Осторожно
переступив через нее, он приблизился к витрине. На кого он похож в этом
балахоне? Виктор повернулся чуть боком. Наверное, не так уж страшно, но
четверо из пяти с уверенностью отнесут его к категории бродяжек. Впрочем,
если этот кевлар в самом деле чего-то стоит, можно и потерпеть. Он
пристукнул по асфальту каблуком. Вот ботинки ему нравились! Мягкая и
вместе с тем прочная кожа, высокие, как у сапог, голенища, ребристая
подошва, позволяющая ступать без опаски, надежно ощущая под собой землю.
Глубоко вздохнув, Виктор подмигнул отражению в витрине.
Что-то не спешит его заметить океан событийности. Или он не такой уж
зрячий?.. Виктор ощутил, как губы сами собой вытягиваются в кривую
насмешливую дугу. Занятно! Он приступил к работе, в которую до сих пор не
верил. Ни Борхес, ни Рупперт так и не убедили его. Шапок-невидимок не
бывает. Как и ковров-самолетов. Эти же деятели утверждали обратное. И
ничего в том не было удивительного, что втайне от окружающего мозг Виктора
продолжал вновь и вновь прокручивать ситуацию, пытаясь отыскать скрытый
подвох, некий зловещий умысел, ускользнувший от внимания хозяина. В
сущности реальных объяснений могло быть сколько угодно. На доверии
простачков процветает добрая треть человечества...
Что-то капнуло ему на плечо. Дождь? Виктор задрал голову. Стая
проплывающих птиц и ни одной тучки. Понятно. Он брезгливо стряхнул с
куртки зеленоватый комочек. Сорвав с дерева листок, вытер пальцы. Может,
так они и начинаются - донорские злоключения? Позади заурчал мотор, по
дороге скользнул свет фар. Виктор поднял руку. В отделе профилактики его
снабдили небольшой суммой денег. Он мог бы добраться до нужного ему района
на машине. Правда, среди множественных запретов, внушенных инструктором,
был и тот, что воспрещал использование какого бы то ни было транспорта.
Риск возрастает до верных девяноста девяти процентов, убеждал инструктор.
Лобовое столкновение, и никакая ловкость уже не спасет...
Машина и в самом деле оказалась такси, но ехала чрезвычайно странно.
Она то и дело петляла, въезжая колесами на бордюр, соскакивала обратно.
Почувствовав неладное, Виктор сошел с дороги на тротуар. А в
следующую минуту такси, взревев, ринулось прямо на него. Улочка была
довольно узкой, и Виктора спас бетонный надолб, бывший, очевидно, когда-то
вполне породистым телеграфным столбом. Машина со скрежетом вонзилась в
препятствие, изуродовав передок и разбив одну из фар. Виктор успел
заметить, как ткнулось в лобовое стекло очумелое лицо водителя. Чувствуя,
что внутри поднимается мелкая неприятная дрожь, Виктор поспешил к такси.
Стекло в дверце было опущено, и ему с расстояния шибануло в нос перегаром.
Пьяно покачивая головой, водитель пальцами трогал разбитый лоб. Виктор
шагнул вплотную к машине. Дрожь обратилась в бешенство. Только сейчас он
отчетливо понял, что на его месте могла быть какая-нибудь старушонка или
просто не очень проворная женщина. Без сомнения, жертва уже лежала бы под
колесами этого нализавшегося кретина.
Чуть наклонившись вперед, левым кулаком он резко ткнул в скулу
шоферу. Лязгнув челюстью, тот опрокинулся на сиденье и немедленно
попытался достать Виктора ногой. Связываться с ним было бессмысленной
тратой времени. Все еще ощущая внутреннюю дрожь, Виктор сплюнул на тротуар
и зашагал от машины.
Добравшись до улиц, обозначенных инструктором в маршрутной карте, он
уже не сомневался, что океан событийности или нечто чрезвычайно похожее на
него существует в действительности. Воробьи, голуби и прочая крылатая
мелюзга продолжали гадить, с исключительной меткостью пачкая его шляпу и
куртку. Он всерьез начинал задумываться о том, что надо купить зонт, но
магазины были уже закрыты. Еще одна машина сделала попытку сбить
обляпанного птичьим пометом пешехода, и на этот раз отскочить в сторону не
удалось. Виктор успел лишь оттолкнуться от тротуара и, скрючившись
эмбрионом, удариться о крышу сверкающей лаком нарушительницы. Будь это
какой-нибудь джип, происшествие могло бы закончиться печально. Но это была
двухместная спортивная модель обтекаемой формы, и прокатившись по корпусу
автомобиля, Виктор рухнул на землю без единой серьезной травмы. Три или
четыре синяка - так оценил он свои потери. Не остановившись, машина
поддала ходу и скрылась в конце улицы, а вокруг Виктора немедленно
собралась толпа любопытствующих. Отряхиваясь, он слышал, как кто-то
восторженно рассказывал приятелю или приятельнице: "Представляешь, все
вышло, как в кино! Визг тормозов, удар, и он завертелся. И полюбуйся,
стоит, как ни в чем не бывало! Может, он на самом деле снимается в
фильмах? Как думаешь, можно его спросить об этом?.."
Сквозь гомонящую толпу хозяйственно протолкался полицейский - еще
совсем молодой парень богатырского роста и с небольшим шрамом над верхней
губой. Он действовал оперативно и без суеты. Убедившись, что Виктор в
порядке, тут же стал выяснять приметы уехавшей машины. О результатах сразу
сообщил в центр, воспользовавшись миниатюрной рацией. Ему что-то быстро
отвечали... А потом случилось неожиданное. Полицейский заметил кольцо на
мизинце потерпевшего. Гримаса на мгновение исказила молодое лицо, но
только на одно-единственное мгновение. Разрешающе кивнув Виктору, он
пробормотал:
- Никаких вопросов, приятель. Иди и будь осторожен.
Виктор стал протискиваться через людскую толчею. Замечательно!
Значит, полиция была в курсе. Кольцо на мизинце - опознавательный знак, и
содействие отдела профилактики их скорее всего устраивает. Это было еще
одним подтверждающим моментом. Аура мистического сгущалась на глазах.
Масштабы эксперимента начинали по-настоящему удивлять Виктора. Как ни
крути, город - это более миллиона жителей и тысячи полицейских! Странно,
что никто из доноров до сих пор не проболтался. Иначе об опытах ОПП давно
бы трубила вся пресса. Или, может, об этом уже все знают? И этот
шпингалет, настойчиво дергающий его за рукав, и девицы, забавным образом
вытягивающие шеи, пытаясь рассмотреть, что же там все-таки случилось?..
Он посторонился, пропуская старичка с палочкой, упрямо
проталкивающегося к месту события. Беззубый рот его безостановочно
двигался, как будто старикашка что-то пережевывал, глаза были алчно
устремлены вперед. Виктор прибавил шагу. Долгое время он жил отшельником,
общаясь лишь с Майклом и еще парой-тройкой людей. Могло получиться и так,
что он умудрился пропустить новость мимо ушей, хотя... Виктор вспомнил
слова Рупперта, касающиеся секретности эксперимента. Подобные фразы
встречались и в подписанном им контракте. Наверное, пятьдесят тысяч -
приемлемая цена за молчание. Полицию же навряд ли посвящали в подробности.
Возможно, ей подарили удобоваримую легенду, вынуждающую не препятствовать
задержанным донорам, а по возможности и всячески им содействовать.
Виктор мысленно воспроизвел гримасу молодого полицейского. Что она
означала? Отвращение или своеобразное сострадание?..
Оглядевшись, он увидел зазывающую вывеску питейного заведения. Мозг
еще буксовал на стадии раздумья, а ноги уже несли его к распахнутым
дверям. Посещать различного рода публичные места, в том числе библиотеки,
кинотеатры, выставки и бары, ему тоже настоятельно не рекомендовалось, но
лояльности и послушания они могли требовать от кого угодно, но только не
от Виктора. И снова он ощутил в груди знакомый трепет, уже второй раз за
сегодняшний вечер. Подобного он не испытывал давненько - с тех самых пор,
как, освободившись из плена, попал сначала в Австрию, затем в Нидерланды,
а потом уже и сюда...
Он взял стакан апельсинового сока и, пристроившись за круглым
столиком, зашарил рукой по подсумку. В помещении, чем-то похожем на склад,
тот же инструктор выдал ему, помимо амуниции, карту города, адреса
нескольких дешевых ночлежек и семидневный комплект белковых концентратов.
Он мог жить вполне автономно, нуждаясь только в воде и крыше над головой в
часы сна. Впрочем, и сон с помощью стимулирующих препаратов он мог сжимать
в час-полтора - во всяком случае, если верить словам инструктора. Достав
пакет с концентратами, Виктор надорвал одну из бумажных капсул. Он ожидал
увидеть что-то вроде таблеток, но формой это больше напоминало куколку
тутового шелкопряда. Сунув ее в рот, он вынужден был признать, что тающее
на языке крошево на вкус достаточно приятно. Нечто среднее между
растворимым какао и свежим гречишным медом, правда, не столь сладкое,
слегка отдающее лимоном. Работники отдела профилактики утверждали, что в
течение всей недели доноры прекрасно обходятся этими самыми брикетами. По
их же признанию, подобными штуковинами снабжали спецподразделения во время
операций на Ближнем Востоке. Совсем немного воды, и вы в прекрасной форме
в течение суток! Впрочем, пока ему не на что было жаловаться. Нынешнее
физическое состояние его более чем устраивало. Кроме промывания желудка,
чудо-медики Малькольма организовали Виктору ряд тонизирующих ванн, а на
ночь к левой руке была присоединена полуторалитровая капельница. Виктор
понятия не имел, что за гремучую смесь они мало-помалу перекачали в его
кровь, но на следующее утро он проснулся заново родившимся. Боли ушли,
уступив место жаркому электричеству, проникшему в суставы и мышцы. В теле
поселилась забытая легкость, он ходил, словно на звонких пружинах, с
удивлением обнаруживая в себе ребяческие позывы коснуться в прыжке
потолка, стремительным скоком пуститься по коридору. Именно тогда,
беззастенчиво воспользовавшись его телесной эйфорией, новоиспеченного
донора повторно провели в кабинет к Рупперту, где он и подписал жирно
отпечатанные бланки договора. Сейчас одна из них покоилась в заднем
кармане брюк, и Виктор машинально похлопал себя по ягодице; бумаги были на
месте. Прислушиваясь к приятной трансформации проглоченного брикета в
искристое тепло, он обвел помещение повеселевшим взглядом. Около десятка
столиков, посетители - в основном грузные, с неряшливо раздавшимися
талиями мужчины. Скучающие взоры, движения неповоротливых бегемотов,
болтовня, которая и по сию пору казалась ему чужой. Виктор достаточно
легко овладевал языками, и все-таки родной язык оставался родным.
Сторонняя англо- и франкоязычная речь негодующе отфильтровывалась, и
подобные толковища немногим отличались от подлинной стопроцентной тишины.
Паренек у стойки взирал на него мутным кроличьим глазом. Второй глаз
парня скрывался за фиолетовой припухлостью, возникшей, по всей
вероятности, совсем недавно. Виктор парню не нравился. Антипатия
угадывалась столь явно, что неприятное чувство, родившееся сразу после
приключения с машиной, мгновенно усилилось. В бицепсах появился нехороший
зуд. Но главное - Виктор снова чувствовал трепет ВЕРНУВШЕЙСЯ К НЕМУ ВОЙНЫ.
Человек, перенесший хоть раз настоящий артобстрел, представляет себе,
как страшно это наяву, как глупо и фальшиво отражен этот ад на мириадах
клокочущих огнем кинолент. Война - подобие архипелага, на каждом из
островов которого проживает страх. К чужой смерти можно привыкнуть, к
своей - никогда. Притупляются чувства, правдивей и проще становятся речь и
эмоции, и все же подниматься в атаку под пулями даже в двадцатый раз -
чертовски сложно. Может быть, даже сложнее, чем в первый, потому что
знаешь не по рассказам, как просто споткнуться, встретивши пулю; потому
что, своими руками выпустив несколько тысяч маленьких металлических
посланцев дьявола, заранее готов испустить стон, вообразив собственную
развороченную спину - результат одного-единственного попадания. Багровый
тоннель, взрытый в доли секунды, идет расширяющимся конусом, начинаясь с
крохотного лаза, проделанного в груди. Виденное приходит во снах, а
чувство страха въедается в мозг, как грязь под ногти, но избавиться от
него труднее, чем от грязи. На это уходят месяцы и годы, в течение которых
спокойствие внешнего мира снова и снова отторгается взвинченными нервами;
зуд, поселившийся под кожей, становится порой невыносимым, и люди сходят с
ума.
Виктор отлично понимал тех ребят, что, покинув войну, спустя месяц
или два с растерянностью в сердце ныряли в нее вновь. Это походило на
кессонную болезнь, когда стремительное выныривание на поверхность угрожает
бедой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
переступив через нее, он приблизился к витрине. На кого он похож в этом
балахоне? Виктор повернулся чуть боком. Наверное, не так уж страшно, но
четверо из пяти с уверенностью отнесут его к категории бродяжек. Впрочем,
если этот кевлар в самом деле чего-то стоит, можно и потерпеть. Он
пристукнул по асфальту каблуком. Вот ботинки ему нравились! Мягкая и
вместе с тем прочная кожа, высокие, как у сапог, голенища, ребристая
подошва, позволяющая ступать без опаски, надежно ощущая под собой землю.
Глубоко вздохнув, Виктор подмигнул отражению в витрине.
Что-то не спешит его заметить океан событийности. Или он не такой уж
зрячий?.. Виктор ощутил, как губы сами собой вытягиваются в кривую
насмешливую дугу. Занятно! Он приступил к работе, в которую до сих пор не
верил. Ни Борхес, ни Рупперт так и не убедили его. Шапок-невидимок не
бывает. Как и ковров-самолетов. Эти же деятели утверждали обратное. И
ничего в том не было удивительного, что втайне от окружающего мозг Виктора
продолжал вновь и вновь прокручивать ситуацию, пытаясь отыскать скрытый
подвох, некий зловещий умысел, ускользнувший от внимания хозяина. В
сущности реальных объяснений могло быть сколько угодно. На доверии
простачков процветает добрая треть человечества...
Что-то капнуло ему на плечо. Дождь? Виктор задрал голову. Стая
проплывающих птиц и ни одной тучки. Понятно. Он брезгливо стряхнул с
куртки зеленоватый комочек. Сорвав с дерева листок, вытер пальцы. Может,
так они и начинаются - донорские злоключения? Позади заурчал мотор, по
дороге скользнул свет фар. Виктор поднял руку. В отделе профилактики его
снабдили небольшой суммой денег. Он мог бы добраться до нужного ему района
на машине. Правда, среди множественных запретов, внушенных инструктором,
был и тот, что воспрещал использование какого бы то ни было транспорта.
Риск возрастает до верных девяноста девяти процентов, убеждал инструктор.
Лобовое столкновение, и никакая ловкость уже не спасет...
Машина и в самом деле оказалась такси, но ехала чрезвычайно странно.
Она то и дело петляла, въезжая колесами на бордюр, соскакивала обратно.
Почувствовав неладное, Виктор сошел с дороги на тротуар. А в
следующую минуту такси, взревев, ринулось прямо на него. Улочка была
довольно узкой, и Виктора спас бетонный надолб, бывший, очевидно, когда-то
вполне породистым телеграфным столбом. Машина со скрежетом вонзилась в
препятствие, изуродовав передок и разбив одну из фар. Виктор успел
заметить, как ткнулось в лобовое стекло очумелое лицо водителя. Чувствуя,
что внутри поднимается мелкая неприятная дрожь, Виктор поспешил к такси.
Стекло в дверце было опущено, и ему с расстояния шибануло в нос перегаром.
Пьяно покачивая головой, водитель пальцами трогал разбитый лоб. Виктор
шагнул вплотную к машине. Дрожь обратилась в бешенство. Только сейчас он
отчетливо понял, что на его месте могла быть какая-нибудь старушонка или
просто не очень проворная женщина. Без сомнения, жертва уже лежала бы под
колесами этого нализавшегося кретина.
Чуть наклонившись вперед, левым кулаком он резко ткнул в скулу
шоферу. Лязгнув челюстью, тот опрокинулся на сиденье и немедленно
попытался достать Виктора ногой. Связываться с ним было бессмысленной
тратой времени. Все еще ощущая внутреннюю дрожь, Виктор сплюнул на тротуар
и зашагал от машины.
Добравшись до улиц, обозначенных инструктором в маршрутной карте, он
уже не сомневался, что океан событийности или нечто чрезвычайно похожее на
него существует в действительности. Воробьи, голуби и прочая крылатая
мелюзга продолжали гадить, с исключительной меткостью пачкая его шляпу и
куртку. Он всерьез начинал задумываться о том, что надо купить зонт, но
магазины были уже закрыты. Еще одна машина сделала попытку сбить
обляпанного птичьим пометом пешехода, и на этот раз отскочить в сторону не
удалось. Виктор успел лишь оттолкнуться от тротуара и, скрючившись
эмбрионом, удариться о крышу сверкающей лаком нарушительницы. Будь это
какой-нибудь джип, происшествие могло бы закончиться печально. Но это была
двухместная спортивная модель обтекаемой формы, и прокатившись по корпусу
автомобиля, Виктор рухнул на землю без единой серьезной травмы. Три или
четыре синяка - так оценил он свои потери. Не остановившись, машина
поддала ходу и скрылась в конце улицы, а вокруг Виктора немедленно
собралась толпа любопытствующих. Отряхиваясь, он слышал, как кто-то
восторженно рассказывал приятелю или приятельнице: "Представляешь, все
вышло, как в кино! Визг тормозов, удар, и он завертелся. И полюбуйся,
стоит, как ни в чем не бывало! Может, он на самом деле снимается в
фильмах? Как думаешь, можно его спросить об этом?.."
Сквозь гомонящую толпу хозяйственно протолкался полицейский - еще
совсем молодой парень богатырского роста и с небольшим шрамом над верхней
губой. Он действовал оперативно и без суеты. Убедившись, что Виктор в
порядке, тут же стал выяснять приметы уехавшей машины. О результатах сразу
сообщил в центр, воспользовавшись миниатюрной рацией. Ему что-то быстро
отвечали... А потом случилось неожиданное. Полицейский заметил кольцо на
мизинце потерпевшего. Гримаса на мгновение исказила молодое лицо, но
только на одно-единственное мгновение. Разрешающе кивнув Виктору, он
пробормотал:
- Никаких вопросов, приятель. Иди и будь осторожен.
Виктор стал протискиваться через людскую толчею. Замечательно!
Значит, полиция была в курсе. Кольцо на мизинце - опознавательный знак, и
содействие отдела профилактики их скорее всего устраивает. Это было еще
одним подтверждающим моментом. Аура мистического сгущалась на глазах.
Масштабы эксперимента начинали по-настоящему удивлять Виктора. Как ни
крути, город - это более миллиона жителей и тысячи полицейских! Странно,
что никто из доноров до сих пор не проболтался. Иначе об опытах ОПП давно
бы трубила вся пресса. Или, может, об этом уже все знают? И этот
шпингалет, настойчиво дергающий его за рукав, и девицы, забавным образом
вытягивающие шеи, пытаясь рассмотреть, что же там все-таки случилось?..
Он посторонился, пропуская старичка с палочкой, упрямо
проталкивающегося к месту события. Беззубый рот его безостановочно
двигался, как будто старикашка что-то пережевывал, глаза были алчно
устремлены вперед. Виктор прибавил шагу. Долгое время он жил отшельником,
общаясь лишь с Майклом и еще парой-тройкой людей. Могло получиться и так,
что он умудрился пропустить новость мимо ушей, хотя... Виктор вспомнил
слова Рупперта, касающиеся секретности эксперимента. Подобные фразы
встречались и в подписанном им контракте. Наверное, пятьдесят тысяч -
приемлемая цена за молчание. Полицию же навряд ли посвящали в подробности.
Возможно, ей подарили удобоваримую легенду, вынуждающую не препятствовать
задержанным донорам, а по возможности и всячески им содействовать.
Виктор мысленно воспроизвел гримасу молодого полицейского. Что она
означала? Отвращение или своеобразное сострадание?..
Оглядевшись, он увидел зазывающую вывеску питейного заведения. Мозг
еще буксовал на стадии раздумья, а ноги уже несли его к распахнутым
дверям. Посещать различного рода публичные места, в том числе библиотеки,
кинотеатры, выставки и бары, ему тоже настоятельно не рекомендовалось, но
лояльности и послушания они могли требовать от кого угодно, но только не
от Виктора. И снова он ощутил в груди знакомый трепет, уже второй раз за
сегодняшний вечер. Подобного он не испытывал давненько - с тех самых пор,
как, освободившись из плена, попал сначала в Австрию, затем в Нидерланды,
а потом уже и сюда...
Он взял стакан апельсинового сока и, пристроившись за круглым
столиком, зашарил рукой по подсумку. В помещении, чем-то похожем на склад,
тот же инструктор выдал ему, помимо амуниции, карту города, адреса
нескольких дешевых ночлежек и семидневный комплект белковых концентратов.
Он мог жить вполне автономно, нуждаясь только в воде и крыше над головой в
часы сна. Впрочем, и сон с помощью стимулирующих препаратов он мог сжимать
в час-полтора - во всяком случае, если верить словам инструктора. Достав
пакет с концентратами, Виктор надорвал одну из бумажных капсул. Он ожидал
увидеть что-то вроде таблеток, но формой это больше напоминало куколку
тутового шелкопряда. Сунув ее в рот, он вынужден был признать, что тающее
на языке крошево на вкус достаточно приятно. Нечто среднее между
растворимым какао и свежим гречишным медом, правда, не столь сладкое,
слегка отдающее лимоном. Работники отдела профилактики утверждали, что в
течение всей недели доноры прекрасно обходятся этими самыми брикетами. По
их же признанию, подобными штуковинами снабжали спецподразделения во время
операций на Ближнем Востоке. Совсем немного воды, и вы в прекрасной форме
в течение суток! Впрочем, пока ему не на что было жаловаться. Нынешнее
физическое состояние его более чем устраивало. Кроме промывания желудка,
чудо-медики Малькольма организовали Виктору ряд тонизирующих ванн, а на
ночь к левой руке была присоединена полуторалитровая капельница. Виктор
понятия не имел, что за гремучую смесь они мало-помалу перекачали в его
кровь, но на следующее утро он проснулся заново родившимся. Боли ушли,
уступив место жаркому электричеству, проникшему в суставы и мышцы. В теле
поселилась забытая легкость, он ходил, словно на звонких пружинах, с
удивлением обнаруживая в себе ребяческие позывы коснуться в прыжке
потолка, стремительным скоком пуститься по коридору. Именно тогда,
беззастенчиво воспользовавшись его телесной эйфорией, новоиспеченного
донора повторно провели в кабинет к Рупперту, где он и подписал жирно
отпечатанные бланки договора. Сейчас одна из них покоилась в заднем
кармане брюк, и Виктор машинально похлопал себя по ягодице; бумаги были на
месте. Прислушиваясь к приятной трансформации проглоченного брикета в
искристое тепло, он обвел помещение повеселевшим взглядом. Около десятка
столиков, посетители - в основном грузные, с неряшливо раздавшимися
талиями мужчины. Скучающие взоры, движения неповоротливых бегемотов,
болтовня, которая и по сию пору казалась ему чужой. Виктор достаточно
легко овладевал языками, и все-таки родной язык оставался родным.
Сторонняя англо- и франкоязычная речь негодующе отфильтровывалась, и
подобные толковища немногим отличались от подлинной стопроцентной тишины.
Паренек у стойки взирал на него мутным кроличьим глазом. Второй глаз
парня скрывался за фиолетовой припухлостью, возникшей, по всей
вероятности, совсем недавно. Виктор парню не нравился. Антипатия
угадывалась столь явно, что неприятное чувство, родившееся сразу после
приключения с машиной, мгновенно усилилось. В бицепсах появился нехороший
зуд. Но главное - Виктор снова чувствовал трепет ВЕРНУВШЕЙСЯ К НЕМУ ВОЙНЫ.
Человек, перенесший хоть раз настоящий артобстрел, представляет себе,
как страшно это наяву, как глупо и фальшиво отражен этот ад на мириадах
клокочущих огнем кинолент. Война - подобие архипелага, на каждом из
островов которого проживает страх. К чужой смерти можно привыкнуть, к
своей - никогда. Притупляются чувства, правдивей и проще становятся речь и
эмоции, и все же подниматься в атаку под пулями даже в двадцатый раз -
чертовски сложно. Может быть, даже сложнее, чем в первый, потому что
знаешь не по рассказам, как просто споткнуться, встретивши пулю; потому
что, своими руками выпустив несколько тысяч маленьких металлических
посланцев дьявола, заранее готов испустить стон, вообразив собственную
развороченную спину - результат одного-единственного попадания. Багровый
тоннель, взрытый в доли секунды, идет расширяющимся конусом, начинаясь с
крохотного лаза, проделанного в груди. Виденное приходит во снах, а
чувство страха въедается в мозг, как грязь под ногти, но избавиться от
него труднее, чем от грязи. На это уходят месяцы и годы, в течение которых
спокойствие внешнего мира снова и снова отторгается взвинченными нервами;
зуд, поселившийся под кожей, становится порой невыносимым, и люди сходят с
ума.
Виктор отлично понимал тех ребят, что, покинув войну, спустя месяц
или два с растерянностью в сердце ныряли в нее вновь. Это походило на
кессонную болезнь, когда стремительное выныривание на поверхность угрожает
бедой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28