».
БелОвлазка ухмылялся.
– Ну вот и все.
Мистер Роджерс выглядит как человек, который не привык делать из себя дурака. Он хватается за воротничок. Его адамово яблоко колышется, а пульс на виске яростно колотится.
– Но выглядело все так, будто это настоящая бомба!
– Да, это бомба. Точнее, была бомба. Но она не убивает – если только не пытаться ее дезактивировать. Дайте ей выполнить свою задачу и получите возможность насладиться славным добрым роком. Ну же, доставайте свои блокноты, и я расскажу вам, как ее сделать. Но сначала… – Он взглянул прямо на меня. – Мне еще надо открыть несколько дверей, чтобы оказать услугу одному другу. Я слабо улыбнулась.
РЫБА НА ВЕЛОСИПЕДЕ
Кровать Менискуса провоняла экспирациями, эксгумациями, экскавациями и экскрециями засеянных в него существ. Они пятнами расплывались по простыням и на стене. Менискус огляделся и почувствовал себя раздавленной личинкой, ожидающей прихода смерти посреди подтеков своих жизненных соков.
Боль то накатывала, то отступала, точно птица, кормящая птенцов. Когда она снова улетала в поисках червячков, Менискуса охватывала блаженная радость, Карибское понимание благоденствия, которое пришлось по вкусу Лазурным, окутывающим его левый локоть подобно латной рукавице. Вся вселенная заводила хвалебную песнь, пока боль не возвращалась, ножовкой прокладывая себе путь в звуках симфонии, вонзаясь с такой беспощадностью, что, казалось, его зубы вот-вот выпадут. Менискус дышал часто и жестко, время от времени отхаркивая алую жидкость, отдающую моторным маслом и прокисшей капустой.
Появилась Грета, прочитала его график, цокнула языком и покачала головой. Она позвонила доктору Бальдино, чтобы пожаловаться, что организм Менискуса обезвожен, и за целый день не отмечалось никакого поступления жидкости. Он знал, что Грета видит всего лишь инертную, пустую оболочку, раскачивающуюся взад-вперед на кровати, совершенно не реагирующую на внешние раздражители, и поэтому схватилась за свой пакетик хрустящего картофеля и любовный роман в мягкой обложке, желая развеяться от скуки. Но, по правде говоря, это она ненаписанная, пустая страница. Менискус говорил на языке, недоступном пониманию других. Несметные полчища возводили мосты и башни из химических кирпичей в его теле. Его иммунная система готовилась к забегу, скрывая тысячи неожиданностей, подобно тлеющим углям, готовым вспыхнуть в любую секунду. Лихорадка его напоминала джунгли, потому что Менискус был живее, чем любой другой на этом свете.
Его язык разбух. Глаза выделяли гной. Грета, так и не добившись разрешения от доктора Бальдино, снова цокнула языком и на свой страх и риск попыталась внутривенно пустить ему жидкость. Но мышцы судорожно сжали вены, выталкивая иглу прочь. Тонкая струйка дыма отделилась от металлической иголки. Грета изменила метод подачи жидкости и пришлепнула ему на зад пластырь.
Серая жидкость закапала с его члена.
Из Менискуса полилась плесень. Он знал, что это плесень, не только потому, что его испражнения походили на липкую слизь, но и потому, что Грета оставила включенным переговорное устройство, когда оставляла очередное гневное сообщение доктору Бальдино.
– Вы меня не предупреждали, что подопытный снова в критическом состоянии, доктор Бальдино! Я смогу здесь остаться только на пару часов. Надеюсь, вы вернетесь до моего ухода, потому что мне не удается связаться с Наоми, а доктор Гулд уже мне звонила, и, по всей видимости, ей подобное положение дел тоже не доставляет радости. Пожалуйста, позвоните мне как можно скорее.
После этого он потерял сознание.
Когда Менискус открыл глаза, жар спал, а в лаборатории не было никого, кроме него и мышонка, который деловито поглощал остатки чипсов Сияющего.
Он обмочился. Моча имела черную окраску. Он захихикал, потом пролил несколько слезинок, затем взял в руки Чингисхана, который рвался продолжить трапезу. Менискус сказал:
– Я боюсь, Чингисхан. В этом все дело. Я так далеко зашел, невзирая на боль и страдания, и я выстоял, со всеми этими волокнами в моей руке, живыми, мыслящими, и мне остается только связать их, и тогда мое сознание поднимется на невиданные высоты. Но я боюсь сделать последний шаг.
Я догадываюсь, на что это будет похоже.
По-моему, проще умереть, чем решиться.
Откуда мне знать, что я просто не отдам себя им на растерзание, как думает Берни? Если каждый из этих вирусов – крошечная лошадь, толкающая мою колесницу, и я возница, то я получу возможность держать в руках миллионы маленьких вожжей и помчаться туда, куда пожелаю.
Но если они понесут меня, не слушаясь приказа?
Что, если они скинут меня со скалы?
Мышь, понятное дело, не ответила. Однако Менискусу уже были известны все ответы. Слишком поздно поворачивать назад. Он нейтрализовал Y-чуму. Он полностью контролировал свои физические процессы, и отныне ему не угрожал ни один из известных человеку вирусов. Он и Лазурные договорились.
Менискус осматривает свои планеты.
– Больше я в вас не нуждаюсь, – говорит он им. Он видит перед собой не планеты, а всего лишь жалкую кучку булыжников, кому есть до них дело? Он свободен и может идти своей дорогой.
Или не может? Аквариум закрыт. Никто больше не следил за ним, никто не заботился о нем, всех волновал один только Сияющий. Но Менискус по-прежнему пленник.
Хотя он уже не в полном одиночестве. Он видит маленькую фигурку за отремонтированным «И-МИДЖем». Накручивая прядь волос на пальчик и поставив правую ножку на левую, она внимательно изучает его. В первую их встречу она перевернула его мир. Сейчас он готов ответить ей тем же.
– Привет, Бонус.
Девочка слегка вздрагивает, когда Менискус встает, откидывая МУЗУ. Грязные черные волосы нечесаными прядями спускаются к его плечам. По коже струятся иероглифы или, возможно, странные схемы. Голубовато-зеленые линии, точки, размытые пятна расползаются под его эпидермисом. Словно некий инженер-строитель изменил направление его вен, чтобы охватить структуру города. Но эти линии – всего лишь пигментация, побочный эффект метаболизма. Ноги опускаются на холодный кафельный пол, и Менискус чувствует, как тело натягивается струной и замирает, словно машина с набирающим обороты двигателем, мышцы перекатываются волнами по костям, приготовившись к действию, но получившие приказ затаиться – пока.
Бонус улыбается. В ее глазах плещется тенистый летний пруд, не то коричневый, не то зеленый.
– Я пришла за мышью, – сказала она. – А где моя мама? Менискус, поглощенный новыми ощущениями, заставляет себя ответить, не вдаваясь в подробности:
– Она отправилась на встречу с Ральф из «НоуСистемз».
– Хорошо. Тогда мы сможем вытащить отсюда мышь. А то я уже вконец измучилась, пытаясь держать крысоловов подальше отсюда. Пошли.
Менискус стал было поднимать коробку для Чингисхана, но вдруг замер.
– Что ты собираешься с ним делать? Он сумеет выжить среди дикой природы?
– Не знаю. Буду держать у себя, пока не решу, что делать. Пошли же, я не могу торчать здесь целый день. Ты ее поймал или нет?
– Твоя мама не разрешит держать ее.
– Моя мама ни о чем не узнает. Слушай, мне что, придется зайти к тебе?
Менискус взял Чингисхана за хвост и засунул в коробку, затем бросил туда несколько разломанных чипсов.
– Вообще-то да, придется.
– А, хорошо. Какая же я идиотка. Ты же не можешь выбраться.
Бонус прошла к пульту Наоми и вскарабкалась на стул. Пару раз крутанулась на нем, затем взялась за дело.
– Так, посмотрим, посмотрим, управление передаточным лотком, люк в соседний аквариум, люки в главную лабораторию…
Послышалось мягкое «пфффф», и дверь в лабораторию открылась.
Менискус шагнул через порог. В лаборатории витали ароматы благовоний и запах кофе.
– Что теперь? – сказал он.
– Ты умеешь водить машину?
– Я водил на симуляторе. Через МУЗУ.
– Не уверена, что это одно и то же. Думаю, нас зацапают, если только мы что-нибудь не придумаем…
Внешняя дверь распахнулась, и внутрь просунулась голова.
– Эй, привет? Доктор Бальдино? Я получила сообщение, что вы меня искали.
За головой последовало тело, и в дверях выросла Ральф из «НоуСистемз». Казалось, она зависла в дверном проеме, ее жилистое тело вытянулось в струнку от удивления, когда она увидела Менискуса и Бонус.
– Похоже, Билл Биксби превратился в Лу Ферриньо, – произнесла Ральф с трепетом в голосе. – Невероятный Халк, только голубой, а не зеленый. Иисусе, вы смахиваете на джинна.
И тогда впервые Менискус ей ответил.
– Джинны появляются из бутылок, Ральф. Вы можете нам помочь или убраться с дороги, но что бы вы там ни решили, мешать нам не стоит.
– Бонус, ты в порядке?
– Да, а что, не похоже?
– Похоже на то, что тебе грозят большие неприятности, когда твоя мама найдет тебя. Где она? Она сказала, ей нужен удаленный доступ в Молл, и я пришла сказать, что это невозможно, может, в следующем году или через полтора года, но не сейчас.
– Уже не важно, – сказал Менискус, возвращаясь в аквариум беспечной походкой. – Ваша игра сделала свое дело. Мне она больше не нужна.
Он взял монтировку Сияющего и вышел в лабораторию. Глаза Ральф расширились.
– Эй, просто успокойся, хорошо? – сказала она.
Но Менискус размахнулся монтировкой и принялся крушить «И-МИДЖ». Полетели искры, пластик раскрошился, на мониторе появились сообщения об ошибке, и наконец устройство замолкло навеки.
– Мне не нужны свидетели. Никто не должен знать, что я сделал или как я это сделал. Это касается только меня одного.
Ральф побледнела как полотно и стала пятиться к двери. Менискус наступал на нее. За спиной Ральф булькал и оглушительно гудел «Скачок кишок», доносился детский смех. Служащий развлекательного парка, облаченный в велюровый маскарадный костюм лейкоцита, неторопливо проходил мимо, увидел Менискуса и застыл столбом посреди дорожки.
– Хорошо, – сказала Ральф, пытаясь спрятать под ухмылкой охвативший ее страх. – Нет проблем, меня здесь не было, увидимся, дамы…
– Твою машину я заберу, – добавил Менискус, вытягивая руку, покрытую голубоватой дымкой. – Где ты припарковалась?
Испарина выступила на лбу Ральф.
– Секция Г. – Она швырнула ему ключи, продолжая пятиться. – Ты умеешь водить?
– Нет.
Бонус сказала:
– Знаешь, Ральф, лучше бы ты сама села за руль. А то он задавит кого-нибудь ненароком.
– Я-я-яяя? Ты же не думаешь, что…
– Да, лучше ты. Ну же, у тебя татуировка «Рыбы на велосипеде», что с тобой случилось? Разве ты не клялась защищать диких мужчин?
– Бонус, детка, он же разносчик Y-вирусов…
– Которые лично тебе ничем не грозят, ты ведь не мужчина. Не могу поверить, Ральф! Ты постоянно твердила: «Велорыба» то, «Велорыба» се, ты такая мужеподобная со своими мускулами и усами и участвуешь в акциях по сбору средств в поддержку Национальной футбольной лиги, а теперь ведешь себя как самая настоящая тряпка.
Казалось, эти слова заставили Ральф призадуматься. Она выглядела раздосадованной. Наконец она кивнула:
– Ах, хорошо, черт вас побери! Но если нас остановит служба безопасности, я скажу, что он меня похитил. А ты, Бонус – ты останешься здесь.
– Нетушки, я хочу поехать с вами. Менискус повернулся и покачал головой.
– Тебе нельзя. Кто-то ведь должен позаботиться о Чингисхане.
– Но веселье только начинается!
– Ты не поедешь. Оставайся здесь и дождись мать.
– Ну почему мне всегда приходится придумывать всякие отмазки, чтобы замести следы? – простонала Бонус.
Итак, самое худшее, что можно только вообразить, то, что не дает вам сомкнуть глаз, и вы ночь напролет смотрите соревнования по снукеру, которые передают по спутниковому телевидению из Шотландии, в тщетной надежде, что зрелище цветных шаров на фоне зеленого сукна вгонит вас в сон. То самое, что давно уже могло бы сделать вас акционером в Миланте, с учетом количества проглоченных вами пилюль от несварения желудка, явившегося следствием непотребного обжорства шоколадом, – не упоминая даже тех таблеток «Блисс фазис», что вы стащили у Наоми, когда та обедала (причем она знает, что вы их украли, и вы знаете, что она знает, что вы их украли – но вы обе молчите как партизанки, потому что Наоми могут выгнать с работы, если вы донесете, что она хранит в сумочке «Фазис», и наоборот). То худшее, что не даст вам покоя, пока вы настанете призраком в собственном доме, незнакомкой для собственной дочери и загадкой даже для кота Зума, который поменял ваши колени на тепленькое местечко на холодильнике, так вот, это худшее наконец произошло. На самом деле, случилось не только оно, но и куча всякого другого дерьма. Критическая точка обрушилась на вашу задницу, и вот уже она позади. Вы словно несетесь под откос, и ничего нельзя поделать.
Все пошло наперекосяк. Возвращаясь из «НоуСистемз» по мокрому шоссе за задними фонарями едущей впереди машины, скользящими как пара идентичных близнецов, каждая со своим отдельно-совместным напарником, Мэдди съела половину фунтовой упаковки «Джолли рэнчерс», выкурила пять сигарет без никотина и затем открыла окошко, чтобы впустить в салон выхлопные газы и выветрить зловонное негодование собственных кишок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
БелОвлазка ухмылялся.
– Ну вот и все.
Мистер Роджерс выглядит как человек, который не привык делать из себя дурака. Он хватается за воротничок. Его адамово яблоко колышется, а пульс на виске яростно колотится.
– Но выглядело все так, будто это настоящая бомба!
– Да, это бомба. Точнее, была бомба. Но она не убивает – если только не пытаться ее дезактивировать. Дайте ей выполнить свою задачу и получите возможность насладиться славным добрым роком. Ну же, доставайте свои блокноты, и я расскажу вам, как ее сделать. Но сначала… – Он взглянул прямо на меня. – Мне еще надо открыть несколько дверей, чтобы оказать услугу одному другу. Я слабо улыбнулась.
РЫБА НА ВЕЛОСИПЕДЕ
Кровать Менискуса провоняла экспирациями, эксгумациями, экскавациями и экскрециями засеянных в него существ. Они пятнами расплывались по простыням и на стене. Менискус огляделся и почувствовал себя раздавленной личинкой, ожидающей прихода смерти посреди подтеков своих жизненных соков.
Боль то накатывала, то отступала, точно птица, кормящая птенцов. Когда она снова улетала в поисках червячков, Менискуса охватывала блаженная радость, Карибское понимание благоденствия, которое пришлось по вкусу Лазурным, окутывающим его левый локоть подобно латной рукавице. Вся вселенная заводила хвалебную песнь, пока боль не возвращалась, ножовкой прокладывая себе путь в звуках симфонии, вонзаясь с такой беспощадностью, что, казалось, его зубы вот-вот выпадут. Менискус дышал часто и жестко, время от времени отхаркивая алую жидкость, отдающую моторным маслом и прокисшей капустой.
Появилась Грета, прочитала его график, цокнула языком и покачала головой. Она позвонила доктору Бальдино, чтобы пожаловаться, что организм Менискуса обезвожен, и за целый день не отмечалось никакого поступления жидкости. Он знал, что Грета видит всего лишь инертную, пустую оболочку, раскачивающуюся взад-вперед на кровати, совершенно не реагирующую на внешние раздражители, и поэтому схватилась за свой пакетик хрустящего картофеля и любовный роман в мягкой обложке, желая развеяться от скуки. Но, по правде говоря, это она ненаписанная, пустая страница. Менискус говорил на языке, недоступном пониманию других. Несметные полчища возводили мосты и башни из химических кирпичей в его теле. Его иммунная система готовилась к забегу, скрывая тысячи неожиданностей, подобно тлеющим углям, готовым вспыхнуть в любую секунду. Лихорадка его напоминала джунгли, потому что Менискус был живее, чем любой другой на этом свете.
Его язык разбух. Глаза выделяли гной. Грета, так и не добившись разрешения от доктора Бальдино, снова цокнула языком и на свой страх и риск попыталась внутривенно пустить ему жидкость. Но мышцы судорожно сжали вены, выталкивая иглу прочь. Тонкая струйка дыма отделилась от металлической иголки. Грета изменила метод подачи жидкости и пришлепнула ему на зад пластырь.
Серая жидкость закапала с его члена.
Из Менискуса полилась плесень. Он знал, что это плесень, не только потому, что его испражнения походили на липкую слизь, но и потому, что Грета оставила включенным переговорное устройство, когда оставляла очередное гневное сообщение доктору Бальдино.
– Вы меня не предупреждали, что подопытный снова в критическом состоянии, доктор Бальдино! Я смогу здесь остаться только на пару часов. Надеюсь, вы вернетесь до моего ухода, потому что мне не удается связаться с Наоми, а доктор Гулд уже мне звонила, и, по всей видимости, ей подобное положение дел тоже не доставляет радости. Пожалуйста, позвоните мне как можно скорее.
После этого он потерял сознание.
Когда Менискус открыл глаза, жар спал, а в лаборатории не было никого, кроме него и мышонка, который деловито поглощал остатки чипсов Сияющего.
Он обмочился. Моча имела черную окраску. Он захихикал, потом пролил несколько слезинок, затем взял в руки Чингисхана, который рвался продолжить трапезу. Менискус сказал:
– Я боюсь, Чингисхан. В этом все дело. Я так далеко зашел, невзирая на боль и страдания, и я выстоял, со всеми этими волокнами в моей руке, живыми, мыслящими, и мне остается только связать их, и тогда мое сознание поднимется на невиданные высоты. Но я боюсь сделать последний шаг.
Я догадываюсь, на что это будет похоже.
По-моему, проще умереть, чем решиться.
Откуда мне знать, что я просто не отдам себя им на растерзание, как думает Берни? Если каждый из этих вирусов – крошечная лошадь, толкающая мою колесницу, и я возница, то я получу возможность держать в руках миллионы маленьких вожжей и помчаться туда, куда пожелаю.
Но если они понесут меня, не слушаясь приказа?
Что, если они скинут меня со скалы?
Мышь, понятное дело, не ответила. Однако Менискусу уже были известны все ответы. Слишком поздно поворачивать назад. Он нейтрализовал Y-чуму. Он полностью контролировал свои физические процессы, и отныне ему не угрожал ни один из известных человеку вирусов. Он и Лазурные договорились.
Менискус осматривает свои планеты.
– Больше я в вас не нуждаюсь, – говорит он им. Он видит перед собой не планеты, а всего лишь жалкую кучку булыжников, кому есть до них дело? Он свободен и может идти своей дорогой.
Или не может? Аквариум закрыт. Никто больше не следил за ним, никто не заботился о нем, всех волновал один только Сияющий. Но Менискус по-прежнему пленник.
Хотя он уже не в полном одиночестве. Он видит маленькую фигурку за отремонтированным «И-МИДЖем». Накручивая прядь волос на пальчик и поставив правую ножку на левую, она внимательно изучает его. В первую их встречу она перевернула его мир. Сейчас он готов ответить ей тем же.
– Привет, Бонус.
Девочка слегка вздрагивает, когда Менискус встает, откидывая МУЗУ. Грязные черные волосы нечесаными прядями спускаются к его плечам. По коже струятся иероглифы или, возможно, странные схемы. Голубовато-зеленые линии, точки, размытые пятна расползаются под его эпидермисом. Словно некий инженер-строитель изменил направление его вен, чтобы охватить структуру города. Но эти линии – всего лишь пигментация, побочный эффект метаболизма. Ноги опускаются на холодный кафельный пол, и Менискус чувствует, как тело натягивается струной и замирает, словно машина с набирающим обороты двигателем, мышцы перекатываются волнами по костям, приготовившись к действию, но получившие приказ затаиться – пока.
Бонус улыбается. В ее глазах плещется тенистый летний пруд, не то коричневый, не то зеленый.
– Я пришла за мышью, – сказала она. – А где моя мама? Менискус, поглощенный новыми ощущениями, заставляет себя ответить, не вдаваясь в подробности:
– Она отправилась на встречу с Ральф из «НоуСистемз».
– Хорошо. Тогда мы сможем вытащить отсюда мышь. А то я уже вконец измучилась, пытаясь держать крысоловов подальше отсюда. Пошли.
Менискус стал было поднимать коробку для Чингисхана, но вдруг замер.
– Что ты собираешься с ним делать? Он сумеет выжить среди дикой природы?
– Не знаю. Буду держать у себя, пока не решу, что делать. Пошли же, я не могу торчать здесь целый день. Ты ее поймал или нет?
– Твоя мама не разрешит держать ее.
– Моя мама ни о чем не узнает. Слушай, мне что, придется зайти к тебе?
Менискус взял Чингисхана за хвост и засунул в коробку, затем бросил туда несколько разломанных чипсов.
– Вообще-то да, придется.
– А, хорошо. Какая же я идиотка. Ты же не можешь выбраться.
Бонус прошла к пульту Наоми и вскарабкалась на стул. Пару раз крутанулась на нем, затем взялась за дело.
– Так, посмотрим, посмотрим, управление передаточным лотком, люк в соседний аквариум, люки в главную лабораторию…
Послышалось мягкое «пфффф», и дверь в лабораторию открылась.
Менискус шагнул через порог. В лаборатории витали ароматы благовоний и запах кофе.
– Что теперь? – сказал он.
– Ты умеешь водить машину?
– Я водил на симуляторе. Через МУЗУ.
– Не уверена, что это одно и то же. Думаю, нас зацапают, если только мы что-нибудь не придумаем…
Внешняя дверь распахнулась, и внутрь просунулась голова.
– Эй, привет? Доктор Бальдино? Я получила сообщение, что вы меня искали.
За головой последовало тело, и в дверях выросла Ральф из «НоуСистемз». Казалось, она зависла в дверном проеме, ее жилистое тело вытянулось в струнку от удивления, когда она увидела Менискуса и Бонус.
– Похоже, Билл Биксби превратился в Лу Ферриньо, – произнесла Ральф с трепетом в голосе. – Невероятный Халк, только голубой, а не зеленый. Иисусе, вы смахиваете на джинна.
И тогда впервые Менискус ей ответил.
– Джинны появляются из бутылок, Ральф. Вы можете нам помочь или убраться с дороги, но что бы вы там ни решили, мешать нам не стоит.
– Бонус, ты в порядке?
– Да, а что, не похоже?
– Похоже на то, что тебе грозят большие неприятности, когда твоя мама найдет тебя. Где она? Она сказала, ей нужен удаленный доступ в Молл, и я пришла сказать, что это невозможно, может, в следующем году или через полтора года, но не сейчас.
– Уже не важно, – сказал Менискус, возвращаясь в аквариум беспечной походкой. – Ваша игра сделала свое дело. Мне она больше не нужна.
Он взял монтировку Сияющего и вышел в лабораторию. Глаза Ральф расширились.
– Эй, просто успокойся, хорошо? – сказала она.
Но Менискус размахнулся монтировкой и принялся крушить «И-МИДЖ». Полетели искры, пластик раскрошился, на мониторе появились сообщения об ошибке, и наконец устройство замолкло навеки.
– Мне не нужны свидетели. Никто не должен знать, что я сделал или как я это сделал. Это касается только меня одного.
Ральф побледнела как полотно и стала пятиться к двери. Менискус наступал на нее. За спиной Ральф булькал и оглушительно гудел «Скачок кишок», доносился детский смех. Служащий развлекательного парка, облаченный в велюровый маскарадный костюм лейкоцита, неторопливо проходил мимо, увидел Менискуса и застыл столбом посреди дорожки.
– Хорошо, – сказала Ральф, пытаясь спрятать под ухмылкой охвативший ее страх. – Нет проблем, меня здесь не было, увидимся, дамы…
– Твою машину я заберу, – добавил Менискус, вытягивая руку, покрытую голубоватой дымкой. – Где ты припарковалась?
Испарина выступила на лбу Ральф.
– Секция Г. – Она швырнула ему ключи, продолжая пятиться. – Ты умеешь водить?
– Нет.
Бонус сказала:
– Знаешь, Ральф, лучше бы ты сама села за руль. А то он задавит кого-нибудь ненароком.
– Я-я-яяя? Ты же не думаешь, что…
– Да, лучше ты. Ну же, у тебя татуировка «Рыбы на велосипеде», что с тобой случилось? Разве ты не клялась защищать диких мужчин?
– Бонус, детка, он же разносчик Y-вирусов…
– Которые лично тебе ничем не грозят, ты ведь не мужчина. Не могу поверить, Ральф! Ты постоянно твердила: «Велорыба» то, «Велорыба» се, ты такая мужеподобная со своими мускулами и усами и участвуешь в акциях по сбору средств в поддержку Национальной футбольной лиги, а теперь ведешь себя как самая настоящая тряпка.
Казалось, эти слова заставили Ральф призадуматься. Она выглядела раздосадованной. Наконец она кивнула:
– Ах, хорошо, черт вас побери! Но если нас остановит служба безопасности, я скажу, что он меня похитил. А ты, Бонус – ты останешься здесь.
– Нетушки, я хочу поехать с вами. Менискус повернулся и покачал головой.
– Тебе нельзя. Кто-то ведь должен позаботиться о Чингисхане.
– Но веселье только начинается!
– Ты не поедешь. Оставайся здесь и дождись мать.
– Ну почему мне всегда приходится придумывать всякие отмазки, чтобы замести следы? – простонала Бонус.
Итак, самое худшее, что можно только вообразить, то, что не дает вам сомкнуть глаз, и вы ночь напролет смотрите соревнования по снукеру, которые передают по спутниковому телевидению из Шотландии, в тщетной надежде, что зрелище цветных шаров на фоне зеленого сукна вгонит вас в сон. То самое, что давно уже могло бы сделать вас акционером в Миланте, с учетом количества проглоченных вами пилюль от несварения желудка, явившегося следствием непотребного обжорства шоколадом, – не упоминая даже тех таблеток «Блисс фазис», что вы стащили у Наоми, когда та обедала (причем она знает, что вы их украли, и вы знаете, что она знает, что вы их украли – но вы обе молчите как партизанки, потому что Наоми могут выгнать с работы, если вы донесете, что она хранит в сумочке «Фазис», и наоборот). То худшее, что не даст вам покоя, пока вы настанете призраком в собственном доме, незнакомкой для собственной дочери и загадкой даже для кота Зума, который поменял ваши колени на тепленькое местечко на холодильнике, так вот, это худшее наконец произошло. На самом деле, случилось не только оно, но и куча всякого другого дерьма. Критическая точка обрушилась на вашу задницу, и вот уже она позади. Вы словно несетесь под откос, и ничего нельзя поделать.
Все пошло наперекосяк. Возвращаясь из «НоуСистемз» по мокрому шоссе за задними фонарями едущей впереди машины, скользящими как пара идентичных близнецов, каждая со своим отдельно-совместным напарником, Мэдди съела половину фунтовой упаковки «Джолли рэнчерс», выкурила пять сигарет без никотина и затем открыла окошко, чтобы впустить в салон выхлопные газы и выветрить зловонное негодование собственных кишок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59