В тот же день я позвонил Иванову-Бельгийскому и отказался от участия
в предстоящем турнире, сославшись на внезапную командировку, срочную,
длительную и очень-очень далёкую. Мне кажется, гроссмейстер вздохнул с
облегчением - по крайней мере, выражая сожаление, он горячо, и даже слишком
горячо поблагодарил меня за этот звонок.
Шахматная эпопея закончилась также быстро, как и началась. И если уж
быть до конца справедливым, то одно благое дело (не считая, конечно, звонка
гроссмейстеру) я всё же сделал в тот злополучный день: Балбесов просто сиял
от восторга, смакуя моё падение с пьедестала. Что ж, если смысл жизни
заключён в благодеяниях, оказываемых нами нашим ближним, то в тот день,
судя по Балбесову, смысл жизни был постигнут мною весьма основательно.
К концу дня судьба преподнесла мне ещё одну неожиданность, вернее -
сюрприз. Не успел я войти в собственную квартиру, как нос к носу столкнулся
с женой моей Машей, которая заговорщически подмигнула, выпучила глаза и
громко зашептала мне в самое ухо:
- Там тебя гость дожидается. Говорит, на рыбалке познакомились.
Странный какой-то, всё молчит да улыбается.
Сердце моё забилось с бешеной силой. Нежели он?..
Я влетел в комнату, забыв снять один ботинок. Навстречу мне поднялся
улыбающийся человек в безупречной тройке и с массивными часами на цепочке в
жилетном кармане. "Павел Буре", - вспомнил я. Мы крепко обнялись.
"Здравствуй, Николай!" - родилось в моём мозгу его приветствие.
"Рад тебя видеть, Арнольд!" - ответил я.
"Вот я и прилетел - как обещал".
"А если бы не обещал - не прилетел?"
"Прилетел. Куда бы я делся?"
"Спасибо, что не забыл меня".
"Да я только о тебе и думал всё это время. У меня ведь настоящих
друзей нет. Ты первый".
"И у меня с друзьями не густо. Выпьешь?"
"Не откажусь".
Тут я заметил, что Маша стоит в дверях и с удивлением смотрит на нас.
Пожалуй, наш немой диалог был слишком необычен для неё, поэтому я решил
ввести в обиход обычную человеческую речь - в целях конспирации и удобства
общения с представительницей прекрасного пола, коей являлась моя супруга.
Арнольд мысленно поддержал моё начинание.
- Познакомься, Маша, это Арнольд Иванович, мой самый лучший друг.
- Весьма польщён, сударыня, встречей с вами, - галантно поклонился
Арнольд, а потом повернулся ко мне. - Только мы уже полтора часа как
знакомы. - Он улыбнулся. - Так-то.
- Правда, за эти полтора часа, - добавила Маша, - твой лучший друг и
трёх слов не проронил. Всё молчит и молчит, словно воды в рот набрал.
Только и сказал, что познакомился с тобой на рыбалке.
Я развёл руками.
- Верно, неразговорчивый он, но уж каков есть.
- Молчанье - золото, - улыбнулся Арнольд своей обворожительной
улыбкой.
- А вы знаете, Арнольд Иванович, Коля ведь о вас мне ничего не
говорил. Правда, он часто заводит знакомства во время своих рыбалок, но ни
о ком он не отзывался, как о своём лучшем друге. И ни один из его знакомых
не навещал нас. Вы первый.
- Вот как? Очень, очень рад, что на мою долю выпала такая честь -
быть первым. Что ж ты, Николай, своей очаровательной супруге о лучшем друге
не рассказал? Нехорошо как-то получилось. - Он хитро сощурился.
- Ну и не рассказал, - буркнул я. - Сам ведь говорил...
- Что-что? - переспросил Арнольд. - Не слышу, что ты там бормочешь?..
Вы знаете, любезная Мария Константиновна, он ведь не многим лучше меня -
тоже молчун ещё тот. Двое суток просидел с ним бок о бок, и если бы не
осётр, который вдруг клюнул на его удочку, я бы, наверное, так его голоса и
не услышал. Уставится в поплавок, замрёт - и часами может сидеть, не
шелохнувшись. Вот это, я понимаю, выдержка, не то что у меня. А вообще-то,
по секрету вам скажу, - он наклонился и зашептал ей на ухо, - он мужик
ничего, можете не сомневаться.
Маша весело рассмеялась.
- А я и не сомневаюсь.
- Ну, хорош шептаться, - проворчал я. - Тоже мне - трёх слов не
проронил. Зато сейчас наверстал за все предыдущие часы.
- Всё, всё, молчу, - зачастил Арнольд, дурачась. - Забылся. Каюсь.
- Поужинаете с нами? - предложила Маша гостю. - Я пельменей наварила.
Сибирских, с маслом.
- Не откажусь, дорогая хозяюшка. Давно я пельмешек не едал.
"Во, заливает!" - подумал я. После сегодняшнего краха моих шахматных
надежд настроение у меня было никудышнее, но беззаботная болтовня Арнольда
делала своё дело: тучи на моём горизонте постепенно рассеивались, а
честолюбивые планы, связанные с чемпионским титулом, казались теперь такой
пустой, никчемной, бессмысленной суетой, что я даже рассмеялся.
- Смейся, смейся, - сказал Арнольд, - только настоящих сибирских
пельменей, я уверен, тебе отведывать не приходилось, это лишь коренным
сибирякам дано.
Маша направилась было на кухню, но я остановил её жестом руки.
- Может, по случаю приезда дорогого гостя... а?.. у нас, кажется,
где-то было, с майских праздников оставалось...
Маша нарочито сердито покачала головой.
- Ну что с вами поделаешь! Ладно уж, раз такое дело - и я к вам
присоединюсь.
- Вот это по-нашему! - в один голос воскликнули мы с Арнольдом.
- Какое единство взглядов и вкусов! - рассмеялась Маша и вышла.
"А розы-то стоят!" - подумал Арнольд, кивая на букет космических
цветов. Я смущённо опустил глаза.
"Стоят... Только, знаешь, я чуть было их..."
"Знаю, всё знаю. Главное - что ты всё понял".
"Спасибо Маше, она их спасла".
"У тебя прекрасная жена. Береги её".
Через четверть часа мы уже сидели втроём за столом, с аппетитом
уминая горячие пельмени, запивая их мускатом и весело болтая о всякой
чепухе. А по телевизору тем временем, создавая удачный фон нашей
непринуждённой беседе, шла то ли двадцатая, то ли тридцать пятая серия
бразильского киносериала "Рабыня Изаура".
Арнольд сыпал перлами красноречия и был сама любезность. По-моему, он
не ударил бы в грязь лицом и на приёме у самого папы римского. По крайней
мере, от его молчаливости не осталось и следа. Словом, вечер пролетел
удачно и незаметно, и когда Арнольд вдруг стал прощаться, я с удивлением
обнаружил, что скоро полночь.
- Я провожу, - сказал я, одеваясь.
- Вы на машине, Арнольд Иванович? - опросила Маша. - А то, знаете,
милиция...
- Нет, что вы, Мария Константиновна, какая там машина! Да вы не
волнуйтесь, я совершенно трезв. - Он понизил голос до шёпота. - Я на
летающей тарелке.
Она улыбнулась и погрозила ему пальцем.
- Ах вы, хитрец! Только знаете, Арнольд Иванович, никому не говорите,
что вы на этой, на тарелочке прилетели.
Арнольд рассмеялся, а я, честно говоря, замер от неожиданности.
- Это почему же? - поинтересовался гость.
- Всё равно никто не поверит, - сказала Маша. - Слишком уж вы земной
- наш, словом. Скорее, Николай за инопланетянина сойдёт, чем вы.
Арнольд от души расхохотался.
- Позволите счесть это за комплимент? - спросил он, нахохотавшись
вволю.
- Разумеется! - ответила Маша. - Разумеется, это ваше достоинство. К
сожалению, не каждый человек может называться настоящим землянином... Я
надеюсь, ваша тарелочка ещё посетит наше скромное обиталище?
Арнольд сразу стал серьёзным.
- Я не хотел бы обнадёживать вас, Мария Константиновна, но если у
меня появится хоть малейшая возможность повидать вас с Николаем, я
обязательно воспользуюсь ею. Признаюсь, я бы очень хотел этого. Поверьте, -
если, конечно, вы сможете поверить человеку, которого впервые увидели лишь
несколько часов назад, - вы с Николаем - самые близкие для меня люди. Я
ведь один в мире, как перст - ни друзей, ни родных, ни семьи. Всё летаю по
свету, как... - Он махнул рукой.
- Приезжайте! Мы будем вас ждать. Правда, Коля?
- Правда, - кивнул я.
- Не обещаю, - ответил Арнольд, - но очень, очень буду стараться.
Прощайте, любезная хозяюшка!..
Когда мы вышли на улицу, я спросил его:
- Ты правда прилетишь ещё, Арнольд?
Он грустно покачал головой.
- Нет, Николай, больше мы не увидимся. Скоро закончится эксперимент,
и всякие контакты с тобой станут невозможными. Это закон. Но, поверь, я не
кривил душой, когда называл вас с Машей самыми близкими для меня людьми. У
меня действительно никого, кроме вас, нет. Так уж сложилась моя судьба.
- Жаль. Очень жаль... Постой, Арнольд, а где ж твоя тарелка-то?
- Да здесь недалеко, за углом.
- Как, ты её прямо так, на улице, и оставил? - удивился я.
- Зачем на улице? Здесь у вас стройка есть, так на ней, если не
ошибаюсь, не то что случайного прохожего - строителя увидеть невозможно.
Как это у вас называется - стройка века, что ли? По-моему, точнее не
назовешь, боюсь даже, что и за век не управятся. Так вот на этой стройке я
и оставил свою колымагу.
При призрачном свете луны мы добрались, наконец, до заброшенной
стройки, проникли сквозь дыру в заборе на её территорию и увидели звездолёт
- тот самый звездолёт, при взгляде на который у меня вдруг сжалось сердце.
Мы обнялись - в последний раз.
- Прощай, Арнольд!
- Прощай, Николай!
Через десять минут космический аппарат бесшумно поднялся с покинутого
строителями фундамента недостроенного дома и унёс в безбрежные просторы
Вселенной моего лучшего и единственного друга - теперь уже навсегда.
Звездолёт пришельцев растаял в ночной мгле, словно призрак.
Я медленно поплёлся домой, пиная пустую консервную банку по ночной
московской улице. Какой-то нервный тип высунулся из окна и выразил не очень
вежливое пожелание, чтобы я сходил куда-то очень и очень далеко и надолго,
но я не расслышал - куда именно. Мне было грустно.





Глава десятая


Никаких особенных причин не ездить в эти выходные на рыбалку у меня
не было. Я просто забыл о ней, а когда вспомнил, поезд, как говорится, уже
ушёл. Из головы не выходил визит Арнольда и его слова о том, что мы больше
никогда не увидимся. И зачем он их сказал? Ведь мог бы обнадёжить, как
обнадёживает врач обречённого больного. И был бы это уже не обман, а акт
гуманности. Впрочем, у них там на Большом Колесе истина, возможно, дороже
самой гуманной, самой человечной лжи - кто знает?
Маша не мешала мне предаваться грусти и печальным мыслям, безошибочно
постигая моё состояние не умом, а каким-то чисто женским, интуитивным
чутьём, которое её никогда не обманывало. Весь день сыпал мерзкий,
холодный, напоминающий осень дождь, ещё больше усугубляя моё гадкое
расположение духа.
Чтобы как-то развеяться, я решил навестить всё-таки того филателиста
с Авиамоторной (ну уж теперь мне не то что майор Пронин - сам комиссар
Мегрэ помешать не сможет!). Маша вздохнула и отпустила меня, сама же решила
повидать свою сестру, которая жила то ли в Химках-Ховрино, то ли в
Коровино-Фуниково. Василий третий день гулял на проводах и домой носа не
показывал.
На Авиамоторной филателиста я не нашёл. Словоохотливый сосед сообщил,
что он буквально три дня назад переехал в центр, и поспешил дать мне его
новый адрес. Я поблагодарил и отбыл на поиски неуловимого филателиста.
Нашёл я его не сразу, проплутав некоторое время по уже начавшим сгущаться
сумеркам; жил он, как выяснилось, в двух шагах от гостиницы "Россия".
Когда я вновь вышел на улицу, просидев у старого коллекционера битых
четыре часа, на Москву уже опустилась ночь. Свинцовые тучи обложили город,
сократив световой день на несколько часов и заметно приблизив наступление
темноты. Сырые, безлюдные тротуары гулко вторили моим одиноком шагам и
отражали холодный свет уличных фонарей своими гладкими, чистыми, чуть ли не
зеркальными от влаги, асфальтовыми лентами. Дождь прекратился, но воздух
был насыщен влагой до такой степени, что я не удивился, если бы из-за угла
вдруг выплыла какая-нибудь рыбина или, скажем, медуза, как в знаменитой
книге Габриэля Маркеса.
Марками я увлекался с детства. Впрочем, в те далёкие безмятежные
времена у нас каждый второй мальчишка бегал с дешёвым кляссером под мышкой,
в котором лежало что-нибудь эдакое, особенное, и все мы знали, что вон у
того есть "колония", которую он отдаст только за три "Америки" или, в
крайнем случае, за две "Африки" ("Гвинею" не предлагать!), а у этого есть
полная серия (все двадцать шесть!) бабочек княжества Фуджейра, которую он
готов махнуть исключительно на серию афганских цветов; "Польша", "Румыния"
и "Чехословакия" шли штука за две "наших". Изредка на нашем марочном рынке
всплывала какая-нибудь экзотика вроде "Ньясы", "Кохинхины", "Фернандо По",
"Занзибара" или "Оттоманской империи". Да, золотое было время!.. С тех пор
большинство бывших мальчишек забросили потрёпанные кляссеры на чердаки и
вспоминают об увлечении детства лишь по великим праздникам, и то не каждый
год. Я же сохранил в своей душе эту страсть по сей день и, признаюсь, не
жалею об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23