Сенокосов и соратники плотной кучей сидели вокруг столика с бутылками - они уже оприходовали моржовские деньги за прокат.
– Сенокосов, какую лодку мне взять? - спросил Моржов.
– Любую, - отмахнулся Сенокосов. - Их и так всего одна.
Моржов молча забрал с полки матрас, а из угла - вёсла.
Лодка плавала возле дощатого причала, флегматично привязанная верёвкой. Моржов осторожно спустился в лодку, уложил матрас и, одобряюще улыбаясь, протянул руку Алёнушке.
– Будет удобно, как в карете, - пообещал он. Алёнушка мрачно осмотрела судно.
– Извращенец, - убеждённо сказала она, повернулась и полезла в лодку как в подпол - попой вперёд. - Щас перед всем городом раком встану… - ворчала она, нащупывая ногой опору.
Моржов поймал её ноги одну за другой и поставил на дно лодки. Он с удовольствием смотрел, как на Алёнушке задралась короткая проститутская юбчонка, оголяя задок, не прикрытый, а просто подхваченный стрингами. Сопя от неудовольствия, Алёнушка уселась в носу лодки на матрас и обхватила колени руками. Но Моржов уже отвернулся от Алёнушки и несколькими сильными гребками послал лодку к середине пруда.
– И не качай, а то заору, - сердито предупредила Алёнушка.
Моржов молча грёб. Казалось, что берег пруда и лодочная станция уменьшаются быстрее, чем отдаляются, - это лодка вплывала под купол прохлады, нависающий над прудом, а тень Чуланской горы покрыла набережную и погасила её мельтешение.
– Я и не думала, что наш пруд такой большой,- удивлённо призналась Алёнушка. - Даже страшно. А чего мы сюда поплыли?
– Да так просто, - сказал Моржов. - Заколебало меня всё.
– А ты забухай, - просто предложила Алёнушка.
– И бухать заколебало…
Его всё заколебало так, что он умышленно оставил виагру в Троельге. Иначе начнёт колебать искушение заняться с Алёнушкой сексом. А без виагры он на это не осмелится - чтобы потом, в случае краха, не колебали сомнения в собственной молодости.
– Решил отдохнуть, значит? - сделала вывод Алёнушка.
Это её как-то успокоило, она расцепила руки, расслабилась, а потом и вовсе легла на матрас, закинув руки за голову.
Моржов подумал, поднял вёсла, перебрался в нос лодки и прилёг рядом с Алёнушкой, рассматривая её. Здесь, посреди пруда, было тихо, и лишь изредка ветерок доносил то всхлип шансона, то кваканье автомобильного гудка. Тишину оттеняло еле слышное кардиологическое тарахтение водозабора, что укрылся где-то за изгибом дальнего берега. Алёнушка закурила.
– Я тоже отдохну, - согласилась она. - Сегодня весь день работала, суббота же. А ночью вообще херня начнётся, одни пьяные будут…
Моржов грустно усмехнулся. Для кого-нибудь - например, для Щёкина - секс с Алёнушкой был бы праздником, радостью, сбывшейся мечтой. А вот для Алёнушки, которую сама природа словно изваяла как раз для такого счастья, всё это было скучной обыденностью, надоевшей рутиной.
– Ты, конечно, с клиентами не кончаешь? - спросил Моржов.
– Я вообще ни разу ни с кем не кончала, - возмущённо фыркнула Алёнушка. - Позориться-то. Вам, мужикам, жирно будет.
Сколько Алёнушке лет? - подумал Моржов. - Лет семнадцать?… Поневоле вспоминалась набоковская Лолита. Лолита отдавалась мужчине - и ничего, не умирала со стыда, но вот поцелуи считала чем-то непристойным. Похоже, что и для Алёнушки «не кончать» было главным залогом независимости.
– Я так-то всем об этом не говорю, - созналась Алёнушка. - Но тебе можно. Тебе же девчонки по фиг, да? Поэтому с тобой хорошо, спокойно. Ясно, что не полезешь. А как ты называешься?… Ты ведь гей, да?… Ну, пидор.
– И ещё какой, - угрюмо сказал Моржов.
– И где же ты себе таких же находишь-то? - наивно недоумевала Алёнушка.
– Пидоров полон город, - честно сказал Моржов.
– Слушай, туда же ведь больно… - размышляла Алёнушка, стряхивая пепел за борт. - Мне один раз туда сделали, я чуть не сдохла. Какое удовольствие-то?
И Моржов как-то сразу, без усилий понял, почему это вдруг в глазах Алёнушки он сделался извращенцем. Тогда, в первый раз, она не хотела ни-че-го, а чтобы набраться сил на отпор, возбуждала в себе ненависть к клиенту - то есть к нему, к Моржову. И для того чтобы возненавидеть клиента, она сама себя убедила, будто клиент хочет сделать с ней самое неприятное. В её памяти так и зафиксировалось: Моржов хотел её сделать так-то и туда-то. А уж затем сознание дорисовало картинку, изобрело объяснение - и Моржов оказался извращенцем. Лишь потому, что перед первой встречей Алёнушка сама же перетрахалась и перепилась.
– Давай сменим тему, - не выдержав, поморщился Моржов.
Алёнушка посмотрела на Моржова с жалостью.
– Понятно, - вздохнула она. - Да ладно, чё ты. Геи тоже люди. Ты вот вообще нормальный.
– Спасибочки, - сказал Моржов.
Он разглядывал Алёнушку и снова поражался мастерству природы: как тонко, точно, нежно прорисованы черты, как гипнотически-сладостны эти движения губ, ресниц, кистей рук, как завершённы и гармоничны жесты, позы, изгибы… Зачем создана эта изысканная красота? Какая тайна зашифрована в этой гибкой пластике, в напряжении этих линий, в сочетании этих объёмов, в переливе этих отсветов?… А главное - для чего?
– Как ты вообще поживаешь? - спросил Моржов.
– Да нормально… А что? - удивилась вопросу Алёнушка.
– Работа нравится?
– Работа как работа, - без всякого вызова ответила Алёнушка и в недоумении пожала плечиками. - Бывают и похуже.
«Работа как работа» - это пиксель, подумал Моржов. Ясная, конкретная, плоская мысль, которая всё объясняет и оправдывает.
– Но бывают работы и получше, - возразил Моржов.
– Какие? - искренне спросила Алёнушка.
– Н-ну… - замялся растерявшийся Моржов.
– Сиськи мну, - отрезала Алёнушка. - Я и так больше всех получаю. Хоть жить могу по-человечески. Вот ты на зарплату свою проживёшь, а? Я ведь в курсе, где ты работаешь. Мне знаешь, кто сказал? Клиент. Его Саша зовут.
– Что за Саша? - удивился Моржов. - Почему он меня знает?
– Он начальник твой.
– Мой начальник?… - ещё больше удивился Моржов.
И вдруг у него забрезжила догадка - уж не Манжетов ли?… Там, в Троельге, на посиделках перед открытием смены Манжетов как-то странно отреагировал на появление Сергача… Ну, теперь понятно…
– Лёнька мне сказал по секрету, что ты в Доме пионеров картины продаёшь, - продолжала Алёнушка. - Вот откуда деньги у тебя. Ты-то с этими картинами вообще здорово устроился. Но другие-то не смогут. Вот к вам туда одна моя знакомая работать пришла, мы с ней в одном доме жили, - Сонька Опёнкина. Ну и сколько она у вас получает, а? У неё и трусов-то нормальных нет. Она даже купаться на пруд не ходит - не в чем. А на дикий пляж стесняется. А у меня и купальник есть, и без купальника я никого уже не стесняюсь. Вот так. Плохо, что ли?
Алёнушка лупила Моржова пикселями, как козырями.
– Так за это под мужиков приходится ложиться…
– А так никто не ложится, да? - засмеялась Алёнушка. - Так мы все монашки, да? Если всё равно ложишься, уж лучше за деньги.
– Кто у тебя первый был? - спросил Моржов; надеясь, что разболтавшаяся Алёнушка с разгона ответит и на этот вопрос.
– Да Лёнька и был, - с разгона ответила Алёнушка. - Он меня сначала напоил, а потом оттрахал. И Соньку, кстати, тоже так же. Но я на него не злюсь. Он же знаешь, какой бабник. Девки на нём так и виснут. Лёнька вообще классный, хоть и паразит, конечно.
Моржов подумал, что Алёнушка не была развратницей, порченой девкой. В ней и портить-то было нечего. Где-то на заре девичества в каком-нибудь ковязинском Багдаде вечный Ленчик Каликин по неизбежной пьянке трахнул девочку Алёнушку, а девичья любовь оправдала Ленчика - так, что трахнутыми оказались и мозги Алёнушки тоже. В голове Алёнушки похозяйничало уже пиксельное мышление: снесло на фиг все запреты и все табу, вывернуло все тайны, всё оправдало и всё объяснило. И получился человечек ДП(ПНН). Пустой, как кувшин, в котором изнутри нет никаких перегородок. А уж потом блуд обжёг этот кувшин в своей печке.
– Замуж за Лёньку ты пошла бы? - спросил Моржов.
– Ну щас!… - сразу открестилась Алёнушка. - Ты чо, мне такого блядуна в мужья не надо. Я вообще замуж не хочу ни за кого.
– Как же ты соскочишь со своего дела не через замужество?
– А чего мне с него соскакивать?
– Ну, не вечно же ты будешь молодой и красивой. Когда Сергач тебя выставит - что делать будешь? Лучший вариант - это успеть за какого-нибудь подходящего клиента замуж выскочить.
– Такое только в кино бывает, - пренебрежительно бросила Алёнушка. Она сладко потянулась, выпятив животик, и гордо заявила: - Мне вообще цыганка нагадала, что я молодая умру.
– А если не умрёшь?
– Не умру - вот тогда и буду думать, - начала злиться Алёнушка. - Сейчас-то на фиг? Чего ты до меня докапываешься?
ПМ работало, как часы. Первый признак был налицо: какого хрена Алёнушке думать? Стимула нет. Алёнушка уже набрала для своей картины мира три-четыре пикселя и прекратила этот процесс на удобном пикселе «умру молодой». Собранного - хватит.
Н-да, импрессионистская ситуация «поэт и проститутка» у Моржова никак не складывалась. Поэт из него получился хреновый, потому что разбогатевший. И проститутка тоже не оказалась жертвой беспощадного мира. Жертвой она была бы, если бы не стала проституткой. А так - наоборот: в своём Багдаде она даже поднялась над средой. Она трудится за хорошие деньги в более-менее чистых саунах с относительно приличными клиентами, а не с кем попало на пьянках, лишь бы налили на халяву. И не у чёрных на рынке, и не с дальнобойщиками на трассе. Она не алкоголичка, не наркоманка, не воровка. Она не родила сдуру в десятом классе от призывника, который, став дембелем, уйдёт к другой девке. Она не в огороде с лопатой, не со шваброй в конторе, не за партой в учаге - чтобы потом угробить молодость в подпольном цеху по пошиву контрафакта… У неё всё нормально.
– А парень у тебя есть? - спросил Моржов.
– Конечно. Лёнька. Я же тебе говорила, что он - мой первый. Первый - это святое.
– Ты любишь Каликина? - не веря, переспросил Моржов.
– А что такого? - встопорщилась Алёнушка. Похоже, каждая реакция Моржова приводила её в замешательство.
– Он же тебя по клиентам возит…
– Ну и что? Это работа. Я, между прочим, сама к Сергачу пришла. Захотела - и пришла. Лёньке назло. Он с Сонькой трахался, а я к Сергачу пошла.
– А Лёнька чо? - глупо спросил Моржов.
– Да ничо.
– Он-то тебя любит?
– Конечно любит. Стала бы я связываться с парнем, который меня не любит. Что, мне парней не хватает?
Потихоньку начинало темнеть. Всё вокруг засинело: небо - блёкло и размыто, а пруд - концентрированно, как сироп. Чуланская гора, покрашенная синевой в несколько слоев, стала почти чёрной. Её гребень, заслоняя закат, горел страшным, извилистым, кровавым порезом. Пробившийся по лощине отблеск растёкся на пруду лужей крови. Дальний берег окутался бирюзовым туманом, в котором неясно клубились неоновые облака фонарей на проспекте Конармии. Над Семиколоколенной горой морковкой торчала колокольня Спасского собора.
Моржов подумал и осторожно спросил Алёнушку:
– А с Лёнькой ты кончаешь?
– Ты какой-то тупой, - с досадой ответила Алёнушка. - Я же тебе сказала - ни с кем никогда не кончала.
Алёнушка не кончала ни с кем - ни с поганцем с каким, ни с любимым человеком. Видно, для Алёнушки - согласно пиксельной логике - это как-то уравнивало всех людей. Алёнушке один хрен - что сутенёр Сергач, что подонок Ленчик, что он, Моржов, извращенец. А любовь… Любовь Алёнушки никого не могла спасти, и даже саму Алёнушку не могла, потому что была оторвана от реального человека, как парашют от парашютиста. Под бесовской звездой купца Забиякина любовь, конечно, никуда не делась. Никто не мог сказать, что мир ДП(ПНН), люди этого мира и их пиксельная логика абсолютно бессердечны. Нет, любовь была, но она ничего не меняла. Она была лишь роскошью для оправдания.
– Лёнька же подонок, - сказал Моржов Алёнушке. - Сама подумай… Он работает у сутенёра, трахает других девчонок, возит тебя к клиентам, забирает у тебя деньги…
Тут Алёнушка обиделась по-настоящему.
– И ничего он не подонок! Мало ли кто где работает! Другие вообще воруют или бухают. К Сергачу я сама пришла, я тебе уже говорила. Если денег нет, я тоже у Лёньки беру, что такого? А с девками другими - так он молодой, потом перебесится. С Лёнькой всегда весело. Его все пацаны уважают. Если он чего хочет - всегда добьётся. Лёнька настоящий человек, не то что все остальные.
«Настоящий человек» - это тоже был пиксель. Настоящий - это тот, с которым считаются. С Ленчиком, конечно, считались. И Моржов считался. Затевая что-нибудь с Ленчиком, он всегда принимал в расчёт, что это за человек - Ленчик. Например, он купил у Ленчика пистолет. Он знал, что Ленчик подонок, поэтому много денег не дал, пистолет проверил (Ленчик мог продать и нерабочий ствол) и всегда прятал, чтобы Ленчик не украл.
Из пикселей, как из пазлов, Алёнушка сложила портрет Ленчика. Пиксели были следующие: «мой первый», «непьющий», «весёлый», «щедрый», «уважаемый», «работающий».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Сенокосов, какую лодку мне взять? - спросил Моржов.
– Любую, - отмахнулся Сенокосов. - Их и так всего одна.
Моржов молча забрал с полки матрас, а из угла - вёсла.
Лодка плавала возле дощатого причала, флегматично привязанная верёвкой. Моржов осторожно спустился в лодку, уложил матрас и, одобряюще улыбаясь, протянул руку Алёнушке.
– Будет удобно, как в карете, - пообещал он. Алёнушка мрачно осмотрела судно.
– Извращенец, - убеждённо сказала она, повернулась и полезла в лодку как в подпол - попой вперёд. - Щас перед всем городом раком встану… - ворчала она, нащупывая ногой опору.
Моржов поймал её ноги одну за другой и поставил на дно лодки. Он с удовольствием смотрел, как на Алёнушке задралась короткая проститутская юбчонка, оголяя задок, не прикрытый, а просто подхваченный стрингами. Сопя от неудовольствия, Алёнушка уселась в носу лодки на матрас и обхватила колени руками. Но Моржов уже отвернулся от Алёнушки и несколькими сильными гребками послал лодку к середине пруда.
– И не качай, а то заору, - сердито предупредила Алёнушка.
Моржов молча грёб. Казалось, что берег пруда и лодочная станция уменьшаются быстрее, чем отдаляются, - это лодка вплывала под купол прохлады, нависающий над прудом, а тень Чуланской горы покрыла набережную и погасила её мельтешение.
– Я и не думала, что наш пруд такой большой,- удивлённо призналась Алёнушка. - Даже страшно. А чего мы сюда поплыли?
– Да так просто, - сказал Моржов. - Заколебало меня всё.
– А ты забухай, - просто предложила Алёнушка.
– И бухать заколебало…
Его всё заколебало так, что он умышленно оставил виагру в Троельге. Иначе начнёт колебать искушение заняться с Алёнушкой сексом. А без виагры он на это не осмелится - чтобы потом, в случае краха, не колебали сомнения в собственной молодости.
– Решил отдохнуть, значит? - сделала вывод Алёнушка.
Это её как-то успокоило, она расцепила руки, расслабилась, а потом и вовсе легла на матрас, закинув руки за голову.
Моржов подумал, поднял вёсла, перебрался в нос лодки и прилёг рядом с Алёнушкой, рассматривая её. Здесь, посреди пруда, было тихо, и лишь изредка ветерок доносил то всхлип шансона, то кваканье автомобильного гудка. Тишину оттеняло еле слышное кардиологическое тарахтение водозабора, что укрылся где-то за изгибом дальнего берега. Алёнушка закурила.
– Я тоже отдохну, - согласилась она. - Сегодня весь день работала, суббота же. А ночью вообще херня начнётся, одни пьяные будут…
Моржов грустно усмехнулся. Для кого-нибудь - например, для Щёкина - секс с Алёнушкой был бы праздником, радостью, сбывшейся мечтой. А вот для Алёнушки, которую сама природа словно изваяла как раз для такого счастья, всё это было скучной обыденностью, надоевшей рутиной.
– Ты, конечно, с клиентами не кончаешь? - спросил Моржов.
– Я вообще ни разу ни с кем не кончала, - возмущённо фыркнула Алёнушка. - Позориться-то. Вам, мужикам, жирно будет.
Сколько Алёнушке лет? - подумал Моржов. - Лет семнадцать?… Поневоле вспоминалась набоковская Лолита. Лолита отдавалась мужчине - и ничего, не умирала со стыда, но вот поцелуи считала чем-то непристойным. Похоже, что и для Алёнушки «не кончать» было главным залогом независимости.
– Я так-то всем об этом не говорю, - созналась Алёнушка. - Но тебе можно. Тебе же девчонки по фиг, да? Поэтому с тобой хорошо, спокойно. Ясно, что не полезешь. А как ты называешься?… Ты ведь гей, да?… Ну, пидор.
– И ещё какой, - угрюмо сказал Моржов.
– И где же ты себе таких же находишь-то? - наивно недоумевала Алёнушка.
– Пидоров полон город, - честно сказал Моржов.
– Слушай, туда же ведь больно… - размышляла Алёнушка, стряхивая пепел за борт. - Мне один раз туда сделали, я чуть не сдохла. Какое удовольствие-то?
И Моржов как-то сразу, без усилий понял, почему это вдруг в глазах Алёнушки он сделался извращенцем. Тогда, в первый раз, она не хотела ни-че-го, а чтобы набраться сил на отпор, возбуждала в себе ненависть к клиенту - то есть к нему, к Моржову. И для того чтобы возненавидеть клиента, она сама себя убедила, будто клиент хочет сделать с ней самое неприятное. В её памяти так и зафиксировалось: Моржов хотел её сделать так-то и туда-то. А уж затем сознание дорисовало картинку, изобрело объяснение - и Моржов оказался извращенцем. Лишь потому, что перед первой встречей Алёнушка сама же перетрахалась и перепилась.
– Давай сменим тему, - не выдержав, поморщился Моржов.
Алёнушка посмотрела на Моржова с жалостью.
– Понятно, - вздохнула она. - Да ладно, чё ты. Геи тоже люди. Ты вот вообще нормальный.
– Спасибочки, - сказал Моржов.
Он разглядывал Алёнушку и снова поражался мастерству природы: как тонко, точно, нежно прорисованы черты, как гипнотически-сладостны эти движения губ, ресниц, кистей рук, как завершённы и гармоничны жесты, позы, изгибы… Зачем создана эта изысканная красота? Какая тайна зашифрована в этой гибкой пластике, в напряжении этих линий, в сочетании этих объёмов, в переливе этих отсветов?… А главное - для чего?
– Как ты вообще поживаешь? - спросил Моржов.
– Да нормально… А что? - удивилась вопросу Алёнушка.
– Работа нравится?
– Работа как работа, - без всякого вызова ответила Алёнушка и в недоумении пожала плечиками. - Бывают и похуже.
«Работа как работа» - это пиксель, подумал Моржов. Ясная, конкретная, плоская мысль, которая всё объясняет и оправдывает.
– Но бывают работы и получше, - возразил Моржов.
– Какие? - искренне спросила Алёнушка.
– Н-ну… - замялся растерявшийся Моржов.
– Сиськи мну, - отрезала Алёнушка. - Я и так больше всех получаю. Хоть жить могу по-человечески. Вот ты на зарплату свою проживёшь, а? Я ведь в курсе, где ты работаешь. Мне знаешь, кто сказал? Клиент. Его Саша зовут.
– Что за Саша? - удивился Моржов. - Почему он меня знает?
– Он начальник твой.
– Мой начальник?… - ещё больше удивился Моржов.
И вдруг у него забрезжила догадка - уж не Манжетов ли?… Там, в Троельге, на посиделках перед открытием смены Манжетов как-то странно отреагировал на появление Сергача… Ну, теперь понятно…
– Лёнька мне сказал по секрету, что ты в Доме пионеров картины продаёшь, - продолжала Алёнушка. - Вот откуда деньги у тебя. Ты-то с этими картинами вообще здорово устроился. Но другие-то не смогут. Вот к вам туда одна моя знакомая работать пришла, мы с ней в одном доме жили, - Сонька Опёнкина. Ну и сколько она у вас получает, а? У неё и трусов-то нормальных нет. Она даже купаться на пруд не ходит - не в чем. А на дикий пляж стесняется. А у меня и купальник есть, и без купальника я никого уже не стесняюсь. Вот так. Плохо, что ли?
Алёнушка лупила Моржова пикселями, как козырями.
– Так за это под мужиков приходится ложиться…
– А так никто не ложится, да? - засмеялась Алёнушка. - Так мы все монашки, да? Если всё равно ложишься, уж лучше за деньги.
– Кто у тебя первый был? - спросил Моржов; надеясь, что разболтавшаяся Алёнушка с разгона ответит и на этот вопрос.
– Да Лёнька и был, - с разгона ответила Алёнушка. - Он меня сначала напоил, а потом оттрахал. И Соньку, кстати, тоже так же. Но я на него не злюсь. Он же знаешь, какой бабник. Девки на нём так и виснут. Лёнька вообще классный, хоть и паразит, конечно.
Моржов подумал, что Алёнушка не была развратницей, порченой девкой. В ней и портить-то было нечего. Где-то на заре девичества в каком-нибудь ковязинском Багдаде вечный Ленчик Каликин по неизбежной пьянке трахнул девочку Алёнушку, а девичья любовь оправдала Ленчика - так, что трахнутыми оказались и мозги Алёнушки тоже. В голове Алёнушки похозяйничало уже пиксельное мышление: снесло на фиг все запреты и все табу, вывернуло все тайны, всё оправдало и всё объяснило. И получился человечек ДП(ПНН). Пустой, как кувшин, в котором изнутри нет никаких перегородок. А уж потом блуд обжёг этот кувшин в своей печке.
– Замуж за Лёньку ты пошла бы? - спросил Моржов.
– Ну щас!… - сразу открестилась Алёнушка. - Ты чо, мне такого блядуна в мужья не надо. Я вообще замуж не хочу ни за кого.
– Как же ты соскочишь со своего дела не через замужество?
– А чего мне с него соскакивать?
– Ну, не вечно же ты будешь молодой и красивой. Когда Сергач тебя выставит - что делать будешь? Лучший вариант - это успеть за какого-нибудь подходящего клиента замуж выскочить.
– Такое только в кино бывает, - пренебрежительно бросила Алёнушка. Она сладко потянулась, выпятив животик, и гордо заявила: - Мне вообще цыганка нагадала, что я молодая умру.
– А если не умрёшь?
– Не умру - вот тогда и буду думать, - начала злиться Алёнушка. - Сейчас-то на фиг? Чего ты до меня докапываешься?
ПМ работало, как часы. Первый признак был налицо: какого хрена Алёнушке думать? Стимула нет. Алёнушка уже набрала для своей картины мира три-четыре пикселя и прекратила этот процесс на удобном пикселе «умру молодой». Собранного - хватит.
Н-да, импрессионистская ситуация «поэт и проститутка» у Моржова никак не складывалась. Поэт из него получился хреновый, потому что разбогатевший. И проститутка тоже не оказалась жертвой беспощадного мира. Жертвой она была бы, если бы не стала проституткой. А так - наоборот: в своём Багдаде она даже поднялась над средой. Она трудится за хорошие деньги в более-менее чистых саунах с относительно приличными клиентами, а не с кем попало на пьянках, лишь бы налили на халяву. И не у чёрных на рынке, и не с дальнобойщиками на трассе. Она не алкоголичка, не наркоманка, не воровка. Она не родила сдуру в десятом классе от призывника, который, став дембелем, уйдёт к другой девке. Она не в огороде с лопатой, не со шваброй в конторе, не за партой в учаге - чтобы потом угробить молодость в подпольном цеху по пошиву контрафакта… У неё всё нормально.
– А парень у тебя есть? - спросил Моржов.
– Конечно. Лёнька. Я же тебе говорила, что он - мой первый. Первый - это святое.
– Ты любишь Каликина? - не веря, переспросил Моржов.
– А что такого? - встопорщилась Алёнушка. Похоже, каждая реакция Моржова приводила её в замешательство.
– Он же тебя по клиентам возит…
– Ну и что? Это работа. Я, между прочим, сама к Сергачу пришла. Захотела - и пришла. Лёньке назло. Он с Сонькой трахался, а я к Сергачу пошла.
– А Лёнька чо? - глупо спросил Моржов.
– Да ничо.
– Он-то тебя любит?
– Конечно любит. Стала бы я связываться с парнем, который меня не любит. Что, мне парней не хватает?
Потихоньку начинало темнеть. Всё вокруг засинело: небо - блёкло и размыто, а пруд - концентрированно, как сироп. Чуланская гора, покрашенная синевой в несколько слоев, стала почти чёрной. Её гребень, заслоняя закат, горел страшным, извилистым, кровавым порезом. Пробившийся по лощине отблеск растёкся на пруду лужей крови. Дальний берег окутался бирюзовым туманом, в котором неясно клубились неоновые облака фонарей на проспекте Конармии. Над Семиколоколенной горой морковкой торчала колокольня Спасского собора.
Моржов подумал и осторожно спросил Алёнушку:
– А с Лёнькой ты кончаешь?
– Ты какой-то тупой, - с досадой ответила Алёнушка. - Я же тебе сказала - ни с кем никогда не кончала.
Алёнушка не кончала ни с кем - ни с поганцем с каким, ни с любимым человеком. Видно, для Алёнушки - согласно пиксельной логике - это как-то уравнивало всех людей. Алёнушке один хрен - что сутенёр Сергач, что подонок Ленчик, что он, Моржов, извращенец. А любовь… Любовь Алёнушки никого не могла спасти, и даже саму Алёнушку не могла, потому что была оторвана от реального человека, как парашют от парашютиста. Под бесовской звездой купца Забиякина любовь, конечно, никуда не делась. Никто не мог сказать, что мир ДП(ПНН), люди этого мира и их пиксельная логика абсолютно бессердечны. Нет, любовь была, но она ничего не меняла. Она была лишь роскошью для оправдания.
– Лёнька же подонок, - сказал Моржов Алёнушке. - Сама подумай… Он работает у сутенёра, трахает других девчонок, возит тебя к клиентам, забирает у тебя деньги…
Тут Алёнушка обиделась по-настоящему.
– И ничего он не подонок! Мало ли кто где работает! Другие вообще воруют или бухают. К Сергачу я сама пришла, я тебе уже говорила. Если денег нет, я тоже у Лёньки беру, что такого? А с девками другими - так он молодой, потом перебесится. С Лёнькой всегда весело. Его все пацаны уважают. Если он чего хочет - всегда добьётся. Лёнька настоящий человек, не то что все остальные.
«Настоящий человек» - это тоже был пиксель. Настоящий - это тот, с которым считаются. С Ленчиком, конечно, считались. И Моржов считался. Затевая что-нибудь с Ленчиком, он всегда принимал в расчёт, что это за человек - Ленчик. Например, он купил у Ленчика пистолет. Он знал, что Ленчик подонок, поэтому много денег не дал, пистолет проверил (Ленчик мог продать и нерабочий ствол) и всегда прятал, чтобы Ленчик не украл.
Из пикселей, как из пазлов, Алёнушка сложила портрет Ленчика. Пиксели были следующие: «мой первый», «непьющий», «весёлый», «щедрый», «уважаемый», «работающий».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70