Ч. Дженсен наверняка где-нибудь работает, если только – страшно подумать – Дуг ее не содержит. Лаура ломала себе голову, пытаясь вспомнить, нет ли какой-то Ч. Дженсен у Дуга в офисе, но никого с таким именем не вспомнила. Но кто-то ведь знал эту девицу, кто-то кто пожалел Лауру и позвонил сообщить. Чем дольше она об этом думала, тем больше ей казалось, что это мог быть голос Марси Паркер. Теперь надо понять, что делать дальше: выложить Дугу все, что знает, или подождать, пока родится ребенок. Неприятные сцены вовсе не в ее вкусе, а уровень нервного напряжения у нее и без того космический. От ссоры с Дугом может подняться давление, Дэвиду это вредно, и Лаура так рисковать не может.
Вот когда родится Дэвид, она спросит Дуга, кто такая Ч. Дженсен. Вот отсюда они и начнут свой путь. И Лаура знала, что путь будет каменистым и опасным. Будут слезы и злые слова, столкновение самолюбий, которое может разорвать фальшивую ткань их жизни, но одна мысль была главнее всех других: «У Дуга есть кто-то, кем он владеет, и у меня тоже скоро будет».
Костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели. На полпути домой ей пришлось заехать на заправку и там, в туалете, слезы хлынули у нее из глаз, ее стошнило и рвало до тех пор, пока во рту не осталось ничего, кроме желчи.
Глава 3
Второе сердце
Сон кончился, и Мэри Террор проснулась в темноте. Во сне она шла к деревянному дому, выкрашенному в небесно-голубой цвет, – с фронтонами, трубами, балюстрадой у крыши. Она знала этот дом, и знала, где он: у самого начала. Она поднялась на крыльцо, вошла в дом, где солнце било в окна на сосновые доски пола, и там нашла его в комнате с эркером, выходящим на море. Лорд Джек в белоснежных одеждах, с рассыпанными по плечам белокурыми волосами задумчиво и остро глядел, как она подходит. Она остановилась прямо перед ним и затрепетала от его присутствия.
– Я звал тебя, – сказал он ей. – Я хотел, чтобы ты пришла, потому что ты нужна мне.
– Я услышала твой призыв, – сказала она тихим голосом, почти шепотом. Он эхом отдавался в большой комнате, где пахло соленым воздухом. – Ты мне тоже нужен.
– Мы начнем все сначала, Мэри. Все повторим опять. Мы поднимем мертвых и вернем в мир погибших, и на этот раз мы наверняка победим.
– Мы победим, – повторила она и протянула руку, чтобы коснуться его руки.
– Где мой ребенок? – спросил Лорд Джек. Рука Мэри повисла в воздухе.
– Мой сын, – повторил он. – Где мой сын?
– Я.., я.., не знаю.
– Ты носила моего сына, – сказал он. – Где он? Секунду Мэри не могла говорить. Прибой с грохотом бился о скалы. Мэри прижала руки к животу.
– Я.., меня ранили, – сказала она. – Ты знаешь, что я была ранена. Ребенок.., я потеряла ребенка. Лорд Джек закрыл глаза.
– Я хочу сына. – Его голова качнулась назад, и стали видны слезы на щеках. – Ты знаешь, что я хочу сына, Который будет нести мое семя. Где мой сын, Мэри? Где мой сын?
Ничто за всю жизнь не было ей так трудно, как сказать эти два слова.
– Он мертв.
Глаза Лорда Джека открылись, и глядеть в них было как глядеть в центр Вселенной. Звезды и созвездия кружились там, все знаки и символы Эры Водолея.
– Мой сын должен быть жив, – сказал он шуршащим от боли голосом. – Должен быть. Мой род должен продлиться. Разве ты этого не понимаешь? Я дал тебе великий дар, Мэри. Ты потеряла этот дар. Ты его убила?
– Нет! Я не убивала! Ребенок умер! Я была ранена, и ребенок умер!
Он поднял тонкий палец и прижал его к губам.
– Когда я призывал тебя, я хотел, чтобы ты принесла мне моего сына. Это часть всего нашего дела. Очень важная часть, если мы хотим поднять мертвых и вернуть погибших. О Мэри, как больно ты мне сделала!
– Нет! – Голос ее надломился, в стенах прокатился темный хохот. – Мы сможем сделать другого ребенка! Прямо сейчас! Мы сделаем другого ребенка, не хуже прежнего!
Он смотрел глазами, наполненными всей вселенной, глядел мимо нее, в другие измерения.
– Я хочу, чтобы ты, Мэри, принесла мне моего сына. Ребенка, которого мы сделали с тобой. Если ты не принесешь мне моего сына, тебе нельзя будет здесь остаться.
Он сказал, и стены начали таять. Лорд Джек тоже начал таять, как блекнущий свет. Она попробовала схватить его руку, но она ускользнула клубящимся туманом.
– Мне… Мне… – Горло ее пережало страхом. – Мне некуда больше идти!
– Тебе нельзя здесь оставаться, – повторил он, призрак в белом. – Приходи ко мне с моим сыном, или не приходи совсем.
Дом сгинул. Лорд Джек исчез. Остался только запах моря и шум прибоя на источенных водой скалах, и вот тогда Мэри проснулась.
Ребенок плакал – высокий, тонкий звук, который сверлил мозг. У Мэри на лице блестел пот; с шоссе доносился грохот проходящих грузовиков.
– Перестань плакать, – вяло выговорила она. – Сейчас же перестань.
Но Джеки не переставал, и Мэри встала с кровати и подошла к колыбели из картонной коробки, где лежал ребенок, и коснулась его кожи. Она была холодной и резиновой, и от этого прикосновения в ней вторым, еще более темным сердцем забилась ярость. Дети – убийцы мечты и снов. Они обещали будущее, а потом умирали.
Мэри схватила руку ребенка и сунула в нее свой палец. Джеки не ухватился за палец, как тот ребенок в тележке.
– Держись за меня, – сказала она – Держись! – Ее голос становился громче, набухая гневом. – Держись за меня, я сказала!
Ребенок все плакал, все тем же безнадежным плачем, но за палец не брался. И холодной была его кожа, очень холодной. Что-то не так с этим ребенком, поняла она. Это не сын Лорда Джека. Это просто плачущий холодный кусок плоти, вышедший не из ее чресл.
– Перестань! – крикнула она и затрясла ребенка двумя руками. – Я кому сказала?
Ребенок поперхнулся и закашлялся, потом опять зашелся в пронзительном крике. Голова разламывалась, плач младенца доводил до бешенства. Она встряхнула ребенка сильнее и увидела, как болтается в темноте его голова.
– Прекрати! Прекрати!
Джеки ее не слушается. Мэри почувствовала, как кровь приливает к лицу. Этот ребенок сломался, с ним что-то не так. Кожа у него холодная, он не хватается за палец и крик у него удушенный. Никто из детей никогда не слушался, и невозможность ими управлять доводила ее до исступления. Она давала им жизнь и любовь, кормила их, даже когда они не хотели, вытирала им рты и меняла пеленки, а дети все равно были не правильные. Сейчас, после своего сна, она все поняла: никто из них не был сыном Лорда Джека, и никто из них не заслуживал права жить.
– Прекрати реветь, черт тебя подери! – завопила Мэри, но этот ребенок завыл и заколотился у нее на руках, его резиновое тельце вот-вот разломится. Джек не примет этого ребенка. Нет, нет. Он не позволит ей остаться с ним, если она принесет ему вот этого. Это не правильный ребенок. Совсем не правильный. Кошмар. Холодный, резиновый, и хочет смерти.
От плача у нее колотилось в висках. Крик разрывал ей рот. Застонав, как зверь, она схватила ребенка за ноги и с размаху стукнула о стену. Крик на миг прервался, а затем начался с новой силой, и она опять грохнула его головой о стену.
– ЗАТКНИСЬ! – Заревела она и снова грохнула его головой о стену.
– ЗАТКНИСЬ! О стену.
– ЗАТКНИСЬ! Снова о стену, и на этот раз было слышно, как что-то треснуло. Крик прервался. Мэри стукнула холодного ребенка о стену в последний раз, ощутила, как тельце трепещет и дергается в ее руках. Бум. Бум. Чей-то кулак колошматил в стену.
– Заткнись, ты, сука полоумная! Сейчас копов позову! Старик в соседней квартире. Шеклет. Мэри уронила холодного ребенка, и отчаяние захлестнуло ее, как наводнение. В секунду оно зашипело и вскипело ревущей яростью, а Шеклет все барабанил в стену.
– Ты психованная, слышишь? Психованная! Он замолчал, а Мэри подошла к комоду и вытащила револьвер, из которого ликвидировала Кори Петерсона. В барабане была только одна пуля, и Мэри взяла коробку с патронами и загнала их по гнездам. Защелкнула барабан, подошла к стене между своей квартирой и Шеклетом и приложила ухо к тонкой панели.
Слышно было, как Шеклет ходит по комнате. Хлопнула дверь. Послышался звук бегущей воды. В ванной? Мэри приставила дуло револьвера к стене, направив его на звук бегущей воды. Ее сердце билось ровно и уверенно, нервы спокойны, но подковырками и угрозами старика она уже сыта по горло. Сегодня она убила, еще одного ребенка; вот он лежит с разбитым черепом. Лорд Джек не пустит ее к себе, если она не принесет ребенка – его сына, но никто из этих детей не дал ей себя любить.
– Ну, давай выходи, – шептала Мэри, дожидаясь звука открывающейся двери. Шум воды стих. Было слышно, как Шеклет несколько раз кашлянул и спустил воду в туалете. Мэри взвела курок. Она собиралась разрядить в стену весь барабан, а потом перезарядить револьвер, вложив всего один патрон. Если ей нельзя к Лорду Джеку, то больше некуда идти. У нее нет дома, нет страны, нет личности; она никто, ходячая пустота, и она готова положить этому конец.
– Ну давай выходи, – сказала она и услышала, как скрипят дверные петли ванной.
Палец напрягся на курке.
Бах! Бах!
Это не выстрелы. Это кулак барабанит в дверь. Мэри сняла палец с курка. Снова стук, настойчивее и громче. Это в ее дверь. Она прошла в другую комнату, все еще с «кольтом» в руке, украдкой выглянула из окна. Двое легавых на стоянке, и легавская машина рядом.
Она встала у двери, придала голосу побольше стали и спросила:
– В чем дело?
– Полиция. Будьте добры, откройте дверь, «Спокойно, – подумала она. – Держи себя в руках. В руках. Легавые у дверей. Держи себя в руках».
Мэри повернула ручку замка и закрыла дверь на цепочку. Открывая дверь, она держала руку с револьвером так, чтобы его не было видно. Через щель она увидела двух легавых – черного и белого.
– Что случилось?
– К нам пришел вызов с жалобой на нарушение тишины, – сказал черный. Он щелкнул кнопкой фонарика и посветил на Мэри. – Здесь все в порядке, мэм?
– Да, все нормально.
– Один из ваших соседей позвонил и пожаловался, – сказал белый легаш. – Сказал, что из вашей квартиры доносятся вопли.
– А, это.., мне приснился кошмар. Наверное, кричала во сне.
– Вы не будете так добры открыть дверь пошире? – спросил черный.
Мэри без «колебаний открыла; руку с пистолетом она прятала по-прежнему. Фонарь черного легавого бегал по ее лицу.
– Как ваше имя, мэм?
– Джинджер Коулз.
– Это она! – крикнул Шеклет с порога своей квартиры. – Она совсем психованная, точно вам говорю! Ее надо посадить, пока она никого не угробила!
– Вы бы не понизили голос, сэр? – Черный легавый что-то тихо сказал белому, и тот пошел к двери Шеклета. Мэри слышала, как Шеклет бормочет и ругается, а сама все глядела в глаза черному легавому. Он вытащил из кармана пачку жвачки и предложил ей, но она покачала головой. Тогда он сунул одну пластинку себе в рот и принялся жевать.
– Жуткие бывают кошмары, правда? – спросил он. – В том смысле, что очень реальные.
«Проверяет меня», – подумала Мэри.
– Это вы правы. Иногда они бывают хуже некуда.
– Уж наверняка, если вы так громко кричите. – Луч фонарика скользнул по ее лицу.
– Я была медсестрой во Вьетнаме, – сказала Мэри. Фонарик остановился, застыл на ее правой щеке, потом шелк! – и погас.
– Простите, – сказал черный полицейский. – Я слишком был молод, чтобы там быть, но я видел «Взвод». Должно быть, там был настоящий ад.
– Каждый день.
Он кивнул и убрал фонарик.
– Фил, мы закончили, – сказал он белому легашу. – Простите, что вас побеспокоили, мэм, – обратился он к Мэри. – Но я надеюсь, вы понимаете, почему ваш сосед нас вызвал.
– Да, я понимаю. Вообще-то я принимаю снотворное, но оно у меня как раз кончилось.
– Она психопатка! – настойчиво заговорил Шеклет, снова повышая голос. – Воет всю дорогу, словно дьявола будит!
– Сэр! – Черный легавый направился к двери Шеклета. – Я вас просил, чтобы вы перестали орать, или нет? Эта женщина – ветеран Вьетнама, и этот факт вам следовало бы учесть.
– Это она вам сказала? Фигня! Пусть докажет!
– Вы успокоитесь, сэр, или хотите проехаться в нашей машине?
Наступило долгое молчание. Мэри крепко сжимала рукоятку пистолета. Она слышала разговор черного легавого с Шеклетом, но слов разобрать не могла. Потом его дверь со стуком захлопнулись, и оба легавых вернулись к ее двери.
– По-моему, все выяснили, – сказал ей черный. – Спокойной ночи, мэм.
– Спокойной ночи вам, и огромное спасибо, офицеры, – сказала она, закрыла дверь, заперла и сняла цепочку. И только тогда сквозь зубы процедила: «Мать вашу, мать вашу, мать вашу». Она ждала у окна и смотрела, пока свиньи не смылись. Потом подошла к стене Шеклета и сказала, прижимаясь к стене губами:
– Я тебе устрою, когда съеду. Устрою, понял? Выколю тебе глаза и заставлю подавиться ими. Слышишь меня, старое дерьмо?
Шеклет кашлял в своей спальне, хрипел и сипел, потом опять послышался звук спускаемой воды. Мэри вернулась в спальню, включила свет и остановилась, глядя на мертвого ребенка на полу.
Голова треснула и вдавилась внутрь, но крови не было, и мозги из черепа не текли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Вот когда родится Дэвид, она спросит Дуга, кто такая Ч. Дженсен. Вот отсюда они и начнут свой путь. И Лаура знала, что путь будет каменистым и опасным. Будут слезы и злые слова, столкновение самолюбий, которое может разорвать фальшивую ткань их жизни, но одна мысль была главнее всех других: «У Дуга есть кто-то, кем он владеет, и у меня тоже скоро будет».
Костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели. На полпути домой ей пришлось заехать на заправку и там, в туалете, слезы хлынули у нее из глаз, ее стошнило и рвало до тех пор, пока во рту не осталось ничего, кроме желчи.
Глава 3
Второе сердце
Сон кончился, и Мэри Террор проснулась в темноте. Во сне она шла к деревянному дому, выкрашенному в небесно-голубой цвет, – с фронтонами, трубами, балюстрадой у крыши. Она знала этот дом, и знала, где он: у самого начала. Она поднялась на крыльцо, вошла в дом, где солнце било в окна на сосновые доски пола, и там нашла его в комнате с эркером, выходящим на море. Лорд Джек в белоснежных одеждах, с рассыпанными по плечам белокурыми волосами задумчиво и остро глядел, как она подходит. Она остановилась прямо перед ним и затрепетала от его присутствия.
– Я звал тебя, – сказал он ей. – Я хотел, чтобы ты пришла, потому что ты нужна мне.
– Я услышала твой призыв, – сказала она тихим голосом, почти шепотом. Он эхом отдавался в большой комнате, где пахло соленым воздухом. – Ты мне тоже нужен.
– Мы начнем все сначала, Мэри. Все повторим опять. Мы поднимем мертвых и вернем в мир погибших, и на этот раз мы наверняка победим.
– Мы победим, – повторила она и протянула руку, чтобы коснуться его руки.
– Где мой ребенок? – спросил Лорд Джек. Рука Мэри повисла в воздухе.
– Мой сын, – повторил он. – Где мой сын?
– Я.., я.., не знаю.
– Ты носила моего сына, – сказал он. – Где он? Секунду Мэри не могла говорить. Прибой с грохотом бился о скалы. Мэри прижала руки к животу.
– Я.., меня ранили, – сказала она. – Ты знаешь, что я была ранена. Ребенок.., я потеряла ребенка. Лорд Джек закрыл глаза.
– Я хочу сына. – Его голова качнулась назад, и стали видны слезы на щеках. – Ты знаешь, что я хочу сына, Который будет нести мое семя. Где мой сын, Мэри? Где мой сын?
Ничто за всю жизнь не было ей так трудно, как сказать эти два слова.
– Он мертв.
Глаза Лорда Джека открылись, и глядеть в них было как глядеть в центр Вселенной. Звезды и созвездия кружились там, все знаки и символы Эры Водолея.
– Мой сын должен быть жив, – сказал он шуршащим от боли голосом. – Должен быть. Мой род должен продлиться. Разве ты этого не понимаешь? Я дал тебе великий дар, Мэри. Ты потеряла этот дар. Ты его убила?
– Нет! Я не убивала! Ребенок умер! Я была ранена, и ребенок умер!
Он поднял тонкий палец и прижал его к губам.
– Когда я призывал тебя, я хотел, чтобы ты принесла мне моего сына. Это часть всего нашего дела. Очень важная часть, если мы хотим поднять мертвых и вернуть погибших. О Мэри, как больно ты мне сделала!
– Нет! – Голос ее надломился, в стенах прокатился темный хохот. – Мы сможем сделать другого ребенка! Прямо сейчас! Мы сделаем другого ребенка, не хуже прежнего!
Он смотрел глазами, наполненными всей вселенной, глядел мимо нее, в другие измерения.
– Я хочу, чтобы ты, Мэри, принесла мне моего сына. Ребенка, которого мы сделали с тобой. Если ты не принесешь мне моего сына, тебе нельзя будет здесь остаться.
Он сказал, и стены начали таять. Лорд Джек тоже начал таять, как блекнущий свет. Она попробовала схватить его руку, но она ускользнула клубящимся туманом.
– Мне… Мне… – Горло ее пережало страхом. – Мне некуда больше идти!
– Тебе нельзя здесь оставаться, – повторил он, призрак в белом. – Приходи ко мне с моим сыном, или не приходи совсем.
Дом сгинул. Лорд Джек исчез. Остался только запах моря и шум прибоя на источенных водой скалах, и вот тогда Мэри проснулась.
Ребенок плакал – высокий, тонкий звук, который сверлил мозг. У Мэри на лице блестел пот; с шоссе доносился грохот проходящих грузовиков.
– Перестань плакать, – вяло выговорила она. – Сейчас же перестань.
Но Джеки не переставал, и Мэри встала с кровати и подошла к колыбели из картонной коробки, где лежал ребенок, и коснулась его кожи. Она была холодной и резиновой, и от этого прикосновения в ней вторым, еще более темным сердцем забилась ярость. Дети – убийцы мечты и снов. Они обещали будущее, а потом умирали.
Мэри схватила руку ребенка и сунула в нее свой палец. Джеки не ухватился за палец, как тот ребенок в тележке.
– Держись за меня, – сказала она – Держись! – Ее голос становился громче, набухая гневом. – Держись за меня, я сказала!
Ребенок все плакал, все тем же безнадежным плачем, но за палец не брался. И холодной была его кожа, очень холодной. Что-то не так с этим ребенком, поняла она. Это не сын Лорда Джека. Это просто плачущий холодный кусок плоти, вышедший не из ее чресл.
– Перестань! – крикнула она и затрясла ребенка двумя руками. – Я кому сказала?
Ребенок поперхнулся и закашлялся, потом опять зашелся в пронзительном крике. Голова разламывалась, плач младенца доводил до бешенства. Она встряхнула ребенка сильнее и увидела, как болтается в темноте его голова.
– Прекрати! Прекрати!
Джеки ее не слушается. Мэри почувствовала, как кровь приливает к лицу. Этот ребенок сломался, с ним что-то не так. Кожа у него холодная, он не хватается за палец и крик у него удушенный. Никто из детей никогда не слушался, и невозможность ими управлять доводила ее до исступления. Она давала им жизнь и любовь, кормила их, даже когда они не хотели, вытирала им рты и меняла пеленки, а дети все равно были не правильные. Сейчас, после своего сна, она все поняла: никто из них не был сыном Лорда Джека, и никто из них не заслуживал права жить.
– Прекрати реветь, черт тебя подери! – завопила Мэри, но этот ребенок завыл и заколотился у нее на руках, его резиновое тельце вот-вот разломится. Джек не примет этого ребенка. Нет, нет. Он не позволит ей остаться с ним, если она принесет ему вот этого. Это не правильный ребенок. Совсем не правильный. Кошмар. Холодный, резиновый, и хочет смерти.
От плача у нее колотилось в висках. Крик разрывал ей рот. Застонав, как зверь, она схватила ребенка за ноги и с размаху стукнула о стену. Крик на миг прервался, а затем начался с новой силой, и она опять грохнула его головой о стену.
– ЗАТКНИСЬ! – Заревела она и снова грохнула его головой о стену.
– ЗАТКНИСЬ! О стену.
– ЗАТКНИСЬ! Снова о стену, и на этот раз было слышно, как что-то треснуло. Крик прервался. Мэри стукнула холодного ребенка о стену в последний раз, ощутила, как тельце трепещет и дергается в ее руках. Бум. Бум. Чей-то кулак колошматил в стену.
– Заткнись, ты, сука полоумная! Сейчас копов позову! Старик в соседней квартире. Шеклет. Мэри уронила холодного ребенка, и отчаяние захлестнуло ее, как наводнение. В секунду оно зашипело и вскипело ревущей яростью, а Шеклет все барабанил в стену.
– Ты психованная, слышишь? Психованная! Он замолчал, а Мэри подошла к комоду и вытащила револьвер, из которого ликвидировала Кори Петерсона. В барабане была только одна пуля, и Мэри взяла коробку с патронами и загнала их по гнездам. Защелкнула барабан, подошла к стене между своей квартирой и Шеклетом и приложила ухо к тонкой панели.
Слышно было, как Шеклет ходит по комнате. Хлопнула дверь. Послышался звук бегущей воды. В ванной? Мэри приставила дуло револьвера к стене, направив его на звук бегущей воды. Ее сердце билось ровно и уверенно, нервы спокойны, но подковырками и угрозами старика она уже сыта по горло. Сегодня она убила, еще одного ребенка; вот он лежит с разбитым черепом. Лорд Джек не пустит ее к себе, если она не принесет ребенка – его сына, но никто из этих детей не дал ей себя любить.
– Ну, давай выходи, – шептала Мэри, дожидаясь звука открывающейся двери. Шум воды стих. Было слышно, как Шеклет несколько раз кашлянул и спустил воду в туалете. Мэри взвела курок. Она собиралась разрядить в стену весь барабан, а потом перезарядить револьвер, вложив всего один патрон. Если ей нельзя к Лорду Джеку, то больше некуда идти. У нее нет дома, нет страны, нет личности; она никто, ходячая пустота, и она готова положить этому конец.
– Ну давай выходи, – сказала она и услышала, как скрипят дверные петли ванной.
Палец напрягся на курке.
Бах! Бах!
Это не выстрелы. Это кулак барабанит в дверь. Мэри сняла палец с курка. Снова стук, настойчивее и громче. Это в ее дверь. Она прошла в другую комнату, все еще с «кольтом» в руке, украдкой выглянула из окна. Двое легавых на стоянке, и легавская машина рядом.
Она встала у двери, придала голосу побольше стали и спросила:
– В чем дело?
– Полиция. Будьте добры, откройте дверь, «Спокойно, – подумала она. – Держи себя в руках. В руках. Легавые у дверей. Держи себя в руках».
Мэри повернула ручку замка и закрыла дверь на цепочку. Открывая дверь, она держала руку с револьвером так, чтобы его не было видно. Через щель она увидела двух легавых – черного и белого.
– Что случилось?
– К нам пришел вызов с жалобой на нарушение тишины, – сказал черный. Он щелкнул кнопкой фонарика и посветил на Мэри. – Здесь все в порядке, мэм?
– Да, все нормально.
– Один из ваших соседей позвонил и пожаловался, – сказал белый легаш. – Сказал, что из вашей квартиры доносятся вопли.
– А, это.., мне приснился кошмар. Наверное, кричала во сне.
– Вы не будете так добры открыть дверь пошире? – спросил черный.
Мэри без «колебаний открыла; руку с пистолетом она прятала по-прежнему. Фонарь черного легавого бегал по ее лицу.
– Как ваше имя, мэм?
– Джинджер Коулз.
– Это она! – крикнул Шеклет с порога своей квартиры. – Она совсем психованная, точно вам говорю! Ее надо посадить, пока она никого не угробила!
– Вы бы не понизили голос, сэр? – Черный легавый что-то тихо сказал белому, и тот пошел к двери Шеклета. Мэри слышала, как Шеклет бормочет и ругается, а сама все глядела в глаза черному легавому. Он вытащил из кармана пачку жвачки и предложил ей, но она покачала головой. Тогда он сунул одну пластинку себе в рот и принялся жевать.
– Жуткие бывают кошмары, правда? – спросил он. – В том смысле, что очень реальные.
«Проверяет меня», – подумала Мэри.
– Это вы правы. Иногда они бывают хуже некуда.
– Уж наверняка, если вы так громко кричите. – Луч фонарика скользнул по ее лицу.
– Я была медсестрой во Вьетнаме, – сказала Мэри. Фонарик остановился, застыл на ее правой щеке, потом шелк! – и погас.
– Простите, – сказал черный полицейский. – Я слишком был молод, чтобы там быть, но я видел «Взвод». Должно быть, там был настоящий ад.
– Каждый день.
Он кивнул и убрал фонарик.
– Фил, мы закончили, – сказал он белому легашу. – Простите, что вас побеспокоили, мэм, – обратился он к Мэри. – Но я надеюсь, вы понимаете, почему ваш сосед нас вызвал.
– Да, я понимаю. Вообще-то я принимаю снотворное, но оно у меня как раз кончилось.
– Она психопатка! – настойчиво заговорил Шеклет, снова повышая голос. – Воет всю дорогу, словно дьявола будит!
– Сэр! – Черный легавый направился к двери Шеклета. – Я вас просил, чтобы вы перестали орать, или нет? Эта женщина – ветеран Вьетнама, и этот факт вам следовало бы учесть.
– Это она вам сказала? Фигня! Пусть докажет!
– Вы успокоитесь, сэр, или хотите проехаться в нашей машине?
Наступило долгое молчание. Мэри крепко сжимала рукоятку пистолета. Она слышала разговор черного легавого с Шеклетом, но слов разобрать не могла. Потом его дверь со стуком захлопнулись, и оба легавых вернулись к ее двери.
– По-моему, все выяснили, – сказал ей черный. – Спокойной ночи, мэм.
– Спокойной ночи вам, и огромное спасибо, офицеры, – сказала она, закрыла дверь, заперла и сняла цепочку. И только тогда сквозь зубы процедила: «Мать вашу, мать вашу, мать вашу». Она ждала у окна и смотрела, пока свиньи не смылись. Потом подошла к стене Шеклета и сказала, прижимаясь к стене губами:
– Я тебе устрою, когда съеду. Устрою, понял? Выколю тебе глаза и заставлю подавиться ими. Слышишь меня, старое дерьмо?
Шеклет кашлял в своей спальне, хрипел и сипел, потом опять послышался звук спускаемой воды. Мэри вернулась в спальню, включила свет и остановилась, глядя на мертвого ребенка на полу.
Голова треснула и вдавилась внутрь, но крови не было, и мозги из черепа не текли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65