Мэб рассказывала ей об исцеляющих
заклинаниях, которыми издавна славилась Бездна; о зельях, утраченных
гномами с приходом дракона точно так же, как было утрачено все их золото;
о чарах, способных крепче привязать душу к плоти. Шла речь и о более
опасном колдовстве, когда душа целителя, вливаясь в душу больного, могла
спасти того от смерти. Упоминались и другие заклинания подземной магии -
заклинания хрусталя, камня, свивающейся темноты, значение которых Дженни
понимала весьма смутно, запоминая чисто механически и надеясь, что
понимание придет потом. Мэб рассказывала о движении подземных вод, о том,
как мыслят камни, о бесконечной череде пещер, никогда не видевших света.
Однажды разговор зашел о Зиерн.
- Да, она была когда-то ученицей в Пещерах Целителей. - Мэб
вздохнула, откладывая в сторону трехструнные цимбалы, с помощью которых
учила Дженни мелодике своих заклинаний. - Пустая девчонка, пустая и
испорченная. Был в ней какой-то талант злой насмешки - еще тогда. Она
сидела среди нас, внимала великим целителям, обладавшим властью, о какой
она и мечтать не могла, кивала с почтением своей ухоженной головенкой, а
потом передразнивала их перед своими друзьями, живущими в Бездне.
Дженни вспомнился серебряный отзвук смеха колдуньи и то, как Зиерн,
ускорив шаги, чуть не вынудила Дромара побежать за ней.
Был ранний вечер. Несмотря на холод, воздух в обиталище гномов был
спертый, недвижный. Шум на улице стих, слышались только перезвоны
множества башенных часов да одинокие крики угольщика, расхваливающего свой
товар.
Мэб покачала головой, голос ее звучал глуховато.
- Обожала выведывать секреты, как другие девчонки обожают сласти;
хотела обрести власть, подглядывая и подслушивая. Изучила все тайные пути,
ведущие в Пещеры Целителей, вынюхивала и шпионила, прячась в темноте. За
власть нужно платить, а она прикоснулась к тайнам более великим, нежели
она сама, и осквернила, отравила их, как отравила самое Сердце Бездны, -
да, она отравила его! - и обратила нашу мощь против нас самих.
Дженни была сбита с толку.
- И Дромар говорил нечто подобное, - сказала она. - Но как можно
осквернить заклинание? Исказить его? Тогда заклинание просто потеряет
силу. Не понимаю.
Мэб пристально посмотрела на нее, словно только сейчас вспомнив, что
Дженни не принадлежит к их народу.
- А ты и не должна понимать, - прозвучал ее нежный высокий голос. -
Это магия гномов. Людей это не касается.
- Однако Зиерн-то прикоснулась, - сказала Дженни, перенося вес тела
на пятки и давая отдохнуть коленям, болезненно ощущающим сквозь ветхую
подушку твердый камень пола. - Если она, конечно, в самом деле научилась в
Пещерах Целителей чему-то такому, что сделало ее величайшим магом
королевства...
- Ай! - с отвращением сказала карлица. - Целители Бездны были куда
могущественней, чем она! Клянусь Камнем, у меня было больше власти!
- Было? - ошеломленно переспросила Дженни. - Я знаю, что большинство
Целителей погибло в Бездне, когда пришел дракон, и думала, что просто не
осталось никого, кто бы мог бросить ей вызов. Магия гномов отличается от
людской магии, но власть есть власть. Как могла Зиерн уменьшить твою силу?
Но Мэб только потрясла головой, всплеснув бледными паутинных оттенков
волосами, и сказала яростно:
- Это дела гномов.
В последние дни Дженни редко видела Зиерн, но чародейка по-прежнему
занимала ее мысли. Влияние Зиерн пропитывало королевский двор подобно
аромату ее коричных благовоний. В пределах дворца Дженни постоянно
чувствовала присутствие колдуньи. Как бы там ни добыла Зиерн свою власть и
что бы она потом с ней ни делала, но Дженни никогда не забывала, насколько
эта власть велика. Когда, не заглянув даже в фолианты по магии, которые
Джон стянул для нее в дворцовой библиотеке, Дженни сидела перед своим
магическим кристаллом, наблюдая крохотные беззвучные образы сыновей,
опасно дурачащихся на заснеженных зубчатых стенах Холда, она чувствовала
себя виноватой. Дженни уже не испытывала чувства ревности к Зиерн, но
зависть еще оставалась. Правда, это была зависть продрогшего путника к
тем, кто сидит сейчас в теплых и светлых домах.
Но когда она спрашивала у Мэб о том, каким образом могла достичь
чародейка своей нынешней власти и почему гномы запретили ей появляться в
Бездне, карлица лишь твердила упрямо:
- Это дела гномов. Людей это не касается...
А Джон к тому времени стал всеобщим любимцем среди молодых
придворных. Они приходили в восторг от его нарочитого варварства и
называли своим ручным дикарем, когда он начинал рассуждать об инженерии
или о повадках свиней или цитировал классиков с ужасающим северным
акцентом. И каждое утро король, проходя по Галерее, отводил тусклые глаза,
а этикет не позволял Гарету заговорить первым.
- Чего он тянет? - допытывался Джон, когда они с Гаретом, потеряв еще
один день, вышли из арочного портика Галереи в холодный, расплывающийся
дневной свет. Из безлюдного сада со старенькой арфой в руке к ним по
лестнице тихо поднялась Дженни. Пока мужчины были в Королевской Галерее,
она упражнялась в мелодике заклинаний на пустынном скалистом берегу,
наблюдая бег облаков над морем. Был сезон ветров и внезапных бурь. На
севере, наверное, вовсю уже лепил мокрый снег, а здесь теплые солнечные
дни перемежались туманом и хлесткими дождями. Бледная дневная луна шла на
ущерб, причиняя Дженни смутное беспокойство. В саду на фоне глинистых
тонов осенней почвы светло и ярко выделялись костюмы придворных,
сопровождавших Зиерн на прогулку. Донесся нарочито пронзительный голосок
колдуньи, со злобной точностью имитирующий речь гномов.
Джон продолжал:
- Или он надеется, что дракон обрушится на Цитадель и избавит его от
хлопот осады?
Гарет покачал головой.
- Не думаю. Я слышал, Поликарп установил на самых высоких башнях
катапульты, бросающие горящую нефть, так что дракону лучше держаться от
них подальше.
И хотя речь шла об изменившем подданном, Дженни услышала в голосе
принца гордость за своего бывшего друга.
В отличие от Джона, позаимствовавшего придворный костюм из кладовой
за воротами дворца, где просителям перед встречей с королем придавали
приличный вид, Гарет имел по меньшей мере дюжину преступно дорогих нарядов
для парадного выхода. Сегодня на нем была мантия из пронзительно-зеленого
и желтовато-розового атласа, казавшегося лимонным в зыбком послеполуденном
свете.
Джон насадил очки покрепче на переносицу.
- Так вот что я тебе скажу. Я не собираюсь больше обивать порог, как
крысолов, ждущий, когда королю понадобятся его услуги. Я приехал сюда,
чтобы защитить мои земли и моих людей, которые еще не получили ничего ни
от короля, который мог бы их защитить, ни от меня самого.
Гарет отсутствующе смотрел вниз, в сад, на маленькую компанию
придворных рядом с испятнанной желтыми листьями мраморной статуей бога
Кантирита, потом быстро повернул голову.
- Ты не можешь уйти! - В голосе его прозвучали страх и беспокойство.
- А почему нет?
Юноша закусил губу и не ответил, но взгляд его нервно метнулся вниз,
в сад. Почувствовав, что на нее смотрят, Зиерн обернулась и послала Гарету
воздушный поцелуй. Гарет тут же отвернулся. Вид у него был утомленный,
измученный, и Дженни захотелось спросить, является ли ему еще во снах
Зиерн.
Неловкое молчание было неожиданно прервано высоким голосом Дромара.
- Милорд Аверсин... - Гном ступил на террасу и заморгал болезненно,
оказавшись в приглушенном тучами убывающем свете дня. Слова он выговаривал
с запинкой, словно с трудом припоминая их значение. - Пожалуйста... не
уходи.
Джон пронизывающе взглянул на него сверху вниз.
- Не слишком-то распростираешь ты свое радушие. Как, впрочем, и
помощь, разве не так?
Старый посланник с вызовом встретил его взгляд.
- Я начертал тебе карту Бездны. Чего же ты еще хочешь?
- Карты, которая не лжет, - холодно сказал Джон. - Ты оставил пустыми
половину участков. А когда я сложил вместе чертежи разных уровней и
вертикальный план, будь я проклят, если они хоть где-нибудь совпали! Меня
не интересуют секреты вашей чертовой Бездны. Прикажешь играть с драконом в
кошки-мышки в полной темноте, да еще и не имея точного плана?
Услышав в его ровном голосе гнев и страх, Дромар опустил глаза и
уставился на свои нервно сплетенные пальцы.
- То, что в пробелах, не касается ни тебя, ни дракона, - сказал он
тихо. - План точен, клянусь Камнем, что лежит в Сердце Бездны. Некто из
детей человеческих проник однажды к ее Сердцу, и с той поры мы горько
сожалеем об этом.
Он поднял голову, бледные глаза блеснули из-под снежных нависающих
бровей.
- Я прошу тебя довериться мне, Драконья Погибель. Это против наших
обычаев - просить помощи у людей. Но я прошу тебя помочь нам. Мы рудокопы
и торговцы, мы никогда не были воинами. День за днем нас выживают из
города. Если падет Цитадель, многие из народа Бездны будут вырезаны вместе
с мятежниками, давшими им не только приют, но и пропитание. Королевские
войска не дадут гномам покинуть Цитадель, если гномы попытаются выбраться,
а попытаются многие, поверь мне. Здесь, в Беле, хлеб стоит все дороже, и
мы либо умрем с голоду, либо нас растопчут толпы из таверн. Очень скоро
нас станет так мало, что мы не сможем восстановить Бездну, даже если нам
суждено снова пройти через ее Врата.
Он простер маленькие, как у ребенка, но старчески узловатые руки,
странно бледные на фоне черных разводов его причудливо скроенных рукавов.
- Если ты не поможешь нам, кто еще из рода людского сделает это?
- Да когда же ты удалишься отсюда, Дромар? - Чистый и мягкий, как
серебряное лезвие, голос Зиерн обрезал последние слова старого гнома. Она
взбежала по лестнице из сада - легкая, как миндальный цвет, летящий по
ветру. Ее окаймленная розовым вуаль отлетала назад над растрепавшимися
каштановыми волосами. - Тебе недостаточно того, что ты ежедневно докучаешь
своим присутствием королю, тебе еще надо втянуть в свои интриги этих
бедных людей? Нет, только гномы могут быть настолько вульгарны, чтобы
говорить о делах ближе к вечеру, как будто для этого днем мало времени! -
Надув губки, колдунья выпроваживающе махнула холеной рукой. - А теперь
удались, - добавила она с вызовом. - Иначе я позову стражу.
Старый гном какое-то время смотрел ей в глаза; ветер с моря омывал
его морщинистое лицо облаком паутинчато-бледных волос. Зиерн вела себя,
как избалованный раскапризничавшийся ребенок. Но Дженни, стоявшая позади
нее, хорошо видела восторг и высокомерие триумфа, обозначившиеся в каждом
мускуле этой восхитительно стройной спины. Дженни не сомневалась, что
Зиерн позовет стражу.
Дромар тоже в этом не сомневался. Посланник при дворе короля в
течение тридцати лет, он повернулся и побрел прочь, подчиняясь приказу
фаворитки. Дженни смотрела, как он ковыляет там, внизу, по серой и
лавандовой мозаике садовой дорожки, провожаемый по пятам бледным хрупким
Бондом Клерлоком, копирующим его походку.
Как всегда не замечая Дженни, Зиерн взяла за руку Гарета и улыбнулась
ему.
- Старый заговорщик! - обронила она. - Так и норовит ударить в
спину... Вечером я должна ужинать с твоим отцом, но у нас еще есть время
для прогулки по берегу. Дождя ведь не будет, наверное.
"Она бы могла сказать - наверняка, - подумала Дженни. - Одно ее
заклинание - и тучи забегают, как комнатные собачки перед кормежкой".
Изящно изогнувшись, Зиерн потянула Гарета к лестнице, ведущей в сад.
Придворных внизу видно не было, всех разогнал порыв ветра, залепивший
аллеи мокрой сорванной с веток листвой. Гарет бросил отчаянный взгляд на
Джона и Дженни, стоявших рядом на террасе: она - в пледах и северной
куртке из овечьей кожи, он - в изукрашенном кремовом и голубом атласе,
школярские очки - на кончике носа.
Дженни тихо подтолкнула Джона.
- Пойди с ними.
Он поглядел на нее сверху вниз, чуть осклабившись.
- Ага... Меня производят из пляшущего медведя в дядьки?
- Нет, - сказала Дженни, и голос ее был тих. - Скорее в
телохранители. Я не знаю, что там затеяла Зиерн, но сам он что-то
предчувствует. Пойди с ними.
Джон вздохнул и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы.
- Король мне заплатит за это отдельно.
Его объятие напоминало хватку облаченного в атлас медведя. Затем он
сбежал по лестнице и с чудовищным северным прононсом окликнул Гарета и
Зиерн;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
заклинаниях, которыми издавна славилась Бездна; о зельях, утраченных
гномами с приходом дракона точно так же, как было утрачено все их золото;
о чарах, способных крепче привязать душу к плоти. Шла речь и о более
опасном колдовстве, когда душа целителя, вливаясь в душу больного, могла
спасти того от смерти. Упоминались и другие заклинания подземной магии -
заклинания хрусталя, камня, свивающейся темноты, значение которых Дженни
понимала весьма смутно, запоминая чисто механически и надеясь, что
понимание придет потом. Мэб рассказывала о движении подземных вод, о том,
как мыслят камни, о бесконечной череде пещер, никогда не видевших света.
Однажды разговор зашел о Зиерн.
- Да, она была когда-то ученицей в Пещерах Целителей. - Мэб
вздохнула, откладывая в сторону трехструнные цимбалы, с помощью которых
учила Дженни мелодике своих заклинаний. - Пустая девчонка, пустая и
испорченная. Был в ней какой-то талант злой насмешки - еще тогда. Она
сидела среди нас, внимала великим целителям, обладавшим властью, о какой
она и мечтать не могла, кивала с почтением своей ухоженной головенкой, а
потом передразнивала их перед своими друзьями, живущими в Бездне.
Дженни вспомнился серебряный отзвук смеха колдуньи и то, как Зиерн,
ускорив шаги, чуть не вынудила Дромара побежать за ней.
Был ранний вечер. Несмотря на холод, воздух в обиталище гномов был
спертый, недвижный. Шум на улице стих, слышались только перезвоны
множества башенных часов да одинокие крики угольщика, расхваливающего свой
товар.
Мэб покачала головой, голос ее звучал глуховато.
- Обожала выведывать секреты, как другие девчонки обожают сласти;
хотела обрести власть, подглядывая и подслушивая. Изучила все тайные пути,
ведущие в Пещеры Целителей, вынюхивала и шпионила, прячась в темноте. За
власть нужно платить, а она прикоснулась к тайнам более великим, нежели
она сама, и осквернила, отравила их, как отравила самое Сердце Бездны, -
да, она отравила его! - и обратила нашу мощь против нас самих.
Дженни была сбита с толку.
- И Дромар говорил нечто подобное, - сказала она. - Но как можно
осквернить заклинание? Исказить его? Тогда заклинание просто потеряет
силу. Не понимаю.
Мэб пристально посмотрела на нее, словно только сейчас вспомнив, что
Дженни не принадлежит к их народу.
- А ты и не должна понимать, - прозвучал ее нежный высокий голос. -
Это магия гномов. Людей это не касается.
- Однако Зиерн-то прикоснулась, - сказала Дженни, перенося вес тела
на пятки и давая отдохнуть коленям, болезненно ощущающим сквозь ветхую
подушку твердый камень пола. - Если она, конечно, в самом деле научилась в
Пещерах Целителей чему-то такому, что сделало ее величайшим магом
королевства...
- Ай! - с отвращением сказала карлица. - Целители Бездны были куда
могущественней, чем она! Клянусь Камнем, у меня было больше власти!
- Было? - ошеломленно переспросила Дженни. - Я знаю, что большинство
Целителей погибло в Бездне, когда пришел дракон, и думала, что просто не
осталось никого, кто бы мог бросить ей вызов. Магия гномов отличается от
людской магии, но власть есть власть. Как могла Зиерн уменьшить твою силу?
Но Мэб только потрясла головой, всплеснув бледными паутинных оттенков
волосами, и сказала яростно:
- Это дела гномов.
В последние дни Дженни редко видела Зиерн, но чародейка по-прежнему
занимала ее мысли. Влияние Зиерн пропитывало королевский двор подобно
аромату ее коричных благовоний. В пределах дворца Дженни постоянно
чувствовала присутствие колдуньи. Как бы там ни добыла Зиерн свою власть и
что бы она потом с ней ни делала, но Дженни никогда не забывала, насколько
эта власть велика. Когда, не заглянув даже в фолианты по магии, которые
Джон стянул для нее в дворцовой библиотеке, Дженни сидела перед своим
магическим кристаллом, наблюдая крохотные беззвучные образы сыновей,
опасно дурачащихся на заснеженных зубчатых стенах Холда, она чувствовала
себя виноватой. Дженни уже не испытывала чувства ревности к Зиерн, но
зависть еще оставалась. Правда, это была зависть продрогшего путника к
тем, кто сидит сейчас в теплых и светлых домах.
Но когда она спрашивала у Мэб о том, каким образом могла достичь
чародейка своей нынешней власти и почему гномы запретили ей появляться в
Бездне, карлица лишь твердила упрямо:
- Это дела гномов. Людей это не касается...
А Джон к тому времени стал всеобщим любимцем среди молодых
придворных. Они приходили в восторг от его нарочитого варварства и
называли своим ручным дикарем, когда он начинал рассуждать об инженерии
или о повадках свиней или цитировал классиков с ужасающим северным
акцентом. И каждое утро король, проходя по Галерее, отводил тусклые глаза,
а этикет не позволял Гарету заговорить первым.
- Чего он тянет? - допытывался Джон, когда они с Гаретом, потеряв еще
один день, вышли из арочного портика Галереи в холодный, расплывающийся
дневной свет. Из безлюдного сада со старенькой арфой в руке к ним по
лестнице тихо поднялась Дженни. Пока мужчины были в Королевской Галерее,
она упражнялась в мелодике заклинаний на пустынном скалистом берегу,
наблюдая бег облаков над морем. Был сезон ветров и внезапных бурь. На
севере, наверное, вовсю уже лепил мокрый снег, а здесь теплые солнечные
дни перемежались туманом и хлесткими дождями. Бледная дневная луна шла на
ущерб, причиняя Дженни смутное беспокойство. В саду на фоне глинистых
тонов осенней почвы светло и ярко выделялись костюмы придворных,
сопровождавших Зиерн на прогулку. Донесся нарочито пронзительный голосок
колдуньи, со злобной точностью имитирующий речь гномов.
Джон продолжал:
- Или он надеется, что дракон обрушится на Цитадель и избавит его от
хлопот осады?
Гарет покачал головой.
- Не думаю. Я слышал, Поликарп установил на самых высоких башнях
катапульты, бросающие горящую нефть, так что дракону лучше держаться от
них подальше.
И хотя речь шла об изменившем подданном, Дженни услышала в голосе
принца гордость за своего бывшего друга.
В отличие от Джона, позаимствовавшего придворный костюм из кладовой
за воротами дворца, где просителям перед встречей с королем придавали
приличный вид, Гарет имел по меньшей мере дюжину преступно дорогих нарядов
для парадного выхода. Сегодня на нем была мантия из пронзительно-зеленого
и желтовато-розового атласа, казавшегося лимонным в зыбком послеполуденном
свете.
Джон насадил очки покрепче на переносицу.
- Так вот что я тебе скажу. Я не собираюсь больше обивать порог, как
крысолов, ждущий, когда королю понадобятся его услуги. Я приехал сюда,
чтобы защитить мои земли и моих людей, которые еще не получили ничего ни
от короля, который мог бы их защитить, ни от меня самого.
Гарет отсутствующе смотрел вниз, в сад, на маленькую компанию
придворных рядом с испятнанной желтыми листьями мраморной статуей бога
Кантирита, потом быстро повернул голову.
- Ты не можешь уйти! - В голосе его прозвучали страх и беспокойство.
- А почему нет?
Юноша закусил губу и не ответил, но взгляд его нервно метнулся вниз,
в сад. Почувствовав, что на нее смотрят, Зиерн обернулась и послала Гарету
воздушный поцелуй. Гарет тут же отвернулся. Вид у него был утомленный,
измученный, и Дженни захотелось спросить, является ли ему еще во снах
Зиерн.
Неловкое молчание было неожиданно прервано высоким голосом Дромара.
- Милорд Аверсин... - Гном ступил на террасу и заморгал болезненно,
оказавшись в приглушенном тучами убывающем свете дня. Слова он выговаривал
с запинкой, словно с трудом припоминая их значение. - Пожалуйста... не
уходи.
Джон пронизывающе взглянул на него сверху вниз.
- Не слишком-то распростираешь ты свое радушие. Как, впрочем, и
помощь, разве не так?
Старый посланник с вызовом встретил его взгляд.
- Я начертал тебе карту Бездны. Чего же ты еще хочешь?
- Карты, которая не лжет, - холодно сказал Джон. - Ты оставил пустыми
половину участков. А когда я сложил вместе чертежи разных уровней и
вертикальный план, будь я проклят, если они хоть где-нибудь совпали! Меня
не интересуют секреты вашей чертовой Бездны. Прикажешь играть с драконом в
кошки-мышки в полной темноте, да еще и не имея точного плана?
Услышав в его ровном голосе гнев и страх, Дромар опустил глаза и
уставился на свои нервно сплетенные пальцы.
- То, что в пробелах, не касается ни тебя, ни дракона, - сказал он
тихо. - План точен, клянусь Камнем, что лежит в Сердце Бездны. Некто из
детей человеческих проник однажды к ее Сердцу, и с той поры мы горько
сожалеем об этом.
Он поднял голову, бледные глаза блеснули из-под снежных нависающих
бровей.
- Я прошу тебя довериться мне, Драконья Погибель. Это против наших
обычаев - просить помощи у людей. Но я прошу тебя помочь нам. Мы рудокопы
и торговцы, мы никогда не были воинами. День за днем нас выживают из
города. Если падет Цитадель, многие из народа Бездны будут вырезаны вместе
с мятежниками, давшими им не только приют, но и пропитание. Королевские
войска не дадут гномам покинуть Цитадель, если гномы попытаются выбраться,
а попытаются многие, поверь мне. Здесь, в Беле, хлеб стоит все дороже, и
мы либо умрем с голоду, либо нас растопчут толпы из таверн. Очень скоро
нас станет так мало, что мы не сможем восстановить Бездну, даже если нам
суждено снова пройти через ее Врата.
Он простер маленькие, как у ребенка, но старчески узловатые руки,
странно бледные на фоне черных разводов его причудливо скроенных рукавов.
- Если ты не поможешь нам, кто еще из рода людского сделает это?
- Да когда же ты удалишься отсюда, Дромар? - Чистый и мягкий, как
серебряное лезвие, голос Зиерн обрезал последние слова старого гнома. Она
взбежала по лестнице из сада - легкая, как миндальный цвет, летящий по
ветру. Ее окаймленная розовым вуаль отлетала назад над растрепавшимися
каштановыми волосами. - Тебе недостаточно того, что ты ежедневно докучаешь
своим присутствием королю, тебе еще надо втянуть в свои интриги этих
бедных людей? Нет, только гномы могут быть настолько вульгарны, чтобы
говорить о делах ближе к вечеру, как будто для этого днем мало времени! -
Надув губки, колдунья выпроваживающе махнула холеной рукой. - А теперь
удались, - добавила она с вызовом. - Иначе я позову стражу.
Старый гном какое-то время смотрел ей в глаза; ветер с моря омывал
его морщинистое лицо облаком паутинчато-бледных волос. Зиерн вела себя,
как избалованный раскапризничавшийся ребенок. Но Дженни, стоявшая позади
нее, хорошо видела восторг и высокомерие триумфа, обозначившиеся в каждом
мускуле этой восхитительно стройной спины. Дженни не сомневалась, что
Зиерн позовет стражу.
Дромар тоже в этом не сомневался. Посланник при дворе короля в
течение тридцати лет, он повернулся и побрел прочь, подчиняясь приказу
фаворитки. Дженни смотрела, как он ковыляет там, внизу, по серой и
лавандовой мозаике садовой дорожки, провожаемый по пятам бледным хрупким
Бондом Клерлоком, копирующим его походку.
Как всегда не замечая Дженни, Зиерн взяла за руку Гарета и улыбнулась
ему.
- Старый заговорщик! - обронила она. - Так и норовит ударить в
спину... Вечером я должна ужинать с твоим отцом, но у нас еще есть время
для прогулки по берегу. Дождя ведь не будет, наверное.
"Она бы могла сказать - наверняка, - подумала Дженни. - Одно ее
заклинание - и тучи забегают, как комнатные собачки перед кормежкой".
Изящно изогнувшись, Зиерн потянула Гарета к лестнице, ведущей в сад.
Придворных внизу видно не было, всех разогнал порыв ветра, залепивший
аллеи мокрой сорванной с веток листвой. Гарет бросил отчаянный взгляд на
Джона и Дженни, стоявших рядом на террасе: она - в пледах и северной
куртке из овечьей кожи, он - в изукрашенном кремовом и голубом атласе,
школярские очки - на кончике носа.
Дженни тихо подтолкнула Джона.
- Пойди с ними.
Он поглядел на нее сверху вниз, чуть осклабившись.
- Ага... Меня производят из пляшущего медведя в дядьки?
- Нет, - сказала Дженни, и голос ее был тих. - Скорее в
телохранители. Я не знаю, что там затеяла Зиерн, но сам он что-то
предчувствует. Пойди с ними.
Джон вздохнул и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы.
- Король мне заплатит за это отдельно.
Его объятие напоминало хватку облаченного в атлас медведя. Затем он
сбежал по лестнице и с чудовищным северным прононсом окликнул Гарета и
Зиерн;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45