– Сомневаешься, что это съедобно? – несколько невпопад обиделся отец, – здесь употребляются только диетические и натуральные продукты. Я категорически запретил ему всякую мистику у себя на квартире.
Ее позабавила отцовская логика:
– Еще не хватало, чтобы он у тебя стряпал вовсе из ничего. Накормит досыта воздухом, и будешь икать на весь квартал, как бывало в Киеве у нас большая Марфуша... Помнишь? И вообще, кто может предсказать, какая вдруг осенит его фантазия?.. Я затем и приехала, поговорить после вчерашнего. Надо принимать какие-то меры укрощения, чтобы однажды не погореть с ним запросто, синим огоньком!
После краткого раздумья Дюрсо предложил, было, генеральный выход из положения. По его тайному знаку, ради соблюдения секретности, дочь неслышно и поплотнее подтянула на себя дверь на кухню. Оказалось, что, учитывая весеннее оживление природы и для отвода избыточных сил, лучше всего было женить чертова дикаря, – старик соглашался даже доукомплектовать коллектив Бамба на одну штатную единицу. Впрочем, дело упиралось в кое-какие, почти непреодолимые трудности, в частности, где для него найти технически подходящую Марфушу. Не из чего стало выбирать, все девки теперь разбежались кто куда, на фабрики и в самодеятельность. Но здесь надо в особенности, чтоб получилось хорошо. И пускай она его понадежней держит за кудри! К сожалению, такая простая вещь тоже не валяется...
– Какую гадость ты придумал, – слегка поморщилась Юлия.
– Найди лучше, и я скажу – да.
Внезапно получил объяснение горелый смрад, с некоторого времени сочившийся в щель у порога. Семейные прения были прерваны вторжением повара – в клубах чада и с раскаленной сковородой. Во избежание удушья рычавшее на ней кулинарное творение тотчас было отправлено назад для срочного погружения в помойное ведро.
– Вот к чему приводит, если подслушивать за дверью... – начал было Дюрсо.
Юлия дипломатично вступилась за славного в общем-то парня.
– Не брани его, отец, ты отлично обойдешься и хлебом с ветчиной. Тем более что ведь он и не собирался причинить тебе неприятность... Правда, милый Дымков? Не падайте духом, все случается с новаторами производства на первых порах. Не все питаются одним изюмом, и вам надо разбираться, годится ли ваше изделие, как говорится, для белого человека. Во всяком случае, эта провинность гораздо легче вашей выходки с усами в прошлый раз!
– Вам вчера было не смешно, Юлия?.. Не понравилось? – с высоко поднятыми бровями огорчился Дымков. – Я опять сорванец?
– Слабо сказано, дорогой мой, вы истинное, Божьей милостью, чудовище! – непонятно, в знак восхищения или порицания, бесстрастно и в самые глаза ему сказала Юлия. – Но вам никак нельзя забывать, что вы живете среди ортодоксов, а стоит ли дразнить гусиную породу?
Тот как-то по-птичьи даже взъерошился весь:
– А что, что они могут со мной поделать?.. Оштрафуют, в милицию отведут?
– Видите ли, Дымков, – многозначительно усмехнулась Юлия, – в этом печальном царстве-государстве некогда проживали самонадеянные люди, куда более неуязвимые, чем цирковой волшебник. Невольно создается впечатление, что вы недавно прибыли в нашу страну, а это может послужить вам дурной уликой. Вы даже не сообразили, что при желании в каких-нибудь три прыжка можете заслонить центральную фигуру эпохи, а там всякая историческая вероятность предусмотрена на столетие вперед. Да они просто оторвут вам башку вместе с вашим пробором, прежде чем вы пустите в ход свою магию. Вы не подозреваете, каких усилий стоит отцу уберечь вас от болезненных переживаний, но ради дальнейшей вашей сохранности позвольте нам принять некоторые дополнительные меры...
– Например? – озабоченно вскинулся весь Дымков, поочередно вглядываясь в отца с дочкой, а мимоходом в широкое окно, выходившее прямо в небо над незастроенным пустырем.
– Окончательно мы не решили пока, – издалека и с важностью приступил Дюрсо, – но если под рукой не найдется другой громоотвод, то придется просто женить вас. Скажите, на вашем личном кругозоре нет никого на примете?
– Но мне не надо, я ангел... – стал обороняться тот, хотя, как выяснилось впоследствии, не понимал существа предложенной процедуры.
Старик сочувственно кивал ему. Уже знакомый с нехитрой дымковской байкой о его чрезвычайном происхождении, он великодушно мирился с ней как с невинной артистической причудой.
– Я и без вас знаю, что ангел, – деловито заспешил он, чтобы в корне пресечь сопротивленье. – Чего вы боитесь?.. Что вас назад не пустят? Если у всех богов в древности тоже имелись дамы на земле, то это не мешало их основной работе. Плюс к тому, зачем вам торопиться назад, если и у нас неплохо... Вам, что, дует? Скажу открыто про себя, я тоже не стал бы в такое тревожное время, хотя здесь имеется свой положительный момент. За те же деньги, но вдвое экономичней и сверх того, что положено мужчине, вы получаете домашний уют, не меньше чем трехразовое горячее питание, но считаете сюда пришитые пуговицы, и шуба заблаговременно уложена в нафталин. А заведутся ангелятки, тоже неплохая вещь... будете всем гнездом летать на дачу под выходной, тоже интересная вещь! – пошутил было он, изобразив пальцами шаловливое трепетанье ребячьих крылышек вкруг пыхтящего папаши, – но вдруг все еще непрощенная стариковская горесть исказила ему лицо. – Но не в этом дело, а главное – что под старость вы имеете родительское удовлетворение от своей любимой дочки, у которой вечно такой вид, будто ей чего-то недодал!
Тотчас последовала ответная буря.
– Мне ничего не надо из твоих лохмотьев, неприятный старик, – бегло и по-немецки бросила Юлия. – Уйду немедленно и навсегда, если не перестанешь...
Оба понимали, впрочем, абсолютную безвредность угрозы: никогда еще не нуждались друг в друге как теперь. И от потенциального наблюдателя, изучающего переходную физиологию существ потусторонних, наверно, не ускользнуло бы, что уже на этом этапе Дымков, судя по растерянному поиску опоры, перестал понимать перебранку на чужом языке.
Повторная стычка с отцом объяснялась всего лишь плохим настроением Юлии; благодаря предусмотрительной родне со стороны матери, она даже в тот год, на острие века, не нуждалась ни в чем, а к слову, не слишком верила и в бедственные отцовские финансы. Но в утренней спешке и не рассчитывая встретить у него посторонних, она не отсидела положенного получаса перед зеркалом, что всем женщинам становится столь необходимым с некоторых пор. И теперь поминутно испытывала жгучее чувство женской ущербности под пристальным дымковским взглядом. На деле же тот следил за ней с обычной острой приглядкой, но, значит, в тот раз, по выяснении подозрительной нездешности его, что-то изменилось в ней самой. Минуты молчания и выпитой через силу чашки кофе оказалось достаточно для установления фамильного мира и душевного покоя.
– Я не думаю, что в сложившейся обстановке женитьба помогла бы вам, Дымков, – со всей серьезностью сказала потом Юлия, – однако на вашем месте я поискала бы другой выход. К тому же все они дурного вкуса, ваши шалости... все одно что сорить деньгами. А если некуда девать, найдите им полезное применение...
– Я и так... осуществляю благие намерения, – заученно отвечал Дымков, вспомнив Дунину формулировку. – Может быть, мне пойти в науку?
– Нет, там это совсем не годится... – Она задумалась. – Скажите, Дымков, как вы их делаете, эти свои фортеля?.. если вам позволено, конечно.
– Нет, почему же... – охотно откликнулся он и принялся отрывисто объяснять вчерашний поступок. – Мне привиделось, туча с большим огнем висит над вами, и уже никто прогнать ее не может, и мне захотелось немножко поразвлечь вас. Вот я и выразил пожелание про усы на главном портрете: пусть это будет много, по-разному и у всех... кроме вас одной, иначе вам не стало бы смешно. Понимаете теперь?
– Не совсем!.. Люди желают не меньше вашего, но у них не выходит.
– Оттого, что вам вполне хватает тела и рук, а при нашем хозяйстве только ими не управишься. Вот мы и карежим свою работу мыслью, словно рычагом... да и то в обрез! – Озабоченным простонародным движеньем он почесал в затылке. – Но последнее время и мне все чаще приходится немножко сжимать кулаки, чтобы поначалу с места сдвинуть... Все еще непонятно?
Что-то прикинув в уме, она неуверенно выкинула вперед ладони и сжала их:
– Вот и я тоже хочу, но у меня почему-то...
– Да... но вы забываете, что я-то ангел.
Сообщение прозвучало как дурного тона заявка на свою исключительность, раздражающее домогательство особых прав.
Юлия взглянула на него со строгой улыбкой:
– Впредь никогда не именуйте себя так, милейший Дымков. Не поддавайтесь... избегайте! Слово давно вышло из обихода... старомодные мужчины называли им своих красоток, главным образом за интимные услуги наедине.
– Но ведь я настоящий ангел! – с детской обидой вскричал Дымков.
Подобная неприличная настойчивость выглядела не менее досадной, чем если бы у ней, внучки самого Джузеппе Бамбалски, кто-то вытягивал фокусный шарик из носа в присутствии гогочущей публики. Однако искренность сорвавшегося восклицанья, да и прочее дымковское поведенье в целом выдавали в нем несомненного, хоть и невыясненной природы, еще не оглядевшегося на земле новичка. Тем более все ее существо противилось новости, начисто отменявшей ее привычный мир... Впрочем, она колебалась с признанием Дымкова и после того, как стала свидетельницей одного непостижимого, на прогулке в Сокольниках и среди бела дня, правду сказать, до крайности унизительного для него преображенья, потому и непритворного, что совершилось на глазах у женщины, которую к тому времени уже одарял поистине царственным вниманием своим.
Потребовалась некоторая пауза освоиться со сказанным.
– Тогда... тогда вы можете все на свете? – протянула она в замахе полунадежды. – Давайте на пробу тогда...
Глаза у нее разошлись, словно пыталась взором, в полном объеме, охватить желаемое, и значит, оно не уменьшалось там. Так и не открылось никогда, в чем состоял ее безумный помысел, так испугавший Дымкова; видимо, он успел прочесть его остатками своего дара.
– Нет, нет... – бормотал Дымков и тряс головой, тем самым лишний раз, от обратного, подтверждая свою подлинность во мнении Юлии. – Ведь я же только младший ангел...
По счастью, пришедший к нему на выручку Дюрсо приказал дочери, поверх газетного листа, чтоб не допекала парня своей бабьей блажью.
... Отныне покровительственно-ироническое отношение Юлии к Дымкову, как низшему созданью, осложнилось настороженным ожиданием каких-то угрожающих открытий, но они случались все реже. Врастание небесного пришельца в земную среду сопровождалось перестройкой всего его существа – с отмиранием кое-каких бесполезных теперь способностей, если не вредных в нынешнем обиходе. Прежде всего оно коснулось неограниченного проникновения в будущее, могущего отравить радость и вдохновенье в канун приближавшихся мировых и личных его потрясений. Улетучился и не менее мучительный дар видеть сущее насквозь, в створе всей одновременно действующей механики физических законов, причем самое восприятие окончательно сфокусировалось на тончайшей и мнимой оболочке нашего бытия. Да и своевольное могущество, недавно беспредельно удлинявшее ему руки и слишком опасное, чтобы орудовать таким рычагом в стесненных земных условиях, а временами почти нестерпимое по необходимости ежеминутно контролировать подсознательные микрожеланья, стало перемежаться паузами полной прострации, доставлявшей ему хоть кратковременный отдых; вдобавок каждое утро тренировался делать руками все, для чего раньше хватало однократного волевого импульса. Заодно, тоже путем упражнений преодолевал прежнюю разборчивость в пище и некрасивую привычку разглядывать нечто поверх собеседника, отчего последний начинал украдкой щупать свое темя... На смену приходили наиболее ходовые людские качества, порою стыдные или беспокоящие, потому что скороспелкой проходил все фазы адамова развития.
С некоторым запозданьем не по своей вине Дымков стал проявлять любознательность к различию полов, причем вел себя как нормальный юноша, воспитанный в стерильном неведении. Порою взгляд его машинально прилипал ко всяким незастегнутым пуговкам, розовым ямочкам в сочленении локтя, ко всяким округлостям в кружевце и очаровательным завиткам волос за ухом на затылке, чего не наблюдалось у старика Дюрсо, а то с чисто гусиным изумлением, как бы удлиняясь слегка, заглядывал сверху на некоторые усложненные подробности женского телосложения, без которых легко обходился сам... Пришлось бы перечесть все бесчисленные и нехитрые штучки, фантики и конфетки, какими природа понуждает род людской на безумства и тяготы размноженья. Естественно, по недостатку посторонних женщин в этом строго замкнутом кругу дымковский интерес по дамской части обратился на ближайшую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116