Он же
исчисляется в СКВ...
Я вдруг насторожился.
- Так вы не платите, да? Дорогая, можно мне твой компьютерчик?
Так-с... Значит, смотри-ка: сто восемьдесят тысяч поселенцев и оплата
туристической поездки в Мауи на Пан-Америкэн или Кантас...
- Семьдесят две сотни в день, - быстро ответила Гвен, - не считая
выходных и праздников...
- Итак, - я произвел подсчет. - Гвен, это составляет около двух
миллиардов крон! Единица, девять, девять, шесть и в придачу шесть нулей!
До чего же интересно! Сэтос, старичок, вы же могли бы передавать больше
ста миллионов в год для наших сирот в фонды Луна-Сити, да еще не
облагаемых налогом! Но сдается мне, вы вряд ли так поступаете. По крайней
мере с большей частью этих денежек. И думаю, что и с других вкладов вы
также снимаете пенки в пользу своего "предпринимательства", не так ли? А
вкладчики и не ведают ни о чем, правда?
Служитель (Игнациус?) прислушивался к моим словам с несомненным
интересом.
Сэтос рявкнул:
- Подписывайте ордера и убирайтесь!
- О, я готов...
- Но не прежде, чем они уплатят проценты, - ввернула Гвен.
Я покачал головой.
- Нет, Гвен. Такого можно было бы уговорить где угодно, но не здесь.
Тут он сам себе и закон, и судья. Впрочем, мистер Менеджер, вы подели мне
идею великолепной высокооплачиваемой статьи для "Ридерс дайджест" или
"Форчун". Да еще под заголовком: "Небесный пирожок, или как разбогатеть на
чужих денежках: экономика частновладельческого космического поселения". А
далее такая фразочка: "Сто миллионов в год, мошеннически недоданных
публике только на одном Голден Руле". Ну и еще в том же духе!
- Вы опубликуете это, а я воздам вам за все ваши художества!
- Да неужели? Увидимся в суде, старичок. Не думаю, чтобы вам сильно
улыбалось полоскание вашего грязного бельишка в суде, не подвластном вам.
М-мм, у меня появилась совсем уж дикая идея! Вы сделали очень ценное
добавление. И я погляжу вместе с "Уолл-стрит джорнел", как вы будете
выпутываться без ваших продажных покровителей. Сколько средств в СКВ
курсирует от кольца один тридцать до кольца один сорок? И сколько
поселенцев, покидающих Голден Рул, может получить их обратно из ваших
банков? Или ваш валютный запас - такое же пустозвонство, как и все ваши
слова?
- Заявите об этом публично, и я затаскаю вас по всем судам Системы!
Подписывайте ордера и убирайтесь!
Гвен не стала подписывать, пока не пересчитала все деньги. Потом она
поставила свою подпись, и я сделал то же.
Когда мы укладывали деньги, терминал на столе Менеджера засветился.
Экран был виден только Сэтосу, по по голосу я понял, что это Главный
проктор франке.
- Мистер Сэтос!
- Я занят.
- Чрезвычайное сообщение! В Рона Толливера стреляли. Я...
- Вы что?
- Только что! Я был в его офисе, он тяжело ранен, возможно,
стрелявший не рассчитал. Но я видел все сам. Это сделал тот фальшивый
доктор, Ричард Эймс.
- Заткнись!
- Но, босс!
- Заткнись, говорю тебе! Ты глупый, все перепутавший осел! Доложишь
мне сейчас же лично!
Он снова обратился к нам:
- А теперь уходите!
- А может, лучше дождаться этого "очевидца покушения"?
- Убирайтесь! И покиньте наше поселение!
Я предложил Гвен свой локоть.

7
Ты не сможешь обмануть честного человека.
Воровство разобьет ему сердце.
Клод Уильям Дакенфельд (1880-1946)
Мы увидели Билла в вестибюле. Он так и сидел на парашютном чехле с
бонсай-деревцем в руках. При виде нас он встал с каким-то растерянным
видом. Но стоило Гвен улыбнуться ему, как Билл сам расплылся в улыбке.
Я спросил:
- У тебя, что, возникли проблемы, Билл?
- Нет, хозяин. Ох, да, одна шкура хотела купить деревце!
- Так что же ты не продал?
Он крайне изумился:
- Чего? Оно же принадлежит ей!
- Ты прав. Знаешь, что бы она с тобой сделала, если бы ты продал? Она
бы забросала тебя гусеницами, вот что бы она сделала! Но не горюй, теперь
тебе это больше не грозит. И крысы тоже. Пока ты с ней, никакие крысы тебе
не страшны. Я прав, миссис Хардести?
- Абсолютно правы, сенатор. Никогда никаких крыс! Билл, я горжусь
тобой, ты не поддался искушению. Но я хочу, чтобы ты избавился от сленга.
Если услышат твои словечки, подумают, что ты из "ночных ходоков". А нам бы
этого не хотелось, не так ли? Поэтому никогда не говори "одна шкура хотела
купить", а просто скажи: "один человек".
- Ох, но ведь по правде та шкура-то была девкой. Ох, простите, бабой.
Усекли?
- Усекла. Но давай попробуем снова. Скажи "женщина".
- Олл райт. Та шкура была женщиной. - Он радостно заулыбался и
сообщил: - А вы говорите совсем как сестры, учившие нас Закону Божьему
там, на Земле.
- Это комплимент, Билл... но все равно стану придираться к твоей
грамматике и произношению и разным словечкам куда больше, чем они. До тех
пор, пока ты не заговоришь, как сенатор. Знаешь, много лет назад один
мудрый скептик доказывал, что самый важный признак любого человека - его
речь. И что правильная речь может стать залогом успеха. Ты понимаешь меня?
- Уф... так, кое-что...
- Ты не сможешь научиться сразу всему, я на это и не рассчитываю. Но,
Билл, если ты будешь мыться ежедневно и научишься правильно говорить, то
люди решат, что ты счастливчик, и станут относиться к тебе с уважением.
Поэтому давай попытаемся, ладно?
Я сказал:
- Между прочим, важнее было бы срочно выбраться из этого притона.
- Сенатор, важно и то и другое!
- Ну да, ну да, старое правило "статуэтки для битья", я понимаю. И
все же давай двигаться отсюда.
- Да, сэр! Держим путь в космопорт?
- Пока нет. Держим на Эль Камино Реал в поисках терминала, по
которому можно было бы поговорить за монетку. У тебя есть мелочь?
- Несколько монеток. Достаточно для непродолжительной беседы,
наверное.
- Хорошо. Но все же поглядывай, нет ли по пути разменного пункта.
Теперь, когда мы закрыли счета, придется частенько действовать с помощью
мелочи.
Мы подняли вещи и двинулись в путь. Гвен тихонько произнесла:
- Мне бы не хотелось, чтобы Билл это слышал, но... не составляет
особого труда "убедить" общественный терминал в том, что у тебя есть
кредит в банке, даже если его и нет!
Я так же тихо ответил:
- Мы прибегнем к этому, если откажут честные приемы. Моя дорогая,
сколько еще хитрых штучек у тебя про запас?
- Сэр, я даже не понимаю, о чем вы говорите! В ста метрах впереди
нас... А что, на той будке светится желтый знак? Но почему столь
немногочисленны будки, принимающие мелочь?
- Да потому, что Большой Брат желает знать, кто и кому звонит. А при
наличии кредитной карточки мы практически делимся с ним своими тайнами.
Да, на той будке есть знак. Стало быть, можно запихивать туда наши монеты!
Преподобный Хендрик Шульц быстро ответил по своему терминалу. Его
глаза на добродушном лице Санта Клауса внимательно оглядели меня, оценили
и подсчитали, сколько деньжат в моем кошельке.
- Отец Шульц?
- Во плоти. Чем могу служить, сэр? - Вместо ответа я вытянул из
бумажника тысячекроновую купюру и подержал ее перед экраном. Доктор Шульц
поглядел на нее, поднял лохматые брови и сообщил: - Вы меня
заинтересовали, сэр!
Я похлопал себя по ушам, зыркая глазами вправо и влево, потом
изобразил всех троих маленьких обезьянок [китайские фигурки, изображающие
"не вижу", "не слышу", "не скажу"]. Он, прекрасно поняв, ответил:
- Ну что ж, мне, пожалуй, следует выпить чашечку кофе. Не хотели бы
вы составить компанию? Одну минуточку...
Он проворно написал что-то на листе бумаги и показал его. Там
крупными печатными буквами было выведено: "СТАРАЯ МАКДОНАЛЬДОВА ФЕРМА".
Вслух старикан произнес:
- А не встретиться ли нам в гриль-баре на Сан-Суси? Это на
Петтикот-Лейн, как раз напротив моей студии. Через десять минут, пожалуй?
Говоря это, он пальцем водил по написанному.
- Нормалек! - ответил я и отключил терминал.
Я почти не практиковал походы в сторону ферм, поскольку они
находились в зоне полного притяжения, не очень приятного для моей больной
ноги. Впрочем, я не вполне точен: в Системе можно встретить достаточное
количество поселенцев, занимающихся фермерством при любой частичной
величине земного притяжения, той, какая была предпочтительнее им самим или
выращиваемым растениям-мутантам. Но на Голден Руле основные свежие
продукты производились под натуральным солнечным освещением и в зоне
полного земного притяжения. Некоторые области поселения, освещавшиеся
искусственным светом, тоже что-то производили, правда, при других
величинах притяжения, но сколько места это занимало в общем балансе
продовольствия, я не знаю. Мне лишь было известно, что достаточно обширная
территория от кольца пятьдесят до кольца семьдесят от края до края
являлась гигантской плантацией-оранжереей со столбиками-подпорками,
гасителями вибрации и пешеходными тропинками по краям.
На этом участке из двадцати колец длиной в восемьсот метров радиусы
0-60, 120-180 и 240-300 пропускают внутрь солнечный свет, а сектора между
радиусами 60-120, 180-240 и 300-0 являются "фермерскими угодьями". "Старая
Макдональдова ферма" занимает всю поверхность секторов 180-240 между
кольцами 50 и 70.
Среди обширных фермерских угодий можно было заблудиться, особенно в
посадках кукурузы, которая вымахивала здесь значительно выше, чем в Айове.
Но док Шульц польстил мне, предположив, что я соображу, где именно его
найти. Впрочем, он оказался прав, ибо я сразу направился к известному
ресторану с баром, расположенному в середине фермы, на шестидесятом кольце
и радиусе 210 в зоне (ну конечно же!) полного земного притяжения. Ресторан
располагался "под открытым небом" и носил название "Сельская кухня".
Нам пришлось спуститься внутрь кольца пятьдесят, пройти до конца
шестидесятого четыреста метров и подняться на поверхность в зону полного
(будь оно неладно!) притяжения. Не так уж это далеко - около четырех
городских блоков. Но попробуйте одолеть эту дистанцию на искусственной
ноге, с культей, изрядно натертой чрезмерно долгой ходьбой, да еще с
грузом!
Гвен почувствовала это по моему голосу, выражению лица, походке... А
может, уже научилась читать мои мысли - я бы не мог это отрицать с полной
уверенностью.
Она остановилась. Я тоже.
- Что-нибудь не так, милая?
- Да. Сенатор, отдайте этот узел. Я могу понести "дерево-сан" на
голове. Поэтому отдай!
- У меня все в порядке...
- О да, сэр. Конечно же, в порядке, и я собираюсь этот порядок
поддерживать. Тем более что у тебя есть привилегия изображать "macho",
когда тебе вздумается, а мне разрешается быть слабой, рассуждать нелогично
и устраивать истерики. Вот и теперь я почти близка к обмороку. И останусь
в этом состоянии, пока ты не отдашь мне узел. Позднее тебе будет позволено
меня отколотить.
- Гм-гм. Не наступила ли моя очередь выдвигать аргументы?
- Она наступит в ваш день рождения, сэр. Но пока что его не видать.
Позволь мне взять узел, ну пожалуйста!
Возразить было нечего, и я сдался, выпустив узел из рук. Билл и Гвен
пошли впереди меня, причем дорогу прокладывал Билл. Деревце на голове Гвен
не покачнулось, хотя дорога оказалась далеко не гладкой: ее захламили
всякого рода отбросы.
Я потихоньку ковылял за ними, тяжело опираясь на палку и перенося на
нее почти всю нагрузку с культи. Поэтому, когда мы дошли до
ресторана-дворика, я чувствовал себя вполне сносно.
Док Шульц стоял спиной к бару, опираясь на стойку согнутой в локте
рукой. Он узнал меня, но не подал виду, пока я не приблизился вплотную.
- Доктор Шульц?
- А-а, это вы! - Он не спросил, как меня зовут. - Не устроиться ли
нам поуютнее? Мне приглянулся тот тихий яблоневый сад. А что если
попросить хозяина отнести туда маленький столик и поставить парочку
стульев под деревьями?
- Пожалуй. Но три стула, а не два...
Гвен подошла ближе.
- А не четыре?
- Нет. Я хочу, чтобы Билл сторожил наши вещички, как и раньше. Вон
там есть свободный стол, и Билл разместит наш багаж на нем и вокруг.
Вскоре мы втроем устроились за столом, вынесенным в сад.
Посовещавшись с собеседниками, я заказал пиво для преподобного и себя,
кока-колу для Гвен и попросил официантку подать тому молодому человеку,
что сидит с вещами, все, что он пожелает: пиво, коку, сандвичи, еще
какую-нибудь еду. (Я вдруг сообразил, что Билл, скорее всего, ничего не ел
за весь день, а может, и дольше.)
Когда официантка отошла, я вытянул из кармана ту самую тысячную
купюру и передал ее доку Шульцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65