Признаюсь, в моих глазах полицейский был скорее именно копьеносцем. Но тем
не менее обе смерти на меня очень сильно подействовали.
Будь это реально, я предложила бы вот что: любого человека должен
убивать только тот, у кого есть очень веские причины для совершения этого
акта. Ничья смерть не может быть просто плевком. Смерть - слишком
серьезная вещь, слишком сильно она действует на душу того, кто совершает
убийство, пусть даже вынужденно.
Наконец мы разбили лагерь и, как могли, позаботились о лошадях, укрыв
их под кронами каких-то деревьев. Установили на ровном месте палатку,
Джимми принес седла, сумки и спальный мешок, и когда мы рассовали вещи по
углам, места в палатке осталось как раз на этот самый спальный мешок.
Дождь выбивал по палатке барабанную дробь, ветер завывал на всех
нотах. Мы не гасили в палатке свет, пока не стащили с себя всю мокрую
насквозь одежду. Раздеваться было неудобно, места не хватало, а холодное
седло - не самая приятная штука, чтобы садиться на него голым задом.
Джимми оказался волосатым, чего я совсем не ожидала. Но в конце концов мы
умудрились развесить одежду на просушку, выключили свет и забрались в
спальный мешок.
Дрожа от холода, я обняла Джимми, прижавшись к нему всем телом. У
него были удивительно твердые мышцы. Это почему-то успокаивало, а я как
раз нуждалась в утешении. Впрочем, он, кажется, тоже.
- Знаешь, я больше не сержусь на тебя, - сказала я, коснувшись
ладонью его щеки.
- Ага, - ответил он. - Я и не думал, что ты злишься. Но ты все равно
извини меня. Я должен принимать тебя такой, какая ты есть, даже если ты
глупости говоришь... Ты же ничего не можешь поделать со своими
убеждениями...
Он нежно поцеловал меня, и я ответила на поцелуй.
- Я рад, что ты меня нашла, - сказал Джимми. Он провел ладонью мне по
спине и плечам. Я вздрогнула.
- Тебе холодно? - спросил он.
- Нет. Ты ждал, что я приду?
- Я надеялся. И я рад, что ты пришла. И что пришла именно ты.
Он подвинулся и положил руку мне на грудь, а я прижала ее своей.
- Ты очень красивая... - проговорил Джимми.
- Ты мне никогда не говорил этого раньше... Почему?
Я поцеловала его в щеку и в губы. Мне было хорошо: Джимми словно
излучал тепло и безопасность, с ним рядом мне даже не хотелось вспоминать
прошедшие дни. Я выпустила его руку, и она нежно заскользила по моему
телу.
- Я боялся сказать, - шепнул Джимми. - Ты бы надо мной посмеялась,
разве нет? А знаешь, вот странно, когда я прикасаюсь к этой груди, я слышу
твое сердце, а когда к этой - то не слышу.
- Я тоже слышу твое сердце, - сказала я. - Тум-тум-тум.
Поцеловав кончики своих пальцев, я провела ими по его лицу.
- Тебе нравится, как я выгляжу?
- Очень. Ты очень красивая. У тебя приятный голос, и тело, - Джимми
погладил меня, - и волосы, у них такой запах... - Он зарылся лицом в мои
волосы.
- Странно, правда? Ведь мне тоже нравится твой запах, а я раньше
никогда об этом не думала. А почему ты решил, что я бы над тобой
посмеялась?
- Конечно. - Джимми дернул плечом. - Сказала бы какую-нибудь гадость.
Я просто не мог рисковать.
Джимми был прав. В самом деле, язык у меня подвешен неплохо, поддеть
кого-нибудь мне ничего не стоило. Но я и представить не могла, что он так
раним.
- Я ни за что не обидела бы тебя, если бы ты мне так сказал, -
призналась я.
Он поцеловал мне грудь, пробуя, провел языком по соску, и тот набух
против моей воли. Сердце, казалось, сейчас просто разорвется на кусочки.
Стиснув друг друга в объятиях, мы принялись исступленно целоваться. И я
сама не заметила, как колени мои раздвинулись...
На Корабле секс - это для взрослых. Если ты взрослый, то никакого
значения не имеет, с кем ты спишь. Никого это не волнует. Но, как и везде,
на Корабле люди тоже довольно последовательны и небезразличны к тому, что
они делают. Не думаю, что мне захотелось бы сойтись с человеком, который
ставит зарубки на спинке кровати по числу женщин, с которыми он спал. Те,
кто только и ищет - где бы да кого бы, те, кому все равно - где и с кем,
слишком легкомысленно относятся к сексу. Я так не могу, я слишком уязвима.
Мне нравится секс, но я никогда не стану им заниматься без симпатии,
доверия и уважения к партнеру. Я знала Джимми почти два года, и почти все
это время он мне нравился, но я не стала бы заниматься с ним любовью
раньше, чем это произошло, так сказать, естественным путем.
В определенном смысле мы с Джимми были предназначены друг для друга.
Встретились бы мы или нет, понравились бы мы друг другу или нет, но мы
обязаны были бы произвести на свет минимум одного ребенка. Такова была
рекомендация Корабельного Евгеника. Но это - почти механический процесс,
не имеющий никакого отношения ни к совместной жизни, ни тем более к любви.
И это прекрасно, что, узнав друг друга, мы смогли полюбить. В четырнадцать
лет любовь еще не зрела, но не вечно же нам будет по четырнадцать лет.
Официально мы еще не были взрослыми, но мы нуждались во взаимной
поддержке, и к тому времени я уже не видела особого смысла в суровом
соблюдении всех канонов. Если мы не вернемся на Корабль, то какое кому до
нас дело? А если мы все-таки вернемся, то официально станем взрослыми, и
вопрос вообще снимается.
И мы занимались любовью в палатке, под стук дождя и завывание ветра,
и в объятиях друг друга мы чувствовали себя в безопасности. Это было
здорово! Ни один из нас не знал - что и как нужно делать, только
теоретически, и мы были неуклюжи, словно слепые котята. Но платой за нашу
неопытность была радость познания, и в самой высшей точке наслаждения
таился намек на нечто еще не достигнутое.
Позже, когда мы тихо лежали, обнявшись, Джимми спросил:
- Ну, как оно было?
- Нужна постоянная практика, - ответила я. И, уже засыпая, добавила:
- Это здорово утешает.

На следующую ночь мы привязали лошадей в лесу - за много миль от того
места, где разбивали лагерь вчера. Достигнув склона гигантской горы в
конце дня, мы затем прокрались сквозь подлесок - посмотреть на армейский
комплекс. Внизу, в чаще между холмов, купаясь в золотистом закатном свете,
лежал городок. На окраине его, ближе к нам, находилась наша цель - военная
база, которая, как и положено, охранялась часовыми со всех сторон, а на
плацу стоял тот самый разведкорабль.
- Любопытство, понимаешь, меня одолело, - рассказывал Джимми, -
откуда у них взялся разведкорабль. Я туда прокрался, чтобы все
рассмотреть, и попался по глупости, совершенно случайно.
С трех сторон плац окружали здания. Открытый торец его был дальним от
нас и, соответственно, ближайшим к городку. Среди построек базы росло
несколько деревьев, и вся ее территория была обнесена частоколом из
металлических пик. От ограды до ближайших зданий было примерно футов сто.
Джимми показал сквозь листву:
- Видишь, вон там, прямо, двухэтажный дом? Это их штаб. Они меня
держали там, пока из города не прибыла полиция. Там и должно быть мое
снаряжение.
Двухэтажное из красного кирпича здание штаба было самым большим на
базе. Остальные постройки почти все были одноэтажными - казармы, конюшни и
прочее.
Мы засекли, сколько времени нужно часовым для обхода, - медленным
шагом они промеряли свои участки из конца в конец минут за двадцать,
останавливаясь поболтать при встрече на границе участков. Так они коротали
дежурство.
- Если даже мы оглушим часового, больше чем на двадцать минут
рассчитывать нельзя, - сказала я.
- Да, - согласился Джимми. - Но лучше никого не глушить, а проскочить
незаметно.
Все тщательно осмотрев, мы уползли обратно в лес, к привязанным
лошадям, и наскоро перекусили. Ошибка Джимми заключалась в том, что он
сунулся в лагерь слишком рано, когда часовые были настороже. Оба мы устали
от езды верхом и поэтому отправились спать задолго до темноты.
Проснулась я от толчка.
- Подъем, - шепнул Джимми. - Пора.
Мы не пожалели времени, чтобы спуститься с горы как можно тише. Я
радовалась, что рядом со мной идет Джимми, вместе мы составляли отряд, и я
чувствовала себя тигром и "сущей фурией" в гораздо большей степени, чем
если бы шла на штурм базы в одиночку.
От кустарников до ограды было футов двадцать расчищенного
пространства, и мы скорчились на последней линии кустов, с трудом различая
в темноте за оградой контуры двухэтажного здания.
- Тихо, ш-ш-ш, - прошипел Джимми, сжав мою руку. - Часовой...
Дождавшись, когда часовой прошел мимо, мы, пригнувшись, подбежали к
ограде. Джимми подсадил меня, и я ухватилась за острые кончики пик.
Последовал толчок вверх, я подтянулась, встала на верхнюю связку между пик
и легко соскочила на землю; только одна штанина, зацепившись, слегка
порвалась.
Осмотревшись по сторонам и прислушавшись - не насторожил ли кого шум
моего падения, я повернулась к ограде и просунула на ту сторону сцепленные
в замок руки. Джимми встал на них одной ногой, я подтолкнула его вверх, и
он без труда перелетел на мою сторону. Приземлился он, правда, потяжелее,
чем я, но сразу вскочил, и мы, не теряя ни секунды, помчались в тень
здания штаба.
Над нашими головами неслись клочья облаков; лунный свет, и без того
тусклый, то и дело пропадал, заслоненный серой пеленой туч.
Джимми шел первым. Осторожно завернув за угол здания, мы увидели
пустынный плац и пару слабых огоньков в домах по сторонам. Стоящий на
грязной площадке разведкорабль был едва различим. Заглянув за следующий
угол, мы, словно призраки, проскользнули вдоль фасада штабного здания.
- Там должен дежурить один человек, - сказал Джимми. - Его кабинет
сразу за дверью, справа.
Он показал на окно над нашими головами, оно слабо светилось, и на
потолке комнаты маячила тень. Мы поднялись на крыльцо, бесшумно
просочились в дверь и вытащили пистолеты. Холл был темен и тих, но дверь в
комнату направо была открыта.
Джимми возник на пороге с пистолетом в руке.
- Руки вверх! - приказал он.
Сидевший за столом человек явно дремал, но, услышав голос Джимми,
моментально проснулся и посмотрел на нас.
- Опять ты, - произнес он.
Дежурный офицер оказался маленьким кругленьким человечком, на вид
совсем невзрачным, одетым в зеленую форму с красными нашивками и красными
же, шнурованными эполетами на плечах. В просторной комнате стояло
несколько столов. Лампа, чадящая на столе офицера, была в комнате
единственным источником света.
- Советую не повышать голоса, - сказал Джимми. - Я вас застрелю, если
понадобится. Мне нужно мое снаряжение. Где оно?
- Не знаю, - ответил офицер, но в голосе его особой уверенности не
чувствовалось. Наверное, он еще не до конца проснулся или от удивления не
очухался.
Джимми кивком показал, чтобы я обошла вокруг стола, - и вовремя.
Офицер попытался было подняться со стула, но я толчком заставила его сесть
обратно. Больше он не дергался, только проговорил грубовато:
- Потише, ты, щенок!..
Я вытащила нож и слегка кольнула его в ухо, чуть-чуть, даже кровь не
показалась, просто для острастки.
- Где снаряжение, ну?!
Человечек кашлянул, прочищая горло, которое сжалось от страха (я так
полагаю).
- В разных местах, - проговорил он. - Я не знаю, где что.
- Где мои седельные сумки? - спросил Джимми.
Офицер беспомощно пожал плечами.
- В конюшне, наверное.
- А их содержимое?
- Кое-кто развлекался с этим в офицерской столовой...
- Ведите нас туда.
- Я не могу, - сказал офицер. - Я не могу оставить свой пост.
Я потыкала ножом его эполет.
- Вам придется это сделать.
- Не порежь эполет, мальчик... - заволновался офицер.
- Веди нас в столовую! - Я подняла нож перед его лицом и с
удовлетворением отметила, что он не сводит с него глаз.
- Ладно. Ваша взяла, - сказал он. - Это на втором этаже.
Я взяла со стола лампу, и Джимми тычком поднял офицера на ноги.
Следом за ним мы прошли по коридору, затем поднялись на второй этаж и
остановились у одной из дверей. Шаги наши эхом отдавались в пустынном
здании.
- Вот, - произнес толстяк, отпирая дверь. - Рядом есть комната
отдыха.
Свет лампы озарил длинный зал, в центре которого стоял почти столь же
длинный стол, окруженный рядами стульев. Стол был накрыт белой скатертью.
- Пошли дальше, - велел Джимми.

В комнате отдыха были газеты, игры, а на одном из столов лежали...
шахматы Джимми, та самая доска. Уж не знаю, с кем Джимми собирался здесь
играть. Остальные его вещи были разбросаны вокруг.
- Джимми, - сказала я полным страха голосом, - я его не вижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37