- восторженно призналась Люся-джуниорка. - Очень мужественная игра!
– А почему все где-то далеко? - с подозрением спросила гранд-Фёдоровна.
– Это не далеко, - возразил Моржов. - До американцев триста метров. Просто на нашем берегу нет подходящего участка для игры. А американцы очень серьёзно относятся к бейсболу. Бейсбол в Америке - национальный культ. Для всех американцев состязания по бейсболу - дело принципа. В домике, где живут наши гости, вы можете посмотреть их таблицу Кубка Троельги.
Моржов гнал эту туфту с неподвижным лицом и смотрел на Манжетова. Уж Манжетов-то наверняка знал, что ни американских, ни отечественных детей в Троельге нет. Но Манжетов был опутан опасениями, как Гулливер - ниточками лилипутов, и потому лишь внимательно, удивлённо глядел на Моржова, но молчал.
– А наши дети собирают окаменелости для подарочной коллекции, - продолжал Моржов. - Где-то в километре отсюда дорога проходит по выемке в холме, и там можно найти всякие камни. С нашими детьми Константин Егорович и Дмитрий Александрович. А с американцами - их руководитель… э-э… Бенджамен. Бенни. Мы все зовём его Бенни.
– Как здорово! - искренне восхитилась Люся-джуниорка.
Похоже, Манжетов не счёл нужным посвящать Люсю в обстоятельства жизни Троельги, и Люся всему поверила, как дура.
– И всё-таки мы должны узнать, есть ли у детей претензии к организации лагеря! - сурово объявила гранд-Фёдоровна.
– Безусловно, - слегка поклонился Моржов. - К детям можно пешком или на машине. Пешком ближе. Как вы предпочтёте?
Гранд-Фёдоровна не ответила и развернулась к «тойоте».
– Пускай Борька съездит, покажет, а я пока столы проверю! - шепнул Каравайский Шкиляевой. - Эти американцы что угодно могли со столами сотворить, мозгов-то нету!…
Шкиляева с досадой махнула на Каравайского рукой.
Гранд-Фёдоровна, Люся-джуниорка и Шкиляиха забрались в машину, Моржов полез на сиденье рядом с водителем, а Манжетов ещё копался, поправляя зеркальце. Моржов понял, что Манжетов смотрит на Ми-лену. Из машины Моржов не видел лица Манжетова, но видел, как Милена встала со скамейки, отвернулась и решительно пошла прочь. С побледневшими, обвисшими щеками Манжетов уселся за руль.
– Говорите, куда ехать, - не глядя на Моржова, велел он.
Машина выкатилась из Троельги, взобралась на подъём и на шоссе свернула в сторону села Сухонавозово.
– У нас вообще нет педагогов ниже двенадцатого разряда, а шестеро с высшей категорией! - пела гранд-Фёдоровне Шкиляева. Шкиляева была довольна разгромным вердиктом начальства, поскольку для неё высказанное порицание означало невысказанное поощрение. О том, что сама же она собирается закрывать МУДО как нерентабельное, она забыла напрочь и по привычке хвасталась успехами: - В прошедшем году двадцать два воспитанника стали призёрами различных всероссийских соревнований! Трижды к нам приезжало телевидение! Были организованы семь тематических выставок!… Четыре педагога удостоились благодарности!…
Моржов глядел в своё окошко. Вот сейчас он молча едет бок о бок с Манжетовым… Два соперника, два врага… Моржов ухмылялся в злобном воодушевлении. Девчонки выбрали его! Точнее, Милена выбрала его! Манжетов уже проиграл. Но этого мало: сейчас проигравший Манжетов ещё и везёт Моржова к триумфу, а себя - на позор. Не бесплатно, разумеется, но и не за счёт Моржова. И для Моржова всё это было как его гражданская сатисфакция за вечное существование под угрозой чужого, безжалостного интереса.
«Тойота» промчалась над Талкой по новому бетонному мосту, пересекла поле и вкатилась в Колымагино.
– Налево, - возле церкви указал Манжетову Моржов.
«Тойота» проехала через село и вылетела на полевую дорогу. Вдали, почти на горизонте, виднелась заброшенная ферма.
– Какой простор!… - восхищалась Люся-джуниорка, выглядывая в открытое окошко. Кепи Люся сняла, волосы её растрепал встречный ветер, и Люся оказалась очень милой, симпатичной девушкой.
«Тойота» проехала мимо кирпичных руин фермы, мимо ржавого остова комбайна и остановилась у ямы, откусившей половину дороги.
– Объезд справа, - иезуитски-заботливо подсказал Моржов.
– Я там не проеду, - после раздумья ответил Манжетов. - У меня же клиренс не как у джипа… Сяду на днище.
– Тогда пешком, - пожал плечами Моржов. - Здесь недалеко, километра два.
– Я так люблю ходить пешком! - воскликнула Люся. На заднем сиденье яростно засопела гранд-Фёдоровна.
– А есть ли какой-нибудь другой способ? - проскрипела она.
– Боюсь, что нет, - нежно сказал Моржов. - Мы ходим своими ногами. Вброд через речку. Там неглубоко, меньше полуметра. Нас машины не возят. Если желаете, могу предложить вам бинокль.
Блестящая чёрная «тойота» стояла перед глиняной ямой посреди заброшенной фермы. В бурьяне стрекотали кузнечики. Над развалинами носились стрижи. Солнце горело в небе, как гиперболоид. Манжетов вцепился в руль и глядел на дорогу так, словно мчался со всей возможной скоростью. Никто не дёрнулся выйти из машины. Моржов смотрел в открытое окошко, и ему казалось, что в дрожащем мареве он видит двух полупрозрачных мерцоидов, сидящих на бетонной плите возле остова комбайна, - себя и Милену.
– Едем к другой группе! - яростно приказала гранд-Фёдоровна.
Манжетов цыкнул зубом, послушно дал задний ход и тихо спросил у Моржова:
– А там тоже яма на дороге?
– Никак нет, - любезно ответил Моржов. - Я вам покажу, куда ехать. Пока что нужно обратно на шоссе.
– Благодарю, - буркнул Манжетов.
Моржов откинулся на спинку и опустил в окошке стекло. «Кто тебе мешает, кроме тебя самого? - подумал он, обращаясь к Манжетову. - Ты химичишь, и я химичу. Но ты начал первый. И я не могу схватить тебя за руку. А ты меня можешь. Хватай! Чего же ты послушно крутишь баранку и жмёшь на педали, если знаешь, что тебя поимеют? Выводи меня на чистую воду! Давай-валяй! Кто тебе мешает, кроме тебя самого?»
– А что, Борис Данилович, вы не могли оставить детей в лагере? - яростно прошипела Шкиляиха.
– Нас, Галина Николаевна, никто не предупреждал о вашем приезде, - ласково ответил Моржов, не оборачиваясь. - Если бы мы знали заранее, конечно, мы бы организовали общее построение с выносом знамени. Но сегодня мы живём по нашему обычному расписанию. В правилах лагеря не указано, что детей двадцать восемь дней нельзя выпускать с территории даже под надзором.
«А получайте по заслугам, - спокойно думал Моржов и про Манжетова, и про Шкиляиху, и про комиссию. - Ведь это всё придумали вы, а я только скромно пристроился сбоку. Без вас я ведь даже и украсть ничего не смогу. И поэтому вы мне доверяете. Правильно. Нельзя подозревать в человеке дурное, если человек вам пока не мешает. Думать про человека всякую хрень - плохо, недемократично, не по-христиански. В конце концов, это даже невыгодно! Выгодно думать, что ближний прекрасен, и можно экономить средства на охране от ближнего. Экономному - бонус! Пользуйтесь, господа!»
– А теперь нам направо, - указал Моржов Манжетову.
Манжетов притормозил у съезда на грунтовку.
– Я действительно не застряну? - ещё раз спросил он.
– Вы мне не доверяете! - обиделся Моржов.
Манжетов медленно поехал вниз по просёлку, по которому когда-то Моржов на раме велосипеда лихо свёз Розку, нахально заголив ей груди. Машина сползла со склона и остановилась перед деревянным мостом с дощатыми выкладками поверх бревенчатого настила.
– Ну что там ещё? - недовольно спросила гранд-Фёдоровна.
– Здесь колеи проложены для грузовиков, - пояснил Манжетов. - Если я поеду, то у меня два колеса покатятся прямо по брёвнам. А между брёвнами щели. Я застряну.
Моржов подумал и решил не щадить Манжетова.
– Можно переложить доски так, чтобы получились колеи для легковушки. Но перекладывать надо вдвоём.
Манжетов затравленно молчал, барабаня пальцами по рулю. Шкиляева, гранд-Фёдоровна и Люся-джуниорка ждали.
– Я не стану таскать эти грязные доски, - твёрдо сказал Манжетов.
– Александр Львович не станет таскать эти грязные доски, - повторил Моржов дамам, оборачиваясь в прозор между сиденьями.
– Неужели нам и тут не проехать? - спросила гранд-Фёдоровна уже по-настоящему усталым голосом.
– Не проехать, - подтвердил Моржов.
– Какое-то заколдованное место!
– Обычное российское бездорожье, - возразил Моржов. - Нужно пешком.
Гранд-Фёдоровна молчала, теребя кончики платка на груди.
– Если хотите, вы можете отсюда посмотреть на детей в бинокль, - спокойно предложил Моржов. - Их хорошо видно на пригорке. И Константина Егоровича с Дмитрием Александровичем видно. А ещё мы можем вернуться в лагерь и дождаться детей там.
– Во сколько они придут? - спросила гранд-Фёдоровна.
Моржов, как и любой житель Ковязина, знал, что электричка в областной центр уходит из Ковязина в семь. Следующая и последняя - в одиннадцать.
– Дети вернутся в лагерь часов в семь, - сказал Моржов. - В восемь у них ужин.
– Можно подождать… - робко предложила Шкиляева.
– Мы покажем вам собранные коллекции окаменелостей и гербарии. Таблицы спортивных соревнований. Вы посмотрите журналы учёта и дневник лагеря, - пообещал Моржов. - Это ведь важно. Это результаты нашей деятельности. Результативность деятельности педагогов - одно из требований объявленной реформы системы образования.
«Но в этом случае домой вы поедете в одиннадцать, а вернётесь в два часа ночи, - от себя добавил Моржов. - Установление истины требует жертв!»
– Я думаю, ждать не имеет смысла, - решительно сказала гранд-Фёдоровна. - Надо возвращаться в город. И без этого работы невпроворот. С вашим лагерем и так, в общем, всё ясно, хоть мы и не смогли встретиться с детьми.
– А что ясно? - не оборачиваясь, спросил Манжетов.
«Тойота» стояла на зелёном берегу перед старым бревенчатым мостом. Пять человек сидели в тесной машине.
– Ясно, что лагерь был организован плохо, но педагоги сумели справиться, - строго рассказала гранд-Фёдоровна. - Жалоба была обоснованна, но ситуация выровнялась. Не знаю, нужно ли кого-нибудь поощрять за всё это мероприятие, но и наказывать бессмысленно.
Манжетов грузно оглянулся через плечо в проём между сидений.
– И вы тоже так считаете, Людмила Сергеевна?
– Конечно, - на всю машину улыбнулась Люся-джуниорка.
– Дамы извинят меня, если я выйду и быстро покурю? - спросил Манжетов.
– Сигареты вас погубят, - ответила гранд-Фёдоровна.
Манжетов и Моржов вылезли из машины и закурили у капота. Моржов, отвернувшись, смотрел на дальнюю полянку. Там и сейчас словно горел невидимый костёр любви, в котором таяли очертания других двух мерцоидов - теперь уже его с Розкой. Моржов смотрел на мелкую реку и покатые горы, на высокое небо, расчерченное ласточками, и ему казалось, что он словно бы отстоял Троельгу от врагов. Не в физическом смысле, а в каком-то ментальном. Не дал испоганить счастье.
– Поздравляю, Боря, - сказал Манжетов.
– Благодарствую, Саша.
– У вас интересный метод, - помолчав, сказал Манжетов. - Но он годится только для вас.
– Необязательно, - возразил Моржов. - Но в целом вы близки к истине. Настоящая наглость встречается реже, чем настоящее равнодушие. Только не путайте наглость с хамством.
– Это не наглость против равнодушия, а просто блеф.
– Это не просто блеф, а системный блеф. Он и есть социальная наглость. Мы же не в карты играем, хотя на кону очень многое.
– Вы считаете, что выиграли?
– Я считаю, что не проиграл. Всем спасибо за лицемерие.
– Время покажет, кто проиграл, а кто выиграл.
– Ничего оно не покажет, - вздохнул Моржов.- Равнодушие сильнее времени. А Каравайского вы кидаете?
– Да хрен с ним, - простецки ответил Манжетов, затаптывая окурок в дорожную пыль.
– И я так думаю, - согласился Моржов.
Время будто закольцевалось. «Ничего не меняется, даже дата та же самая!…» - сетовал как-то раз Щёкин. Опять был полдень. Опять Моржов сидел на штабеле шпал за перроном. Опять рядом были Щёкин и Сонечка. Но появились и дополнения. Поодаль в подросшей за месяц траве лежал Костёрыч, а вокруг него валялись упыри. Рюкзачишки упырей кучкой громоздились на перроне. Там же стояли Милена с Наташей Ландышевой, о чём-то солидно беседуя. Розка, ревнуя Моржова к Сонечке, ходила вдоль путей и вглядывалась в марево железнодорожной перспективы. Дети пришли на электричку, чтобы ехать из Троельги домой. Взрослые пришли их проводить.
– Когда у меня Михаил родился, я вообще крепко погряз, - болтая ногами, рассказывал Сонечке Щёкин. - Как же я буду учить его говорить? Слов-то разных до хрена. Всех не упомнишь сразу-то. А забудешь научить какому-нибудь важному слову - и вырастет у тебя сын дурак дураком. Ну, взял я орфографический словарь. Решил, что самые нужные слова отмечу галочкой. С годовалого возраста начну учить прямо с буквы «А»…
Моржов молча смотрел на долину - уже всю сплошь обжитую им, понятную, знакомую, как нагота любимой женщины. Вниз и вдаль от полустанка двумя широко разнесёнными кулисами простёрлись леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– А почему все где-то далеко? - с подозрением спросила гранд-Фёдоровна.
– Это не далеко, - возразил Моржов. - До американцев триста метров. Просто на нашем берегу нет подходящего участка для игры. А американцы очень серьёзно относятся к бейсболу. Бейсбол в Америке - национальный культ. Для всех американцев состязания по бейсболу - дело принципа. В домике, где живут наши гости, вы можете посмотреть их таблицу Кубка Троельги.
Моржов гнал эту туфту с неподвижным лицом и смотрел на Манжетова. Уж Манжетов-то наверняка знал, что ни американских, ни отечественных детей в Троельге нет. Но Манжетов был опутан опасениями, как Гулливер - ниточками лилипутов, и потому лишь внимательно, удивлённо глядел на Моржова, но молчал.
– А наши дети собирают окаменелости для подарочной коллекции, - продолжал Моржов. - Где-то в километре отсюда дорога проходит по выемке в холме, и там можно найти всякие камни. С нашими детьми Константин Егорович и Дмитрий Александрович. А с американцами - их руководитель… э-э… Бенджамен. Бенни. Мы все зовём его Бенни.
– Как здорово! - искренне восхитилась Люся-джуниорка.
Похоже, Манжетов не счёл нужным посвящать Люсю в обстоятельства жизни Троельги, и Люся всему поверила, как дура.
– И всё-таки мы должны узнать, есть ли у детей претензии к организации лагеря! - сурово объявила гранд-Фёдоровна.
– Безусловно, - слегка поклонился Моржов. - К детям можно пешком или на машине. Пешком ближе. Как вы предпочтёте?
Гранд-Фёдоровна не ответила и развернулась к «тойоте».
– Пускай Борька съездит, покажет, а я пока столы проверю! - шепнул Каравайский Шкиляевой. - Эти американцы что угодно могли со столами сотворить, мозгов-то нету!…
Шкиляева с досадой махнула на Каравайского рукой.
Гранд-Фёдоровна, Люся-джуниорка и Шкиляиха забрались в машину, Моржов полез на сиденье рядом с водителем, а Манжетов ещё копался, поправляя зеркальце. Моржов понял, что Манжетов смотрит на Ми-лену. Из машины Моржов не видел лица Манжетова, но видел, как Милена встала со скамейки, отвернулась и решительно пошла прочь. С побледневшими, обвисшими щеками Манжетов уселся за руль.
– Говорите, куда ехать, - не глядя на Моржова, велел он.
Машина выкатилась из Троельги, взобралась на подъём и на шоссе свернула в сторону села Сухонавозово.
– У нас вообще нет педагогов ниже двенадцатого разряда, а шестеро с высшей категорией! - пела гранд-Фёдоровне Шкиляева. Шкиляева была довольна разгромным вердиктом начальства, поскольку для неё высказанное порицание означало невысказанное поощрение. О том, что сама же она собирается закрывать МУДО как нерентабельное, она забыла напрочь и по привычке хвасталась успехами: - В прошедшем году двадцать два воспитанника стали призёрами различных всероссийских соревнований! Трижды к нам приезжало телевидение! Были организованы семь тематических выставок!… Четыре педагога удостоились благодарности!…
Моржов глядел в своё окошко. Вот сейчас он молча едет бок о бок с Манжетовым… Два соперника, два врага… Моржов ухмылялся в злобном воодушевлении. Девчонки выбрали его! Точнее, Милена выбрала его! Манжетов уже проиграл. Но этого мало: сейчас проигравший Манжетов ещё и везёт Моржова к триумфу, а себя - на позор. Не бесплатно, разумеется, но и не за счёт Моржова. И для Моржова всё это было как его гражданская сатисфакция за вечное существование под угрозой чужого, безжалостного интереса.
«Тойота» промчалась над Талкой по новому бетонному мосту, пересекла поле и вкатилась в Колымагино.
– Налево, - возле церкви указал Манжетову Моржов.
«Тойота» проехала через село и вылетела на полевую дорогу. Вдали, почти на горизонте, виднелась заброшенная ферма.
– Какой простор!… - восхищалась Люся-джуниорка, выглядывая в открытое окошко. Кепи Люся сняла, волосы её растрепал встречный ветер, и Люся оказалась очень милой, симпатичной девушкой.
«Тойота» проехала мимо кирпичных руин фермы, мимо ржавого остова комбайна и остановилась у ямы, откусившей половину дороги.
– Объезд справа, - иезуитски-заботливо подсказал Моржов.
– Я там не проеду, - после раздумья ответил Манжетов. - У меня же клиренс не как у джипа… Сяду на днище.
– Тогда пешком, - пожал плечами Моржов. - Здесь недалеко, километра два.
– Я так люблю ходить пешком! - воскликнула Люся. На заднем сиденье яростно засопела гранд-Фёдоровна.
– А есть ли какой-нибудь другой способ? - проскрипела она.
– Боюсь, что нет, - нежно сказал Моржов. - Мы ходим своими ногами. Вброд через речку. Там неглубоко, меньше полуметра. Нас машины не возят. Если желаете, могу предложить вам бинокль.
Блестящая чёрная «тойота» стояла перед глиняной ямой посреди заброшенной фермы. В бурьяне стрекотали кузнечики. Над развалинами носились стрижи. Солнце горело в небе, как гиперболоид. Манжетов вцепился в руль и глядел на дорогу так, словно мчался со всей возможной скоростью. Никто не дёрнулся выйти из машины. Моржов смотрел в открытое окошко, и ему казалось, что в дрожащем мареве он видит двух полупрозрачных мерцоидов, сидящих на бетонной плите возле остова комбайна, - себя и Милену.
– Едем к другой группе! - яростно приказала гранд-Фёдоровна.
Манжетов цыкнул зубом, послушно дал задний ход и тихо спросил у Моржова:
– А там тоже яма на дороге?
– Никак нет, - любезно ответил Моржов. - Я вам покажу, куда ехать. Пока что нужно обратно на шоссе.
– Благодарю, - буркнул Манжетов.
Моржов откинулся на спинку и опустил в окошке стекло. «Кто тебе мешает, кроме тебя самого? - подумал он, обращаясь к Манжетову. - Ты химичишь, и я химичу. Но ты начал первый. И я не могу схватить тебя за руку. А ты меня можешь. Хватай! Чего же ты послушно крутишь баранку и жмёшь на педали, если знаешь, что тебя поимеют? Выводи меня на чистую воду! Давай-валяй! Кто тебе мешает, кроме тебя самого?»
– А что, Борис Данилович, вы не могли оставить детей в лагере? - яростно прошипела Шкиляиха.
– Нас, Галина Николаевна, никто не предупреждал о вашем приезде, - ласково ответил Моржов, не оборачиваясь. - Если бы мы знали заранее, конечно, мы бы организовали общее построение с выносом знамени. Но сегодня мы живём по нашему обычному расписанию. В правилах лагеря не указано, что детей двадцать восемь дней нельзя выпускать с территории даже под надзором.
«А получайте по заслугам, - спокойно думал Моржов и про Манжетова, и про Шкиляиху, и про комиссию. - Ведь это всё придумали вы, а я только скромно пристроился сбоку. Без вас я ведь даже и украсть ничего не смогу. И поэтому вы мне доверяете. Правильно. Нельзя подозревать в человеке дурное, если человек вам пока не мешает. Думать про человека всякую хрень - плохо, недемократично, не по-христиански. В конце концов, это даже невыгодно! Выгодно думать, что ближний прекрасен, и можно экономить средства на охране от ближнего. Экономному - бонус! Пользуйтесь, господа!»
– А теперь нам направо, - указал Моржов Манжетову.
Манжетов притормозил у съезда на грунтовку.
– Я действительно не застряну? - ещё раз спросил он.
– Вы мне не доверяете! - обиделся Моржов.
Манжетов медленно поехал вниз по просёлку, по которому когда-то Моржов на раме велосипеда лихо свёз Розку, нахально заголив ей груди. Машина сползла со склона и остановилась перед деревянным мостом с дощатыми выкладками поверх бревенчатого настила.
– Ну что там ещё? - недовольно спросила гранд-Фёдоровна.
– Здесь колеи проложены для грузовиков, - пояснил Манжетов. - Если я поеду, то у меня два колеса покатятся прямо по брёвнам. А между брёвнами щели. Я застряну.
Моржов подумал и решил не щадить Манжетова.
– Можно переложить доски так, чтобы получились колеи для легковушки. Но перекладывать надо вдвоём.
Манжетов затравленно молчал, барабаня пальцами по рулю. Шкиляева, гранд-Фёдоровна и Люся-джуниорка ждали.
– Я не стану таскать эти грязные доски, - твёрдо сказал Манжетов.
– Александр Львович не станет таскать эти грязные доски, - повторил Моржов дамам, оборачиваясь в прозор между сиденьями.
– Неужели нам и тут не проехать? - спросила гранд-Фёдоровна уже по-настоящему усталым голосом.
– Не проехать, - подтвердил Моржов.
– Какое-то заколдованное место!
– Обычное российское бездорожье, - возразил Моржов. - Нужно пешком.
Гранд-Фёдоровна молчала, теребя кончики платка на груди.
– Если хотите, вы можете отсюда посмотреть на детей в бинокль, - спокойно предложил Моржов. - Их хорошо видно на пригорке. И Константина Егоровича с Дмитрием Александровичем видно. А ещё мы можем вернуться в лагерь и дождаться детей там.
– Во сколько они придут? - спросила гранд-Фёдоровна.
Моржов, как и любой житель Ковязина, знал, что электричка в областной центр уходит из Ковязина в семь. Следующая и последняя - в одиннадцать.
– Дети вернутся в лагерь часов в семь, - сказал Моржов. - В восемь у них ужин.
– Можно подождать… - робко предложила Шкиляева.
– Мы покажем вам собранные коллекции окаменелостей и гербарии. Таблицы спортивных соревнований. Вы посмотрите журналы учёта и дневник лагеря, - пообещал Моржов. - Это ведь важно. Это результаты нашей деятельности. Результативность деятельности педагогов - одно из требований объявленной реформы системы образования.
«Но в этом случае домой вы поедете в одиннадцать, а вернётесь в два часа ночи, - от себя добавил Моржов. - Установление истины требует жертв!»
– Я думаю, ждать не имеет смысла, - решительно сказала гранд-Фёдоровна. - Надо возвращаться в город. И без этого работы невпроворот. С вашим лагерем и так, в общем, всё ясно, хоть мы и не смогли встретиться с детьми.
– А что ясно? - не оборачиваясь, спросил Манжетов.
«Тойота» стояла на зелёном берегу перед старым бревенчатым мостом. Пять человек сидели в тесной машине.
– Ясно, что лагерь был организован плохо, но педагоги сумели справиться, - строго рассказала гранд-Фёдоровна. - Жалоба была обоснованна, но ситуация выровнялась. Не знаю, нужно ли кого-нибудь поощрять за всё это мероприятие, но и наказывать бессмысленно.
Манжетов грузно оглянулся через плечо в проём между сидений.
– И вы тоже так считаете, Людмила Сергеевна?
– Конечно, - на всю машину улыбнулась Люся-джуниорка.
– Дамы извинят меня, если я выйду и быстро покурю? - спросил Манжетов.
– Сигареты вас погубят, - ответила гранд-Фёдоровна.
Манжетов и Моржов вылезли из машины и закурили у капота. Моржов, отвернувшись, смотрел на дальнюю полянку. Там и сейчас словно горел невидимый костёр любви, в котором таяли очертания других двух мерцоидов - теперь уже его с Розкой. Моржов смотрел на мелкую реку и покатые горы, на высокое небо, расчерченное ласточками, и ему казалось, что он словно бы отстоял Троельгу от врагов. Не в физическом смысле, а в каком-то ментальном. Не дал испоганить счастье.
– Поздравляю, Боря, - сказал Манжетов.
– Благодарствую, Саша.
– У вас интересный метод, - помолчав, сказал Манжетов. - Но он годится только для вас.
– Необязательно, - возразил Моржов. - Но в целом вы близки к истине. Настоящая наглость встречается реже, чем настоящее равнодушие. Только не путайте наглость с хамством.
– Это не наглость против равнодушия, а просто блеф.
– Это не просто блеф, а системный блеф. Он и есть социальная наглость. Мы же не в карты играем, хотя на кону очень многое.
– Вы считаете, что выиграли?
– Я считаю, что не проиграл. Всем спасибо за лицемерие.
– Время покажет, кто проиграл, а кто выиграл.
– Ничего оно не покажет, - вздохнул Моржов.- Равнодушие сильнее времени. А Каравайского вы кидаете?
– Да хрен с ним, - простецки ответил Манжетов, затаптывая окурок в дорожную пыль.
– И я так думаю, - согласился Моржов.
Время будто закольцевалось. «Ничего не меняется, даже дата та же самая!…» - сетовал как-то раз Щёкин. Опять был полдень. Опять Моржов сидел на штабеле шпал за перроном. Опять рядом были Щёкин и Сонечка. Но появились и дополнения. Поодаль в подросшей за месяц траве лежал Костёрыч, а вокруг него валялись упыри. Рюкзачишки упырей кучкой громоздились на перроне. Там же стояли Милена с Наташей Ландышевой, о чём-то солидно беседуя. Розка, ревнуя Моржова к Сонечке, ходила вдоль путей и вглядывалась в марево железнодорожной перспективы. Дети пришли на электричку, чтобы ехать из Троельги домой. Взрослые пришли их проводить.
– Когда у меня Михаил родился, я вообще крепко погряз, - болтая ногами, рассказывал Сонечке Щёкин. - Как же я буду учить его говорить? Слов-то разных до хрена. Всех не упомнишь сразу-то. А забудешь научить какому-нибудь важному слову - и вырастет у тебя сын дурак дураком. Ну, взял я орфографический словарь. Решил, что самые нужные слова отмечу галочкой. С годовалого возраста начну учить прямо с буквы «А»…
Моржов молча смотрел на долину - уже всю сплошь обжитую им, понятную, знакомую, как нагота любимой женщины. Вниз и вдаль от полустанка двумя широко разнесёнными кулисами простёрлись леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70