В мозгах мало проку, если ими не шевелить.

Я смутно помню боль, тошноту и то, что меня куда-то несли. Следующее
воспоминание: я вдруг очнулась на постели в чужом доме с неясным
ощущением, что лежу здесь уже довольно долго. Голова сильно болела, лицо
тоже, и я поморщилась, случайно прикоснувшись пальцем к щеке. Где я
нахожусь, я не знала, почему у меня все так болит - тоже.
Затем словно что-то лопнуло, мгновение раздвоилось, и память
вернулась.
Хорст и избиение.
Избиение и Хорст...
Я пыталась выкарабкаться из постели, когда в комнату вошел тот самый
старик, который рассказывал у костра сказки.
- Как вы себя чувствуете, юная леди? - спросил он.
- Не очень, если честно, - призналась я. - Давно я тут лежу?
- Два дня, - ответил он. - Доктор говорит, что ты скоро встанешь на
ноги. Меня зовут Даниэль Куцов. А тебя?
- Миа Хаверо.
- Я нашел тебя на земле у лагеря. Тебя избил Хорст Фангер.
- Вы его знаете?
- Не только я. Его все знают. Очень неприятный человек. Таким,
собственно, и должен быть пастух лоселей.
- Те зеленые твари и есть лосели? Но почему люди их боятся?
- Стадо, которое ты видела, было одурманено. Иначе они не подчинились
бы. Иногда попадаются крепкие экземпляры, наркотик на них плохо действует,
и они убегают в леса. Если им дать слишком большую дозу, они не смогут
работать, понимаешь? Так что некоторые убегают и частенько нападают на
людей, на таких, как Хорст Фангер, который скупает их в порту прямо с
Кораблей. Корабли их привозят из-за океана. Периодически на беглых лоселей
устраиваются облавы, тогда их убивают почем зря.
Я устала, в мозгу царил туман, а от нечаянного зевка голова заболела
еще сильнее.
- Похоже на рабство, - сонно произнесла я. - Приучать их к
наркотикам, заставлять работать и все такое...
- Только Бог может разрешить этот вопрос, - тихо ответил мистер
Куцов. - Разве это рабство, когда твои лошади работают на тебя? Я не знаю
никого, кто стал бы так утверждать. Человек - другое дело. Вопрос в том,
что есть лосель - скот или человек? И воистину, я не могу дать ответ. А
теперь ложись-ка ты снова спать, а я пока приготовлю тебе что-нибудь
поесть.
Он вышел, но я, хоть и чувствовала себя совершенно разбитой, никак не
могла уснуть. Мне здесь не очень нравилось. Старик был мил, добр, но он
был грязеедом. Я нервничала, не в состоянии совместить эти несочетаемые
друг с другом вещи. Тщетно я старалась примирить их, но мысли путались, и
наконец я провалилась в беспокойный сон без сновидений.
Позже мистер Куцов принес мне еду и даже помог держать ложку. Руки у
него были мозолистые.
- Почему вы для меня все это делаете? - спросила я в промежутке между
глотками.
- Ты когда-нибудь слыхала притчу о добром самаритянине? - ответил он
вопросом на вопрос.
- Да, конечно, - ответила я. - Я много читала.
- Смысл этой притчи в том, что даже низкие и дурные люди иногда
бывают источниками добра. Но в некоторых книгах говорится, что рассказ
этот был изменен, очень давно. В первоначальном варианте именно человек у
дороги был самаритянин - один из самых плохих людей, которые когда-либо
жили на свете. И тот, кто его спас, не побрезговал сделать благо даже
такому негодяю. Может быть, ты - с одного из Кораблей... но мне нравится,
когда бьют детей. Поэтому я обращаюсь с тобой, как с самаритянином.
Я совершенно не знала, что ответить. У меня в голове не укладывалось,
как он может плохо думать о нас.
Наверное, оценив мой потрясенный вид, мистер Куцов добавил:
- Прости. Я отнюдь не ненавижу Корабли, как некоторые. Без Кораблей
мы все никогда бы не родились, это тоже надо помнить в наше скверное
время. Не бойся, я никому не скажу, что ты девочка с Корабля. Отдыхай
спокойно. Мой дом - твой дом.

На следующий день мистер Куцов предложил - ради моего же блага -
научиться говорить на местном диалекте. Это было разумно. Туман в голове
немного рассеялся, и я уже начала беспокоиться о том, как бы найти способ
связаться с Кораблем, время шло. Чтобы это сделать, мне наверняка
понадобится сходство с туземцами. А если я не свяжусь с Кораблем, тогда
роль туземца засветит мне пожизненно, черт побери!
И все-таки мистер Куцов был искренен не до конца. На уме у него было
явно больше, чем он говорил, я это чувствовала. Неужели же он просто так
делает добро презренной "самаритянке"? Вряд ли. Тут есть что-то еще. По
какой-то причине я интересовала его сама, лично.
В тот день мы пару часов упражнялись в произношении. Некоторые
отличия имели закономерность, например, замещение гласных, замена "п" на
"б", а также употребление "быть" вместо "есть"; зато другие казались мне
начисто лишенными логики. Хотя, допускаю, лингвист может со мной не
согласиться. Мистер Куцов сказал просто:
- Я не знаю, почему мы так говорим. Говорим - и все.
Он настойчиво упрашивал меня заниматься, а я продолжала гадать, что
же у него на уме. Почему он так обо мне заботится?
Через некоторое время я начала делать первые успехи. Система в их
диалекте все-таки была, но так глубоко запрятана, что я уловила ее,
наверное, только подсознательно.
Через несколько дней, когда дело у меня здорово продвинулось вперед,
мистер Куцов сказал:
- Уже почти хорошо, только ты так произносишь слова, словно у тебя
рот манной кашей набит.
Ничего удивительного, подумала я, потому что только ею он меня и
кормил. Но в любом случае я повторяла только то, что слышала от него. Его
дикция была моей дикцией, и исправлять мистеру Куцову оставалось только
самые грубые мои ошибки.
Но главное, во время наших бесед я выяснила причину неприязни этих
колонистов (я уже почти не называла их про себя грязеедами) к людям с
Кораблей.
- Тут все непросто, - сказал мистер Куцов. - Мы же видим, когда вы
высаживаетесь на планете, что вы совсем не так отсталы и бедны, как мы.
Когда на этой планете основывалась колония, среди поселенцев не было ни
одного техника или ученого. Я могу их понять. С какой стати им покидать
Корабль ради планеты, ведь там они могли заниматься любимым делом, а здесь
для этого нет ни оборудования, ни возможности. Нам казалось, что все люди,
пережившие конец Земли, являются равноправными наследниками всех знаний и
достижений человечества. Но вышло иначе. И потому, если в спокойные
времена Корабли игнорируют, то в плохие, как сейчас, ненавидят, видя в них
источник бед. Людей с Кораблей преследуют, и можешь считать, что тебе еще
повезло...
Я слышала его голос, но понять ничего не могла.
- Но мы же никому не мешаем, - сказала я. - Мы просто живем, как и
все остальные...
- Я вас не виню, - медленно произнес мистер Куцов. - Но я не могу не
видеть, что вы совершили ошибку, и в конечном счете она потребует
расплаты.
Почувствовав себя лучше, я прошлась по дому мистера Куцова. Это был
небольшой домик на самой окраине Фортона, чистый, окруженный деревьями и
садиком. Мистер Куцов жил один; когда не было дождя, работал в своем
садике, в дождь, наоборот, уходил в дом, к лампе и книгам. На фургоне он
проделывал с товаром регулярные рейсы к побережью и обратно - раз в две
недели.
Это был не очень доходный бизнес, но мистер Куцов говорил, что в его
возрасте выгода уже не так важна. Не знаю, всерьез он говорил это или нет.
Сказав, что моя одежда не годится для девочки, мистер Куцов ее
забрал, а взамен принес другую, местного покроя. Одежда подходила по
росту, но под мышками висела совсем свободно.
- Вот, - произнес мистер Куцов удовлетворенно. - Так-то лучше.
Но мне пришлось немного ушить одежду, подогнать по фигуре.
Я бродила по дому, но выходить мне не разрешалось. Я не жалела: два
дня из каждых трех лил проливной дождь, а когда он не лил, то казалось,
вот-вот польет. Я все время занималась, мистер Куцов продолжал наставлять
меня в манерах и правилах поведения, пока не решил наконец, что при
известной осторожности я смогу в приличном обществе сойти за местную.
В доме было много книг. Когда мистер Куцов уехал в город, я
просмотрела некоторые и обнаружила множество интереснейших вещей.
Например, что Историю, родину лоселей, открыли всего сто лет назад.
История - это континент на западе. С тех пор лоселей привозили оттуда на
кораблях и использовали для простейшего физического труда. На этом
континенте раньше никаких лоселей не было, но сейчас численность их быстро
росла, причем не только тех, которые находились в рабстве у людей. Большое
число лоселей обитало в отдаленных лесных массивах. Почти все авторы,
которых я прочла, отказывали лоселям даже в зачатках разума, ссылаясь на
их неспособность ни к чему, кроме самого простейшего труда, и отсутствие у
них языка и навыков пользования огнем. С другой стороны, я помнила, что
рассказывал мистер Куцов об их умении узнавать своих врагов. Ничего
смешного здесь нет. И честно говоря, я сейчас даже рада была, что так
удачно выпуталась при встрече с тем диким лоселем на второй день после
высадки.
Я сориентировалась по географическим картам мистера Куцова и,
повинуясь порыву, скопировала их для себя.
И еще я обнаружила книгу, которую написал сам мистер Куцов. Это была
старая книга, роман, называвшийся "Белый путь". Не очень удачное
произведение - мистер Куцов пытался сказать в нем слишком многое, и это не
получилось. Но его роман был намного лучше, чем книга моего брата Джо.
Сам мистер Куцов не отрицал, что он - автор.
- Знаешь, мне потребовалось сорок лет, чтобы ее написать. С тех пор я
прожил еще сорок два года, пожиная политические плоды этого труда. Это
были очень интересные сорок два года, но я не уверен, что, вернись я в
прошлое, я стал бы писать эту книгу снова. Прочти ее, если тебе интересно.
В книге была сплошная политика, и по кое-каким намекам мистера Куцова
у меня сложилось впечатление, что последние сорок два года он жил так
бедно и трудился так много совсем не случайно. Отчасти - из-за книги.
Странная вещь - политика...
Потом я нашла свою одежду там, где мистер Куцов ее спрятал, и - очень
важно! - ответ на вопрос, который я ни разу не задавала старику. Ответ
содержался в газете, в последней фразе одной из статей: "После вынесения
приговора Дентремонт отправлен в территориальную тюрьму города Фортона
отбывать свой трехмесячный срок".
Обвиняли его в нарушении границы. Мне подумалось, что
подстрекательство к беспорядкам обошлось бы Джимми дешевле, и самое малое,
что им следовало бы сделать, это правильно написать его фамилию. Что это
именно Джимми, у меня не возникало никаких сомнений.
И, лишь только представился случай, я, надев собственную одежду и
куртку, ускользнула в город. Первым делом я выяснила, где находится
тюрьма. По пути мне пришлось пройти мимо того места, где занимался своим
бизнесом Хорст Фангер: там были дом, загон, сарай, конюшня и помост
аукциона, и все это располагалось в самом худшем районе города. А худшим
этот район был как раз потому, что именно там проживали Хорст и ему
подобные.
Когда я вернулась, мистер Куцов встретил меня очень сердито.
- Нельзя, - выговаривал он мне, - ходить по улицам в такой одежде.
Она же не женская.
Потом он несколько дней внимательно за мной следил, пока я наконец не
убедила его, что отныне буду вести себя паинькой.
В один из дней, когда я, демонстрируя примерное поведение, сидела
дома, я и обнаружила тот портрет-фотографию. На ней были изображены мистер
Куцов, мужчина помладше, женщина и девочка примерно моего возраста, но
гораздо упитаннее. Это был явно семейный портрет. На мой вопрос старик
коротко и мрачно ответил:
- Они все умерли.
И все. Я и представить не могла, что этот портрет дает ключ к тому,
зачем он ухаживает за мной и так оберегает. Мистер Куцов был милым и умным
стариком, но в том, как он обращался со мной, было что-то необъяснимое.
Быть может, он думал, что я останусь в его доме, хотя должен был бы знать,
что я не сделаю этого, я просто не могу остаться. Когда я убежала в город,
он выглядел очень несчастным, но потом... Просто жалко было смотреть на
взрослого уже и пожилого мужчину. Сколь мало понадобилось заверений, чтобы
все стало по-прежнему. Я думаю, он обманывал себя, причем - сознательно.
Но, собираясь в очередное свое путешествие к побережью, он не мог
взять меня с собой. Не позволяла, видимо, старомодная, пуританская натура.
И - очень удачно! - мистер Куцов решил, что лучше я буду дожидаться его
возвращения дома.
Старик долго объяснял мне - где что лежит и что делать, если кончится
запас масла и яиц;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37