Конечно, строго говоря, это фальшивый дайм. Но я
не видела особой беды в том, что машина его съест. И она его съела. Я
спрятала батончик, когда вы вышли из туалета, так как трех монет у меня не
было, а следовательно, я не могла предложить батончик мистеру Фаселли. -
Она добавила: - А как ты думаешь, это мошенничество? С даймом?
- Это техническая подробность, в которую я входить не стану...
особенно если приму участие в дележе добычи. Впрочем, это сделает меня
соучастником. Гм... Сначала едим или сначала купаемся?
Сначала мы поели. Отличный завтрак на траве, который мы запили
чудесной родниковой водой. Потом мы купались, поднимая фонтаны брызг и
беззаботно смеясь. Я вспоминаю об этом, как об одном из счастливейших
событий в моей жизни. В сумочке Марги оказалось мыло, в качестве полотенца
я предложил свою рубашку. Сначала я вытер Маргу, потом вытерся сам. Сухой
теплый воздух завершил эту работу.
Все, что случилось после этого, было неизбежно. Я еще никогда в жизни
не занимался любовью на свежем воздухе, а тем более в разгар солнечного
дня. Если бы меня кто-нибудь спросил, я бы сказал, что такое для меня
просто психологически противопоказано, так как я буду ощущать себя
скованным и не смогу забыть о том, какой неприличной выглядит эта картина
со стороны.
Поражаюсь, но с радостью могу заверить, что, хотя я все время
сознавал обстоятельства, в которых все это происходило... они меня тогда
нисколько не беспокоили и я вполне справился... Вероятно, причиной был
искренний и темпераментный энтузиазм Маргреты.
Точно так же мне никогда раньше не приходилось спать голым на траве.
Думаю, мы проспали около часа.
Когда мы проснулись, Маргрета велела мне побриться. Я не мог бриться
сам, так как у меня не было зеркала. Но Маргрета смогла и сделала это со
свойственной ей добросовестностью. Мы стояли по колено в воде; я взбивал в
ладонях мыльную пену и намыливал лицо, Маргрета брила, а я по мере
необходимости намыливался снова.
- Вот, - сказала она наконец и поцеловала меня в знак окончания
трудов праведных, - так сойдет. Ополоснись и не забудь помыть уши. А я
поищу полотенце. Твою рубашку... - Она поднялась на берег, а я наклонился
и принялся плескать водой в лицо. - Алек...
- Я плохо слышу тебя, вода журчит.
- Пожалуйста, дорогой!
Я выпрямился, протер глаза и оглянулся.
Все наше имущество исчезло... Все, кроме моей бритвы.

17
Но вот, иду я вперед, и нет Его, назад - и не нахожу
Его, делает ли Он что на левой стороне, я не вижу,
скрывается ли на правой, не усматриваю. Но он знает
путь мой, пусть испытает меня - выйду, как золото.
Книга Иова 23, 8 - 10
- Что ты сделал с мылом? - спросила Маргрета.
Я поглубже втянул воздух и медленно выдохнул.
- Я тебя правильно понял? Ты спросила, что я сделал с мылом?
- А что бы ты хотел, чтоб я сказала?
- З-э-э... не знаю. Но только не это. Тут происходят чудеса, а ты
меня спрашиваешь о каком-то куске мыла.
- Алек, чудо, которое происходит вновь, и вновь, и вновь - перестает
быть чудом, оно превращается в докучливую неприятность. Слишком часто,
слишком много. Мне хочется завыть или удариться в рев. Потому-то я и
спросила насчет мыла.
Я и сам был на грани истерики. Но слова Маргреты подействовали на
меня, как ушат холодной воды. Маргрета? Та, что спокойно перенесла
айсберги и землетрясения, которая ни разу не захныкала в несчастье...
о_н_а_ хочет завыть?!
- Мне очень жаль, дорогая. Мыло я держал в руке, когда ты меня брила.
Когда я ополаскивал лицо, его у меня уже не было - предполагаю, что
положил его на берег. Но точно не помню. Это важно?
- Да нет, думаю, не очень. Хотя этим кусочком "Камей" мы
воспользовались только один раз и он составил бы ровно половину нашего
имущества, если бы его удалось разыскать, поскольку другой половиной была
бы бритва. Может, ты и положил его на берег, да я его там не вижу.
- Значит, исчезло. Марга, у нас есть более неотложные дела, о которых
надо позаботиться еще до того, как мы снова испачкаемся так, что нам снова
понадобится мыло. Еда, одежда, место для ночлега! - Я выбрался на берег. -
Обувь!!! У нас нет даже обуви. Что будем делать? Я ничего не соображаю.
Была бы у меня Стена плача, я бы хоть мог оросить ее слезами.
- Успокойся, родной, успокойся.
- А ничего, что я тихонько поскулю?
Она подошла ко мне, обняла и поцеловала.
- Поскули, если хочешь, дорогой. Поскули за нас обоих. А потом будем
решать, что делать.
Ну, когда Маргрета обнимает меня, я недолго остаюсь в депрессии.
- А нет ли у тебя какой-нибудь идеи? Не могу придумать ничего лучше,
чем вернуться обратно на шоссе и попытаться схватить попутку... но это мне
не очень по душе. По причине моего внешнего вида. Даже фигового листа и
того нет. Не видела ли ты где-нибудь поблизости фиговых деревьев?
- А разве в Техасе растет инжир?
- В Техасе все растет. Ну так что будем делать?
- Вернемся к шоссе и пойдем.
- Босыми? Может быть, постоим, выставив большие пальцы? Босиком нам
все равно далеко не уйти. У меня нежные подошвы.
- Они закалятся. Алек, мы _д_о_л_ж_н_ы_ двигаться. Хотя бы для того,
чтобы поддерживать свой боевой дух. Если сдадимся - мы погибли. Я уверена.
Через десять минут мы уже медленно шли по шоссе к востоку. Но это
было совсем не то шоссе, с которого мы недавно сошли. У него было четыре
полосы, а не две, и с обеих сторон тянулась широкая мощеная обочина.
Изгородь, ограничивавшая полосу отчуждения, представляла собой не три ряда
проволоки, а стальную решетку высотой с меня. Нам было бы очень трудно
добраться до шоссе, если бы не ручей. Мы снова залезли в воду и, задержав
дыхание, с трудом проползли под решеткой. Мы опять вымокли
(рубашки-полотенца у нас уже не было), но теплый воздух поправил дело в
одну минуту.
Движение на шоссе было куда оживленней, чем на том - прежнем; как
грузовое, так и то, которое показалось нам пассажирским. И шли машины
ф_а_н_т_а_с_т_и_ч_е_с_к_и _б_ы_с_т_р_о_. Как быстро, я определить не мог,
но мне казалось, что их скорость вдвое больше, чем у любого другого
дорожного транспорта, который мне приходилось видеть. Может быть, они
мчались так же быстро, как трансконтинентальные дирижабли.
Там были огромные машины - вероятно, грузовики, - которые выглядели
скорее как товарные железнодорожные вагоны, а не как обычные грузовые
машины. Они были даже длиннее вагонов. Но когда я присмотрелся, то понял,
что каждый состоял практически из трех машин, соединенных вместе. К такому
выводу я пришел, пытаясь сосчитать число колес. Шестнадцать на машину? И
еще шесть на чем-то вроде локомотива, присобаченного спереди, итого
пятьдесят четыре колеса. Разве так бывает? Эти левиафаны двигались
бесшумно, если не считать свиста воздуха и шороха шин по покрытию шоссе.
Мой профессор динамики был бы очень доволен.
По ближней к нам полосе шли машины меньших размеров, которые я
предположительно счел легковыми, хотя внутри их никого не заметил. Там,
где должны были быть окна, поверхность казалась сделанной из зеркал или
полированной стали. Машины были длинные, низкие и обтекаемые, как
дирижабли.
Теперь я увидел, что шоссе не одно, а два. Транспорт на той половине,
что была ближе к нам, шел на восток, а на расстоянии по меньшей мере в
сотню ярдов другой поток стремился на запад. Еще дальше, видимая только в
промежутки между машинами, тянулась прочная стена, образуя северную
границу самой широкой из всех виденных мной полос отчуждения.
Мы тащились по обочине шоссе. Я уже начал сомневаться, что нас
подберет какая-нибудь попутная машина. Даже если они замечали нас (что
нельзя было утверждать со всей определенностью), то как могли остановиться
на такой скорости? Тем не менее каждой проезжавшей машине я показывал
поднятый большой палец.
Свои сомнения я держал при себе. После того как мы прошли какое-то,
казалось, бесконечное время, машина, которая только что обогнала нас,
вышла из ряда, свернула на обочину, остановилась не менее чем в четверти
мили от нас, а затем пошла задним ходом, причем с такой скоростью, которую
я счел чрезмерной, поскольку мы тоже двигались к ней. Мы торопливо отошли
подальше в сторонку.
Машина остановилась рядом с нами. Зеркальное покрытие шириной в ярд и
примерно столько же в высоту отскочило наподобие подъемной двери подвала,
и я сообразил, что вижу пассажирский салон. Водитель посмотрел на нас и
ухмыльнулся:
- Глазам своим не верю!
Я попробовал улыбнуться в ответ.
- Я и сам не верю. Но, как видите, вот они - мы. Подвезете?
- Возможно. - Он оглядел Маргрету с головы до ног. - Погляди-ка,
какая прелестная штучка! Что случилось?
- Сэр, мы потерялись, - ответила Маргрета.
- Похоже на то. Но как вам удалось потерять еще и одежду? Вас
похитили? Или что? Ладно, с этим можно и подождать. Меня зовут Джерри
Фарнсуорт.
- А мы - Алек и Маргрета Грэхем, - ответил я.
- Рад познакомиться. Что ж, кажется, оружия у вас нет - исключая ту
штуковину, что у вас в руке, мисс Грэхем. Что это такое?
Она протянула ему коробочку.
- Безопасная бритва.
Он взял ее, повертел и вернул обратно.
- Будь я проклят, если не так. Не видел ничего подобного с тех самых
пор, когда был еще слишком мал, чтобы бриться. Ну, не думаю, чтоб вам
удалось взять меня в заложники с этой игрушкой. Влезайте. Алек, можете
сесть позади; ваша сестра займет место рядом со мной.
Еще одна секция покрытия поднялась вверх.
- Спасибо, - ответил я, припомнив горькие слова о нищих, которые не
выбирают. - Марга не сестра мне, а жена.
- Счастливчик! Не возражаете? Если она посидит рядом со мной?
- Ох, конечно, нет.
- Я думаю, что от вашего ответа измеритель напряженности зашкалил бы.
Дорогая, вам, пожалуй, лучше сесть сзади, вместе с мужем.
- Сэр, вы пригласили меня сесть с вами, и мой муж вслух выразил свое
согласие.
Маргрета скользнула на переднее сиденье. Я было открыл рот, но тут же
закрыл, обнаружив, что сказать мне нечего. Потом я уселся на заднее
сиденье, и мне показалось, что внутри машина гораздо больше, чем снаружи;
сиденье было широкое и удобное. Двери закрылись; "зеркала" оказались
окнами.
- Я сейчас снова войду в поток машин, - сказал наш хозяин, - так что
не противьтесь механизму обеспечения безопасности. Иногда этот "жучок"
взбрыкивает не хуже буйвола Брамы - до шести "g" или больше. Нет, погодите
минуточку. А куда вы направляетесь? - он поглядел на Маргрету.
- В Канзас, мистер Фарнсуорт.
- Зовите меня Джерри, дорогая. Вот так голышом и пойдете?
- У нас нет одежды, сэр - мы ее потеряли.
- Мистер Фарнсуорт... Джерри, - вмешался я, - мы в ужасном положении.
Потеряли все, что у нас было. Да, мы пробираемся в Канзас, но сначала нам
где-то надо раздобыть одежду... Может быть, в Красном Кресте? Не знаю. А
мне надо найти работу, чтобы добыть немного денег. И тогда мы продолжим
наш путь в Канзас.
- Понимаю. Во всяком случае думаю, что понимаю. Какую-то часть. И как
же вы доберетесь до Канзаса?
- Я думал отправиться в Оклахома-Сити, а уж оттуда на север. Будем
держаться главных шоссе. Мы ведь все время едем на попутках.
- Алек, а вы действительно заблудились. Видите ту ограду? Вы знаете,
какое наказание ожидает пешеходов за пребывание в полосе отчуждения?
- Нет, не знаю.
- В невежестве - счастье. Будет гораздо лучше, если вы станете
держаться небольших дорог, где поездки автостопом еще разрешены или во
всяком случае к ним относятся снисходительно. Что ж, если вы направляетесь
в Оки-Сити, я вам помогу. Держитесь!
Он сделал что-то с приборной панелью. К рулю он даже не прикасался,
ибо никакого руля не было. Вместо него торчали две ручки.
Машина слегка завибрировала, затем прыгнула вбок. Мне показалось, что
я провалился в какое-то мягкое месиво, а по коже словно пробежал заряд
статического электричества. Машину стало раскачивать, как маленькую лодку
в бурном море. Но "мягкое месиво" предохраняло меня от ударов. Внезапно
все успокоилось, и осталась лишь слабая вибрация. Мимо нас стремительно
летел ландшафт.
- Ну а теперь расскажите мне все, - сказал мистер Фарнсуорт.
- Маргрета?
- Конечно, милый. Так надо.
- Джерри... Мы из другого мира.
- О нет! - Он мучительно застонал. - Только не о летающих тарелках!
Это, знаете ли, уже четвертый случай за неделю. Значит, вот какая у вас
версия...
- Нет, нет. Я и летающих тарелок-то никогда не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61