подобного раньше не случалось. Сам страстный болельщик, Щеглов
понял, в каком состоянии находился вчера вечером Бобров, и даже где-то в
глубине души посочувствовал ему.
В начале двенадцатого появился лейтенант Веселовский и принёс
известие, окончательно расстроившее следователя Щеглова. Лейтенант
тщательно исследовал все возможные связи Боброва, начиная с родственных и
кончая служебными, и установил, что сегодня в шесть часов утра Бобров на
несколько минут заходил к одному своему приятелю, некоему Бурдюку Остапу
Валериановичу, и забрал у него оставленный сутками раньше небольшой
чемоданчик. На вопрос, что было в чемоданчике и зачем Бобров его оставлял,
Бурдюк пожал плечами и ответил, что не знает и в чужие дела вмешиваться
обыкновения не имеет, а если товарищи из милиции столь любопытны, то пусть
спросят у самого Боброва, что, зачем и почему. Одним словом, последняя
нить, связывавшая следствие с исчезнувшим преступником, оборвалась. Правда,
Щеглов сделал отчаянную попытку отыскать такси, которым должен был
воспользоваться Бобров ночью, чтобы добраться до Бурдюка, но эта попытка не
принесла успеха. Бобров вполне мог воспользоваться услугами частника, что
он наверняка и сделал, и тогда любые попытки становились совершенно
бессмысленными.
Щеглов был реалистом, и как реалист отлично понимал, что Бобров для
него потерян, и потерян безвозвратно. Только неосторожный шаг мог случайно
обнаружить его, но такой серьёзный противник, как Бобров, наверняка не
совершит ошибки и не выдаст себя, раз ему уже однажды посчастливилось уйти
от возмездия. Но наблюдения с дома Боброва Щеглов решил пока не снимать.
Объявился Чудаков. Совершенно уже не надеясь застать его дома,
следователь Щеглов в очередной раз набрал его номер и, к своему великому
удивлению, услышал голос пропавшего экспедитора.
Их краткий разговор уже приводился выше.
В первом часу дня поступила наконец долгожданная весть из Таллинна.
Эстонские коллеги сообщали, что буквально полчаса назад к ним явился некто
гражданин Барабанов и сделал важное сообщение, причём просил передать его в
Москву лично следователю Щеглову. Сообщение содержало ни много ни мало как
московский адрес Алфреда Мартинеса, судового радиста с "Академика Булкина".
На вопрос таллиннских сотрудников, почему посетитель считает необходимым
довести эту информацию до их сведения, он смущённо ответил, что делает это
лишь из опасения, что его друг, Максим Чудаков, частным образом
расследующий убийство профессора Красницкого, может попасть в беду;
Мартинес же, по мнению Чудакова, и есть убийца профессора. Если этот факт
неизвестен следователю Щеглову, добавил он, то пусть ему его сообщат.
Опять Чудаков! Снова суёт нос не в своё дело! Ну, он дождётся...
Следователь Щеглов сердито покачал головой и внезапно поймал себя на мысли,
что испытывает к этому пронырливому малому невольное чувство симпатии. Но
взгляд, брошенный им на только что полученный из Таллинна адрес Алфреда
Мартинеса, тут же заставил его забыть и о Чудакове, и о Барабанове, и даже
о потухшей сигарете в углу его рта. Улица Чкалова, дом пятьдесят восемь...
Так ведь это адрес Боброва! Цепь замкнулась. Теперь совершенно ясно, что
Алфред Мартинес - убийца, вернее, исполнитель преступления, а Бобров - его
инициатор, идейный вдохновитель. Видимо, профессор Красницкий раскрыл
какую-то их афёру, и они решили убрать случайного свидетеля. Одно
непонятно: почему вчера, будучи у Бобровых, ни Щеглов, ни Мокроусов не
заметили в квартире следов пребывания там ещё одного человека - неуловимого
Мартинеса. Правда, они и не думали его там искать, вполне возможно, что в
тот момент он просто отсутствовал, а хозяйка не сообщила о нём по той
простой причине, что об этом её никто не спрашивал. И всё же... всё же
профессиональное чутье и интуиция сыщика должны были подсказать им
правильное направление поисков. Ведь наверняка в квартире Бобровых были
какие-то, на первый взгляд незаметные, детали, указывающие на присутствие
постороннего человека. Но теперь поздно об этом вспоминать. Теперь надо
действовать.
Щеглов срочно вызвал опергруппу и выехал во главе её на задержание
преступника. На этот раз судьба благоприятствовала ему: он прибыл вовремя.
Шум борьбы и звон бьющейся посуды, доносившиеся из квартиры Бобровых,
вынудили оперативников незамедлительно выломать дверь. На полу, усыпанном
осколками, рыча и изрыгая проклятия, катались два совершенно одинаковых
тела, и только намётанный глаз следователя Щеглова помог ему распознать в
одном из них пропавшего Максима Чудакова. Значит, вторым был Алфред
Мартинес:
Глава одиннадцатая
- Жив, герой?
Чудаков с трудом открыл глаза и ничего не увидел. Всё было
белым-бело, только справа немного ярче, а слева темнее. Да, конечно, он в
больнице. Чудаков это сразу понял. Ведь не на том же он свете!.. Постепенно
взгляд его сфокусировался, и он увидел белый потолок, белый пододеяльник,
женщину во всем белом, мелькнувшую мимо, белые шторы, не дающие ярко-белому
солнцу ворваться в белую палату, белый халат на плечах следователя
Щеглова... Щеглов!
Чудаков окончательно пришёл в себя. Он с удивлением и тревогой взирал
на улыбающегося следователя и ничего не понимал.
- Жив, говорю, герой? - снова услышал он голос Щеглова.
- А где Мартинес? - прохрипел Максим и сам не узнал своего голоса.
- Ну, раз готов сразу в бой идти - значит, жив, - удовлетворённо
отметил Щеглов. - Не волнуйся, парень, твой Мартинес в надёжном месте.
Да, он в больнице. Голова его забинтована - краем глаза он увидел
повязку, но ни боли, ни желания оставаться здесь он не испытывал. Вот
только предательская слабость... Максим попытался подняться, но руки
задрожали, подогнулись, и он со стоном упал на подушку.
- Лежи, лежи, герой, - с неожиданной теплотой произнёс Щеглов. - Ты
потерял много крови, и теперь тебе надо отлежаться.
Щеглов в небрежно накинутом на плечи халате сидел на краю его кровати
и заботливо смотрел на осунувшееся лицо Чудакова.
- Здравствуйте, гражданин следователь, - произнёс Максим.
- Почему гражданин? Заладил: гражданин, гражданин... - нарочито
сердясь, ответил Щеглов. - Насмотрелся, поди, фильмов. У меня ведь
имя-отчество есть, к твоему сведению... Ну, давай, что ли, знакомиться.
Семён Кондратьевич. - И следователь Щеглов протянул руку.
- Максим. Максим Чудаков, - ответил на рукопожатие больной. - Очень
рад познакомиться. Давно я здесь?
- Вторые сутки. Он ведь тебя головой об угол серванта шарахнул,
артерию перебил. А так ты в целости и сохранности, скоро на ноги встанешь.
Только сейчас Максим заметил, что грозный следователь обращается к
нему на "ты", и ему стало как-то теплее на душе. Он улыбнулся.
- Спасибо, что пришли, гражданин... Семён Кондратьевич. Расскажите,
пожалуйста, чем закончилось дело - если, конечно, можно. - В глазах
Чудакова вспыхнул жгучий интерес.
- Я бы рад, но... - шёпотом произнёс Щеглов и многозначительно
покосился на дверь. Оттуда уже слышался шум приближающихся шагов. Вот дверь
отворилась, и в палату вошёл врач - строгая женщина средних лет в
белоснежно-белом халате.
- Я вижу, больной полным ходом идёт на поправку, - произнесла она
мягким голосом. - К сожалению, - обратилась она к Щеглову, - на этом
посещение придётся прервать. Больной ещё очень слаб.
- Да, да, конечно, - засуетился Щеглов и встал. - Я зайду завтра, -
кивнул он Чудакову. - Тогда и расскажу обо всём. Поправляйся, герой. Всего
хорошего, доктор.
Следователь ушёл, оставив врача наедине с пациентом. И потянулись
долгие часы томительного ожидания.
Щеглов пришёл только через два дня. К этому времени Максим уже
свободно передвигался по палате и чувствовал себя намного лучше.
- А вот и я! - поприветствовал его с порога следователь. - Извини,
что не пришёл вчера, - дела. Зато теперь есть что рассказать.
Щеглов был в приподнятом настроении и весь так и сгорал от желания
поделиться с кем-нибудь своими новостями - наверняка, хорошими.
- Врачиха разрешила, - продолжал он, сжимая своей жилистой пятернёй
худую ладонь Чудакова, - говорит, теперь можно, даже нужно. А то, говорит,
тоскует наш больной, всё в окно смотрит, ждёт чего-то. Ну, я-то знаю, чего
больной ждёт. - Щеглов хитро подмигнул. - Только прежде я хотел бы услышать
твой рассказ. Всётаки моё положение обязывает знать всё первым. Идёт?
- Идёт, - согласился Максим и поведал следователю свою историю, начав
её со случайно подслушанного телефонного разговора в кабинете Щеглова и
кончая авантюрой с Мартинесом.
Щеглов слушал молча, то и дело качая головой и разводя руками, а
порой даже закатывал глаза, не имея возможности передать свои чувства
словами.
- Нет, это просто уму непостижимо! - воскликнул он, когда рассказ был
окончен. - Да не подоспей мы вовремя, тебя б, дурака, давно в живых не
было! На что ты рассчитывал, горе-герой?
Чудаков смущённо пожал плечами.
- На то, наверное, - ответил он тихо, - что мы с Мартинесом одной
весовой категории. По крайней мере, я на это надеялся.
- Ну и как, твои надежды оправдались? - усмехнулся Щеглов сердито.
- Не совсем, - потупив взор, ответил Чудаков.
- Не совсем! - воскликнул следователь, быстро зашагав по палате. - Да
это "не совсем" чуть не стоило тебе жизни! Ты хоть это понимаешь?
Чудаков кивнул.
- Ничего ты не понимаешь!.. Да уж ладно, - Щеглов безнадёжно махнул
рукой, - не буду тебе мораль читать, а то, чего доброго, обидишься.
Горбатого, как говорится, могила исправит. Лучше выслушай мой рассказ.
Первая часть рассказа уже известна читателю, поэтому нет смысла
повторять её здесь; начинался и заканчивался он точно так же, как и рассказ
Чудакова: с телефонного звонка и схваткой с Мартинесом. Но вот вторая
половина наверняка вызовет интерес не только у главного героя этой повести.
- С Мартинесом мы церемониться не стали, - говорил Щеглов, - и сразу
выложили ему всё, что знали и о чём догадывались. Припёрли, так сказать, к
стене. Допросили его прямо у Боброва, воспользовавшись его психическим
состоянием. Конечно, ни в какое сравнение с Бобровым этот тип не шёл. Глуп,
самонадеян, хвастлив: Да потом ещё мы поднажали - и он всё рассказал.
Причём всё было именно так, как мы и предполагали. Профессора Красницкого
он, действительно, убил из ружья, которое ему принёс Бобров. И план
убийства с начала до конца принадлежал тому же Боброву, как, впрочем, и
сама мысль убить Красницкого. Так что в этом смысле Алфред Мартинес
следствию ничего нового не сообщил, если не считать, правда, одной
незначительной детали, которая уже давно не давала мне покоя. Мартинес
подтвердил, что стрелял в тот момент, когда прогремел гром. Метеосводка
подтверждает, что двадцать седьмого июня, действительно, была гроза. Но мне
было непонятно следующее: как мог Мартинес подойти к столу профессора и
вырвать из его тетради два листа, не оставив явных следов на полу? Ведь
была гроза - то есть грязь, слякоть... А мы обнаружили только следы Храпова
и твои.
Так вот, выяснилось, что гроза действительно была, вернее, только
начиналась, но дождя ещё не было. Так иногда бывает - гром гремит, а дождя
нет. Именно в этот момент и стрелял Мартинес, убив одновременно двух зайцев
(извини за каламбур): скрыл выстрел раскатом грома и не оставил следов. В
то время как Храпову не повезло: он стрелял в абсолютной тишине и в очень
грязной обуви. Ведь Храпов появился там уже после грозы. Я думаю, это
просто случайность, но она дала возможность Боброву и Мартинесу свалить на
Храпова ответственность за оба выстрела. Посуди сам: в теле покойного
найдены две пули, и обе выпущены из ружья Храпова; на полу обнаружены следы
- и опять его (твои мы исключили), причём Храпов сразу сознался, что
стрелял именно он.
Расчёт Боброва был прост. Если Храпов сознается в убийстве, то
наверняка следствие не будет докапываться до того, сколько раз он стрелял -
один или два. Но в его расчёт не входил ты, Максим. А ты слышал только один
выстрел... Впрочем, всё это мелочи, которые недостойны сейчас нашего
внимания. Тебя наверняка волнует другое: кто такие Бобров и Мартинес и что
их связывало с несчастным профессором. Следует отдать тебе должное, Максим:
твоя версия с валютой оказалась верной.
- Да не было у меня никакой версии, - ответил Чудаков, - просто это
первое, что пришло мне в голову. Ведь Алфред Мартинес уже был, по-моему,
замешан в махинациях с валютой, вот я и подумал...
- Правильно подумал, хотя и неправильно поступил. Теперь слушай. Вот
уже на протяжении шести-семи лет существует, вернее, существовала,
преступная группа из трёх человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
понял, в каком состоянии находился вчера вечером Бобров, и даже где-то в
глубине души посочувствовал ему.
В начале двенадцатого появился лейтенант Веселовский и принёс
известие, окончательно расстроившее следователя Щеглова. Лейтенант
тщательно исследовал все возможные связи Боброва, начиная с родственных и
кончая служебными, и установил, что сегодня в шесть часов утра Бобров на
несколько минут заходил к одному своему приятелю, некоему Бурдюку Остапу
Валериановичу, и забрал у него оставленный сутками раньше небольшой
чемоданчик. На вопрос, что было в чемоданчике и зачем Бобров его оставлял,
Бурдюк пожал плечами и ответил, что не знает и в чужие дела вмешиваться
обыкновения не имеет, а если товарищи из милиции столь любопытны, то пусть
спросят у самого Боброва, что, зачем и почему. Одним словом, последняя
нить, связывавшая следствие с исчезнувшим преступником, оборвалась. Правда,
Щеглов сделал отчаянную попытку отыскать такси, которым должен был
воспользоваться Бобров ночью, чтобы добраться до Бурдюка, но эта попытка не
принесла успеха. Бобров вполне мог воспользоваться услугами частника, что
он наверняка и сделал, и тогда любые попытки становились совершенно
бессмысленными.
Щеглов был реалистом, и как реалист отлично понимал, что Бобров для
него потерян, и потерян безвозвратно. Только неосторожный шаг мог случайно
обнаружить его, но такой серьёзный противник, как Бобров, наверняка не
совершит ошибки и не выдаст себя, раз ему уже однажды посчастливилось уйти
от возмездия. Но наблюдения с дома Боброва Щеглов решил пока не снимать.
Объявился Чудаков. Совершенно уже не надеясь застать его дома,
следователь Щеглов в очередной раз набрал его номер и, к своему великому
удивлению, услышал голос пропавшего экспедитора.
Их краткий разговор уже приводился выше.
В первом часу дня поступила наконец долгожданная весть из Таллинна.
Эстонские коллеги сообщали, что буквально полчаса назад к ним явился некто
гражданин Барабанов и сделал важное сообщение, причём просил передать его в
Москву лично следователю Щеглову. Сообщение содержало ни много ни мало как
московский адрес Алфреда Мартинеса, судового радиста с "Академика Булкина".
На вопрос таллиннских сотрудников, почему посетитель считает необходимым
довести эту информацию до их сведения, он смущённо ответил, что делает это
лишь из опасения, что его друг, Максим Чудаков, частным образом
расследующий убийство профессора Красницкого, может попасть в беду;
Мартинес же, по мнению Чудакова, и есть убийца профессора. Если этот факт
неизвестен следователю Щеглову, добавил он, то пусть ему его сообщат.
Опять Чудаков! Снова суёт нос не в своё дело! Ну, он дождётся...
Следователь Щеглов сердито покачал головой и внезапно поймал себя на мысли,
что испытывает к этому пронырливому малому невольное чувство симпатии. Но
взгляд, брошенный им на только что полученный из Таллинна адрес Алфреда
Мартинеса, тут же заставил его забыть и о Чудакове, и о Барабанове, и даже
о потухшей сигарете в углу его рта. Улица Чкалова, дом пятьдесят восемь...
Так ведь это адрес Боброва! Цепь замкнулась. Теперь совершенно ясно, что
Алфред Мартинес - убийца, вернее, исполнитель преступления, а Бобров - его
инициатор, идейный вдохновитель. Видимо, профессор Красницкий раскрыл
какую-то их афёру, и они решили убрать случайного свидетеля. Одно
непонятно: почему вчера, будучи у Бобровых, ни Щеглов, ни Мокроусов не
заметили в квартире следов пребывания там ещё одного человека - неуловимого
Мартинеса. Правда, они и не думали его там искать, вполне возможно, что в
тот момент он просто отсутствовал, а хозяйка не сообщила о нём по той
простой причине, что об этом её никто не спрашивал. И всё же... всё же
профессиональное чутье и интуиция сыщика должны были подсказать им
правильное направление поисков. Ведь наверняка в квартире Бобровых были
какие-то, на первый взгляд незаметные, детали, указывающие на присутствие
постороннего человека. Но теперь поздно об этом вспоминать. Теперь надо
действовать.
Щеглов срочно вызвал опергруппу и выехал во главе её на задержание
преступника. На этот раз судьба благоприятствовала ему: он прибыл вовремя.
Шум борьбы и звон бьющейся посуды, доносившиеся из квартиры Бобровых,
вынудили оперативников незамедлительно выломать дверь. На полу, усыпанном
осколками, рыча и изрыгая проклятия, катались два совершенно одинаковых
тела, и только намётанный глаз следователя Щеглова помог ему распознать в
одном из них пропавшего Максима Чудакова. Значит, вторым был Алфред
Мартинес:
Глава одиннадцатая
- Жив, герой?
Чудаков с трудом открыл глаза и ничего не увидел. Всё было
белым-бело, только справа немного ярче, а слева темнее. Да, конечно, он в
больнице. Чудаков это сразу понял. Ведь не на том же он свете!.. Постепенно
взгляд его сфокусировался, и он увидел белый потолок, белый пододеяльник,
женщину во всем белом, мелькнувшую мимо, белые шторы, не дающие ярко-белому
солнцу ворваться в белую палату, белый халат на плечах следователя
Щеглова... Щеглов!
Чудаков окончательно пришёл в себя. Он с удивлением и тревогой взирал
на улыбающегося следователя и ничего не понимал.
- Жив, говорю, герой? - снова услышал он голос Щеглова.
- А где Мартинес? - прохрипел Максим и сам не узнал своего голоса.
- Ну, раз готов сразу в бой идти - значит, жив, - удовлетворённо
отметил Щеглов. - Не волнуйся, парень, твой Мартинес в надёжном месте.
Да, он в больнице. Голова его забинтована - краем глаза он увидел
повязку, но ни боли, ни желания оставаться здесь он не испытывал. Вот
только предательская слабость... Максим попытался подняться, но руки
задрожали, подогнулись, и он со стоном упал на подушку.
- Лежи, лежи, герой, - с неожиданной теплотой произнёс Щеглов. - Ты
потерял много крови, и теперь тебе надо отлежаться.
Щеглов в небрежно накинутом на плечи халате сидел на краю его кровати
и заботливо смотрел на осунувшееся лицо Чудакова.
- Здравствуйте, гражданин следователь, - произнёс Максим.
- Почему гражданин? Заладил: гражданин, гражданин... - нарочито
сердясь, ответил Щеглов. - Насмотрелся, поди, фильмов. У меня ведь
имя-отчество есть, к твоему сведению... Ну, давай, что ли, знакомиться.
Семён Кондратьевич. - И следователь Щеглов протянул руку.
- Максим. Максим Чудаков, - ответил на рукопожатие больной. - Очень
рад познакомиться. Давно я здесь?
- Вторые сутки. Он ведь тебя головой об угол серванта шарахнул,
артерию перебил. А так ты в целости и сохранности, скоро на ноги встанешь.
Только сейчас Максим заметил, что грозный следователь обращается к
нему на "ты", и ему стало как-то теплее на душе. Он улыбнулся.
- Спасибо, что пришли, гражданин... Семён Кондратьевич. Расскажите,
пожалуйста, чем закончилось дело - если, конечно, можно. - В глазах
Чудакова вспыхнул жгучий интерес.
- Я бы рад, но... - шёпотом произнёс Щеглов и многозначительно
покосился на дверь. Оттуда уже слышался шум приближающихся шагов. Вот дверь
отворилась, и в палату вошёл врач - строгая женщина средних лет в
белоснежно-белом халате.
- Я вижу, больной полным ходом идёт на поправку, - произнесла она
мягким голосом. - К сожалению, - обратилась она к Щеглову, - на этом
посещение придётся прервать. Больной ещё очень слаб.
- Да, да, конечно, - засуетился Щеглов и встал. - Я зайду завтра, -
кивнул он Чудакову. - Тогда и расскажу обо всём. Поправляйся, герой. Всего
хорошего, доктор.
Следователь ушёл, оставив врача наедине с пациентом. И потянулись
долгие часы томительного ожидания.
Щеглов пришёл только через два дня. К этому времени Максим уже
свободно передвигался по палате и чувствовал себя намного лучше.
- А вот и я! - поприветствовал его с порога следователь. - Извини,
что не пришёл вчера, - дела. Зато теперь есть что рассказать.
Щеглов был в приподнятом настроении и весь так и сгорал от желания
поделиться с кем-нибудь своими новостями - наверняка, хорошими.
- Врачиха разрешила, - продолжал он, сжимая своей жилистой пятернёй
худую ладонь Чудакова, - говорит, теперь можно, даже нужно. А то, говорит,
тоскует наш больной, всё в окно смотрит, ждёт чего-то. Ну, я-то знаю, чего
больной ждёт. - Щеглов хитро подмигнул. - Только прежде я хотел бы услышать
твой рассказ. Всётаки моё положение обязывает знать всё первым. Идёт?
- Идёт, - согласился Максим и поведал следователю свою историю, начав
её со случайно подслушанного телефонного разговора в кабинете Щеглова и
кончая авантюрой с Мартинесом.
Щеглов слушал молча, то и дело качая головой и разводя руками, а
порой даже закатывал глаза, не имея возможности передать свои чувства
словами.
- Нет, это просто уму непостижимо! - воскликнул он, когда рассказ был
окончен. - Да не подоспей мы вовремя, тебя б, дурака, давно в живых не
было! На что ты рассчитывал, горе-герой?
Чудаков смущённо пожал плечами.
- На то, наверное, - ответил он тихо, - что мы с Мартинесом одной
весовой категории. По крайней мере, я на это надеялся.
- Ну и как, твои надежды оправдались? - усмехнулся Щеглов сердито.
- Не совсем, - потупив взор, ответил Чудаков.
- Не совсем! - воскликнул следователь, быстро зашагав по палате. - Да
это "не совсем" чуть не стоило тебе жизни! Ты хоть это понимаешь?
Чудаков кивнул.
- Ничего ты не понимаешь!.. Да уж ладно, - Щеглов безнадёжно махнул
рукой, - не буду тебе мораль читать, а то, чего доброго, обидишься.
Горбатого, как говорится, могила исправит. Лучше выслушай мой рассказ.
Первая часть рассказа уже известна читателю, поэтому нет смысла
повторять её здесь; начинался и заканчивался он точно так же, как и рассказ
Чудакова: с телефонного звонка и схваткой с Мартинесом. Но вот вторая
половина наверняка вызовет интерес не только у главного героя этой повести.
- С Мартинесом мы церемониться не стали, - говорил Щеглов, - и сразу
выложили ему всё, что знали и о чём догадывались. Припёрли, так сказать, к
стене. Допросили его прямо у Боброва, воспользовавшись его психическим
состоянием. Конечно, ни в какое сравнение с Бобровым этот тип не шёл. Глуп,
самонадеян, хвастлив: Да потом ещё мы поднажали - и он всё рассказал.
Причём всё было именно так, как мы и предполагали. Профессора Красницкого
он, действительно, убил из ружья, которое ему принёс Бобров. И план
убийства с начала до конца принадлежал тому же Боброву, как, впрочем, и
сама мысль убить Красницкого. Так что в этом смысле Алфред Мартинес
следствию ничего нового не сообщил, если не считать, правда, одной
незначительной детали, которая уже давно не давала мне покоя. Мартинес
подтвердил, что стрелял в тот момент, когда прогремел гром. Метеосводка
подтверждает, что двадцать седьмого июня, действительно, была гроза. Но мне
было непонятно следующее: как мог Мартинес подойти к столу профессора и
вырвать из его тетради два листа, не оставив явных следов на полу? Ведь
была гроза - то есть грязь, слякоть... А мы обнаружили только следы Храпова
и твои.
Так вот, выяснилось, что гроза действительно была, вернее, только
начиналась, но дождя ещё не было. Так иногда бывает - гром гремит, а дождя
нет. Именно в этот момент и стрелял Мартинес, убив одновременно двух зайцев
(извини за каламбур): скрыл выстрел раскатом грома и не оставил следов. В
то время как Храпову не повезло: он стрелял в абсолютной тишине и в очень
грязной обуви. Ведь Храпов появился там уже после грозы. Я думаю, это
просто случайность, но она дала возможность Боброву и Мартинесу свалить на
Храпова ответственность за оба выстрела. Посуди сам: в теле покойного
найдены две пули, и обе выпущены из ружья Храпова; на полу обнаружены следы
- и опять его (твои мы исключили), причём Храпов сразу сознался, что
стрелял именно он.
Расчёт Боброва был прост. Если Храпов сознается в убийстве, то
наверняка следствие не будет докапываться до того, сколько раз он стрелял -
один или два. Но в его расчёт не входил ты, Максим. А ты слышал только один
выстрел... Впрочем, всё это мелочи, которые недостойны сейчас нашего
внимания. Тебя наверняка волнует другое: кто такие Бобров и Мартинес и что
их связывало с несчастным профессором. Следует отдать тебе должное, Максим:
твоя версия с валютой оказалась верной.
- Да не было у меня никакой версии, - ответил Чудаков, - просто это
первое, что пришло мне в голову. Ведь Алфред Мартинес уже был, по-моему,
замешан в махинациях с валютой, вот я и подумал...
- Правильно подумал, хотя и неправильно поступил. Теперь слушай. Вот
уже на протяжении шести-семи лет существует, вернее, существовала,
преступная группа из трёх человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23