Так что посрамленными был бы и я, и сам Чимбай-хан – за то, что привел во дворец алчного глупца. Ну а когда этот вариант не сработал, хитрая женщина решила применить запасной.
– Запасной вариант всегда необходим, – подтвердил мастер Ден.
Лукавый бог казался почти серьезным, но в глазах его метались искры смеха.
– Следовало бы отомстить хану за посрамление чести Фибии.
Шокар потряс мечом. Не любя войну как профессию, он в достаточной степени познал военное дело, а особенно хорошо понимал ранние стадии противостояния, на которых честь и репутация имели такой же вес, как и сила оружия.
В этот момент из своего угла подал голос Собачьи Уши. Здравый смысл возобладал над состраданием и стремлением ободрить, которые, как правило, руководили его словами.
– Мне кажется, хан не замешан в этом покушении; больше того, в его действиях и поведении вовсе не видно любви к холодной коварной жене. Но, как бы там ни было, ему придется защищать ее добродетель от наших нападок. Мы погибнем. Марко скоро доберется до Адара, а возможно, и до других братьев королевского дома, которые до сих пор не нашлись. А хан начнет оплакивать потерю собственной чести и ради спасения порочных убьет невинных. Так что самая безопасная версия всего случившегося такова: увидев красивую женщину, парень потерял голову, однако взял себя в руки и с честью удалился, не желая доставлять неприятностей хозяину.
Мастер Ден согласился:
– Лучше выглядеть глупцом, чем оказаться кукушкой в гнезде могучей птицы.
– Особенно в том случае, если хочешь заполучить ее в союзники? – уточнил Льешо, заранее предполагая ответ.
– А что, если бы это был яд? – Шокар не хотел отступать.
– В таком случае я или выжил бы, или умер – точно так же, как в опытах мастера Марко, – ответил Льешо.
Шокар готов уже был взорваться, как это иногда с ним случалось, однако Льешо остановил рассерженного брата. Ему не потребовалось произносить роковых слов: «Я твой король», они и так зримо проступали в каждом движении и взгляде. Но как только брат, покоряясь, склонил голову, Льешо объяснил то, что с самого начала казалось ему самому совершенно очевидным.
– Мы на войне. Может быть, действиями госпожи Чауджин руководит мастер Марко, а может, она следует собственным побуждениям, но я не имею права отступать при первой же серьезной угрозе. Если мы хотим победить, то должны сражаться, чего бы нам это ни стоило и где бы не приходилось это делать: за столом, на площадке для игр или на поле битвы. В ином случае нас ожидает неминуемая смерть – и умрем мы если не на ногах, то на спине.
Шокар вздрогнул – в душе его столкнулись две силы: желание защитить любимого младшего брата и сознание полной невозможности это сделать.
– Успокойся, добрый принц Шокар, – посоветовал мастер Ден. – В процессе воспитания королей неизбежно наступает момент, когда приходится отпустить поводья и позволить подопечному мчаться вперед самостоятельно – пусть даже и к катастрофе.
– Такой опасности еще не случалось, – быстро возразил Льешо, но был вынужден смягчить оборону. – Ну, возможно, что-то близкое, но все равно все закончилось благополучно.
– И вы все это терпите с самого Жемчужного острова? – покачав головой, обратился Шокар к мастеру Дену. – Я бы не смог.
Ответная улыбка лукавого бога оказалась более чем красноречивой. Его королевское величество Льешо, возможно, стал именно таким, каким сделал его сам учитель. Но идея эта требовала больше времени для обдумывания, чем имелось у него в запасе.
Возле входа в палатку произошло какое-то замешательство, и разговор моментально прервался. Перекинувшись парой слов со стоящим на улице Бикси, Шокар кивнул и впустил посетителя.
– Принц Таючит, – прервал Льешо беспокойную беготню, чтобы поприветствовать гостя.
– Священный король. – Таючит ответил поклоном на поклон, однако в глаза хозяину не посмотрел. Протянув небольшой мешочек с травами, он показал его всем, а потом отдал Карине. – Болгай распознал воздействие снадобья на гостя хана и посылает вам противоядие. А отец просит передать извинения и благодарность. Он хочет подчеркнуть, что не потерпит, чтобы кто-нибудь из подданных причинил вам зло, но полагает, что, может быть…
Льешо поднял руку, не позволив юноше произнести слова, омрачающие гостеприимство хана.
– Мое войско готово выступить уже сейчас. Я с удовольствием встретился бы с твоим отцом, чтобы обсудить дальнейшие совместные действия, но, уверен, это мы сможем сделать и после освобождения заложников Цу-тана.
Гарнский принц глубоко вздохнул, словно с души его свалился камень.
– Отцу очень не хотелось бы, чтобы вы отказались от столь почетного для семьи союза. А потому он просит принять в дар пятьдесят лучших всадников во главе с собственным сыном и надеется, что это поможет вам благополучно воссоединиться с товарищами.
Первой реакцией Льешо был отказ от предложения хана. В его распоряжении оказалось всего несколько дней, чтобы привыкнуть к мысли о том, что не все гарны хотят его убить. Больше того, и сам Таючит не слишком помогал укреплению этой идеи. Конечно, молодой принц и внешне, и в манерах очень мало походил на мать, и все же Льешо не уставал спрашивать себя, насколько невинной была та шалость с копьем, которая едва не стоила ему жизни? Если мать знала о чаше, то, может быть, сын знал о копье? Король уже собрался с духом, чтобы отклонить предложение, но в этот самый миг принц заговорил сам, стремясь предвосхитить отступление в присутствии самых близких товарищей.
– Я очень хочу пойти с вами. Так что, прежде чем ответить, примите заверения втом, что, вызывая вас на игруджиду, я вовсе не хотел причинить вред. Я не подозревал, что вам принадлежит не только магическое имя, но и магическое копье, и хотел всего лишь испытать выдержку и сноровку сверстника в военной игре. Взамен собственной глупости я вручаю вам собственную честь и клянусь, что по первой же команде верну ее в битве.
Подобные речи казались Льешо слишком витиеватыми и излишне поэтичными, особенно в устах юноши, чья мать только что пыталась его отравить.
Принц Таючит, однако, сумел понять мысли собеседника и сам предложил ответ:
– Госпожа Чауджин доводится мне мачехой. А матерью я называю ее только ради отца.
Больше наследник ничего не добавил, однако отношение его ясно читалось и в интонации, и в выражении лица.
– Не хочу, чтобы союз со мной стоил хану жизни его любимого сына, тем более в той битве, которая вовсе не принадлежит ему.
Второе из мучивших Льешо сомнений Таючит отмел легким движением руки:
– Вы не старше меня, но уже успели проявить себя в битве и отправляетесь спасать друзей, ведя за собой немало воинов. Но и я, подобно вам, всю жизнь учился воевать, так что пришла пора и мне проявить себя в деле.
– Вовсе не подобно мне.
Льешо не счел необходимым объяснять, что до пятнадцати лет не видел ничего иного, кроме воды, грабель и раковин на жемчужных плантациях господина Чин-ши.
Принц Таючит воспринял эти слова как удар, и Льешо понял, что должен объясниться. Ведь так же, как и сам Льешо, юноша ни в чем не виноват. Но аргументы не приходили. «Не хочу твоей смерти» и «Не могу довериться тебе после того, что сделала твоя мачеха» – все это звучало не слишком красиво в лагере родного отца принца.
– Выпей, – прервала разговор Карина, подойдя с чашкой настоя, в котором все еще плавали и листья, и кора. Хотя Льешо поморщился, целительница была настроена решительно. – Это снимет неприятные последствия, от которых ты сейчас так страдаешь.
Она не стала уточнять, какие именно неприятные последствия, и благоразумно не упомянула их источник, и все же Льешо покраснел как рак. Он вовсе не забыл о том, как мечтал уложить в постель мачеху своего гостя, однако Таючит отвлек его от проявлений, которые не могли укрыться от глаз любого, кто взглянул бы на молодого короля. Так что пока Льешо пил лекарство, Таючит старательно смотрел на его макушку и продолжал излагать свою позицию.
– Я не хочу сидеть в тылу рядом с женщинами, когда есть возможность завоевать славу.
Гарнский принц не смог бы выдумать менее убедительного аргумента в пользу вступления в отряд, равно как и менее подходящего времени для его представления. Карина взглянула на невежу, вопросительно вздернув брови, а в дверях как раз показалась вернувшаяся из разведывательной экспедиции Каду.
– Что это там за рассуждения относительно сидения в тылу с женщинами? – поинтересовалась она, вздрагивая так, словно отряхивала перья.
– И мне хотелось бы узнать, – подлила масла в огонь Карина.
– Нет, что вы. Я вовсе не это имел в виду. Я только хотел сказать, что гарнские женщины не… ну или не часто…
Бедняга совсем запутался и покраснел почти так же, как только что Льешо.
– И ты надеешься отделаться от парня? – лукаво подмигнув, спросил Собачьи Уши. – Куда легче будет объяснить его раны после того, как он их получит, а не перед битвой.
– Рассуждать о высоких целях и о том, что мы сможем одолеть вдвойне превосходящего по силе противника, имело смысл во дворце, перед ханом, – поддержал Балар. – Но подкрепление никогда не мешало даже героям, а иметь войско вдвое больше всегда лучше, чем довольствоваться вдвое меньшим, особенно когда выступаешь против врага, который служит черному магу.
Таючит улыбнулся союзнику.
– Мой отец согласился бы, – заметил он, – и с красотой выражения, и с возможностью скорой проверки утверждения. А обезьянка пойдет с нами на войну?
– Она никогда не пропускает ни одного сражения, – заверила Каду.
– И мне можно будет ее немножко пронести? – с восторгом и надеждой вызвался юноша.
Льешо ощутил укол ревности – между некоторыми из его соратников и гарнским принцем вполне могла завязаться дружба.
– Гарны – наши враги, – внезапно выпалил он, шокировав и братьев, и принца, однако ничуть не удивив этим выпадом тех из товарищей, которые прошли вместе с будущим королем долгий и трудный путь.
– Действительно, об этом трудно забыть, – пожала плечами Каду, – однако нам все равно необходимо выяснить, на каких позициях окажется хан в большой и трудной войне. Так что лучше держать его сына поближе к себе, а не оставлять за спиной врага, не имея в резерве даже заложников.
– Отец тоже так считает, – легко подтвердил Таючит. Даже слишком легко.
– В объятиях семьи и народа улуса тебе слишком хорошо живется. Потому тебе и кажется, что можно переманить на свою сторону наши силы с такой же легкостью, с какой тебе удается очаровать собственных конных гвардейцев, которым по уставу положено дружить. – Действие настоя и общество надежных товарищей расслабили Льешо, однако в эту минуту он вновь собрался в комок. – Нас не так-то легко завоевать, и любой, с кем тебе придется ехать, ни на секунду не задумываясь, убьет тебя, как только ты ослушаешься моей первой команды.
Льешо не знал наверняка, но ему казалось, что настоящий король должен вести себя именно так. Конечно, королевские приказы должны быть такими, чтобы подданные могли с чистой совестью их выполнять. Но не хотелось бы, чтобы этот глупый принц считал, что победная улыбка способна его защитить.
Словно сбросив маску, Таючит моментально стал серьезным.
– Госпожа Чауджин была второй женой отца до того, как моя мать умерла во сне. После этого она стала первой женой.
Не требовалось особенно богатого воображения, чтобы представить себе, как именно умерла мать Таючита. Значит, у них есть что-то общее.
– Это случилось три года назад, а я все еще жив.
И это замечание Льешо понял. Он счел нужным поклониться юному принцу, признавая накал тех незримых битв, которые мальчик неустанно ведет в кругу семьи.
– Ты не обретешь в нашей компании большей безопасности, однако хорошо уже то, что тебе не придется притворяться в любви к врагам.
– Так когда же мы отправимся?
Таючиту явно не терпелось уйти, и Льешо хорошо понимал почему.
– Рано, еще на ложном рассвете. Так что попрощаться лучше сегодня.
Принц быстро кивнул в ответ и, не оборачиваясь, вышел. Оставшись наедине с собой, король почувствовал, что лекарство Болгая подействовало – он почти пришел в себя. Только умирал от голода.
Льешо собрал свое войско на площадке для игр, которая служила в лагере Чимбай-хана отправным пунктом. В тусклом сером свете малого солнца воины стояли, со всех сторон окруженные белыми юртами, и ждали прихода гарнских всадников. Король ожидал, что пожелать удачи в походе явится сам хан, а с ним, возможно, вожди и несколько советников, а вовсе не эта толпа старых и малых, мужчин и женщин, которые заполнили все свободное пространство. Люди волновались, возбужденно переговаривались, а потому Льешо едва не пропустил отдающееся в земле эхо далекого еще лошадиного топота. Едва дрожь земли превратилась в катившийся по главной улице громоподобный грохот, возбуждение переросло в громкие приветственные крики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72