Мое воспитание не позволяет мне
довольствоваться вторым сортом, но увы, никто не подумал научить меня,
как обеспечить себе первый. Моя профессиональная жизнь - сплошная цепь
проб и ошибок.
- Очевидно, вы сделали не так уж много ошибок, - заметил я, -
поскольку вы до сих пор на свободе.
- О, ошибок у меня хватало, - беспечно ответил он. - Но и у полиции
тоже. Просто удивительно, как много времени требуется, чтобы понять, что
при моем положении можно быть вором. Жульничество на бирже, махинации с
правительственными контрактами, политический подкуп - такого можно
ожидать от человека явно богатого и хорошо воспитанного, но вор в ночи?
По-моему, это никогда не приходит им в голову.
- Тогда почему вам пришлось скрываться у меня в номере? - спросил
я.
- Почти никогда, - внес он поправку. - Разумеется, к тому времени,
как они меня поймают, Морита уже попадет к человеку, у которого еще
меньше причин афишировать свое приобретение, чем у меня. А потом я
получу официальное карантинное свидетельство, множество многословных
извинений, и полиция очень нескоро заподозрит меня в следующей краже.
- Это, кажется, весьма удобно, - неодобрительно отозвался я.
- Не говоря уже о логике, - добавил он. - Подумайте, как глупо
арестовывать обычного подонка-неудачника за кражу драгоценного камня или
редкой картины. У него же еле хватает средств на чистую рубашку, как же
он может быть тем, за кем они охотятся? В то время, как мне только на
самые необходимые расходы ежемесячно требуется свыше полумиллиона
кредитов, и это без видимых источников дохода. Если бы полиция логично
оценивала ситуацию, они посадили бы в тюрьму всех богатых бездельников,
и держали бы, не выпуская под залог, пока виновный не признается.
- Очень интересная точка зрения, - признал я.
- И не безосновательная, - продолжал он. - Я совершенно не боюсь
быть ограбленным, когда нахожусь среди представителей немытой массы; но
среди равных себе я всегда вооружен до зубов.
Он повернулся ко мне.
- Запомните, Леонардо: если кто-нибудь скажет вам, что ему не нужны
деньги, немедленно хватайтесь за кошелек и бегите.
- А что делать, если кто-то скажет, что он вор?
- Все мы воры, - сказал он, улыбаясь. - Я просто честный вор.
- Нет ли здесь противоречия? - спросил я.
- Есть, конечно. Кто сказал, что человек не может быть
противоречив? - он выглянул в окно. - Ага, вот мы и на месте.
Я потянулся к ручке дверцы, но он мягко схватил меня за руку.
- Пока нет, - сказал он и включил внутреннюю связь. - Дважды вокруг
квартала, Джеймс.
Обернувшись ко мне, добавил:
- Если вы не возражаете, мы еще минуту-две покатаемся, чтобы
убедиться, что за нами нет хвоста и за входом в мой дом не следят.
- А если следят?
- Тогда я представлюсь соседом и вытащу картину у них из-под носа.
- А если появится настоящий сосед?
- Он перед вами, - усмехнулся Хит.
- Не понимаю.
- Я снимаю в этом здании две квартиры. Подземную - сам, и на свое
имя, а ту, что на шестом этаже - под видом пожилого седобородого
джентльмена, который заметно хромает. Из своей квартиры он выходит
редко, только для того, чтобы соседи его видели и могли опознать.
- Надо ли полагать, что в Океане вы живете под двумя именами?
- Под тремя, - сказал он. - Это утомительно, но никогда не знаешь,
что может пригодиться.
Он снова заговорил в микрофон.
- Довольно, Джеймс. Выпустите нас, припаркуйтесь за квартал и
следите во все глаза за обстановкой.
Автомобиль остановился, мы вышли в теплый, сухой ночной воздух.
- Сюда, - сказал Хит, ведя меня к парадной двери большого жилого
комплекса из стали и стекла.
Мы вошли в маленькое фойе и подождали, пока система охраны
идентифицирует Хита.
- Добрый вечер, мистер Хит, - произнес металлический голос.
- Добрый вечер, - ответил Хит.
- С вами спутник, - сказал голос. - Назовите его.
- Это Леонардо, из расы бъйорннов, мой деловой партнер с Дальнего
Лондона. В течение ближайших часов - гость.
- Зарегистрирован, - сказал голос.
Вдруг часть стены отодвинулась, и Хит вошел внутрь, пригласив меня
следовать за собой. По освещенному коридору мы подошли к ближайшему
лифту и через мгновение уже спустились на нижний уровень.
- Вот мы и дома, - сказал Хит, подходя к двери и ожидая, пока
компьютер опознает его по голосограмме и снимку сетчатки.
Дверь тихо скользнула в стену, и мы вошли в темную квартиру.
- Свет, - скомандовал он.
Мгновенно вспыхнуло множество ламп и светильников. Я оказался в
элегантно обставленной комнате с множеством развлекательных
приспособлений, от голографического видео в рост человека, до нескольких
сложных игр, подключенных к одному компьютеру. Нам исполнил серенаду
струнный квартет в декафонической записи, а гипнотические переливы света
плели хитроумные пастельные узоры на стенах и потолке. У одной из стен в
витрине стояло около двадцати скульптур и артефактов со всей галактики,
миниатюрных и изящных, совершенно потрясающе исполненных. Перед
застеленной мехом кушеткой, в двух футах над полом, висела хромовая
столешница, на ней лежали три книги с Земли в кожаных переплетах.
- Хотите выпить? - спросил Хит.
- Нет, спасибо, - ответил я.
- Вы самое сухое существо из всех, кого я встречал, - заметил он. -
Вы не проголодались? У меня превосходно оборудованная кухня, хотя должен
признаться, что я никогда в жизни не готовил. Вам придется самому с ней
управляться.
- Может быть, позже, - сказал я. - Сейчас мне хочется взглянуть на
картину Маллаки.
- Как хотите, - сказал он и прошел в другую комнату.
Через минуту он вернулся с большим полотном и поставил его на кушетку.
Картина совпадала с голограммой, которую мне дала Тай Чонг. Мы оба стали
ее рассматривать.
- Ужасно, не правда ли? - прокомментировал он.
- Он не мастер, - согласился я.
- Мне бы не хватило наглости предложить ее Тай Чонг, - продолжал
Хит, - если бы женщина не была так красива. Ее красота побеждает даже
неумение художника.
Он не отрывал взгляда от картины.
- Она в самом деле удивительна, правда?
- Да, - согласился я. - Вы не знаете, у Маллаки нет других ее
портретов?
- Сомневаюсь, - ответил Хит. - Насколько я знаю, это вообще его
первая картина.
- Вы можете что-нибудь о нем рассказать?
- Не много. Он почти все свое время проводит на Внутренних
Границах, хотя дом у него на Кванте IX. Он никогда не говорит о своей
профессии, но по намекам и обрывкам сведений, которые мне удалось
собрать, я заключил, что он охотник за беглецами, причем очень
удачливый.
- Если он богат и не зарабатывает на жизнь живописью, тогда зачем
же он дал вам этот портрет для продажи? - поинтересовался я.
- Насколько я понял, несколько месяцев назад она его бросила.
- И он так убит горем, что не хочет оставлять в доме напоминания о
ней?
- Или так взбешен.
Я внимательно всмотрелся в лицо на картине.
- Он говорил, почему она ушла от него, или куда?
Хит покачал головой.
- Я почти не знаю этого человека, Леонардо. - Он еще раз взглянул
на картину и с сомнением спросил: - Вы действительно думаете, что мистер
Аберкромби захочет купить эту картину?
- Он захочет.
- У этого человека совсем нет вкуса.
- Он собирает ее портреты, - сказал я.
- И хочет собрать все?
- Хотел бы.
- А что тут трудного? - спросил Хит. - В конце концов, ей не дашь и
тридцати пяти. Сколько художников могли ее писать?
- Больше, чем вы думаете, - ответил я. - Люди изображают ее на
портретах и в скульптуре уже восемь тысяч лет.
- Наверное, шаблонное лицо.
- Вы когда-нибудь видели такое? - спросил я.
Он еще раз изучающе посмотрел на портрет и покачал головой.
- Ни разу, - признался он.
- Маллаки говорил о ней?
- По-вашему, мы старые друзья? - взмолился Хит. - Я его видел всего
два раза. Он сказал мне только, что встретил ее где-то на границе.
- Сколько времени они пробыли вместе?
Он пожал плечами.
- Кто знает.
- Я думаю, мне надо поговорить с Маллаки, - сказал я.
- Зачем?
- Чтобы выяснить, действительно ли она существует.
- Я же сказал вам: она была его любовницей.
- Но вы ее никогда не видели.
- Это верно.
- Знаете ли вы кого-нибудь, кто ее видел? - спросил я.
- Нет.
- Может быть, он лгал.
- Какой смысл ему врать? - спросил Хит.
- Я заметил, что люди часто лгут без всякого смысла, - заметил я.
- Тоже верно, - дружелюбно согласился Хит. - Но какое вам дело до
того, существовала она или нет?
- Ее портреты возникали на всем протяжении человеческой истории, и
часто как изображения мифической героини. Если ее не существует, если
своими словами Маллаки хотел сказать, что в силу своей профессии
поклоняется богине войны или смерти, тогда у него должен был быть какой-
то источник вдохновения, с которого он писал портрет. И если я его
найду, то постараюсь купить для Малькольма Аберкромби.
- И он приобретет его, не глядя? - спросил Хит. - Он действительно
так ею увлечен?
- Да.
На лице Хита появилось хищное выражение.
- У меня такое впечатление, что из всего этого можно получить
приличную прибыль.
- Вы уже получаете из этого прибыль, - подсказал я.
Он одарил меня еще одной обезоруживающей улыбкой.
- Да, конечно, получаю.
- Где сейчас Серджио Маллаки? - спросил я.
- Надеюсь, что на Кванте IX, - сказал Хит. - Позвольте, я позвоню
по видеофону нашему общему приятелю и точно выясню.
И он вышел из комнаты. Ожидая его, я несколько минут перелистывал книги
в кожаных переплетах на плавающем столике. Две оказались разными
изданиями Библии, а третья - перевод Танбликста, великого канфоритского
поэта. Его я и читал, когда Хит вернулся.
- Не везет, - объявил он. - Маллаки на одном из миров Внутренней
Границы, по имени Ахерон.
- Я не знаком с ним.
- Я тоже. Но осмелюсь предположить, что это на редкость
малоприятная планета.
- Почему?
- Потому что Ахерон означает "Ад".
- Вы можете найти его координаты?
- Думаю, что не стоит, - сказал Хит.
- Почему вы так говорите?
- Потому что Маллаки должен был две недели назад вернуться на
Шарлемань, - сказал он и замолчал. Потом добавил:
- Учитывая его профессию, это может означать, что он мертв.
- Понятно, - протянул я.
- Вы потемнели, - заметил Хит.
- Цвет отражает мое разочарование.
- Сдаваться еще рано, - сказал Хит. - Я буду каждый день звонить
моему приятелю. Вполне возможно, что он появится до того, как вы
вернетесь на Дальний Лондон.
Взгляд его упал на книгу в моих руках.
- Вас интересуют стихи? - спросил он.
- Меня интересуют книги, - ответил я.
- Красивые штуки, - согласился он. - Жуткий анахронизм, однако.
Можно было бы держать всю библиотеку Океаны в пузырьковом модуле
размером в два раза меньше книги, которую вы держите.
- Без сомнения, - согласился я.
- Но все же иметь их у себя приятно - если позволяют средства.
- Меня удивило, что у вас два экземпляра Библии, - заметил я.
- Да? Почему же?
- Я не хотел вас обидеть, - сказал я, формулируя свое замечание на
Дипломатическом Диалекте, - но вас трудно представить штудирующим кодекс
моральных принципов своей расы.
Прозвучал веселый смешок.
- Я их не читаю. Я их просто собираю.
- Вы ответили на мой вопрос.
- У вас это здорово получается, Леонардо, - сказал он с
восхищением.
- Что?
- Всадить словесный кинжал мне между ребер, и все это в вашей
скромной, вкрадчивой манере.
- Уверяю вас, что...
- Избавьте меня от уверений, - прервал он. - Когда я обижусь, то
сам скажу.
Я промолчал.
- Расскажите мне еще об этой Черной Леди, - попросил он, когда
пауза затянулась. - У нее есть имя?
- Понятия не имею, - ответил я. - Я думал, что вы знаете.
Он покачал головой.
- Маллаки упоминал о ней всего один раз, и сказал только, что она -
его любовница.
Он задумался.
- Интересно, как она попала на все картины Аберкромби?
- Я не знаю, - сказал я. - Первоначально я предполагал, что она -
воплощение мифической героини, но эта теория опровергнута.
Хит состроил гримасу.
- Мы говорим о ней так, будто ее никогда не существовало, а я знаю
точно, что меньше года назад она была жива.
- Это не соответствует истине, - сказал я. - Вы никогда ее не
видели. Вы знаете только, что Маллаки заявил, что она его любовница.
- С какой стати он будет мне врать? - настаивал Хит. - Она меня не
интересует.
- Но если Маллаки говорил правду, почему она изображена на более
чем тридцати произведениях искусства, первому из которых почти восемь
тысяч лет? - упирался я.
- Откуда мне знать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36