Что это? Послышалось? Или
действительно кто-то стрелял?.. Чудаков крадучись подошёл к окну и
осторожно вгляделся в ночную тьму. Одно из окон дачи профессора Красницкого
светилось тусклым огнём. Наверное, настольная лампа... Их дачи стояли рядом
- почти соприкасаясь, словно близнецы, стандартными коробками своих домов.
Неяркий свет из окна соседней дачи падал на цветочную клумбу. Самого окна
Чудакову видно не было.
Чья-то тень мелькнула прочь от дома профессора Красницкого и
растворилась в ночи. Сердце Чудакова бешено забилось. Вот оно - настоящее
дело!.. Судорожно сунув ноги в брюки, он кинулся к выходу.
Фигура человека в плаще с капюшоном и охотничьим ружьём за плечами
быстро удалялась по направлению к станции. До слуха Чудакова отчётливо
доносилось чавканье его сапог. Сорвавшись с крыльца, он бросился за
незнакомцем, утопая импортными кроссовками в грязи просёлочной дороги.
- Эй! Стойте! - крикнул Чудаков, безуспешно пытаясь догнать
незнакомца в плаще. Но тот будто не слышал.
В азарте погони Чудакову как-то в голову не пришло, что он -
безоружный - в одиночку преследует вооружённого незнакомого мужчину,
который вполне мог оказаться преступником. Впрочем, мог и не оказаться...
Человек в плаще уверенно шёл, не сбавляя шага, по лесной дороге, а
Чудаков нёсся вслед за ним, то и дело падая в грязь и чертыхаясь. С брюк
его стекала противная липкая жижа, а импортные кроссовки от налипшей на них
глины и по весу, и по форме стали напоминать свой аналог отечественного
производства. Охотник же, ничем не выдавая своего волнения, неизменно
продолжал свой путь.
Первые сомнения в целесообразности преследования зародились в душе
Чудакова, когда он неожиданно споткнулся в темноте о корягу и во весь рост
растянулся в большой, уже начавшей подсыхать луже. Однако маячившая впереди
загадочная фигура незнакомца заставила отбросить все сомнения. Нет, не
время сейчас задумываться о пустяках, главное - догнать, а там видно будет:
Когда Максим Чудаков, с ног до головы вывалявшийся в грязи, добрался
наконец до железнодорожной насыпи, незнакомец в плаще в это самое время
взбирался уже на платформу станции Снегири.
- Стойте! - снова крикнул Чудаков, с удивлением обнаружив, что погоня
порядком вымотала его. - Да остановитесь же, наконец!..
Незнакомец и впрямь остановился, но потому лишь, что цель его пути
была наконец достигнута. Он не спеша прохаживался по платформе, отчётливо
стуча коваными сапогами по асфальтовому покрытию платформы и, казалось,
совершенно не замечал бегущего к нему человека. Никакой попытки к бегству
он не предпринимал. Чудакова это насторожило, но времени на раздумья сейчас
не было.
За спиной, совсем рядом, послышался длинный протяжный гудок.
"Электричка!" - в ужасе подумал Чудаков. Сердце его забилось с такой силой,
что его стук слился со стуком колёс стремительно надвигающегося поезда. И
вот уже мимо него понеслись ярко-жёлтые квадраты окон вагонов - сначала
единой светящейся полосой, потом её отдельными огненными фрагментами, и
наконец поезд настолько замедлил ход, что Чудаков без труда смог разглядеть
пустоту ярко освещённых вагонов последней электрички.
"Не успею!" - беспомощно подумал Чудаков, готовый завыть от своего
бессилия. А вдруг?.. Он и так уже бежал на пределе своих возможностей, но
мысль о том, что буквально на его глазах уходит преступник, извлекла из
недр его организма последний резерв сил. Ну, ещё немного - ещё десять, пять
метров...
Электричка остановилась. Двери автоматически открылись, и незнакомец
в плаще уверенно вошёл в неосвещённый тамбур. В глубине тамбура вспыхнула
спичка, и из открытых пока ещё дверей поплыл сизый дымок сигареты. Но вот
поезд дёрнулся, зашипел, и двери захлопнулись.
Когда обессиленный, чуть живой Максим Чудаков вскарабкался на
платформу, поезд уже тронулся. И Максим действительно завыл - завыл от
отчаяния. Платформа Снегири была безнадёжно пуста.
Обратно он шёл медленно и долго. Невесёлые думы одолевали
неудачливого преследователя, но чем ближе он подходил к дачному посёлку,
тем больше эмоциональная направленность его мыслей уступала место холодному
анализу последних событий.
Был ли этот человек преступником - вот вопрос, который вдруг со всей
ясностью встал перед Чудаковым. Возможны были несколько вариантов
объяснения тому, что произошло нынешней ночью. Первый: преступление
совершено, но этот человек - обычный охотник, не имеющий к выстрелу
никакого отношения; в момент выстрела он вполне мог случайно оказаться
возле дачи профессора, проходя через посёлок. Второй: стрелял действительно
он, но это ещё не доказывает, что он преступник (на то он и охотник, чтобы
стрелять); возможно, выстрел был случайным. Правда, этот вариант имел одно
слабое место: сразу же после выстрела незнакомец был замечен Чудаковым
выходящим из дома профессора Красницкого. Третий: преступления не было,
выстрела - тоже, всё это - плод воображения Максима Чудакова, подогретого
детективным чтивом заморской писательницы; одним словом, всё это могло ему
просто присниться. Теперь факты. Был человек с ружьём, вышедший из дачи
профессора Красницкого. На зов Чудакова он не отозвался, но и явной попытки
к бегству не предпринимал; с последней электричкой он уехал в сторону
Москвы. Ничего предосудительного. Странно только одно: почему он не
откликнулся, когда Чудаков звал его? Опять возможно несколько вариантов:
либо он глух, либо в силу своего нелюдимого нрава не желал вступать в
разговор с незнакомцем, либо его удерживало от контакта с кем-либо
совершённое им преступление.
Подобные логические построения несколько взбодрили Чудакова и придали
его мыслям определённое и чёткое направление. Одержимый идеей во что бы то
ни стало докопаться до истины, он сразу по возвращении в посёлок направился
к даче профессора Красницкого. Первым делом необходимо было выяснить: что
же на самом деле произошло на этой таинственной даче? Может быть, нечего и
городить весь этот сыр-бор?
Осторожно, чтобы не разбудить невзначай своего соседа по даче, если
он - дай-то Бог! - спит, Чудаков проник в дом и, минуя ряд тёмных, пустых
помещений, добрался, наконец, до той самой - освещённой - комнаты. Чудаков
бывал здесь и раньше, заходя к профессору поболтать или сыграть партию в
шахматы, поэтому ориентировался он в доме без труда. Постучав, Чудаков чуть
приоткрыл дверь и спросил:
- Разрешите, Пётр Николаевич?
Ответа не последовало. Взору Максима представилась следующая картина.
Профессор Красницкий сидел за письменным столом, склонив голову на
полированную поверхность, и, по-видимому, спал, а на спине... О Боже! Так и
есть! В него стреляли!.. На спине профессора отчётливо темнело небольшое
пятно - след от пули. Сомнений больше не оставалось - здесь совершено
преступление. Только сейчас Чудаков обратил внимание на душный, спёртый
воздух и какой-то странный запах. Пахло порохом. Последний, так сказать,
штрих. Впрочем... впрочем, может быть, профессор ещё жив?..
Максим Чудаков осторожно пересёк комнату, оставляя грязные следы на
крашеном полу, и приблизился к письменному столу. Превозмогая инстинктивный
страх, он коснулся руки профессора. Рука была мертвенножёлтой и совершенно
холодной. Чудакову не требовалось особых познаний из области медицины,
чтобы определить: профессор Красницкий безнадёжно мёртв. Что ж, смерть
человека лишь усугубила драматизм ситуации, но природы преступления не
изменила. Совершено умышленное убийство, и главное теперь - найти убийцу.
Всё происшедшее в этой комнате представлялось Чудакову ясно и
отчётливо. Преступник вошёл в дом, добрался до единственной освещённой
комнаты, приоткрыл дверь, увидел спину своей жертвы, прицелился и
выстрелил. Потом преспокойно покинул дачу и укатил на последней электричке.
Просто, банально и прозаически. Где-то в глубине души Чудаков надеялся на
более увлекательное, запутанное дело, требующее от детектива (а именно
таковым он себя считал - тоже в глубине души) напряжённой работы ума,
сложных логических комбинаций, проработки множества версий, встреч со
свидетелями и так далее. А здесь... Ни свидетелей, ни работы ума...
Единственное, что от него требовалось, - это работа ног, но здесь-то как
раз он и подкачал. Да, неудачно как-то всё складывается. И в то же время...
В то же время он был единственным свидетелем свершившегося
преступного деяния, более того, он имел счастье преследовать убийцу, хотя и
безуспешно. Противоречивые чувства роились в душе сыщика-любителя,
заставляя его сердце то бешено колотиться, то замирать чуть ли не до полной
остановки. Как реагировать на случившееся? Радоваться или отчаиваться? Да,
конечно, радоваться смерти человека - кощунственно, и Чудаков ясно сознавал
это, но, с другой стороны, только что произошло событие, которого он ждал
уже не один год. Не следует думать, что Чудаков - неисправимый
человеконенавистник, садист и любитель кровавых зрелищ. Нет, ничего
подобного за ним не наблюдалось, наоборот, он был добр, отзывчив и очень
любил детей. Он вообще был противником насилия, в какой бы форме оно ни
выражалось. И не само преступление вызывало у него учащённое сердцебиение,
а тот факт, что он первым оказался на месте его совершения.
Здесь следует слегка приоткрыть завесу, скрывающую тайную страсть
нашего героя. Вот уже около двадцати лет Максим Чудаков буквально бредил
детективами и криминальными историями. За годы своей сознательной жизни он
прочитал уйму детективной литературы, пересмотрел великое множество фильмов
той же тематики, а к рассказам о Шерлоке Холмсе и отце Брауне относился как
к шахматным задачам или головоломкам, которые - к чести его следует
заметить - очень часто решал гораздо раньше, чем на то рассчитывал именитый
автор. Он лично участвовал во всех этих историях с убийствами, поджогами,
похищениями, ставя себя на место то преступника, то следователя, то жертвы,
помногу раз проигрывая в уме те или иные комбинации. Но Чудакову этого было
явно недостаточно. Он жаждал участвовать в настоящем, а не книжном деле,
раскрыть если не преступление века, то хотя бы мало-мальски приличную кражу
или, на худой конец, валютную махинацию. Однако судьба распорядилась иначе
- Максим Чудаков стал экспедитором в одном из овощных магазинов
Тимирязевского района города Москвы. Специфика же этой профессии, хотя и
предполагала встречи с различными тёмными личностями, у которых наверняка
рыльце в пушку, всё же не давала Чудакову возможности во всю ширь
развернуть свой криминальный талант сыщика-детектива. А талант этот -
Чудаков был в этом абсолютно уверен - у него был. И вот такая удача!
На третий день отпуска, который Максим Чудаков решил провести на
новенькой, совсем недавно построенной даче, он стал свидетелем - причём
единственным! - не какого-нибудь там воровства или мошенничества, а самого
настоящего убийства! Правда, сознание торжества омрачалось смертью
профессора Петра Николаевича Красницкого, с которым Чудаков познакомился
прошлым летом здесь же, в посёлке, когда строил свою дачу. Профессорская
дача в то время уже была отстроена, и Пётр Николаевич периодически наезжал
сюда, чтобы отвлечься от напряжённой научной работы и отдохнуть. На правах
соседа Максим Чудаков часто обращался к Красницкому то за советом, то за
каким-либо инструментом, а порой профессор и сам предлагал ему свою помощь.
Позже, когда молодой экспедитор закончил строительные и отделочные работы,
он стал наведываться к соседу, и они часами просиживали за шахматной
доской, часто забывая о еде и времени суток. Любовь к шахматам (шахматы
напоминали Чудакову криминальные головоломки) объединила столь разных и
непохожих друг на друга людей. Так между ними сложились если не дружеские,
то приятельские отношения, которые часто возникают между соседями на почве
общих интересов, не имеющих ничего общего с родом их основной деятельности.
Чисто по-человечески Чудакову, без сомнения, было жаль профессора
Красницкого, но утраченную жизнь уже не вернёшь, а преступник пока ещё на
свободе. Прежде чем приступить к решительным действиям, Чудаков тщательно
проанализировал создавшуюся ситуацию и пришёл к следующим выводам.
Во-первых, о происшествии необходимо сообщить в милицию. Этого требовал не
только долг гражданина, но и простое чувство самосохранения. Так или иначе,
а милиция выяснит (там ведь тоже не дураки сидят), что Чудаков оказался на
месте преступления в ночь его совершения. Если он не сообщит в органы, это
могло быть расценено как укрывательство преступника, а то и, чего доброго,
как соучастие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23