Боб чувствовал себя получше. По сравнению с первыми днями налицо был явный прогресс. Теперь он уже был в состоянии разговаривать, хотя речь оставалась не совсем внятной. Но окончательно не поправился, и несмотря на бодрые заверения Одры, Майлс чувствовал, что в лучшем случае он останется на таком уровне. А более вероятно, в ближайшие год-два последует еще несколько ударов, которые будут медленно, но верно подтачивать и без того слабый организм.
Стоя над унитазом, Майлс разглядывал себя в зеркало. Лицо было усталым, осунувшимся. Конечно, время - ночь, но дело не только в сонном состоянии. Конечно, это стресс - просто и ясно. Наверное, теперь придется каждый день ставить будильник, чтобы вставать среди ночи и проверять, как отец себя чувствует. Может, его даже придется будить в такое глухое время, чтобы давать какие-нибудь лекарства. Как бы то ни было, он понял, что отныне о полноценном сне можно забыть.
Было бы легче, если бы Боб умер сразу.
Он чувствовал себя виноватым за то, что допускает такие мысли, что эгоистически ставит свои интересы выше благополучия собственного отца, но в такой час он не мог лгать самому себе и мог признаться, что перспектива ухода за инвалидом страшит его безмерно.
Спустив воду, он вернулся в спальню. Он думал, что теперь будет ворочаться до утра, постоянно прокручивая в полусонном сознании самые негативные сценарии развития событий, но на самом деле уснул, едва голова коснулась подушки.
Но за мгновение до того, как провалиться в забытье, ему показалось, что вновь зазвучали чьи-то голоса.
Ему показалось, кто-то произнес отцовское имя.

* * *
Майлс проснулся по будильнику и на автомате исполнил все свои утренние процедуры - принял душ, побрился, потом пошел на кухню готовить завтрак.
Он запланировал себе утром поработать, а с середины дня взять отгул. За последнее время он брал слишком много отгулов, и хотя агентство проявляло понимание и терпимость, он чувствовал себя виноватым. Да, конечно, за все время работы здесь он не брал ни одного дня по болезни, так что давно пора было использовать свободные дни, и тем не менее он ощущал дискомфорт.
Утро было холодным, туманным. Он пил кофе с тостами и смотрел новости. В автомобильной сводке сообщили об авариях и опасных ситуациях на Пятом, Десятом и Семьсот десятом шоссе. Он решил добираться до работы смежными улочками, поэтому быстро допил кофе, чтобы иметь на дорогу минут пятнадцать в запасе.
Машина стояла вся мокрая от конденсата. Забросив портфель внутрь, он взял шланг и промыл стекла. В Анахайме, где прошло его детство, утренний туман всегда пах прелыми помидорами с завода Ханта в соседнем Фуллертоне. Хотя на самом деле запаха никакого не было, казалось, туман вбирает в себя все посторонние запахи, а затем распространяет их. И сейчас, спустя столько лет, каждый раз при виде тумана, который не пахнет помидорами, Майлсу казалось, что что-то не так.
Похоже, автомобильную сводку смотрел не только он, поскольку все мелкие улицы были битком забиты, и несмотря на запас времени Майлс приехал на работу на двадцать минут позже.
- Я думал, ты просто трудоголик, - проворчал Хал, увидев его. - Теперь я знаю, что ты - бездушный автомат. Ну какой лунатик станет появляться на службе в тот день, когда его отца выписывают из больницы после тяжелого инсульта?
- Я, - коротко ответил Майлс.
- Это печально, друг мой. Очень печально.
На самом деле ему даже следовало остаться дома. Там нужно было еще много чего сделать. Оказавшись за своим столом, Майлс понял, что не в состоянии сосредоточиться ни на чем, имеющем отношение к работе, махнул рукой и уставился в туман за окном.
Хал сказал, что уезжает на час или больше. После его ухода подошла Наоми и заметила, что никому нет никакого дела, если он тоже уйдет.
- Все в порядке, - послал ей признательную улыбку Майлс.
- Упрямец. Безнадежный упрямец, - покачала она головой и поспешила назад к своему столу, где зазвонил телефон.
Когда вернулся Хал, Майлс по-прежнему тупо смотрел в туман.
- Ты еще здесь? - удивился он. - Я думал, Наоми предложила, тебе ехать домой.
- Предложила.
- Клиника, - фыркнул Хал.
- Ты веришь в сверхъестественное? - произнес Майлс, вертя в пальцах карандаш.
- Что ты имеешь в виду? - Даже не глядя на Хала, он почувствовал, как бородач осклабился. - Призраков, демонов и прочую нечисть?
- Ага. - Майлс продолжал вертеть карандаш. - Ты много лет в этом бизнесе. Никогда не приходилось сталкиваться с тем, что не понимаешь или не можешь объяснить?
- А в чем дело?
- Ни в чем. Просто спрашиваю.
- Ты не просто спрашиваешь. Что случилось?
- Ну хорошо. - Майлс отложил в сторону карандаш и посмотрел в лицо другу. - Дело в отце. После удара он стал… каким-то другим.
- Ну разумеется…
- Нет, дело не в этом. Тут что-то еще. Это… Даже трудно сказать. Иногда кажется, что передо мной - другой человек. Он выглядит как отец, разговаривает как отец, но каждый раз, как мы общаемся, я вижу, как что-то меняется. Не знаю, как объяснить. Что-то меняется. Ничего конкретного, ничего особенного, но я просто что-то чувствую.
- Похоже, это у тебя проблемы, а не у него.
- Может быть, - вздохнул Майлс. - Может быть. Прошлой ночью, могу поклясться, я слышал голоса в доме. Шепоты. И слышал имя отца.
- Чьи голоса? Призраков?
- Наверное, - пожал плечами Майлс.
- У тебя здорово поехала крыша.
- Возможно, я просто боюсь отцовского возвращения. Пока он был в больнице - все было нормально. Нормальное место для человека, когда он болен. Но сегодня он окажется дома, там, где он был обычно здоров, но больным. Меня пугает это сочетание.
- Поэтому ты сегодня и приехал?
- Наверное.
- Знаешь, я иногда задумываюсь, что будет, если у моей жены откажут мозги.
- Ты всегда был большим юмористом, - сухо усмехнулся Майлс.
- Я серьезно. Что если она останется жить, но при этом изменится ее личность, это превратит ее в совершенно другого человека. Буду ли я любить ее по-прежнему?
- Черный юмор.
- Нет, дело в том, что я не уверен - люблю ли я ее личность, ту личность, которую я знаю, какой она является в настоящий момент, или я люблю некий неосязаемый дух, который и представляет собой ее истинную сущность, нечто уникальное, что останется при ней, даже если ее личность изменится на сто восемьдесят градусов. Понимаешь меня? Видимо, это вопрос веры. Полагаю ли я, что она - всего лишь сумма ее ощущений, генов, химических соединений, которые определяют ее поведение, и именно эту поверхностную женщину я люблю, или я полагаю, что у нее есть душа? И я люблю ее душу? Понимаешь, к чему я веду?
- Боюсь, что да, - вздохнул Майлс.
Хал подошел к нему и положил руку на плечо.
- Не волнуйся, старик. Ты справишься.
- Лучше бы не пришлось.
Хал пошел комнату отдыха, а Майлс откинулся на спинку кресла, глядя в потолок, оклеенный звукоизоляционными плитками. До того момента, пока не произнес этого, он боялся себе признаться, что в последние дни с отцом действительно происходит что-то странное, такое, что никак нельзя отнести на счет последствий инсульта.
На столе зазвонил телефон. Майлс снял трубку.
- Алло.
- Мистер Хьюрдин?
Он узнал голос Марины Льюис.
- Я же говорил вам - Майлс.
- Мне нужно, чтобы вы приехали в дом к моему отцу, - продолжала та. - Срочно.
В голосе звучало такое напряжение, которого он раньше не слышал, напряжение, весьма напоминающее плохо сдерживаемую панику.
- Что случилось? - спросил он, уже понимая, что ответа не получит.
- Я не хочу говорить по телефону.
- Сейчас приеду.
- Адрес нужен?
- У меня есть. Ждите через двадцать минут.
Открыв нижний ящик стола, он захватил миниатюрный диктофон и кинул его в портфель вместе с дополнительным блокнотом. Потом взглянул на часы. Десять тридцать. По расписанию отца выпишут не раньше двух. У него туча времени.
- Я не вернусь, - сообщил он Наоми. - Если что-то важное, оставь записку.
- Удачи, Майлс, - улыбнулась женщина. - Надеюсь, с отцом будет все хорошо.
По дороге в Санта-Монику он размышлял, о чем таком Марина не могла сказать по телефону. Голос звучал испуганно, словно она обнаружила нечто такое, к чему оказалась не готова и с чем не хотела иметь дело.

* * *
Лиэм Коннор жил в старом районе односемейных домов, выстроенных в испанском стиле - с белыми оштукатуренными стенами и красными черепичными крышами. Газоны у всех были ухожены и аккуратно подстрижены, а сочетание похожих на корабли "бьюиков" и "понтиаков" старых обитателей с полированными "мерседесами" и "БМВ" их более молодых соседей говорило за то, что район процветает.
Марина с моложавым мужчиной, в котором Майлс предположил ее мужа, вышли на крыльцо, как только он свернул на дорожку, ведущую к дому. Они явно его ждали и оказались у машины раньше, чем он успел открыть дверцу.
- Спасибо, что приехали, мистер… э-э… Майлс, - улыбнулась Марина.
Он кивнул и вежливо улыбнулся мужчине.
- Гордон, - представился тот. - Муж Марины.
- Отец здесь? - спросил Майлс, глядя на дом.
Марина с мужем обменялись быстрыми взглядами.
Он это заметил и моментально насторожился.
- С ним что-то случилось?
- Нет-нет, - покачала головой женщина.
- А что тогда? Что вы не могли сказать мне по телефону?
- Он… он кое-что сделал. Сделал список. Мы должны вам показать. - И оба направились к дому.
- А отец дома? - снова спросил Майлс, шагая за ними следом.
- У себя в комнате, - ответил Гордон. - Он… он не хочет вас видеть.
Они вошли внутрь. Интерьер дома оказался более модным, чем представлял себе Майлс. Вместо старинных семейных фотографий в рамочках и репродукций расхожих пейзажей в гостиной на одной стене висели оригинальные картины художников-абстракционистов, на другой - не менее оригинальные памятные вещи эпохи Дикого Запада. Мебель была низкой, стильной. У стены - телевизор с огромным экраном. Сверкающий паркетный пол - в идеальном состоянии.
- Я до сих пор не понимаю, почему ваш отец не хочет содействовать расследованию. Вы сказали, что он боится. Он даже ходил в полицию. Как могло получиться, что теперь он совершенно не заинтересован узнать, кто ему досаждает?
- Я тоже не понимаю, - призналась Марина. - Но…
- Что "но"? - подтолкнул Майлс.
- Но вы должны увидеть, что он написал.
Они с Гордоном провели Майлса в комнату, похожую на кабинет, - небольшое тесное помещение, с полками, битком набитыми книгами, с коробками, громоздящимися на письменном столе. Над всем этим хаосом доминировало массивное старинное шведское бюро.
- Здесь, - сказал Гордон.
Майлс подошел к бюро. На портативной печатной машинке лежал желтоватый листок из блокнота, на котором от руки было что-то написано.
- Что вы скажете?
Это был перечень фамилий, очевидно, составленный Лиэмом. Майлс быстро просмотрел список.
Дойдя до середины, Майлс почувствовал, как в голову бросилась кровь.
Монтгомери Джонс.
- Что это? - обернулся он к супругам.
- Именно это мы и хотели бы узнать, - ответила побледневшая Марина.
- А у отца спрашивали?
- Он отказывается говорить. - Глубоко вздохнув, Марина продолжила. - Я узнала фамилию того человека, которого убили, поэтому и решила позвонить вам. Мы с Гордоном подумали - может, существует какая-то связь между женщиной или кто бы там ни был, кто преследует отца, и тем, кто убил того человека.
- Думаете, нам следует обратиться в полицию? - спросил Гордон.
- Безусловно, - ответил Майлс. - Но особых надежд не питайте. Поставить их в известность не повредит, немного озадачить, но делать они ничего не будут. В данный момент я постараюсь найти всех, кто перечислен в этом списке. Разумеется, вашему отцу известно, что их объединяет. Допускаю, он может догадываться или знать, почему был убит тот человек и почему его самого преследуют…
- Он не скажет.
- Значит, вам нужно постараться заставить его сказать. Возможно, опасность грозит не ему одному. Все остальные тоже рискуют. Убедите его, что, продолжая молчать, он подвергает риску жизни других людей.
- Мы постараемся, - кивнул Гордон.
- Но он очень упрям.
Майлс еще раз посмотрел список и нахмурился. Он вспомнил, что Грэм не собирался делать факт смерти Монтгомери Джона достоянием прессы.
- Вы сказали, что встретили эту фамилию в газете?
- Нет, - ответила Марина. - По телевизору. На канале "Экстра".
"Экстра"? Грэму удалось скрыть факт убийства от официальных каналов, но он каким-то образом просочился на бульварный канал?
- Мне запомнилось имя, потому что не смогла забыть то, каким образом он был убит. - Марина передернула плечами. - Нашпиговать льдом так, что он захлебнулся… Какая страшная смерть…
- Что значит "нашпиговать льдом"? О чем вы говорите? - Тут в мозгу у Майлса что-то щелкнуло. - О ком вы говорите?
- О Дереке Бауре.
Дерек Баур.
Значит, их уже двое.
Майлс почувствовал, как в висках снова запульсировала кровь.
- Недавно был убит еще один человек из этого списка. Монтгомери Джонс. Его разорвали пополам. Неподалеку от плотины в Уиттеровской теснине.
Марина посмотрела на мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49