– Они смотрели.
В ту минуту я не слишком много значения придала ее словам, но сейчас почему-то они не выходили у меня из головы.
– Ик! – Сук Хи произнесла в трубку мобильного телефона. – Думаю, я заболеваю.
Я сказала:
– Почему они ничего не сделали?
Я подумала о тех женщинах, которые видели каждую войну и штопали фронтовые носки своих мужей или что они там еще обычно делали, но, конечно же, Сук Хи не поняла, о чем это я говорю, так что она только прикрыла рукой трубку и произнесла:
– Полагаю, тебе больше подошла бы «Черная жемчужина». Подошел автобус, и мы отошли в сторону, чтобы не мешать выходящим людям. Сук Хи выключила мобильный и вытянула шею, чтобы заглянуть за автобус. Кери должна была вот-вот подъехать.
Нас возбуждает, когда мужчины сражаются, пришло мне вдруг в голову. Вот ответ на мой вопрос. Мы, женщины, просто тащимся от этого. С нами все в порядке, лишь бы они не совали свои штуки нам в рот – нам не столь уж необходимы оргазмы, как нужны войны. Иначе зачем бы вам, парням, устраивать кровопролитные сражения, как не для своих верных подруг?
После Второй мировой войны страны, входящие в состав антигитлеровской коалиции, предали суду группу японских лидеров на том основании, что, даже если они сами и не участвовали напрямую в зверствах немецких военных, тем не менее они являлись частью гигантской фашисткой машины, гигантской человеческой мясорубки, и в этом их вина. На самом деле союзники в некотором смысле подвергли осуждению всю культуру империалистической Японии. Но почему никому не пришло в голову, что женщины тоже несут ответственность? Я не имею в виду тех несчастных женщин, которые в буквальном смысле попали в плен, а говорю о тех, которые заваривали чай для парней, отдавших приказ об изнасиловании китайского города Нанкин.
Мы двигатели жизни. Да, мы такие. А мужчины наивно считают нас своими жертвами. Как такое могло случиться?
Мы что, и впрямь настолько коварные?
И что, нам всегда все будет сходить с рук?
Черный «сааб» подъехал к автобусной остановке и ослепил нас фарами. Сук Хи восторженно завизжала и понеслась под дождем, чтобы запрыгнуть на заднее сиденье, призывно махнув мне рукой. Когда она открыла дверцу машины, послышалась громкая музыка. Я узнала партию баса «Дня Рождения» в исполнении «Шугар кьюбс».
– Чья тачка? – поинтересовалась я, забираясь на переднее сиденье. За рулем с недовольным выражением лица сидела Кери. Наманикюренным пальчиком она уменьшила звук с таким видом, словно раздавила жучка.
– Машину подарили Сандре, после того как она сдала экзамены в адвокатуре. Она повздорила с мамой, поэтому разрешила мне на время взять ее.
Я откинулась на кожаное сиденье и прониклась ощущением скорости. У машины была «лунная крыша», и мне пришло в голову, как здорово было бы умчаться в глубь пустыни, а потом просто лежать и смотреть на звезды, в то время как за рулем сидит какой-нибудь фантастический парень, стрелка спидометра зашкаливает за 115, а из приемника, может статься, доносится голос П. Дж. Харви. Пока перед мысленным взором проносились все эти рекламные ролики с «саабом», мне не удавалось отчетливо увидеть, каков из себя тот парень. Я перебрала несколько вариантов, но так и не сумела представить, где найти такого опасного, темного, горячего мужика, который прекрасно смотрелся бы со мной в этой моей рекламе автомобиля, да еще вдобавок не вызывал бы у меня отвращение. Затруднения вызывал также тот факт, кому бы я могла доверить вести свой «сааб», если бы он у меня был (потому что наверняка я могла сказать только одно: это был бы мой «сааб», не его). Вот почему в моих сексуальных фантазиях никогда не наблюдается ни одного мужчины. Я просто, видимо, не в состоянии вообразить того, кто идеально подошел бы мне. Так что пока я расслабляюсь на сиденье и созерцаю, как крупные дождевые капли скапливаются на поверхности люка, а мы с трудом продираемся через субботнее движение мимо японского универмага «Яохань», во мне уже прочно обосновались не только свербящее беспокойство, напряжение и страх, но вдобавок теперь меня еще и раздирают противоречивые чувства.
Даже не спасает то, что я доставила себе удовольствие сегодня утром. Я слегка сжимаю ногами свою штуковину, чтобы напомнить себе: что бы ни случилось, у меня всегда есть мой маленький дружок.
Тем временем мы приближаемся к наклонному въезду на мост Джорджа Вашингтона.
– Давайте рванем в город, – внезапно предлагаю я. – Ну же, поехали! К черту Торжище. Лучше наведаемся в лавки Сохо.
– Мне запрещено разъезжать по городу, – ответила Кери. – Кроме того…
Она искоса посмотрела на меня.
– Договаривай.
– Кроме того, Сун. Ты и сама знаешь, о чем я.
Да уж, я знаю, но вот почему-то вовсе нет никакого желания думать сейчас о загадочном послании, полученном по электронке от 10Еши. Мы проехали мост, свернули на шоссе № 4. Что-то мне не слишком весело.
– Давно им пора придумать такую штуку, – доносится голос Сук Хи с заднего сиденья, – которая могла бы заставить дворники на лобовом стекле работать синхронно с музыкой, как считаете?
Кери устраивается в хвост за «лексусом», тащится позади него, сигналит. Она следует за ним вплотную, пока машина не пропускает нас вперед. Кери увеличивает громкость приемника, вероятно, чтобы заглушить Сук Хи. Бьерк надрывно поет что-то о ложках.
– Серьезно. – От Сук Хи так просто не отделаешься. – А как насчет поворотных сигналов? Твои уж точно не работают в такт с дворниками и радиоприемником.
– С чего ты взяла? – На моем веку Кери отродясь не использовала эти самые сигналы.
– Заткнись, Сун. По крайней мере я сдала контрольную.
– По-моему, у меня дислексия, так что к чтению я неспособна.
– Да уж. Что тут скажешь, весьма ценное замечание.
– Я решила, – неожиданно произнесла я в отчаянной попытке отвлечься от того факта, что мы уже почти приехали в Торжище. – В общем, я ставлю крест на сексе.
– Да у тебя-то никогда и не было никакого секса, – любезно напомнила мне Кери.
– Я имею в виду, что перестану даже стараться.
– Тогда тебе прямая дорога в женский монастырь, – сказала Кери. Она предложила мне жвачку, но я отказалась. Кери громко чавкнула своей и принялась надувать пузырь. – Надеюсь, тебе не пришло в голову заделаться лесбиянкой?
– Я серьезно, – возмутилась я. – Прекрасно проживу и без мужиков.
– Парней, – поправила Сук Хи.
– Какая разница. Мне они не нужны. Правда, совсем не нужны. Я намерена с этой минуты всецело посвятить себя интеллектуальным занятиям. Твердо решила.
Пузырь Кери становился все больше и больше, так что у меня даже возникли серьезные опасения, видит ли она вообще, куда едет.
– Интеллектуальные занятия? – медленно произнесла Сук Хи, словно это было некое словосочетание на незнакомом языке. – Это типа книжки читать всякие?
– Да, в том числе и книжки…
– Но, Кац, ты же читаешь только для того, чтобы нахвататься полезных сведений и затем производить впечатление на них.
– Да неправда это, – промямлила я.
Кери фыркнула и резко нажала на тормоза, чтобы избежать столкновения с накренившимся фургоном. Пузырь с треском лопнул, и Кери стала счищать остатки с лица, вовсе не глядя на дорогу.
– У меня и у самой куча научных интересов, – сказала я.
– Ох, кончай ты, безвольная баба, – ответила Кери, заталкивая собранную жвачку обратно в рот. – Давай-ка посмотрим твои интеллектуальные интересы. Вторая мировая война – это, наверное, был Марк Штайн в восьмом классе, точно? Энтомология…
– Вообще-то, мирмекология.
– Все равно, хрень о насекомых, это Кевин Хэндли. Затем у нас есть еще компьютеры. Томми Грин.
– Это увлечение больше дня не продержалось. Его компьютер просто возненавидел меня.
– Ладно. Что там насчет астрономии? Алекс Руссо. А знаешь, что самое мерзкое? В конце концов ты всегда начинаешь разбираться в их хобби лучше, чем они сами.
– Да уж, совсем как та штука, о которой ты нам рассказывала, – добавила Сук Хи. – Та самка паука, что съедает самца после оргазма.
– Пауки не кончают, СХ.
– Да откуда нам знать-то? Как она понимает, что пришла пора сожрать его, если она не кончает?
– Послушайте, – сказала я. – Не спорю, астрономией стала заниматься только потому, что могла валяться на лужайке Алекса Руссо и высматривать созвездия в бинокль. Я тогда думала, между нами может что-нибудь завязаться. Но с тех пор я развила в себе неподдельную…
– Почему ты просто не пошла туда и не сказала: «Алекс, я понимаю, что я пока маленькая, а ты уже старшеклассник, но я хочу облизать тебя с головы до ног и надеюсь, ты в долгу не останешься». С какого такого боку тебе вздумалось записаться на летний курс в Колумбию, Сун? А он тем временем начинает встречаться с Кристи Калери.
– Да мой телескоп больше, чем он, – выдавила я из себя с дурацкой ухмылкой.
На лице Сук Хи появляется выражение крайней тревоги. Вдруг она издает слабый стон.
– Что случилось?
– Я забыла расставить по порядку свои мягкие игрушки.
– Что?!
– В алфавитном порядке. Я всегда расставляю их до того, как ухожу утром из своей комнаты. Альфу, волка, я ставлю первым. Но сегодня забыла, и мне кажется, что впереди стоит Джеральд, крокодил. Черт! Не могу поверить, что так оплошала.
– Все нормально, – сказала Кери. – Может, Альфе нужен выходной.
– Да. Вероятно, так и есть. – Сук Хи обрадовалась. – Хорошо. А то мне на долю секунды показалось, что это дурной знак.
Кери въехала в ворота Торжища. Я приложила палец к люку.
– Точно, дурной знак, – прошептала я.
БОНУС
Вирусы каждую минуту съедают его заживо. Они обитают во флуоресцирующем голубом пятне, которое Наоми нарисовала на его коже в виде змеи: пятно спускалось по спине, извивалось вокруг одного бедра и поднималось к животу, где ее кисть остановилась. Зато вирусы и не думают останавливаться. Они двигаются всей массой дальше, заворачивают у ребра и устремляются к правой лодыжке, оставляя за собой лазурную дорожку. Цвет Лаз79, Y-вирусов, необыкновенно роскошен, чему он весьма рад, потому что они в конце концов поглощают клетку за клеткой именно его тела. Он – настоящий ценитель красоты, а здесь ее предостаточно: сквозь стеклянные стены и потолок лаборатории ему видны изящные стебельки львиного зева, растущего на берегах озера развлекательного парка, арка золотого неба и – с этим не сравнится ничто другое – светящиеся разноцветные бусинки машин, ползущих по «ДНК-Экспресс». Каждые сорок секунд, подчиняясь некоему неизменному ритму, ветер доносит до него пронзительные крики, дыхание жизни за пределами Молла. По ночам дорога начинает светиться, и он может разглядеть машины, деловито снующие по спиралям, которые, как в сказке, замысловато перекрещиваются между собой. Они похожи на причудливых фосфоресцирующих животных. Такие абстрактные и умиротворяющие. Поэтому ему нечасто удается заснуть.
И вдруг приходят те маленькие девчушки.
– Перед вами Менискус, – говорит женщина-гид, встав прямо перед ним; спираль американских горок ползет по ее коротким, зачесанным вперед волосам, нарушая все мыслимые правила перспективы. Весьма своевременно доносятся пронзительные визги: еееее!
– Может ли кто-нибудь мне сказать, кто такой Менискус? – спрашивает гид.
Взметаются маленькие ладошки.
– Бонни?
– Человек, он человек! Гид кивает.
– Да, и впрямь, что правда – то правда. Смешки и возбужденные возгласы.
– Но не могла бы ты подробнее развить свою мысль? Табита.
– Благотворительный клон?
– Да, Табита, так и есть. Менискус – мужской клон, которого нам передал в дар его отец для научных целей. Может ли мне кто-нибудь сказать, почему мужские клоны столь важны для нашего общества и почему их так мало?
– Я! Я! Можно, я?
– Да, Кристал?
– Все дело в законо… гда…
– Законодательстве.
– Все дело в законодательстве, которое изменилось, после того как Y-чума убила мужчин.
– Да. Молодчина. А изменение законодательства означает что, Марго?
– Я… забыла.
– Ты забыла. Ладно, кто-нибудь из вас помнит… Кимба! Ты зачем кусаешь Энджел?
– Простите.
– Кимба, ты можешь ответить на мой вопрос?
Кимба засовывает свою африканскую косичку в дырку между передними зубами, не зная, что сказать. Откуда-то из задних рядов девчоночьей стайки раздается тонкий высокий голосок:
– Мы вправе использовать клонов в научных целях, только пока их отцы живы и могут дать специальное разрешение. И больше не осталось образцов такой ткани.
Менискусу не видно, откуда доносится этот тоненький голосок, а экскурсовод, по-видимому, вообще его не слышала. В сторонке стоят две учительницы, курят и сравнивают свои ногти, вовсе не обращая внимания на происходящее. Одна из них показывает на выставку камней, полученных Менискусом в качестве поощрения. Он сам скрупулезно разложил их на стеллажах и частенько передвигает, когда участвует в игре. Посетителям его наградные камни кажутся частью некоего причудливого ритуала человека, страдающего Y-аутизмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59