Надо было бы и хитроумного Гершензона куда-то пристроить. Моржов подумал.
– Гершензон, - веско сказал он, - только тебе поручить могу… На мосту требуется переложить доски так, чтобы грузовик смог проехать, а легковушка - не смогла. Понимаешь меня?
– Чего тут не понять? - буркнул Гершензон.
– И ты лично проконтролируй, чтобы паца доски правильно переложили. Только тебе доверяю. Ничков - а на тебе дисциплина!
– Да я их самих под доски закатаю, если слушаться не будут!
– А мне работу? - подпрыгивал на месте неистовый Чечкин.
– Чечкину и Гонцову отдельная задача, - продолжал распределение ролей Моржов. - Вы должны сходить на дорогу и выбрать место для засады. Завтра с утра Гонцов идёт в засаду. Как только проедет машина с комиссией, Гонцов запускает ракету.
– Красную или зелёную? - деловито спросил Гонцов.
Моржов изобразил тяжёлые размышления.
– А синие есть?
– Синих с собой нету… Но я могу сбегать домой!
– Ладно, не надо. Запускай красную.
– А можно, пока машины нет, я буду запускать зелёные ракеты? - жалобно попросил Гонцов. - Зелёные - значит всё нормально. Тревога - красная ракета.
– Надо беречь боеприпасы, - хозяйственно распорядился Моржов. - Мало ли чего, сами понимаете.
– А мне-то работу? - страдальчески напомнил Чечкин. - А я?!.
– А ты возьми топор и расчисти для Гонцова тропу от этого корпуса до засады. Гонцову же придётся отходить быстро. Нужно, чтобы ему ничего не помешало.
– Я там вообще просеку вырублю! - уже агрессивно пообещал Чечкин. - Можно щас лететь?
– Сначала - яма и мост, - строго определил Моржов.
Всё это ему напоминало совещание командира партизанского отряда с группой пионеров-героев. Упыри уже вдохновились идеей спецоперации, а Серёжа Васенин сидел грустный. Наташа Ландышева морщилась.
– Борис Данилович, - печально сказал Серёжа, - а зачем всё это нужно? Ведь можно объяснить, договориться по-нормальному…
– Нельзя, Серёжа, - вздохнул Моржов. - Нельзя.
– Почему?!.
– Да никто слушать не будет! - отрезал Гершензон.
– И это тоже… Но не только. - Моржов снова закурил. - Если хотите, паца, я объясню вам. Надо?
– Ну, объясните, - неохотно согласился Ничков. - Только быстро. У нас же дела.
– Дело в том, - начал объяснять Моржов, глядя на Серёжу, - что сейчас все работники должны зарабатывать деньги для своего начальства. Кто не зарабатывает, тех увольняют.
– У меня маму с фермы уволили, - сказал Серёжа.
– А у меня маму и папу, - буркнул Гершензон.
– А у меня тоже маму!… - крикнул Ничков, но, видимо, кроме мамы, никого у него больше не было. - И… и у друга тоже маму! И мужика одного из подъезда!…
– А как Дмитрий Александрович должен зарабатывать деньги? - спросил Серёжа. - Он ведь не продавец.
– Очень просто, - пояснил Моржов. - Например, он говорит, что ведёт вас в поход, и ему государство даёт деньги на поход. А он в поход вас не ведёт, а деньги отдаёт своему начальству.
– Нам на поход никаких денег никогда не дают! - возмутился Ничков. - Я знаю! Всегда за свои ходим! Только жратву дают!
– Я ведь вам, паца, упрощённо рассказываю, - пояснил Моржов. - В жизни всё сложнее. Вам объяснять сложнее?
– Объясняйте.
– Сколько человек, Серёжа, у вас ходит в кружок к Константину Егоровичу?
– Шесть. Ну, иногда меньше. А иногда даже стульев не хватает.
– А сколько в кружке стульев?
– Восемь. И у Константина Егоровича один.
– А по правилам вас должно быть пятнадцать человек. Директриса всем говорит, что у неё пятнадцать человек, и получает зарплату за пятнадцать человек. А если Константин Егорович скажет, что вас всего шесть человек и она получает зарплату нечестно, то она его выгонит с работы, потому что по правилам у него должно быть пятнадцать человек. Но пятнадцать у него не будет никогда, потому что ему дали всего восемь стульев.
– А… з-зачем всё так? - обомлел Серёжа.
– Потому что так можно заработать денег. Если бы у Константина Егоровича было пятнадцать человек, то директрисе надо было бы искать ещё шесть стульев. Тратить деньги на эти стулья. А когда вас всего восемь, эти деньги можно положить себе в карман. И Константин Егорович ничего не сможет возразить, потому что его выгонят за то, что детей у него всего шестеро. И так у всех, не только у Константина Егоровича. У Дмитрия Александровича - по-другому, но то же самое.
– Надо выгнать эту директрису, да и всё, - заявил Гершензон.
– Выгнать её может только её начальник. Но она зарабатывает деньги своему начальнику, и он не будет её выгонять. Перед своим начальником директриса такая же, как Константин Егорович перед ней. И такое со всеми до самого верха.
Моржов говорил так, будто порядок вещей был чьим-то умыслом, хотя на самом деле всем заправлял безличный формат. Но упыри про формат не поняли бы. Упыри сидели потрясённые.
– Но ведь это всё очень плохо, - сказал Серёжа.
– Плохо, но не всем. Вам, Константину Егоровичу, Дмитрию Александровичу плохо… А директрисе уже хорошо. Она ведь не водит вас в походы. Не сидит весь месяц в этом лагере. Если её начнут ругать, она скажет, что виновата не она, а Константин Егорович с Дмитрием Александровичем, и ей ничего не будет.
– А у ментов так же, - вдруг сказал Гершензон. - Бандиты людей грабят, а менты грабят бандитов. Поэтому бандиты их и боятся. А простых людей менты не защищают, чтобы бандиты могли их ещё грабить. У моего брата одни козлы отняли сотовый, менты их нашли и за деньги отпустили, а сотовый себе оставили.
– И так, паца, везде, - сказал Моржов. - Наверное, мне не нужно вам об этом говорить, но вы же не дураки, сами всё видите. Вы знаете, почему в лагере вас так мало. Дрисаныч ли в этом виноват?
– Не Дрисаныч, - согласились упыри.
– Значит, давайте защитим Дрисаныча, как сможем. И не только его, а всех, кто здесь. Если для этого надо кому-то соврать, я совру. Дрисаныч мне дороже, чем директриса, потому что он и вправду с вами ходит в походы, но получает денег меньше, чем она. И пусть я сделаю неправильно. Дрисаныч вам уже говорил: настоящий - это тот, кто может поступить неправильно, если другим от этого по-настоящему станет лучше. Помните?
– Помним, - закивали упыри.
– Всё в жизни, паца, устроено очень неуклюже, - искренне сказал Моржов. - И потому почти никогда не получается поступать красиво. Всегда рожа крива.
Гершензон подумал и осуждающе изрёк:
– Береги честь смолоду, коли рожа крива!
Розка перевернулась на живот, накинула на голову край спальника и сладко сообщила:
– Моржик! Я не хочу уезжать из Троельги! Моржов лёжа натаскивал штаны и щёлкал ремнём.
– Я даже согласна терпеть здесь Чунжину и Опёнкину, если ты не будешь подходить к ним ближе трёх метров! - добавила Розка.
– Я и так уже на велосипеде их объезжаю, - ответил Моржов и пошлёпал Розку по голому заду. - Вставай, красавица.
– Раком? - сладко спросила Розка.
– Ну, если тебе будет удобно возвращаться в Троельгу раком, то можно и так.
Моржов поднялся на ноги и принялся обуваться, одновременно засовывая пистолет под ремень на поясницу. Был вечер пятницы, еженедельный национальный праздник России. Мало ли, какие пьяные ублюдки могли выбраться на природу и наткнуться на их сладкую парочку… ПМ в пятницу вечером никому не помешает.
– Моржик, а где мы будем встречаться в городе? - натягивая плавки, спросила Розка.
– Розка, смотри!…- Моржов быстро схватил с земли бинокль и уставился на Талку, блестевшую за соснами. Полянка, облюбованная Моржовым, находилась чуть в стороне от реки. - Какие-то туристы плывут! Подростки!
– Ну и что? - удивилась Розка, засовывая груди в уже застёгнутый лифчик. - Когда ты уезжал неделю назад, мимо нас тоже туристы проплывали.
– Это же, блин, шанс! - оживился Моржов. - И упырей не надо будет гонять!… С этими подростками завтра мы комиссии такую жопу на глаза натянем, что комиссия манду от Катманду не отличит… Розка, одевайся живее! Надо тормознуть туристов!
Моржов спустился на берег и прямо в кроссовках зашёл на мелководье. По узкой Талке из-за поворота плыли три цветных катамаранчика, каждый с грудой подростков. Передний катамаран был уже совсем рядом с Моржовым.
– Эй, ребята, причальте, пожалуйста! - крикнул Моржов.
– На хуй пошёл, ебосос очкастый! Иди отсюда, чмо! Пидор гнойный! Ебись конём, сука! - весело, зло, бесстрашно и нагло заорали Моржову с катамарана.
Моржов обомлел. Он разнежился с Розкой, а теперь ему как грязной, мокрой тряпкой смазали по роже.
Странно: раньше он бы просто ухмыльнулся, отвернулся и ушёл. Но сейчас у него внутри словно всё перекувыркнулось. Он вдруг почувствовал, что край: он больше не может торчать в этом говнище. Или глухой забор по периметру, чтобы никого вокруг не видеть, или, блядь, всех положить.
Моржов вытащил ПМ и, почти не целясь, шарахнул в борт катамарана. Простреленная гондола вмиг обмякла, лепёхой расползаясь по воде от груза. Эхо выстрела хлестнуло по прибрежным кустам, смахнуло с неба стрижей. Розка завизжала. Катамаран замолк. Подростки замерли, боясь пошевелиться.
– Живо причалили, недоёбки! - рявкнул Моржов. - Ну!
Подростки, невнятно ругаясь, схватили вёсла и загребли к берегу, не сводя с Моржова глаз.
– Боря, не надо! - закричала Розка. - Пусть плывут!…
Расшвыривая ногами воду, Моржов ринулся к катамарану и схватил его за какую-то верёвку.
– Кто у вас тут самый борзый? - рычал Моржов, стволом пистолета обводя притихших подростков. - Кто начальник?
– У нас там начальник… Сзади… - пробурчал один из подростков. - Чё ты, мужик, залупился-то…
Два других катамарана спешно гребли к остановленному. С них доносились какие-то угрожающие вопли.
Моржов опять бабахнул из пистолета над головами подростков и крикнул двум подплывающим катамаранам:
– Командира мне надо!
– Боря!… - умоляла с берега Розка.
С самого дальнего катамарана в воду спрыгнул дядька в тельняшке, в трусах и с армейским ремнём. Он мощно пошагал по воде к Моржову. На его ремне болтался увесистый нож в толстом чехле.
– В чём дело? - угрюмо спросил он издалека.
– Отойдём на берег, - предложил ему Моржов.
– Тут говори, - потребовал дядька, приближаясь.
– Пошли отойдём, - повторил Моржов. - Не бойся, я один.
Он повернулся и направился к берегу. Все три катамарана за его спиной сразу загомонили, обсуждая получившийся косяк.
– Сидите, блин, прижмитесь, дегенераты! - бросил дядька подросткам, бултыхая вслед за Моржовым.
– Ну чего тебе от них надо?… - жалобно налетела на Моржова Розка, но Моржов осторожно отодвинул её в сторону.
– И чего ты хотел? - с вызовом спросил Моржова дядька, подошедший сзади.
Моржов повернулся и почувствовал, что утыкается носом в стену. Он уже не хотел ничего. Раньше какие-то там матюки в свой адрес ни за что не остановили бы его, если он затевал важное дело. А сейчас ему было просто противно припахивать этих уродов с катамарана. Чтобы Розка, Милена, Сонечка видели их, слышали их базары?… Да ну на фиг. Лучше уж обойтись силами упырей…
– Дядька, извини… - Моржов озадаченно почесал в затылке рукоятью пистолета (чтобы дядька не забывал про ПМ). - Эти гондоны твои… Ничего уже не хочу. Плывите.
Дядька потоптался, явно расслабляясь. Он убедился, что Моржов один (женщина - не человек) и не агрессивен.
– У тебя с головой всё нормально, парень? - участливо спросил он. - А то со шпалером-то при такой голове надо аккуратнее…
– Извини, - повторил Моржов. - Всё, проехали. Иди давай.
Дядька ничего не ответил и пошёл к воде. Он осмотрел простреленный, сдувшийся катамаран, чего-то злобно объявил подросткам и уплюхал к своему судёнышку. Катамараны дружно оттолкнулись от мели, выбираясь на стрежень.
Моржов устало присел на. пригорок, а Розка уселась рядом. Последний катамаран проплыл мимо, как колесница триумфатора.
– Что с тобой, Моржик? - ласково спросила Розка. - Ты какой-то нервный…
– Да не знаю, Розка… - тяжело ответил Моржов. - Не нервный я… а какой-то ответственный стал. Хотел как лучше… Обломался.
Возрастание моржовского чувства ответственности Розка, конечно, отнесла сугубо на свой счёт и благодарно прижалась грудью к моржовскому локтю.
– Да не бойся ты про завтра, - прошептала Розка и положила ладонь на пряжку моржовского ремня. - Хочешь, сейчас пластинку по второму разу прокрутим?
Хотеть-то Моржов хотел всегда, да не всегда мог. Он прикинул в уме продолжительность действия виагры и решил, что вполне укладывается в смету.
…Через час Розка и Моржов вышли из лесочка и по тропке пошли к Троельге через большую луговину вдоль берега Талки. Розка плелась вся разморённая и в общем уже мало чего соображала. На луговине вдали Моржов заметил полотняные пузыри туристических палаток и поднял бинокль.
– Я не я буду, если это не наши знакомые… - пробормотал он.
Действительно, в траве лежали три цветных катамарана и в ряд топырились купола десятка палаток. Вокруг сновали давешние подростки, причём многие - с сигаретами в зубах. Возле кучи дров дядька-руководитель разводил костёр.
Моржов и Розка шли мимо палаток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Гершензон, - веско сказал он, - только тебе поручить могу… На мосту требуется переложить доски так, чтобы грузовик смог проехать, а легковушка - не смогла. Понимаешь меня?
– Чего тут не понять? - буркнул Гершензон.
– И ты лично проконтролируй, чтобы паца доски правильно переложили. Только тебе доверяю. Ничков - а на тебе дисциплина!
– Да я их самих под доски закатаю, если слушаться не будут!
– А мне работу? - подпрыгивал на месте неистовый Чечкин.
– Чечкину и Гонцову отдельная задача, - продолжал распределение ролей Моржов. - Вы должны сходить на дорогу и выбрать место для засады. Завтра с утра Гонцов идёт в засаду. Как только проедет машина с комиссией, Гонцов запускает ракету.
– Красную или зелёную? - деловито спросил Гонцов.
Моржов изобразил тяжёлые размышления.
– А синие есть?
– Синих с собой нету… Но я могу сбегать домой!
– Ладно, не надо. Запускай красную.
– А можно, пока машины нет, я буду запускать зелёные ракеты? - жалобно попросил Гонцов. - Зелёные - значит всё нормально. Тревога - красная ракета.
– Надо беречь боеприпасы, - хозяйственно распорядился Моржов. - Мало ли чего, сами понимаете.
– А мне-то работу? - страдальчески напомнил Чечкин. - А я?!.
– А ты возьми топор и расчисти для Гонцова тропу от этого корпуса до засады. Гонцову же придётся отходить быстро. Нужно, чтобы ему ничего не помешало.
– Я там вообще просеку вырублю! - уже агрессивно пообещал Чечкин. - Можно щас лететь?
– Сначала - яма и мост, - строго определил Моржов.
Всё это ему напоминало совещание командира партизанского отряда с группой пионеров-героев. Упыри уже вдохновились идеей спецоперации, а Серёжа Васенин сидел грустный. Наташа Ландышева морщилась.
– Борис Данилович, - печально сказал Серёжа, - а зачем всё это нужно? Ведь можно объяснить, договориться по-нормальному…
– Нельзя, Серёжа, - вздохнул Моржов. - Нельзя.
– Почему?!.
– Да никто слушать не будет! - отрезал Гершензон.
– И это тоже… Но не только. - Моржов снова закурил. - Если хотите, паца, я объясню вам. Надо?
– Ну, объясните, - неохотно согласился Ничков. - Только быстро. У нас же дела.
– Дело в том, - начал объяснять Моржов, глядя на Серёжу, - что сейчас все работники должны зарабатывать деньги для своего начальства. Кто не зарабатывает, тех увольняют.
– У меня маму с фермы уволили, - сказал Серёжа.
– А у меня маму и папу, - буркнул Гершензон.
– А у меня тоже маму!… - крикнул Ничков, но, видимо, кроме мамы, никого у него больше не было. - И… и у друга тоже маму! И мужика одного из подъезда!…
– А как Дмитрий Александрович должен зарабатывать деньги? - спросил Серёжа. - Он ведь не продавец.
– Очень просто, - пояснил Моржов. - Например, он говорит, что ведёт вас в поход, и ему государство даёт деньги на поход. А он в поход вас не ведёт, а деньги отдаёт своему начальству.
– Нам на поход никаких денег никогда не дают! - возмутился Ничков. - Я знаю! Всегда за свои ходим! Только жратву дают!
– Я ведь вам, паца, упрощённо рассказываю, - пояснил Моржов. - В жизни всё сложнее. Вам объяснять сложнее?
– Объясняйте.
– Сколько человек, Серёжа, у вас ходит в кружок к Константину Егоровичу?
– Шесть. Ну, иногда меньше. А иногда даже стульев не хватает.
– А сколько в кружке стульев?
– Восемь. И у Константина Егоровича один.
– А по правилам вас должно быть пятнадцать человек. Директриса всем говорит, что у неё пятнадцать человек, и получает зарплату за пятнадцать человек. А если Константин Егорович скажет, что вас всего шесть человек и она получает зарплату нечестно, то она его выгонит с работы, потому что по правилам у него должно быть пятнадцать человек. Но пятнадцать у него не будет никогда, потому что ему дали всего восемь стульев.
– А… з-зачем всё так? - обомлел Серёжа.
– Потому что так можно заработать денег. Если бы у Константина Егоровича было пятнадцать человек, то директрисе надо было бы искать ещё шесть стульев. Тратить деньги на эти стулья. А когда вас всего восемь, эти деньги можно положить себе в карман. И Константин Егорович ничего не сможет возразить, потому что его выгонят за то, что детей у него всего шестеро. И так у всех, не только у Константина Егоровича. У Дмитрия Александровича - по-другому, но то же самое.
– Надо выгнать эту директрису, да и всё, - заявил Гершензон.
– Выгнать её может только её начальник. Но она зарабатывает деньги своему начальнику, и он не будет её выгонять. Перед своим начальником директриса такая же, как Константин Егорович перед ней. И такое со всеми до самого верха.
Моржов говорил так, будто порядок вещей был чьим-то умыслом, хотя на самом деле всем заправлял безличный формат. Но упыри про формат не поняли бы. Упыри сидели потрясённые.
– Но ведь это всё очень плохо, - сказал Серёжа.
– Плохо, но не всем. Вам, Константину Егоровичу, Дмитрию Александровичу плохо… А директрисе уже хорошо. Она ведь не водит вас в походы. Не сидит весь месяц в этом лагере. Если её начнут ругать, она скажет, что виновата не она, а Константин Егорович с Дмитрием Александровичем, и ей ничего не будет.
– А у ментов так же, - вдруг сказал Гершензон. - Бандиты людей грабят, а менты грабят бандитов. Поэтому бандиты их и боятся. А простых людей менты не защищают, чтобы бандиты могли их ещё грабить. У моего брата одни козлы отняли сотовый, менты их нашли и за деньги отпустили, а сотовый себе оставили.
– И так, паца, везде, - сказал Моржов. - Наверное, мне не нужно вам об этом говорить, но вы же не дураки, сами всё видите. Вы знаете, почему в лагере вас так мало. Дрисаныч ли в этом виноват?
– Не Дрисаныч, - согласились упыри.
– Значит, давайте защитим Дрисаныча, как сможем. И не только его, а всех, кто здесь. Если для этого надо кому-то соврать, я совру. Дрисаныч мне дороже, чем директриса, потому что он и вправду с вами ходит в походы, но получает денег меньше, чем она. И пусть я сделаю неправильно. Дрисаныч вам уже говорил: настоящий - это тот, кто может поступить неправильно, если другим от этого по-настоящему станет лучше. Помните?
– Помним, - закивали упыри.
– Всё в жизни, паца, устроено очень неуклюже, - искренне сказал Моржов. - И потому почти никогда не получается поступать красиво. Всегда рожа крива.
Гершензон подумал и осуждающе изрёк:
– Береги честь смолоду, коли рожа крива!
Розка перевернулась на живот, накинула на голову край спальника и сладко сообщила:
– Моржик! Я не хочу уезжать из Троельги! Моржов лёжа натаскивал штаны и щёлкал ремнём.
– Я даже согласна терпеть здесь Чунжину и Опёнкину, если ты не будешь подходить к ним ближе трёх метров! - добавила Розка.
– Я и так уже на велосипеде их объезжаю, - ответил Моржов и пошлёпал Розку по голому заду. - Вставай, красавица.
– Раком? - сладко спросила Розка.
– Ну, если тебе будет удобно возвращаться в Троельгу раком, то можно и так.
Моржов поднялся на ноги и принялся обуваться, одновременно засовывая пистолет под ремень на поясницу. Был вечер пятницы, еженедельный национальный праздник России. Мало ли, какие пьяные ублюдки могли выбраться на природу и наткнуться на их сладкую парочку… ПМ в пятницу вечером никому не помешает.
– Моржик, а где мы будем встречаться в городе? - натягивая плавки, спросила Розка.
– Розка, смотри!…- Моржов быстро схватил с земли бинокль и уставился на Талку, блестевшую за соснами. Полянка, облюбованная Моржовым, находилась чуть в стороне от реки. - Какие-то туристы плывут! Подростки!
– Ну и что? - удивилась Розка, засовывая груди в уже застёгнутый лифчик. - Когда ты уезжал неделю назад, мимо нас тоже туристы проплывали.
– Это же, блин, шанс! - оживился Моржов. - И упырей не надо будет гонять!… С этими подростками завтра мы комиссии такую жопу на глаза натянем, что комиссия манду от Катманду не отличит… Розка, одевайся живее! Надо тормознуть туристов!
Моржов спустился на берег и прямо в кроссовках зашёл на мелководье. По узкой Талке из-за поворота плыли три цветных катамаранчика, каждый с грудой подростков. Передний катамаран был уже совсем рядом с Моржовым.
– Эй, ребята, причальте, пожалуйста! - крикнул Моржов.
– На хуй пошёл, ебосос очкастый! Иди отсюда, чмо! Пидор гнойный! Ебись конём, сука! - весело, зло, бесстрашно и нагло заорали Моржову с катамарана.
Моржов обомлел. Он разнежился с Розкой, а теперь ему как грязной, мокрой тряпкой смазали по роже.
Странно: раньше он бы просто ухмыльнулся, отвернулся и ушёл. Но сейчас у него внутри словно всё перекувыркнулось. Он вдруг почувствовал, что край: он больше не может торчать в этом говнище. Или глухой забор по периметру, чтобы никого вокруг не видеть, или, блядь, всех положить.
Моржов вытащил ПМ и, почти не целясь, шарахнул в борт катамарана. Простреленная гондола вмиг обмякла, лепёхой расползаясь по воде от груза. Эхо выстрела хлестнуло по прибрежным кустам, смахнуло с неба стрижей. Розка завизжала. Катамаран замолк. Подростки замерли, боясь пошевелиться.
– Живо причалили, недоёбки! - рявкнул Моржов. - Ну!
Подростки, невнятно ругаясь, схватили вёсла и загребли к берегу, не сводя с Моржова глаз.
– Боря, не надо! - закричала Розка. - Пусть плывут!…
Расшвыривая ногами воду, Моржов ринулся к катамарану и схватил его за какую-то верёвку.
– Кто у вас тут самый борзый? - рычал Моржов, стволом пистолета обводя притихших подростков. - Кто начальник?
– У нас там начальник… Сзади… - пробурчал один из подростков. - Чё ты, мужик, залупился-то…
Два других катамарана спешно гребли к остановленному. С них доносились какие-то угрожающие вопли.
Моржов опять бабахнул из пистолета над головами подростков и крикнул двум подплывающим катамаранам:
– Командира мне надо!
– Боря!… - умоляла с берега Розка.
С самого дальнего катамарана в воду спрыгнул дядька в тельняшке, в трусах и с армейским ремнём. Он мощно пошагал по воде к Моржову. На его ремне болтался увесистый нож в толстом чехле.
– В чём дело? - угрюмо спросил он издалека.
– Отойдём на берег, - предложил ему Моржов.
– Тут говори, - потребовал дядька, приближаясь.
– Пошли отойдём, - повторил Моржов. - Не бойся, я один.
Он повернулся и направился к берегу. Все три катамарана за его спиной сразу загомонили, обсуждая получившийся косяк.
– Сидите, блин, прижмитесь, дегенераты! - бросил дядька подросткам, бултыхая вслед за Моржовым.
– Ну чего тебе от них надо?… - жалобно налетела на Моржова Розка, но Моржов осторожно отодвинул её в сторону.
– И чего ты хотел? - с вызовом спросил Моржова дядька, подошедший сзади.
Моржов повернулся и почувствовал, что утыкается носом в стену. Он уже не хотел ничего. Раньше какие-то там матюки в свой адрес ни за что не остановили бы его, если он затевал важное дело. А сейчас ему было просто противно припахивать этих уродов с катамарана. Чтобы Розка, Милена, Сонечка видели их, слышали их базары?… Да ну на фиг. Лучше уж обойтись силами упырей…
– Дядька, извини… - Моржов озадаченно почесал в затылке рукоятью пистолета (чтобы дядька не забывал про ПМ). - Эти гондоны твои… Ничего уже не хочу. Плывите.
Дядька потоптался, явно расслабляясь. Он убедился, что Моржов один (женщина - не человек) и не агрессивен.
– У тебя с головой всё нормально, парень? - участливо спросил он. - А то со шпалером-то при такой голове надо аккуратнее…
– Извини, - повторил Моржов. - Всё, проехали. Иди давай.
Дядька ничего не ответил и пошёл к воде. Он осмотрел простреленный, сдувшийся катамаран, чего-то злобно объявил подросткам и уплюхал к своему судёнышку. Катамараны дружно оттолкнулись от мели, выбираясь на стрежень.
Моржов устало присел на. пригорок, а Розка уселась рядом. Последний катамаран проплыл мимо, как колесница триумфатора.
– Что с тобой, Моржик? - ласково спросила Розка. - Ты какой-то нервный…
– Да не знаю, Розка… - тяжело ответил Моржов. - Не нервный я… а какой-то ответственный стал. Хотел как лучше… Обломался.
Возрастание моржовского чувства ответственности Розка, конечно, отнесла сугубо на свой счёт и благодарно прижалась грудью к моржовскому локтю.
– Да не бойся ты про завтра, - прошептала Розка и положила ладонь на пряжку моржовского ремня. - Хочешь, сейчас пластинку по второму разу прокрутим?
Хотеть-то Моржов хотел всегда, да не всегда мог. Он прикинул в уме продолжительность действия виагры и решил, что вполне укладывается в смету.
…Через час Розка и Моржов вышли из лесочка и по тропке пошли к Троельге через большую луговину вдоль берега Талки. Розка плелась вся разморённая и в общем уже мало чего соображала. На луговине вдали Моржов заметил полотняные пузыри туристических палаток и поднял бинокль.
– Я не я буду, если это не наши знакомые… - пробормотал он.
Действительно, в траве лежали три цветных катамарана и в ряд топырились купола десятка палаток. Вокруг сновали давешние подростки, причём многие - с сигаретами в зубах. Возле кучи дров дядька-руководитель разводил костёр.
Моржов и Розка шли мимо палаток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70