Казалось, она все еще не верила, что он в действительности все забыл.
– Право же, я не сумею обрисовать это красивей вашего, но мне запала в память предложенная сумма. Во всяком случае, такой вещи нет ни у кого на свете... Все даже засмеются, если вслух сказать! И не только о ней никто не знает, не подозревает совсем, но и не узнает никогда!
Слишком уж походило, что обласканное им, юное и неумелое с виду, а возможно, и бесполое существо вознамерилось поймать его, Сорокина, на обыкновенную куклу, применяемую для уловления в сети приезжих простаков из глубинки, фраеров.
– Но, дорогая моя, – сострадательно заулыбался Сорокин, позволяя куску мяса остывать на вилке, – боюсь, что наши переговоры заходят в тупик неожиданных философских разногласий! Допускаю, что поколенье наше, на свое счастье, не доживет до окончательных достижений разума, после чего ему уже нечего будет открывать, но... и ваш уважаемый родитель, помнится, ветеран чего-то такого, наверно, посвящал вас в ведущую доктрину века, что в мире нет вещей непознаваемых, но... единственно допустимая неисчерпаемость его заключена лишь в безграничности слагающих, но порознь вполне постигаемых элементов! – На деле он растянул сказанное чуть ли не втрое длиннее, выкраивая время на разгадку Дуниных секретов. – Словом, этого не бывает, и давайте не будем играть втемную... не так ли?
Надо своевременно отметить не свойственное Сорокину заключительное присловье, попадавшуюся нам ранее опознавательную примету чьего-то постороннего присутствия, вскорости и подтвердившегося. Все же, несмотря на некоторую привычку и пока не миновал начальный спазм, Сорокин диковатым, обращенным взором созерцал странное, внутри себя, отнюдь не послеобеденное стеснение, как и должно происходить в любом помещенье, не рассчитанном на двоих, по счастью, явление не сопровождалось частой икотой, как оно исстари наблюдалось у бесноватых крестьянок в России.
– Простите, вы что-то хотели сказать, фрекен? – чуть оправившись, но еще неуверенно справился режиссер.
– О, наверно, вы правы! Я зря понадеялась!.. Вещь моя не стоит таких денег, потому что, мало сказать, непонятная, она еще и бесполезная в придачу, – уныло согласилась Дуня и виновато поотодвинулась от стола, словно собираясь в обратную дорогу.
Примечательно, что находившегося в переуплотненном состоянье, перед очередным сеансом чревовещания, Сорокина не на шутку встревожила возникшая вдруг угроза потерять н?что, почти ничт?, хотя бы ему и не принадлежащее.
– Зачем же раньше срока впадать в отчаянье?.. Наш с вами настоящий разговор в сущности и не начинался, – можно сказать, вдвойне захлопотал он, обрушил на нее целый поток фраз, зачастую невпопад из-за мучительно двоившегося вниманья. – Вам нечего стесняться, каждый продает, что может, а в обширном хозяйстве у волшебника всякий шурум-бурум идет в дело. Правда, подобно портным они не любят перешивать старье: чудо из абсолютно ничего получается не то чтобы прочнее, но стерильнее!.. Зато оба одинаково берут в руки, скажем, ношеное драное пальто, чтобы прикинуть на квалитет, как говорит один мой знакомый: выйдет ли из него, максимум, костюмчик на дошкольный возраст или плюс к тому три парижские кепки с начесом для особо выдающихся строителей социализма. Но и самому надо с чем-то остаться в итоге! Ничто на свете не совершается без оплаты, и даже творец небесный, на заре мира засучивая рукава, наверно, имел в виду какую-то цель, служившую ему хотя бы моральным вознагражденьем. – Но здесь у Сорокина обозначилось плаксиво-натужное выраженье, потому что не успел кончить фразы, как следом нутряной с жестяным оттенком голос, не сам Сорокин, прибавил не без сарказма, что помянутое высокое лицо вообще имеет неплохо от верующих на этом довольно темном деле.
Пытливым умам современности предоставляется оказия пополнить ценными соображениями все еще довольно скудные сведения о природе демонов. И в частности, зачем понадобилось Шатаницкому снова прибегать к недостойному приему, столь унизительному для полувсемирного режиссера, пускай даже безопасному для его здоровья, вместо того чтобы явиться в зримо натуральном виде, как оно бывало с магами и пророками древности, также с виднейшими нашими деятелями, причем не только в крайнем их подпитии. Остается предположить, что, случайно находясь поблизости, не удержался принять участие в интеллигентном разговоре на скользкую темку. Но, по-видимому, профессорское обличье висело у него дома, в стенном гардеробе на Трубе, и буквально ради нескольких сентенций, да еще при московской нехватке такси, ему просто некогда было смахать за ним взад-вперед, так как в связи с принятием нового варианта ему все равно предстояло вскоре исчезать вслед за Дымковым и его нынешней обольстительной хозяйкой.
– Не спешите же, фрекен, времени у нас достаточно, – после некоторой паузы, когда поулеглось внутри, сказал Сорокин, – а лучше давайте обсудим сообща. Я ничего не возьму даром, но по некоторым источникам, сам дьявол при покупке стремится посмотреть товар, так сказать, прикинуть его на вес в ладони.
– А если он вовсе и не весит ничего? – с неуверенной мольбой протянула Дуня, но опять, опять как бы влажная жемчужинка блеснула сквозь дрожащие ресницы в ее чуть прищуренном глазке.
Сопровождаемый мерцающим узором намек позволял отнести предлагаемую девицей ценность к разряду нереализуемых, если только – не одна из тех фантастических, всеобогащающих идей, что котируются выше золота. Именно таким детям нужды и горя небо благодарно посылает неразгаданную пока находку, спускаемую ими буквально за хлеб насущный. Никак нельзя стало отпускать простушку до выясненья, что у ней теплится в зажатом кулачке, пускай даже медная монетка. Налицо был тот случай, когда надлежало пустить в ход все свое обаянье, щедрость, черт возьми, даже то крайнее великодушие, когда по отзыву сверх меры беспощадных друзей он становился ужасно похожим в профиль на великолепного Лоренцо Медичи.
К обольщенью было приступлено незамедлительно.
– Слушайте, высокородная фрекен, не будем спешить... и раз уж силы небесные свели нас вместе в этом почти не обогреваемом вертепе, давайте сообща обсудим создавшуюся ситуацию, чтобы обоим не каяться потом. Но сперва... Хотите кофе со взбитыми сливками или, – справился он мельком с расположенной сбоку картой местных лакомств, – розовый крымский мускат, например, изысканное дамское блаженство в наш переходный период?.. Нет? Но такие великие решения не принимаются с маху! Признаться, меня ужасно заинтриговала эта самая запродажная штучка в черном мешке, хе-хе, неуловимая такая. Приступим же к делу, наконец: как вашему партнеру мне нужно решить тысячу проблем о действительной стоимости вещи, о ее сезонности, не говоря уж о практической применимости в жизни...
– Нет, это совсем не для жизни, – испугавшись чего-то, поторопилась вставить Дуня, – разве только для кино!
– Тем более, при заключении сделки госконтроль требует от нас, кроме гербовых марок, соблюдения ряда юридических условностей. Развяжите же ваш мешок, покажите мне если не самого кота, то хоть краешек его... как это выглядит по крайней мере?
Щепоткой, чтоб хватило подольше, Дуня подбирала с блюдца рассыпанные крошки миндаля.
– Хорошо, только не обманите меня... Это синий камень.
– Сапфир, что ли? – наивно спросил Сорокин, хоть и сам понимал, что не сапфир. – Тогда я должен огорчить вас, фрекен: не занимаюсь скупкой диамантов или ценных металлов... На всякий случай положите его сюда на минутку! – и шутливо протянул ладонь. – Или боитесь, что волшебник унесет его с собою?
О, только обладанье подлинным сокровищем могло породить у ней такую высокомерную улыбку.
– Да, вам и не удержать его, пожалуй... – начала было Дуня.
– Что довольно плохо согласуется с давешней невесомостью! – заключил Сорокин. – Подскажите же, по крайней мере, его применение на практике... Вешается ли это, скажем, на шею перед купаньем неумеющим плавать или содержится за пазухой на случай расплаты с ближними?
– Вы рано смеетесь. Камень только приступка, над которой и помещается самая дверь...
В награду за невесомый шаг вперед он приласкал свою жертву ястребиным взором.
– Сдвинулось наконец! Теперь стало несколько вещественней, хотя все еще не видно сквозь туман... – Он взялся за свой компот, лишь бы унять почему-то задрожавшие руки. – А между прочим, вы напрасно отказались от обеда. Здешняя еда далека от гастрономических ухищрений презренного Запада, но в какой-то мере она выполняет свое спартанское назначенье в суровом и прекрасном, как говорится, мире грядущего. Право же, меня гложут угрызения совести, что я не настоял... И единственное мое утешенье, что по распорядку старозаветных семей вы уже, наверно, отобедали... не так ли? Если же это просто девичья уловка, то, имейте в виду, фрекен, только спортивная худоба на пользу. Кстати, какой спорт вы предпочитаете? – Словом, он закидал ее пестрыми вопросами, но Дуня уже понимала, что было бы неприлично отвечать всерьез на любой из них. – Впрочем, мы немножко отвлеклись от нашей темы... напомните, о чем у нас шла речь? Ах, дверь... но какая же она? Опишите мне ее пополней.
– Ну, как бы вам сказать, она довольно высокая, – с заминкой сопротивления принялась перечислять Дуня, – Вернее узкая очень по длине, но вы без труда протиснетесь...
– Простите, не вижу, – опечаленно, с жестом режиссерского отрицания прервал ее Сорокин. – Дайте мне ее еще разок, но уже в полный голос!
Слово за слово, с помощью наводящих приемов прояснились внешние приметы товара. Дверь была железная, не иначе как древней работы, в кованой раме и с полосами на заклепках вперехлест, еле вытянешь за скобку – такая тяжелая, однако ничуть не провисшая на массивных крюках так, что всюду заподлицо со штукатуркой, без зазоров и щелей, ни лучика оттуда не пробьется в закрытом положении, взглянешь и забудешь, зато у открывшего ее навсегда сохранится в ушах щемящее пеньице.
– И все же что-то не получается у вас, не вижу, – с отвлеченным лицом повторял режиссер. – По всем приметам, вещь довольно ветхая?
– Я бы не сказала, еще постоит!
– Тогда уточните, собираетесь ли вы мне вручить ее на вывоз, вроде как в утиль, или, как подсказывает здравый смысл, лишь самый ключик от нее. В последнем случае нашей с вами юрисдикции подлежит нечто находящееся непосредственно за дверью. Мне пока не требуется ни адрес, ни перечень возможных за нею находок... но для начала хотелось бы знать, в какого рода помещение ведет она: архивно-складочное, тюремно-башенное, забытое казнохранилище, наконец?
– Если вы насчет клада подумали, то я бы и не пришла к вам тогда. Зато там есть такое, чего не найдешь ни в одном Мирчудесе!
– Например?
– Ну, главным-то образом безлюдная пустыня, просто даль иногда и в ней то скалы разные, то море. Вчера застала там бурю ночную, даже войти не смогла.
– Буря как раз то самое, чего мне всегда не хватало. Хорошо, я согласен купить и бурю, но дайте же мне ее потрогать хотя бы сквозь мешок... может быть, это далеко не качественная буря?
– Все шутите, Сорокин... не спросили даже до сих пор, сколько денег мне надо. И я хочу получить их вперед.
Их взгляды встретились, в Дунином читалась непреклонная воля. Самая дерзость высказанного условия подтверждала явную достоверность предлагаемого сокровища.
– Имейте в виду, милая девочка, для меня нет в мире ничего такого, чего я не смог бы оплатить в тот же день и наличными, – строго сказал Сорокин и вдруг решился на поступки, означавшие сдачу на милость победителя. – Выслушайте, у меня есть план. Вас не соблазняет с места в карьер совершить ряд безумств, доступных человеку с воображеньем в расцвете социализма... скажем, полюбоваться на вечерний город с Воробьевых гор, затем отправиться на того знаменитого иллюзиониста, у которого гастроли в цирке. Говорят, этот верзила в затрапезном пиджаке совершает на арене кое-какие пустячки, способные опровергнуть государственное мировоззренье. Вся Москва сходит от него с ума, но я берусь достать места за полчаса до начала и, наконец, мы поужинаем в Доме литераторов, где можно наблюдать наших любимых творцов во всех ракурсировках, до драк включительно. Словом, весь мир у ваших ног, и в награду вы всего лишь позволите мне доставить вас домой в заранее обусловленное время, однако, если позволите, уже до самого порога вашего замка на сей раз, ладно? Но сперва главное... Здесь у меня машина, и по дороге к развлечениям мы смогли бы заскочить к вам на место. Найдется же в той секретной двери одна, насквозь проржавевшая дырочка для обозрения внутри лежащего пространства!
Он сам себя не узнавал теперь, – не оставалось и следа от заносчивого киномэтра с бесплодной скептической хохмой, разъедающей любой сосуд, куда налита душевная оболочка прежде всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116