт, пытаясь выиграть время и решить, как лучше вести себя с этим странным существом, – значит, значит… она твоя мать?
– И она повесила его здесь, чтобы я на него смотрел! – сказал мальчик, яростно тряхнув головой и членом одновременно.
Чем сильнее становился гнев ребенка, тем настойчивее бросалось в глаза его уродство. У мальчика была заячья губа, делавшая его речь невнятной, а из носа – который, в сущности, представлял собой две черные дырки – беспрестанно сочилась слизь. Кривые зубы заходили один на другой, а глаза слегка косили. Короче говоря, он являл собой живое безобразие, за исключением одной лишь части тела – громадного члена, который теперь утратил напряженность и свисал между поросших шерстью ног, похожий на резиновую дубинку.
– Я расскажу про вас матери, – пригрозил мальчик, указав на Эппштадта коротким кривым пальцем. – Этот человек пронивился.
– Может, все-таки провинился? – поправил Эппштадт, не сумев сдержать презрительной усмешки. Этот маленький монстр был, судя по всему, полным кретином, не умеющим даже правильно произносить слова.
– Да, пронивился, – важно повторил мальчик-козел. – И он должен висеть здесь, пока птицы не выклюют его глаза, и собаки не съедят все его пороха.
– Ты хочешь сказать потроха?
– Пороха!
– Хорошо, будь по-твоему. Пороха так пороха.
Во время этой короткой содержательной беседы взгляд Эппштадта упал на левую ногу мальчика. Ноготь на среднем пальце, судя по всему, не подстригали с самого рождения, и теперь он превратился в устрашающий коготь – темно-коричневый, длиной не менее шести, а то и семи дюймов.
– С кем, черт побери, вы там болтаете? – крикнул Джой со своего дерева. Густая листва не давала ему возможности увидеть мальчика-козла.
– Знаешь, Джой, выяснилось, что этот тип наказан. Получил, так сказать, поделом. Так что лучше оставить его здесь.
– Кто это вам сказал?
Джой спустился по лестнице на несколько ступенек и наконец разглядел мальчика.
– Этот?
В ответ монструозное дитя оскалило зубы в ухмылке. Струйка темной слюны показалась из уголка его рта и потекла по груди.
– Я уверен, нам лучше уйти… – вновь начал Эппштадт.
– Я не уйду, пока не сниму этого бедолагу, – процедил Джой, вновь поднимаясь по лестнице. – А на то, что болтает это чучело, мне наплевать.
– Джой, не стоит вмешиваться не в свое дело, – взмолился Эппштадт. – Пойдем, прошу тебя!
В тяжелом, спертом воздухе, в тучах, проносившихся над их головами, оглушалось нечто тревожное. Эппштадт все больше убеждался, что последствия промедления могут быть губительными для них обоих. Он не знал и не хотел знать, что за мир его окружает и по чьей воле этот мир создан. В эту минуту у него осталось одно-единственное желание: выскочить отсюда через спасительную дверь.
– Помогите! – заорал сверху Джой.
Эппштадт подбежал к лестнице и вскинул голову. Джой наконец освободил распятого и перекинул его через свое широкое плечо. Несмотря на полубессознательное состояние несчастного, губы его шевелились. Он умолял кого-то о снисхождении.
– Пощадите… – шептал он. – Прошу вас. Я не хотел…
– Он отказался спать с моей матерью, – сообщил мальчик-козел, словно желая объяснить причины совершенной жестокости. Маленький уродец по-прежнему стоял в нескольких шагах от Эппштадта, не сводя глаз с Джоя и с человека, которого тот пытался спасти. Внезапно козлоподобное дитя повернулось и устремило взгляд в небо. Налетевший порыв ветра хлопнул дверью и широко распахнул ее.
– Она идет, – сообщил мальчик-козел. – Это ее запах. Горечь в воздухе. Чувствуете?
Эппштадт и в самом деле ощущал какой-то странный запах, такой резкий, что у него начали слезиться глаза.
– Это она, – продолжал уродец. – Ли-лит. Она горькая. Вся горькая. Даже ее молоко. – Он скорчил гримасу. – От него меня тянет блевать. Но что делать? Я люблю сосать. И я сосу.
Член его вновь напрягся, а мальчик-козел все продолжал распалять себя. Он сунул в рот большой палец и принялся сосать его, издавая громкие звуки. Отвратительный капризный ребенок причудливо сочетался в нем со взрослым похотливым мужчиной.
– На твоем месте я оставил бы его на дереве, – сказал он Джою, бесцеремонно оттолкнув Эппштадта от подножия лестницы.
Гарри взглянул на небо. Теперь оно приобрело свинцовый оттенок, и едкая горечь, которая, по признанию чудовищного дитяти, была характерным ароматом его матушки, с каждым новым дуновением ветра становилась все ощутимее. Эппштадт устремил взгляд вдаль, пытаясь различить, не приближается ли кто-нибудь по извилистой дороге. Но нигде не замечалось ни малейшего шевеления. Впрочем, на расстоянии примерно двух-трех миль Эппштадт увидал человека, лежавшего у обочины дороги головой на камне. Хотя для подобного умозаключения не было никаких оснований, Эппштадт сразу решил, что этот человек мертв. Ему казалось даже, он видит кровь и мозги, забрызгавшие камень.
За исключением лежавшего, пейзаж был совершенно безлюден.
Однако он вовсе не был безжизненным; в воздухе во множестве носились птицы, как видно, испуганные поднявшимся ветром; небольшие животные, кролики и прочая мелочь сновали в траве в поисках укрытия от надвигавшейся бури. Эппштадт никогда не интересовался жизнью природы, однако даже он знал: если кролики прячутся в норы, людям следует спешить по домам.
– Пойдем, – снова воззвал он к Джою. – Ты сделал все, что мог.
– Нет! – рявкнул упрямый парень.
Ветер был так силен, что даже самые толстые ветви отчаянно раскачивались. Сухие листья дождем сыпались на землю.
– Ради бога, Джой. Что на тебя нашло? Ты погубишь нас обоих.
Эппштадт поднялся по лестнице на несколько ступенек, схватил Джоя за пояс и потянул.
– Пошли, или я уйду без тебя!
– Как хотите, я…
Джой не успел договорить. Лестница, не выдержавшая веса Эппштадта, распятого мужчины и доброго самаритянина Джоя, обрушилась.
Эппштадт находился ниже всех и соответственно меньше пострадал. Он всего лишь ударился об острые камни, поросшие мхом и вереском. Поднявшись на ноги, он увидал, что двум другим пришлось куда хуже. Оба упали в колючие заросли, причем распятый придавил собой Джоя. Раны его – а помимо ссадин, причиненных птичьими клювами, у него оказались куда более глубокие повреждения на груди – начали кровоточить. Прежде чем распять этого человека, кто-то жестоко поглумился над ним, вырезав звезды вокруг его сосков. Джой тщетно пытался сбросить с себя безжизненное тело и с каждым движением лишь сильнее запутывался в колючих ветках.
– Помогите! – орал он. – Быстрее! Эти чертовы кусты раздерут меня до костей!
Эппштадт приблизился к зарослям и уже собирался протянуть Джою руку, как вдруг две самые большие раны на груди распятого раскрылись, и оттуда показались плоские черные головы змей – каждая гадина размерами в десяток раз превосходила ту, что выскользнула из его рта. Протиснувшись сквозь слои плоти и желтоватого жира, обе соскользнули вниз по недвижному телу. Одна змея оставляла за собой склизкий след – Эппштадт решил, что это яйца, которые обволакивала полупрозрачная студенистая масса.
Мерзкое зрелище заставило Эгшштадта отступить. Змеи свернулись кольцами на животе распятого. Их глазки-бусинки выискивали укромное местечко, подходящее для нового гнезда.
– Вы поможете мне или нет? – взревел Джой. Гарри, не произнося ни слова, покачал головой.
– Эппштадт, ради бога, помогите! – В голосе Джоя звенело отчаяние.
Эппштадт не имел ни малейшего желания приближаться к отвратительным змеям; однако мальчик-козел, судя по всему, ничуть не опасался этих тварей. Он подошел к Джою и схватил его протянутую руку. Сила, которой обладал этот уродливый ребенок, как и его член, далеко не соответствовала размерам низкорослого тела. Одним рывком он помог Джою частично высвободиться от цепких объятий колючего кустарника. Приподнявшись на ноги, Джой жалобно заохал – под тяжестью распятого колючки глубоко вонзились ему в спину.
– Заткнись! – прервал его стоны мальчик-козел.
Джой, все еще не отделавшийся от колючих ветвей, являл собой жалкое зрелище. От боли парня вырвало, и струйки блевотины еще вытекали из его рта. Через несколько секунд его мольбы о помощи перешли в слабые всхлипывания. Эппштадт, парализованный ужасом и сознанием собственной вины (ведь он не пришел Джою на помощь и теперь молча взирал на его страдания) не мог заставить себя вмешаться. Змеи, выискивающие новую жертву, словно приковали его к месту.
Не обращая внимания на слабые стоны Джоя, мальчик-козел дернул его за руку во второй раз, затем в третий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101