Из пятнадцати подростков семеро были девочки. Пятеро срубили свои
деревья еще утром, и единственными, кто этого не сделал, были я и Соня.
Когда я ее нашла, она вместе с Ригги мастерила дверь для хижины. Пильная
яма теперь изготавливала доски из бревен средних размеров. Доски на самом
деле были половинками бревен, плоские с одной стороны и полукруглые с
другой. Они шли на изготовление ставен, двери, крыши и пола хижины. Дверь
делалась просто: палки, нарубленные с утра, прибивались к плоским сторонам
шестифутовых досок, скрепляя их друг с другом. Отдав Соне свой топор и
отправив ее искать мистера Писарро, я с минуту понаблюдала за пильной
ямой, а затем снова взялась за работу.
В пильной яме обычно работают по двое. Один человек спускается вниз,
другой стоит наверху, а между ними закрепляется бревно. У того, кто
находится наверху, есть одно преимущество: ему на голову не сыплются
опилки. Но если пильщики меняются местами, то равенство полное.
Мое задание после обеда было следующим: взять глину и мох,
принесенные специальным нарядом (Хуанитой), и замазать щели между
бревнами. К тому времени, когда я вернулась к хижине, двое мальчиков уже
укладывали на стенах третий ряд бревен. Накинув на бревна веревки, они
втаскивали их наверх по наклонным направляющим. Весело улыбаясь и
размышляя об этике, я принялась неторопливо заталкивать в щели мох и
глину.
После того, как Ригги закончил дверь и ставни, появился мистер
Писарро. Стены настолько поднялись, что я даже почувствовала себя ими
окруженной. Чтобы замазать верхние щели, мне уже приходилось вставать на
чурбан.
Затем мистер Писарро и Ригги прорубили окна. Сделав по два пропила
для каждого окна, они просто выбили ненужные части бревен. Лазить внутрь и
обратно сразу стало легче, и это было очень кстати, потому что
устанавливать бревна на место становилось все труднее. Теперь стены
ставили трое мальчиков, мистер Писарро и плюс я, когда у Хуаниты не
хватало для меня глины и мха.
Уложив еще два ряда бревен, мальчики тем же способом, что и окна,
прорубили дверь, и хижина вдруг перестала быть тесной коробочкой. Все
ребята уже вернулись из леса, и мы с Хуанитой проделали еще один,
последний, рейс за глиной. Потом все разом поднажали, и наружная обмазка
была закончена. Работали мы весело, и под конец просто кидались глиной
друг в друга. Большим комом я попала Джимми по спине, он отплатил мне тем
же, и надо было видеть, как пятнадцать человек носились сломя голову,
швыряясь глиной, а мистер Писарро с ухмылкой стоял в сторонке.
Когда наши запасы глины иссякли, он осведомился:
- И что вы теперь собираетесь делать? Ведь у вас только одна смена
одежды.
Посмотрев на реку, Джимми выставил указательный палец.
- Мы собираемся вон туда!
Он понесся к реке и прямо в одежде, пробежав по мелководью, нырнул в
глубину.
В тот же миг я скинула обувь, вытащила из-за пазухи свой блокнот и
побежала следом. Вода была чистая и холодная, течение не быстрое, и
плавать в реке было одно удовольствие. На этот раз я чувствовала себя
совсем иначе, чем некогда на Грайнау. Хоть ситуация была похожа - я
купалась в открытом водоеме планеты, но ощущения - день и ночь... Мы
плескались, крича и визжа, вздымая тучи брызг в лучах клонящегося к закату
солнца, - развлекались, так сказать, старомодно, и очень скоро к нам
присоединились ребята из группы мистера Марешаля, которые, хоть и были
покрыты не глиной, а грязью и опилками, поняли нас сразу, лишь только
увидели, что мы делаем. В воде мы бултыхались, пока нас не позвали.
Мистер Марешаль и мистер Писарро согласились сделать уступку добрым
традициям цивилизации, и чтобы побыстрее высушить одежду, мы отнесли ее на
разведкорабль. В остальном наш уик-энд доставил бы искреннее удовольствие
сэру Генри Торо [Генри Дэвид Торо - выдающийся американский мыслитель и
писатель (1817-1862); здесь автор имеет в виду книгу Г.Торо "Уолден, или
Жизнь в лесу" (1854)], который, я убеждена, был вполне милым дядюшкой,
спутавшим каникулы в деревне с реальной жизнью.
Поев и переодевшись в чистое, ощущая приятное тепло и приятную же
усталость, я прогулялась с Джимми до другой хижины. Она была готова
настолько же, насколько и наша - то есть стены стояли, щели были замазаны,
дверь и окна прорублены, но выглядела она странно. Одна из длинных стен
была выше другой, и это придавало всей постройке какой-то незаконченный
вид, словно хижина была горбатой.
У нас имелись надувные палатки, которые в сложенном виде помещались в
карман, но мы не стали их разбивать. Раскатав вокруг костра спальные
мешки, мы рискнули улечься спать под открытым небом.
Жребий выпал и на меня - я оказалась в числе тех ребят, которые
должны были дежурить ночью. Но мне повезло: мне достался второй час
охраны, и, сменив Гершковича и побродив часок вокруг лагеря, не увидев
ничего, кроме засыпающих ребят, я разбудила Вишну Матура, а сама
отправилась спать.
На рассвете небо было серым, холодным, над головой нависли тучи. Но
затем облака стали рассеиваться, распадаясь на белые клочья, разбегаться в
стороны, и небо снова озарилось ярким солнцем.
Довольно быстро мы подогнали ставни и дверь, уложили коньковые бревна
для двускатной крыши. И вдруг кто-то, посмотрев на соседнюю хижину,
застыл, обнаружив, что марешальцы настилают плоскую односкатную крышу - с
высокой стороны на более низкую.
- Так не честно! - закричала я. - Вы строите сарай, а не хижину!
- Хо-хо! Тем хуже для вас! - откликнулась Вени. Мы загикали.
На подогнанные доски мы положили ветки, днем раньше собранные Ригги и
Соней. Так получилась крыша. Я внутри хижины помогала укладывать пол.
Доски клались полукруглой стороной вниз ребро к ребру, чтобы пол получился
без щелей. Будь у нас время, мы бы сделали плоские стороны досок гладкими.
Но времени как раз не было. Так что по этому полу я не советовала бы
ходить босиком, если, конечно, у вас нет страстной любви к занозам. Но все
же это был добротный, сплошной пол. Джимми на крыше укладывал доски,
забивал мхом щели, стелил ветки. Немного мха провалилось внутрь, но скоро
крыша совсем закрылась и стала выглядеть ничуть не хуже, чем наш пол.
Группе мистера Марешаля мы явно проиграли: она закончила работу почти
на час раньше. Марешальцы даже успели нас подразнить. Но все же мы успели
закончить работу до полудня. Потом я и еще несколько любопытных ребят
интереса ради сравнили постройки, и я честно, то есть объективно должна
сказать, что предпочла бы нашу хижину их сараю. Наша была сработана лучше.
После обеда мы отдыхали, бродя по окрестностям, а потом снова
искупались, но на сей раз уже в купальниках, а не в одежде. А затем я
снова достала свой блокнот и сделала еще несколько заметок по этике. Тема
была легкой: философия силы.
По существу, философия силы утверждает, что следует делать все, что
можно сделать безнаказанно. Вот если тебя наказывают, тогда ты не прав. Но
только в этом случае.
Спорить тут не о чем. Это замкнутая на себя система, логически
самосогласующаяся. Она не обращается ни к какому внешнему авторитету и не
спотыкается о собственные определения. Но мне она не нравится. Хоты бы
потому, что не подразумевает никакой разницы между "хорошим" и "лучшим",
естественно, в этическом плане. Важнее, однако, другое: сторонники
философии силы напирают именно на принцип безнаказанности, результаты
действий для них совершенно не важны. А это, извините, философия
срывающего злость двухлетнего ребенка.

Ту ночь мы провели в хижине, заперев дверь на засов и испытывая
жуткое довольство собой от того, что ночуем в доме собственной постройки.
Могу еще добавить, что пол оказался гораздо тверже почвы, хотя, может
быть, я просто не так устала в этот день.
Утро было туманное, и потом, когда туман поднялся, серые облака
по-прежнему висели низко над головой. Мы объединились в одну группу во
главе с мистером Марешалем. Мистер Писарро шел позади и нес канаты. Если
смотреть в сторону реки, наша хижина была слева, а сарай - справа; мы
ходили за бревнами вверх по реке, а марешальцы - вниз. И сейчас, все
вместе, мы шли вниз по течению, давно уже миновав то место, где следы
волокуш марешальцев отворачивали от реки по склону холма; позади остался и
плавный речной изгиб; обе постройки скрылись за поворотом. День был
пасмурный, но настроение бодрое, и наша шестерка вновь сбилась в тесную
команду.
Больше мили мы двигались, выбирая дорогу, иногда уходя далеко от
берега и углубляясь в лес, так что получилась неплохая прогулка. Наконец,
выбравшись на песчаный пляж, мы увидели на противоположном берегу
сравнительно пологий и подходящий для подъема склон.
- Придется нам поплавать, - сказал мистер Марешаль и вошел в воду по
пояс - такая глубина была примерно на четверти ширины реки.
Потом начали переправляться мы, а оба наших руководителя нас
страховали. Вода была холодной, и на этот раз никакого удовольствия от
вынужденного купания мы не получили. И можете мне поверить, куда приятнее
сушить одежду, сняв ее с себя, а не прямо на теле. Короче, выбравшись на
берег, я дрожала мелкой дрожью, и капли с меня стекали, словно с дерева
под дождем. Потом реку переплыли мистер Марешаль и мистер Писарро, и,
продираясь сквозь подлесок и беспорядочно наваленные камни, мы стали
подниматься по склону. И когда я добралась до самого верха, то уже, по
крайней мере, не дрожала.
Стоя среди деревьев на краю обрыва, мы смотрели с высоты на пологий
лесистый склон на другой стороне реки. Он был похож на огромный,
темно-зеленый, стелющийся вверх ковер. Затем мы свернули в лес, довольно
долго шли и наконец снова оказались на краю обрыва, как раз напротив
лагеря. Между нами и кажущимся таким уютным лагерем пролегла глубоко внизу
река.
На самом краю стоять было неприятно - страшно. Подобравшись на
коленках, я заглянула в бездну. Да уж, падать здесь было высоковато. Чтобы
убиться, такая высота совсем не нужна; и точное знание числа этих метров
представляет в данном случае интерес чисто академический. Казалось, там,
внизу, на крохотном пятачке сможет уместиться всего лишь один человек, не
больше. Но, как нам затем объяснили, здесь, наверху, к деревьям будут
привязаны два каната, и каждый из нас должен будет спуститься с обрыва,
обвязавшись канатом вокруг пояса. Глядя вниз, я находила эту затею не
очень-то удачной.
- Ну? - осведомился мистер Марешаль. - Кто первым собирается это
испробовать?
- Я и Миа, - сказал Джимми.
Мистер Марешаль посмотрел на меня, и я кивнула - "да". Мне не
нравилась затея, но это должен был проделать каждый, значит, моя очередь
рано или поздно все равно бы настала. И я не видела причины возражать
против того, чтобы покончить с делом поскорее.
Канаты привязали к деревьям, затем - сложным образом обвязали вокруг
наших поясов. Мистер Марешаль продемонстрировал нам с Джимми, как все это
срабатывало. Фактически нам предстояло сесть в движущуюся петлю, которая,
свободно скользя по канату, спускалась до самой земли.
По сигналу мы встали спинами к реке, туго натянув канаты. Я
посмотрела вниз, вздохнула, зажмурилась - и сделала шаг назад... Несколько
мгновений я просто травила канат, затем остановилась и покачалась на
месте, упершись ногами в отвесную стену обрыва. Я даже удивилась, как все
здорово сработало. Снова оттолкнувшись, я спустилась еще футов на
шесть-семь. Мне стало весело, и, посмотрев на Джимми, я рассмеялась. И
вдруг, чуть ли не раньше, чем я это осознала, я оказалась внизу. На ногах.
Берег был гораздо шире, чем казался сверху, футов пять или шесть шириной.
Джимми приземлился почти одновременно со мной. Освободившись от
канатов, мы помахали ребятам наверху.
- Это очень легко! - крикнул Джимми.
- И не страшно! - добавила я.
Канаты поползли вверх. Джимми предложил:
- Какой смысл здесь стоять, а? Давай переплывем через реку.
Так мы и сделали и, усевшись на крыльце хижины, стали смотреть, как
спускается с обрыва следующая пара.
- Кстати, спасибо, что ты меня... завербовал, - сказала я.
- Я знаю, - сказал Джимми. - Ты - сорви-голова из-под палки. Но разве
это не ты ползала по воздуховодам?
- То другое дело, - ответила я. - Там была моя идея.

В конце декабря, как раз перед самым праздником Конца Года, на
Корабль вернулась группа, проходившая Испытание на Новой Далмации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37