Но после Норт-Платта вьюга усилилась, боковой ветер бодал машину, как разъяренный бык, и Лауре пришлось уступить той, у которой было две руки. Последний трейлер, который они видели, свернул у Ларами в десяти милях позади, и заметенное снегом шоссе ровно поднималось к Скалистым горам.
– Надо было остановиться в Ларами, – сказала Диди. Это стало у нее присказкой с тех пор, как они миновали огни этого города. – В такой мешанине ехать нельзя. – Дворник перед ее лицом с натугой скрипел, сбрасывая снег, а дворник со стороны Лауры замер еще к востоку от Шайенна. – Надо было остановиться в Ларами, как я и хотела.
– Она не остановилась, – сказала Лаура.
– Откуда тебе знать? Может, она еще в Небраске, спит в теплой гостинице!
– Она будет ехать, сколько сможет. Она будет ехать, пока сможет вести машину. Я бы ехала.
– Мэри, может, и сумасшедшая, но она не дура! Она не даст себе с Дэвидом здесь погибнуть! Смотри! Даже грузовики не справляются! – Диди позволила себе отцепить пальцы правой руки от руля и показать на трейлерный прицеп, оставленный на обочине, мигающий аварийными огнями. И тут же снова вцепилась в руль, когда порыв ветра ударил по «катласу», отбросив на левую полосу. Диди ударила по педали газа, стараясь выровнять машину, сердце ее колотилось, в груди свился клубком страх. – Господи, ну и заваруха!
Вьюга, несущая снежные хлопья размером в полудолларовую монету, вилась в свете фар почти горизонтально. Лаура тоже боялась, и каждый раз, когда колеса оскальзывались и буксовали, она чувствовала, как сердце подкатывается к горлу и застревает там, будто персиковая косточка, но ярость ветра не давала снегу засыпать шоссе. Пятна льда блестели на шоссе серебряными озерами, но сама дорога была чиста. Лаура обшаривала взглядом снежную тьму, сломанную руку охватило милосердное онемение.
«Где же ты? – думала она. – Впереди нас или позади?»
Мэри не свернула бы с восьмидесятого шоссе для объездного маршрута, потому что дорожный атлас, купленный на последней заправке, куда они заезжали залить бензин и поесть, показывал, что единственный путь через штат на запад – это широкая синяя линия восьмидесятого шоссе. И где-то на этом шоссе, вероятно, сейчас уже в Юте, Мэри Террор рассекает ночь, и Дэвид рядом с ней. И ночевка в Ларами только увеличила бы расстояние между Лаурой и Мэри по крайней мере на четыре часа. Нет, Мэри рвется вперед, чтобы найти Джека. Буря может замедлить ее движение, заставить ползти, но она не остановится, пока ее не вынудят остановиться голод или усталость.
От последней у Лауры было свое собственное лекарство. Она проглотила еще одну таблетку «блэк кэт» – «друг дальнобойщика», – как сказал человек за прилавком на заправке, когда они попросили у него чего-нибудь сильнодействующего, – и запила эту таблетку глотком холодного кофе. И тут Диди выкрикнула «О черт!», и «катлас» вильнул вправо, попав колесами на обледенелый участок, и остаток кофе расплескался Лауре на колени.
Автомобиль потерял управление и пошел юзом, и Диди пыталась изо всех сил опять вывернуть руль к середине шоссе, машина ударилась в ограждение, правая фара разлетелась, «катлас» заскреб по рельсу, искры вспыхнули среди снежных хлопьев, машина дернулась – колеса нашли сцепление с гравием и снова стали послушны рукам Диди. «Катлас» отвернул от рельса и опять вышел на шоссе, бросая перед собой одинокий луч.
– Надо было остановиться в Ларами. – Голос Диди был напряжен, как ее лицо, на виске билась синяя жилка. Она сбросила скорость ниже тридцати миль. – Сейчас ехать нельзя!
Шоссе стало круче, мотор «катласа» тарахтел от натуги. Они миновали еще два брошенных автомобиля, почти целиком укутанных в белый саван, и еще через минуту Диди сказала:
– Что-то впереди.
Лаура увидела мигающие желтые огни. Диди начала замедлять ход. Из вьюги выплыл мигающий знак: СТОП! ДОРОГА ЗАКРЫТА. Рядом стояла патрульная машина, разбрасывая синий свет мигалок. Диди сбросила скорость до нуля, и укутанный по уши патрульный с мигающим фонарем, закрытым красным светофильтром, подошел со стороны водителя и сделал Диди знак опустить окно.
Мэри открыла глаза. Снаружи хрипел и выл ветер, потрескивали дрова в очаге. Крупные горошины пота дрожали у нее на коже.
Молодой хиппи сидел, скрестив ноги, в пяти футах от нее, оперев подбородок на ладони и упираясь локтями в колени.
Мэри сделала вдох и села. Она поглядела на Барабанщика, ушедшего в страну детских снов, и глаза его двигались за тонкими розовыми веками, пустышка была крепко зажата во рту. Она вытерла щеки тыльной стороной руки и поправила пальто на коленях, чтобы скрыть кровавые пятна.
– Что такое? – спросила она. Ее мозг все еще был затуманен горячкой, и голос прозвучал спросонья.
– Простите, – сказал хиппи. – Никак не хотел вас будить.
Он говорил с акцентом янки, и голос его был высок, как тростниковая флейта.
– Что такое? – опять спросила она, растирая глаза, чтобы прогнать сон. Кости пульсировали болью, как дырявые зубы, и бедро было влажным и липким. Она огляделась. В зале почти все спали, кроме тех, кто все еще играл в карты. Рэйчел Джайлз спала в кресле, а ее муж-ковбой разговаривал по дорожной рации. Мэри снова повернулась к молодому хиппи – ему было года двадцать три – двадцать четыре.
– Вы меня разбудили.
– Я ходил в туалет, – произнес он так, как сообщают важные новости. – Когда я вернулся назад, не смог заснуть. – Он воззрился на нее своими леденящими пепельными глазами. – Я готов поклясться, что откуда-то вас знаю.
Мэри услышала звон тревожных колоколов. Сбросила ремень сумки с руки.
– Мне так не думается.
– Когда вы вошли сюда с ребенком.., мне подумалось, что я вас знаю, но не могу никак сообразить откуда. Странное чувство – когда видишь человека, которого знаешь, но не можешь вспомнить откуда. Если понимаете, что я хочу сказать.
– Я никогда вас прежде не видела. Она взглянула на Сэма Джайлза. Он надел пальто, затем перчатки и шляпу.
– Вы когда-нибудь бывали в Сиу-Фоллз, в Южной Дакоте?
– Нет. – Она смотрела, как Сэм Джайлз разбудил жену мягким толчком в бок и что-то ей сказал, отчего она встала. – Никогда.
– Я там репортер местной газеты. Веду музыкальный отдел. – Он наклонился вперед и протянул руку. – Меня зовут Остин Пиви.
Мэри сделала вид, что не видит этой руки, – Знаете, не надо подкрадываться к людям. Это некрасиво. Входная дверь открылась и закрылась: ковбой вышел в бурю. Рэйчел Джайлз подняла крышку кофеварки и заглянула внутрь, потом вышла из зала.
Остин Пиви убрал руку. Он улыбался своим тонкогубым ртом, на конце его подбородка торчал кустик песочного цвета волос.
– Вы кто-то знаменитый? – спросил он.
– Нет.
– Клянусь, что ваше лицо мне знакомо. Понимаете, я же набрал целые тонны старых грамзаписей и пленок. В, общем, страшно интересуюсь всей этой музыкой шестидесятых. Я пытался вспомнить, не видел ли я ваше лицо на конверте от какой-нибудь пластинки… Ну понимаете, вроде «Смит» или «Блю Чиэр», или какой-нибудь еще старой группы вроде этого. Вот тут сидит. – Он похлопал себя по черепу. – Но никак не могу разглядеть.
– Я никто. – Мэри нарочито зевнула прямо ему в лицо. – Как насчет того, чтобы оставить меня в покое?
Он остался там, где сидел, пропустив ее слова мимо ушей точно так, как она секундой раньше не заметила его руку.
– Я еду в Солт-Лейк-Сити на съезд коллекционеров пластинок. У меня сейчас отпуск. Рассчитывал ехать на машине и разглядывать виды, но никак не рассчитывал застрять в снежном буране.
– Послушайте, я действительно устала. Ясно?
– Ах да, разумеется – Кожа его коричневых ботинок скрипнула, когда он встал. – И все-таки я вас где-то видел. Вы бываете на съездах коллекционеров пластинок?
– Нет.
Вернулась с кувшином Рэйчел Джайлз и залила воду в кофеварку. Потом она отвинтила крышку с банки «Максвел-Хаус» и насыпала в фильтр молотого кофе. Тут в голове Мэри щелкнуло, что сейчас еще кого-то привезут с шоссе.
А Остин Пиви все не отставал.
– А как вас зовут?
– Послушайте, я вас знаю, вы меня не знаете. Давайте это так и оставим.
– Мэри? – Теперь к ней подходила Рэйчел, и Мэри почувствовала, как ярость начинает грызть ее изнутри. – Не хотите чашку свежего кофе?
– Нет. Я стараюсь отдохнуть.
– О, простите. – Она понизила голос до шепота. – Я вижу, что Дэвид спит, как убитый.
– Славный малыш, – сказал Пиви. – У меня отца зовут Дэвид.
Ее терпение лопнуло.
– Да дайте мне, к черту, поспать! – крикнула она, и оба – Рэйчел и молодой хиппи – отпрянули. Сила голоса Мэри разбудила Дэвида, как толчком, его пустышка выпала изо рта, и он завопил. – О черт! – у Мэри лицо исказилось от гнева. – Посмотрите, что вы натворили!
– Эй, эй! – Пиви поднял руки, показывая ладони. – Я только пытался быть дружелюбным.
– Да иди ты!.. Вали отсюда! – Мэри взяла Барабанщика и отчаянно попыталась укачать его, чтобы он опять уснул.
– Какой ужас! – Рэйчел болезненно поморщилась, а Пиви отвернулся и пошел прочь. – Мэри, что за выражения!
Пиви сделал еще один шаг и остановился.
Мэри почувствовала, как у нее упало сердце. Она поняла. Может, этот парень внезапно сопоставил имена Мэри и Дэвид, может, вспомнил ее описание в газетной статье, или проассоциировал «ужас» – «террор» – «Террелл», – неизвестно. Но Остин Пиви застыл как вкопанный спиной к ней.
Бог сказал рядом, прямо ей в ухо:
– Он тебя раскусил.
Пиви опять начал к ней поворачиваться. Мэри расстегнула сумку и сунула руку в памперсы, сомкнув пальцы на рукоятке «магнума». Лицо Пиви стало мертвенно-бледным, глаза за очками в роговой оправе расширились.
– Вы… – начал он, но не мог выговорить. – Вы.., вы – та женщина, которая украла…
Мэри вытащила пистолет из сумки, и Рэйчел Джайлз потрясенно ахнула.
– ..ребенка, – закончил Пиви, делая неуклюжий шаг назад под наведенным на него пистолетом.
Мэри снова закинула ремень сумки на плечо и встала с плачущим ребенком на руке. От этого движения бедро рвануло такой яростной болью, что у нее на несколько секунд перехватило дыхание и в голове закружилось. Маслянистый пот тек по ее лицу, влажное кровавое пятно большим полумесяцем проступило на джинсах.
– Назад, – сказала она им, и они повиновались.
Открылась входная дверь.
Первым вошел ковбой, снег лежал на полях его шляпы и на плечах. Сзади него – две женщины, трясущиеся в толстых свитерах, с покрасневшими от холода лицами.
– ..такие сильные бури в феврале, – говорил Джайлз. – Потом для лыжников хорошо – снега много.
Лаура услышала плач ребенка. Она узнала этот звук, ее взгляд метнулся, как ястреб в полете. Широкоплечая женщина, державшая ребенка, стояла от нее в двадцати пяти футах.
Ее глаза встретились с глазами Мэри. Время поползло с черепашьей скоростью, как в кошмаре, и она услышала, как Диди произнесла:
– О… Боже.., мой…
Мэри Террор застыла. Это было торжество дурной кармы, как полет на кислоте, лопающийся по зеленым швам. Вот они, две женщины, которых Мэри презирала больше всего на свете. Не будь она так переполнена всепоглощающей, раскаленной ненавистью, она могла бы рассмеяться над этой извращенной шуткой судьбы. Но сейчас не время смеяться, не время ловить кайф. Она навела пистолет на Лауру.
Индианка испустила пронзительный крик и бросилась на Мэри, схватив ее за руку с пистолетом. «Магнум» выстрелил в тот момент, когда Лаура и Диди бросились на дубовый пол, и в двери образовалась дыра размером с кулак Сэма Джайлза. Щепки брызнули в стороны. Мэри и Рэйчел боролись за пистолет, а ковбой бросился за регистрационную стойку. Лаура потянулась за пистолетом, заткнутым за пояс под двумя свитерами, попыталась его выхватить, но, он запутался в складках.
Спящие проснулись.
– У нее пистолет! – крикнул кто-то, словно звук выстрела «магнума» можно принять за хлопок жарящегося попкорна.
Мэри одной рукой держала Барабанщика, а пальцами другой вцепилась в пистолет, а Рэйчел Джайлз пыталась разжать ее пальцы. Ее муж поднялся из-за стойки с топорищем в руках, шляпа в него слетела, в голубых глазах горел бешеный огонь. Мэри левой рукой изо всех сил ударила индианку в подбородок, Рэйчел отлетела и пошатнулась, глаза ее зажмурились. Мэри увидела, как Лаура рвет наружу запутавшийся пистолет, а Диди ползет за большую вазу с засушенными анемонами. Она видела, как Сэм Джайлз замахивается на нее топорищем, как бейсбольной битой, и выстрелила в Лауру, не целясь, а ковбой выпустил топорище, и оно, вращаясь полетело в нее.
Пуля рванула дешевый свитер Лауры, пройдя вдоль правого бока, как обжигающий поцелуй, и ударила в стену. В тот же миг топорище ударило Мэри Террор в левое плечо приблизительно в трех дюймах от головы Барабанщика и сбило ее на пол. Она удержала Барабанщика, но ее рука выпустила пистолет. Он откатился к Рэйчел Джайлз, которая осела на пол, сжимая свой разбитый подбородок.
Ковбой выскочил из-за стойки, и Мэри схватила топорище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Надо было остановиться в Ларами, – сказала Диди. Это стало у нее присказкой с тех пор, как они миновали огни этого города. – В такой мешанине ехать нельзя. – Дворник перед ее лицом с натугой скрипел, сбрасывая снег, а дворник со стороны Лауры замер еще к востоку от Шайенна. – Надо было остановиться в Ларами, как я и хотела.
– Она не остановилась, – сказала Лаура.
– Откуда тебе знать? Может, она еще в Небраске, спит в теплой гостинице!
– Она будет ехать, сколько сможет. Она будет ехать, пока сможет вести машину. Я бы ехала.
– Мэри, может, и сумасшедшая, но она не дура! Она не даст себе с Дэвидом здесь погибнуть! Смотри! Даже грузовики не справляются! – Диди позволила себе отцепить пальцы правой руки от руля и показать на трейлерный прицеп, оставленный на обочине, мигающий аварийными огнями. И тут же снова вцепилась в руль, когда порыв ветра ударил по «катласу», отбросив на левую полосу. Диди ударила по педали газа, стараясь выровнять машину, сердце ее колотилось, в груди свился клубком страх. – Господи, ну и заваруха!
Вьюга, несущая снежные хлопья размером в полудолларовую монету, вилась в свете фар почти горизонтально. Лаура тоже боялась, и каждый раз, когда колеса оскальзывались и буксовали, она чувствовала, как сердце подкатывается к горлу и застревает там, будто персиковая косточка, но ярость ветра не давала снегу засыпать шоссе. Пятна льда блестели на шоссе серебряными озерами, но сама дорога была чиста. Лаура обшаривала взглядом снежную тьму, сломанную руку охватило милосердное онемение.
«Где же ты? – думала она. – Впереди нас или позади?»
Мэри не свернула бы с восьмидесятого шоссе для объездного маршрута, потому что дорожный атлас, купленный на последней заправке, куда они заезжали залить бензин и поесть, показывал, что единственный путь через штат на запад – это широкая синяя линия восьмидесятого шоссе. И где-то на этом шоссе, вероятно, сейчас уже в Юте, Мэри Террор рассекает ночь, и Дэвид рядом с ней. И ночевка в Ларами только увеличила бы расстояние между Лаурой и Мэри по крайней мере на четыре часа. Нет, Мэри рвется вперед, чтобы найти Джека. Буря может замедлить ее движение, заставить ползти, но она не остановится, пока ее не вынудят остановиться голод или усталость.
От последней у Лауры было свое собственное лекарство. Она проглотила еще одну таблетку «блэк кэт» – «друг дальнобойщика», – как сказал человек за прилавком на заправке, когда они попросили у него чего-нибудь сильнодействующего, – и запила эту таблетку глотком холодного кофе. И тут Диди выкрикнула «О черт!», и «катлас» вильнул вправо, попав колесами на обледенелый участок, и остаток кофе расплескался Лауре на колени.
Автомобиль потерял управление и пошел юзом, и Диди пыталась изо всех сил опять вывернуть руль к середине шоссе, машина ударилась в ограждение, правая фара разлетелась, «катлас» заскреб по рельсу, искры вспыхнули среди снежных хлопьев, машина дернулась – колеса нашли сцепление с гравием и снова стали послушны рукам Диди. «Катлас» отвернул от рельса и опять вышел на шоссе, бросая перед собой одинокий луч.
– Надо было остановиться в Ларами. – Голос Диди был напряжен, как ее лицо, на виске билась синяя жилка. Она сбросила скорость ниже тридцати миль. – Сейчас ехать нельзя!
Шоссе стало круче, мотор «катласа» тарахтел от натуги. Они миновали еще два брошенных автомобиля, почти целиком укутанных в белый саван, и еще через минуту Диди сказала:
– Что-то впереди.
Лаура увидела мигающие желтые огни. Диди начала замедлять ход. Из вьюги выплыл мигающий знак: СТОП! ДОРОГА ЗАКРЫТА. Рядом стояла патрульная машина, разбрасывая синий свет мигалок. Диди сбросила скорость до нуля, и укутанный по уши патрульный с мигающим фонарем, закрытым красным светофильтром, подошел со стороны водителя и сделал Диди знак опустить окно.
Мэри открыла глаза. Снаружи хрипел и выл ветер, потрескивали дрова в очаге. Крупные горошины пота дрожали у нее на коже.
Молодой хиппи сидел, скрестив ноги, в пяти футах от нее, оперев подбородок на ладони и упираясь локтями в колени.
Мэри сделала вдох и села. Она поглядела на Барабанщика, ушедшего в страну детских снов, и глаза его двигались за тонкими розовыми веками, пустышка была крепко зажата во рту. Она вытерла щеки тыльной стороной руки и поправила пальто на коленях, чтобы скрыть кровавые пятна.
– Что такое? – спросила она. Ее мозг все еще был затуманен горячкой, и голос прозвучал спросонья.
– Простите, – сказал хиппи. – Никак не хотел вас будить.
Он говорил с акцентом янки, и голос его был высок, как тростниковая флейта.
– Что такое? – опять спросила она, растирая глаза, чтобы прогнать сон. Кости пульсировали болью, как дырявые зубы, и бедро было влажным и липким. Она огляделась. В зале почти все спали, кроме тех, кто все еще играл в карты. Рэйчел Джайлз спала в кресле, а ее муж-ковбой разговаривал по дорожной рации. Мэри снова повернулась к молодому хиппи – ему было года двадцать три – двадцать четыре.
– Вы меня разбудили.
– Я ходил в туалет, – произнес он так, как сообщают важные новости. – Когда я вернулся назад, не смог заснуть. – Он воззрился на нее своими леденящими пепельными глазами. – Я готов поклясться, что откуда-то вас знаю.
Мэри услышала звон тревожных колоколов. Сбросила ремень сумки с руки.
– Мне так не думается.
– Когда вы вошли сюда с ребенком.., мне подумалось, что я вас знаю, но не могу никак сообразить откуда. Странное чувство – когда видишь человека, которого знаешь, но не можешь вспомнить откуда. Если понимаете, что я хочу сказать.
– Я никогда вас прежде не видела. Она взглянула на Сэма Джайлза. Он надел пальто, затем перчатки и шляпу.
– Вы когда-нибудь бывали в Сиу-Фоллз, в Южной Дакоте?
– Нет. – Она смотрела, как Сэм Джайлз разбудил жену мягким толчком в бок и что-то ей сказал, отчего она встала. – Никогда.
– Я там репортер местной газеты. Веду музыкальный отдел. – Он наклонился вперед и протянул руку. – Меня зовут Остин Пиви.
Мэри сделала вид, что не видит этой руки, – Знаете, не надо подкрадываться к людям. Это некрасиво. Входная дверь открылась и закрылась: ковбой вышел в бурю. Рэйчел Джайлз подняла крышку кофеварки и заглянула внутрь, потом вышла из зала.
Остин Пиви убрал руку. Он улыбался своим тонкогубым ртом, на конце его подбородка торчал кустик песочного цвета волос.
– Вы кто-то знаменитый? – спросил он.
– Нет.
– Клянусь, что ваше лицо мне знакомо. Понимаете, я же набрал целые тонны старых грамзаписей и пленок. В, общем, страшно интересуюсь всей этой музыкой шестидесятых. Я пытался вспомнить, не видел ли я ваше лицо на конверте от какой-нибудь пластинки… Ну понимаете, вроде «Смит» или «Блю Чиэр», или какой-нибудь еще старой группы вроде этого. Вот тут сидит. – Он похлопал себя по черепу. – Но никак не могу разглядеть.
– Я никто. – Мэри нарочито зевнула прямо ему в лицо. – Как насчет того, чтобы оставить меня в покое?
Он остался там, где сидел, пропустив ее слова мимо ушей точно так, как она секундой раньше не заметила его руку.
– Я еду в Солт-Лейк-Сити на съезд коллекционеров пластинок. У меня сейчас отпуск. Рассчитывал ехать на машине и разглядывать виды, но никак не рассчитывал застрять в снежном буране.
– Послушайте, я действительно устала. Ясно?
– Ах да, разумеется – Кожа его коричневых ботинок скрипнула, когда он встал. – И все-таки я вас где-то видел. Вы бываете на съездах коллекционеров пластинок?
– Нет.
Вернулась с кувшином Рэйчел Джайлз и залила воду в кофеварку. Потом она отвинтила крышку с банки «Максвел-Хаус» и насыпала в фильтр молотого кофе. Тут в голове Мэри щелкнуло, что сейчас еще кого-то привезут с шоссе.
А Остин Пиви все не отставал.
– А как вас зовут?
– Послушайте, я вас знаю, вы меня не знаете. Давайте это так и оставим.
– Мэри? – Теперь к ней подходила Рэйчел, и Мэри почувствовала, как ярость начинает грызть ее изнутри. – Не хотите чашку свежего кофе?
– Нет. Я стараюсь отдохнуть.
– О, простите. – Она понизила голос до шепота. – Я вижу, что Дэвид спит, как убитый.
– Славный малыш, – сказал Пиви. – У меня отца зовут Дэвид.
Ее терпение лопнуло.
– Да дайте мне, к черту, поспать! – крикнула она, и оба – Рэйчел и молодой хиппи – отпрянули. Сила голоса Мэри разбудила Дэвида, как толчком, его пустышка выпала изо рта, и он завопил. – О черт! – у Мэри лицо исказилось от гнева. – Посмотрите, что вы натворили!
– Эй, эй! – Пиви поднял руки, показывая ладони. – Я только пытался быть дружелюбным.
– Да иди ты!.. Вали отсюда! – Мэри взяла Барабанщика и отчаянно попыталась укачать его, чтобы он опять уснул.
– Какой ужас! – Рэйчел болезненно поморщилась, а Пиви отвернулся и пошел прочь. – Мэри, что за выражения!
Пиви сделал еще один шаг и остановился.
Мэри почувствовала, как у нее упало сердце. Она поняла. Может, этот парень внезапно сопоставил имена Мэри и Дэвид, может, вспомнил ее описание в газетной статье, или проассоциировал «ужас» – «террор» – «Террелл», – неизвестно. Но Остин Пиви застыл как вкопанный спиной к ней.
Бог сказал рядом, прямо ей в ухо:
– Он тебя раскусил.
Пиви опять начал к ней поворачиваться. Мэри расстегнула сумку и сунула руку в памперсы, сомкнув пальцы на рукоятке «магнума». Лицо Пиви стало мертвенно-бледным, глаза за очками в роговой оправе расширились.
– Вы… – начал он, но не мог выговорить. – Вы.., вы – та женщина, которая украла…
Мэри вытащила пистолет из сумки, и Рэйчел Джайлз потрясенно ахнула.
– ..ребенка, – закончил Пиви, делая неуклюжий шаг назад под наведенным на него пистолетом.
Мэри снова закинула ремень сумки на плечо и встала с плачущим ребенком на руке. От этого движения бедро рвануло такой яростной болью, что у нее на несколько секунд перехватило дыхание и в голове закружилось. Маслянистый пот тек по ее лицу, влажное кровавое пятно большим полумесяцем проступило на джинсах.
– Назад, – сказала она им, и они повиновались.
Открылась входная дверь.
Первым вошел ковбой, снег лежал на полях его шляпы и на плечах. Сзади него – две женщины, трясущиеся в толстых свитерах, с покрасневшими от холода лицами.
– ..такие сильные бури в феврале, – говорил Джайлз. – Потом для лыжников хорошо – снега много.
Лаура услышала плач ребенка. Она узнала этот звук, ее взгляд метнулся, как ястреб в полете. Широкоплечая женщина, державшая ребенка, стояла от нее в двадцати пяти футах.
Ее глаза встретились с глазами Мэри. Время поползло с черепашьей скоростью, как в кошмаре, и она услышала, как Диди произнесла:
– О… Боже.., мой…
Мэри Террор застыла. Это было торжество дурной кармы, как полет на кислоте, лопающийся по зеленым швам. Вот они, две женщины, которых Мэри презирала больше всего на свете. Не будь она так переполнена всепоглощающей, раскаленной ненавистью, она могла бы рассмеяться над этой извращенной шуткой судьбы. Но сейчас не время смеяться, не время ловить кайф. Она навела пистолет на Лауру.
Индианка испустила пронзительный крик и бросилась на Мэри, схватив ее за руку с пистолетом. «Магнум» выстрелил в тот момент, когда Лаура и Диди бросились на дубовый пол, и в двери образовалась дыра размером с кулак Сэма Джайлза. Щепки брызнули в стороны. Мэри и Рэйчел боролись за пистолет, а ковбой бросился за регистрационную стойку. Лаура потянулась за пистолетом, заткнутым за пояс под двумя свитерами, попыталась его выхватить, но, он запутался в складках.
Спящие проснулись.
– У нее пистолет! – крикнул кто-то, словно звук выстрела «магнума» можно принять за хлопок жарящегося попкорна.
Мэри одной рукой держала Барабанщика, а пальцами другой вцепилась в пистолет, а Рэйчел Джайлз пыталась разжать ее пальцы. Ее муж поднялся из-за стойки с топорищем в руках, шляпа в него слетела, в голубых глазах горел бешеный огонь. Мэри левой рукой изо всех сил ударила индианку в подбородок, Рэйчел отлетела и пошатнулась, глаза ее зажмурились. Мэри увидела, как Лаура рвет наружу запутавшийся пистолет, а Диди ползет за большую вазу с засушенными анемонами. Она видела, как Сэм Джайлз замахивается на нее топорищем, как бейсбольной битой, и выстрелила в Лауру, не целясь, а ковбой выпустил топорище, и оно, вращаясь полетело в нее.
Пуля рванула дешевый свитер Лауры, пройдя вдоль правого бока, как обжигающий поцелуй, и ударила в стену. В тот же миг топорище ударило Мэри Террор в левое плечо приблизительно в трех дюймах от головы Барабанщика и сбило ее на пол. Она удержала Барабанщика, но ее рука выпустила пистолет. Он откатился к Рэйчел Джайлз, которая осела на пол, сжимая свой разбитый подбородок.
Ковбой выскочил из-за стойки, и Мэри схватила топорище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65