Постепенно выяснялось, что Шу обращался за советом к самым разным людям, а потому его приближенные зачастую оказывались совсем не теми, за кого себя выдавали.
– Как твой господин? – поинтересовался Льешо. Собачьи Уши немного помолчал.
– Днем он чувствует себя неплохо, – наконец заговорил он. Потом достал из висевшего за спиной футляра флейту. Уже встали младшие луны, озарив инструмент призрачным серебряным сиянием. Карлик медленно провел пальцами по клапанам. Неуверенно зазвучал скорбный мотив и тут же затих. – Но ведь он не может постоянно бодрствовать, не находя отдыха во сне…
Льешо промолчал. Он не понаслышке знал о тех испытаниях и муках, которые мог обрушить на человека мастер Марко, но ему не доводилось попасть в лапы убегающим гарнам. А потому он и не понимал, что на самом деле сотворил с императором Цу-тан и какие именно видения мог послать ему волшебник.
Судя по всему, карлик пришел не для того, чтобы посидеть молча.
– Ты мог бы помочь ему.
– Мне вполне хватает собственных кошмаров.
– Да, конечно, – вздохнул Собачьи Уши. – Каменные люди степей. Для них сердца путников и воинов – особый деликатес, во всяком случае, так гласят легенды. Говорят также, что они вырывают из груди человека сердце, а вместо него вставляют камешек.
– Мне не довелось встречаться с каменными людьми, – возразил Льешо. Те мертвые, которых видел во сне он сам, вырывали собственные глаза – жемчужины Богини, – а не сердца.
– Это всего лишь легенды. – Тон музыканта ясно показывал, что он и сам не верит собственным словам. – Причем чрезвычайно древние. В наши дни, разумеется, никто даже не видел каменных великанов.
Интересно, видел ли этих чудовищ сам карлик? – задумался Льешо. Но Собачьи Уши явно не собирался отступать.
– Шу здесь, с нами, и очень нуждается в твоей помощи.
– Я не лекарь.
– Зато ты хорошо знаешь, на что способен Марко.
Так думал и сам Льешо. Отвечать не хотелось. Избавление же явилось в виде внезапно заслонившей и свет костра, и слабое свечение луны тени. Мастер Ден тяжело опустился на землю возле принца. Юноша порою забывал, насколько велик лукавый бог: Чи-Чу сидел на траве словно каменное изваяние, а Льешо – на найденном прямо здесь, в лагере, складном стуле, и, несмотря на это, они смотрели в глаза друг другу. Бог едва заметно кивнул музыканту, тот ответил на приветствие глубоким поклоном. После этого учитель сосредоточил все свое внимание на ученике.
– Это же не твои мертвые, – заметил он.
Льешо невольно спросил себя, почему сегодня все читают его мысли.
– Чьи же? – уточнил он. – Сколько людей должны умереть лишь ради того, чтобы один-единственный изгнанный из родной страны принц мог освободиться от судьбы ловца жемчуга?
– Насколько мне известно, один старик умер от лихорадки. Все остальные – на совести мастера Марко. Не смешивай неловкость оставшегося в живых с чувством вины за действия врагов.
– Что ты имеешь в виду?
Льешо медленно поднялся, крепко сжав рукоятки мечей. Противостояние, в котором отказал младшему брату Балар, не давало крови успокоиться. Принц взглянул на музыканта, словно прося того уйти – тогда он сможет, не опасаясь показаться смешным и ничтожным, сколько угодно кричать и беситься, облегчив душу перед мудрым и ироничным учителем. Но Собачьи Уши и не думал вставать – он спокойно смотрел на Льешо глубокими, почти бездонными глазами.
Не выдержав этого взгляда, принц отвернулся и резко замахнулся; мастер Ден отразил еще не состоявшийся удар небрежным шлепком. Потом поднялся на ноги и выразительно, опасно улыбнулся, словно напоминая разбушевавшемуся ученику, что тот имеет дело не с кем иным, как с самим лукавым богом Чи-Чу – опытным мастером боевых искусств. Льешо понимал, что должен испугаться, однако, сразу немного успокоившись, лишь улыбнулся. Да, с мастером Деном стоило вступить в единоборство: о его величественную фигуру можно разбиться вдребезги, в то же время не причинив ему самому ни малейшего вреда.
– Ну же, мальчик, давай нападай. – Мастер Ден осторожно описал круг, свободно опустив руки вдоль тела ладонями наружу и слегка согнув пальцы, словно приглашая к бою. – Сделай меня, если удастся.
Собачьи Уши поспешно подхватил свой стул и ретировался подальше от места поединка. Однако глазами он неотступно следовал за ходом поединка, отмечая каждое удачное движение.
Льешо подцепил носком ноги тот самый стул, на котором только что сидел, и метнул его прямо над головой учителя – стул взвился в воздух и приземлился точно в костер. Внимание мастера Дена на долю секунды рассеялось, и в этот момент Льешо пошел в атаку.
Поначалу он боролся яростно, с почти отчаянной искренностью, обрушивая на мощную стать учителя почти смертельные удары всех известных ему стилей. Высоко подпрыгивая, он резко выбрасывал ногу в сторону горла противника, словно намереваясь лишить его дыхания. Однако мастер Ден с легкостью отражал выпад на расстоянии волоса от контакта. Напряженная ладонь ученика едва не ломала грудь учителя, но и она встречала резкий, точный отпор.
Наконец мастер Ден ответил метким, рассчитанным и стремительным ударом, который при желании вполне мог бы уничтожить противника. Было больно, и Льешо отошел в сторону, осторожно кружа, чтобы выиграть время и восстановить дыхание. Ден удивленно поднял брови, предательски улыбаясь:
– Неужели это все, чему ты научился, малыш? Победитель множества не способен одолеть одну-единственную прачку!
Упрек относился вовсе не к боевой сноровке Льешо, а к тому количеству смертей, которое и привело юношу в подобное состояние духа.
– Я тебя убью! Убью! – завопил в ответ принц и рванулся вперед, забыв обо всех правилах единоборства. Каждый из ударов диктовался лишь бешенством и отчаянием. Он и сам уже не понимал, к чему стремится: забыть обо всем случившемся или же перейти границу сознания и оказаться там, где само выживание значило больше, чем та цена, которой оно достигалось.
В конце концов Льешо сообразил, что мастер Ден не ответил ни на один из его ударов, не использовал даже ни одного приема из облегченного учительского арсенала. Да, наставник бережно хранил безопасность юноши, своей мощью безропотно принимая все его бешеные удары.
– Прости.
Льешо наконец остановился и дотронулся до одежды мастера, показывая, что расслабился.
– Смотри-ка, старина, а парнишка вроде и не особенно переживает из-за того, что так старался тебя прикончить, – ехидно заметил сидящий на безопасном расстоянии музыкант.
– Да и тебе не стоит беспокоиться, – не смолчал лукавый бог. Он взял принца за подбородок и для пущей убедительности слегка нажал на него. – Когда боги требуют больше, чем ты способен им дать, ты имеешь полное право получить от них все необходимое для продолжения собственного пути. Однако нельзя брать на себя ответственность за глупость других людей. А особенно – императора Шу.
– Учитель совершенно прав, Льешо. Я знаю монарха с детских лет; уже тогда невозможно было воззвать к его рассудительности.
С этими словами Собачьи Уши снова устроился на собственном стуле, очевидно, решив, что опасность окончательно миновала. Ощутив полный комфорт, он решил продолжить разговор, обращаясь к мастеру Дену поверх головы Льешо и давая выход накопившемуся раздражению:
– Этот человек не в состоянии понять, что стена – она и есть стена, до тех самых пор, пока несколько раз как следует не стукнется о нее головой. Учится он только таким образом. А империя для досточтимого Шу – та же стена, только гораздо выше и шире. Так что сюда его привел вовсе не ты, мальчик, а дурацкое понятие о том, что значит быть императором, которое он к тому же пытается воплотить в жизнь не головой, а кулаками. Госпожа Сьен Ма не слишком довольна всеми нами, но, по-моему, она не случайно позволила Шу тронуться умом. Ведь он познал и возбуждение битвы, и горечь потери собственного войска – однако ничто не заставило его, подобно тебе, задуматься и не наложило ни малейшего отпечатка на дальнейшие действия.
– А как же ташеки? – Льешо знал, что сказать в ответ. – Они умрут, но во имя чего? Это вовсе не их война.
– Ты уверен? – уточнил мастер Ден. Карлик лишь пожал плечами.
– Во всяком случае, так сказала Динха.
Мастер Ден глубоко вздохнул. Плечи его опустились подобно осевшему массивному зданию.
– И в этом тоже нет твоей вины.
Льешо не знал, как относиться к словам музыканта об императоре. Сейчас, вновь обретя способность рассуждать здраво, он понял, что именно тот имел в виду. Однако судьба пустынников оставалась всецело на его совести.
– Ты должен понять.
Мастер Ден оглянулся, словно что-то разыскивая, и, вытащив из тлеющего костра стул Льешо, отряхнул его и поставил, жестом приглашая юношу присесть. Сам же он устроился на месте Балара. Трехногий стульчик был слишком мал для него, однако лукавый бог все равно уселся, то ли для того, чтобы не давить на собеседников собственным ростом, то ли чтобы отдышаться после схватки: судя по всему, Льешо оказался не таким уж безобидным и немощным противником. Как бы там ни было, положив руки на колени и прикрыв глаза, мастер Ден впал в состояние поэтического раздумья. Льешо прекрасно помнил иные времена и иные уроки, а потому приготовился внимательно слушать.
Наставник начал с вопроса:
– Что ты знаешь о пустынниках?
– То, что их так называют за скитания по пустыне Гансау. А еще что они принадлежат к религиозному боевому ордену, посвященному Динхе и ее детям.
Льешо словно отвечал хорошо выученный урок, и мастер Ден в знак одобрения слегка кивнул, приглашая продолжать.
– Они путешествуют по всему изведанному миру, большей частью в одиночестве, хотя нередко нанимаются на несложную работу, например, в качестве гуртовщиков и погонщиков. Поскольку пустынники вовсе не проявляют склонности работать больше, чем совершенно необходимо, или приобретать какую-нибудь собственность, далекие от понимания люди нередко считают их попросту бездельниками и бродягами. Но подобная жизнь – это определенный способ познания мира. Возвращаясь домой, пустынники делятся своей информацией с Динхой.
Льешо замолчал, удивленный. Ему думалось, что он знает куда больше. Действительно, он сознавал и верность, и гордость, и изобретательность пустынников, однако не мог сформулировать и выразить собственные мысли. И все же в понимании сути явления оставалась заметная брешь.
– Наверно, существуют и какие-то иные стороны, – подсказал Собачьи Уши.
Мастер Ден поднял бровь, словно побуждая ученика продолжить ответ. Но принц не мог найти подходящих слов, а потому ждал помощи мастера.
– Семьи, в которых они родились, не могут рассчитывать на поддержку собственных сыновей, – заговорил Ден. – Сами же они не создают собственные семьи. Кроме того, принадлежа земле и народу сновидений, крайне редко посвящают себя этому обряду.
– То есть члены этого ордена совершенно одиноки и пусты.
Льешо все понял. Мысль казалась ужасной, но верной.
– Разумеется, их нельзя назвать поросячьим визгом, то есть, если верить поговорке, единственной частью свиньи, которую нельзя с толком использовать. Зато они похожи на горсть мелких монет. – Мастер Ден вытянул руку, словно взвешивая в ладони медяки. – Сами по себе они бесполезны, зато приносят пользу, если их истратить.
– Динха знала, что пустынникам предстоит умереть, и все же, потеряв весь Акенбад, отдала их мне. Почему? Неужели Фибия настолько важна для каменного города, что его властители готовы пожертвовать ради нашей свободы собственными воинами?
– Если считать свободой замену чуждого тирана на собственного монарха. – Собачьи Уши ради убедительности взмахнул флейтой, словно волшебным жезлом. – Но я слышал, что ценности свободы серьезно преувеличиваются, особенно ташеками.
– Я никогда не стал бы тираном…
– Имей ты хоть малейший выбор, то и вообще не стал бы королем, – поддразнил карлик.
Льешо недовольно поморщился. Почему-то ему казалось, что окружающие не замечают его слабостей.
– Вполне возможно, что на самом деле Фибия не означает для ташеков ничего особенного. – Мастер Ден смотрел куда-то в сторону. – А может быть, заключает в себе абсолютно все. Динха наверняка знала исход событий задолго до того, как послала за тобой. Ну а почему твои сновидения оказались для нее важнее собственной жизни, предстоит понять только тебе самому. Задай себе этот вопрос.
Льешо не стал откровенничать и объяснять, что уже пытался найти решение задачи, но так и не смог. Он понял лишь, что Кагар было очень больно приносить в жертву злым духам собственного кузена. Мастер Ден уже и так потерял терпение, возясь с упрямым и несговорчивым учеником, а лукавый бог Чи-Чу скорее всего и вовсе не обладал достаточным запасом снисходительности. Пришло время подтолкнуть беседу и вывести ее за рамки жалости к себе самому.
– Так что же относительно Шу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Как твой господин? – поинтересовался Льешо. Собачьи Уши немного помолчал.
– Днем он чувствует себя неплохо, – наконец заговорил он. Потом достал из висевшего за спиной футляра флейту. Уже встали младшие луны, озарив инструмент призрачным серебряным сиянием. Карлик медленно провел пальцами по клапанам. Неуверенно зазвучал скорбный мотив и тут же затих. – Но ведь он не может постоянно бодрствовать, не находя отдыха во сне…
Льешо промолчал. Он не понаслышке знал о тех испытаниях и муках, которые мог обрушить на человека мастер Марко, но ему не доводилось попасть в лапы убегающим гарнам. А потому он и не понимал, что на самом деле сотворил с императором Цу-тан и какие именно видения мог послать ему волшебник.
Судя по всему, карлик пришел не для того, чтобы посидеть молча.
– Ты мог бы помочь ему.
– Мне вполне хватает собственных кошмаров.
– Да, конечно, – вздохнул Собачьи Уши. – Каменные люди степей. Для них сердца путников и воинов – особый деликатес, во всяком случае, так гласят легенды. Говорят также, что они вырывают из груди человека сердце, а вместо него вставляют камешек.
– Мне не довелось встречаться с каменными людьми, – возразил Льешо. Те мертвые, которых видел во сне он сам, вырывали собственные глаза – жемчужины Богини, – а не сердца.
– Это всего лишь легенды. – Тон музыканта ясно показывал, что он и сам не верит собственным словам. – Причем чрезвычайно древние. В наши дни, разумеется, никто даже не видел каменных великанов.
Интересно, видел ли этих чудовищ сам карлик? – задумался Льешо. Но Собачьи Уши явно не собирался отступать.
– Шу здесь, с нами, и очень нуждается в твоей помощи.
– Я не лекарь.
– Зато ты хорошо знаешь, на что способен Марко.
Так думал и сам Льешо. Отвечать не хотелось. Избавление же явилось в виде внезапно заслонившей и свет костра, и слабое свечение луны тени. Мастер Ден тяжело опустился на землю возле принца. Юноша порою забывал, насколько велик лукавый бог: Чи-Чу сидел на траве словно каменное изваяние, а Льешо – на найденном прямо здесь, в лагере, складном стуле, и, несмотря на это, они смотрели в глаза друг другу. Бог едва заметно кивнул музыканту, тот ответил на приветствие глубоким поклоном. После этого учитель сосредоточил все свое внимание на ученике.
– Это же не твои мертвые, – заметил он.
Льешо невольно спросил себя, почему сегодня все читают его мысли.
– Чьи же? – уточнил он. – Сколько людей должны умереть лишь ради того, чтобы один-единственный изгнанный из родной страны принц мог освободиться от судьбы ловца жемчуга?
– Насколько мне известно, один старик умер от лихорадки. Все остальные – на совести мастера Марко. Не смешивай неловкость оставшегося в живых с чувством вины за действия врагов.
– Что ты имеешь в виду?
Льешо медленно поднялся, крепко сжав рукоятки мечей. Противостояние, в котором отказал младшему брату Балар, не давало крови успокоиться. Принц взглянул на музыканта, словно прося того уйти – тогда он сможет, не опасаясь показаться смешным и ничтожным, сколько угодно кричать и беситься, облегчив душу перед мудрым и ироничным учителем. Но Собачьи Уши и не думал вставать – он спокойно смотрел на Льешо глубокими, почти бездонными глазами.
Не выдержав этого взгляда, принц отвернулся и резко замахнулся; мастер Ден отразил еще не состоявшийся удар небрежным шлепком. Потом поднялся на ноги и выразительно, опасно улыбнулся, словно напоминая разбушевавшемуся ученику, что тот имеет дело не с кем иным, как с самим лукавым богом Чи-Чу – опытным мастером боевых искусств. Льешо понимал, что должен испугаться, однако, сразу немного успокоившись, лишь улыбнулся. Да, с мастером Деном стоило вступить в единоборство: о его величественную фигуру можно разбиться вдребезги, в то же время не причинив ему самому ни малейшего вреда.
– Ну же, мальчик, давай нападай. – Мастер Ден осторожно описал круг, свободно опустив руки вдоль тела ладонями наружу и слегка согнув пальцы, словно приглашая к бою. – Сделай меня, если удастся.
Собачьи Уши поспешно подхватил свой стул и ретировался подальше от места поединка. Однако глазами он неотступно следовал за ходом поединка, отмечая каждое удачное движение.
Льешо подцепил носком ноги тот самый стул, на котором только что сидел, и метнул его прямо над головой учителя – стул взвился в воздух и приземлился точно в костер. Внимание мастера Дена на долю секунды рассеялось, и в этот момент Льешо пошел в атаку.
Поначалу он боролся яростно, с почти отчаянной искренностью, обрушивая на мощную стать учителя почти смертельные удары всех известных ему стилей. Высоко подпрыгивая, он резко выбрасывал ногу в сторону горла противника, словно намереваясь лишить его дыхания. Однако мастер Ден с легкостью отражал выпад на расстоянии волоса от контакта. Напряженная ладонь ученика едва не ломала грудь учителя, но и она встречала резкий, точный отпор.
Наконец мастер Ден ответил метким, рассчитанным и стремительным ударом, который при желании вполне мог бы уничтожить противника. Было больно, и Льешо отошел в сторону, осторожно кружа, чтобы выиграть время и восстановить дыхание. Ден удивленно поднял брови, предательски улыбаясь:
– Неужели это все, чему ты научился, малыш? Победитель множества не способен одолеть одну-единственную прачку!
Упрек относился вовсе не к боевой сноровке Льешо, а к тому количеству смертей, которое и привело юношу в подобное состояние духа.
– Я тебя убью! Убью! – завопил в ответ принц и рванулся вперед, забыв обо всех правилах единоборства. Каждый из ударов диктовался лишь бешенством и отчаянием. Он и сам уже не понимал, к чему стремится: забыть обо всем случившемся или же перейти границу сознания и оказаться там, где само выживание значило больше, чем та цена, которой оно достигалось.
В конце концов Льешо сообразил, что мастер Ден не ответил ни на один из его ударов, не использовал даже ни одного приема из облегченного учительского арсенала. Да, наставник бережно хранил безопасность юноши, своей мощью безропотно принимая все его бешеные удары.
– Прости.
Льешо наконец остановился и дотронулся до одежды мастера, показывая, что расслабился.
– Смотри-ка, старина, а парнишка вроде и не особенно переживает из-за того, что так старался тебя прикончить, – ехидно заметил сидящий на безопасном расстоянии музыкант.
– Да и тебе не стоит беспокоиться, – не смолчал лукавый бог. Он взял принца за подбородок и для пущей убедительности слегка нажал на него. – Когда боги требуют больше, чем ты способен им дать, ты имеешь полное право получить от них все необходимое для продолжения собственного пути. Однако нельзя брать на себя ответственность за глупость других людей. А особенно – императора Шу.
– Учитель совершенно прав, Льешо. Я знаю монарха с детских лет; уже тогда невозможно было воззвать к его рассудительности.
С этими словами Собачьи Уши снова устроился на собственном стуле, очевидно, решив, что опасность окончательно миновала. Ощутив полный комфорт, он решил продолжить разговор, обращаясь к мастеру Дену поверх головы Льешо и давая выход накопившемуся раздражению:
– Этот человек не в состоянии понять, что стена – она и есть стена, до тех самых пор, пока несколько раз как следует не стукнется о нее головой. Учится он только таким образом. А империя для досточтимого Шу – та же стена, только гораздо выше и шире. Так что сюда его привел вовсе не ты, мальчик, а дурацкое понятие о том, что значит быть императором, которое он к тому же пытается воплотить в жизнь не головой, а кулаками. Госпожа Сьен Ма не слишком довольна всеми нами, но, по-моему, она не случайно позволила Шу тронуться умом. Ведь он познал и возбуждение битвы, и горечь потери собственного войска – однако ничто не заставило его, подобно тебе, задуматься и не наложило ни малейшего отпечатка на дальнейшие действия.
– А как же ташеки? – Льешо знал, что сказать в ответ. – Они умрут, но во имя чего? Это вовсе не их война.
– Ты уверен? – уточнил мастер Ден. Карлик лишь пожал плечами.
– Во всяком случае, так сказала Динха.
Мастер Ден глубоко вздохнул. Плечи его опустились подобно осевшему массивному зданию.
– И в этом тоже нет твоей вины.
Льешо не знал, как относиться к словам музыканта об императоре. Сейчас, вновь обретя способность рассуждать здраво, он понял, что именно тот имел в виду. Однако судьба пустынников оставалась всецело на его совести.
– Ты должен понять.
Мастер Ден оглянулся, словно что-то разыскивая, и, вытащив из тлеющего костра стул Льешо, отряхнул его и поставил, жестом приглашая юношу присесть. Сам же он устроился на месте Балара. Трехногий стульчик был слишком мал для него, однако лукавый бог все равно уселся, то ли для того, чтобы не давить на собеседников собственным ростом, то ли чтобы отдышаться после схватки: судя по всему, Льешо оказался не таким уж безобидным и немощным противником. Как бы там ни было, положив руки на колени и прикрыв глаза, мастер Ден впал в состояние поэтического раздумья. Льешо прекрасно помнил иные времена и иные уроки, а потому приготовился внимательно слушать.
Наставник начал с вопроса:
– Что ты знаешь о пустынниках?
– То, что их так называют за скитания по пустыне Гансау. А еще что они принадлежат к религиозному боевому ордену, посвященному Динхе и ее детям.
Льешо словно отвечал хорошо выученный урок, и мастер Ден в знак одобрения слегка кивнул, приглашая продолжать.
– Они путешествуют по всему изведанному миру, большей частью в одиночестве, хотя нередко нанимаются на несложную работу, например, в качестве гуртовщиков и погонщиков. Поскольку пустынники вовсе не проявляют склонности работать больше, чем совершенно необходимо, или приобретать какую-нибудь собственность, далекие от понимания люди нередко считают их попросту бездельниками и бродягами. Но подобная жизнь – это определенный способ познания мира. Возвращаясь домой, пустынники делятся своей информацией с Динхой.
Льешо замолчал, удивленный. Ему думалось, что он знает куда больше. Действительно, он сознавал и верность, и гордость, и изобретательность пустынников, однако не мог сформулировать и выразить собственные мысли. И все же в понимании сути явления оставалась заметная брешь.
– Наверно, существуют и какие-то иные стороны, – подсказал Собачьи Уши.
Мастер Ден поднял бровь, словно побуждая ученика продолжить ответ. Но принц не мог найти подходящих слов, а потому ждал помощи мастера.
– Семьи, в которых они родились, не могут рассчитывать на поддержку собственных сыновей, – заговорил Ден. – Сами же они не создают собственные семьи. Кроме того, принадлежа земле и народу сновидений, крайне редко посвящают себя этому обряду.
– То есть члены этого ордена совершенно одиноки и пусты.
Льешо все понял. Мысль казалась ужасной, но верной.
– Разумеется, их нельзя назвать поросячьим визгом, то есть, если верить поговорке, единственной частью свиньи, которую нельзя с толком использовать. Зато они похожи на горсть мелких монет. – Мастер Ден вытянул руку, словно взвешивая в ладони медяки. – Сами по себе они бесполезны, зато приносят пользу, если их истратить.
– Динха знала, что пустынникам предстоит умереть, и все же, потеряв весь Акенбад, отдала их мне. Почему? Неужели Фибия настолько важна для каменного города, что его властители готовы пожертвовать ради нашей свободы собственными воинами?
– Если считать свободой замену чуждого тирана на собственного монарха. – Собачьи Уши ради убедительности взмахнул флейтой, словно волшебным жезлом. – Но я слышал, что ценности свободы серьезно преувеличиваются, особенно ташеками.
– Я никогда не стал бы тираном…
– Имей ты хоть малейший выбор, то и вообще не стал бы королем, – поддразнил карлик.
Льешо недовольно поморщился. Почему-то ему казалось, что окружающие не замечают его слабостей.
– Вполне возможно, что на самом деле Фибия не означает для ташеков ничего особенного. – Мастер Ден смотрел куда-то в сторону. – А может быть, заключает в себе абсолютно все. Динха наверняка знала исход событий задолго до того, как послала за тобой. Ну а почему твои сновидения оказались для нее важнее собственной жизни, предстоит понять только тебе самому. Задай себе этот вопрос.
Льешо не стал откровенничать и объяснять, что уже пытался найти решение задачи, но так и не смог. Он понял лишь, что Кагар было очень больно приносить в жертву злым духам собственного кузена. Мастер Ден уже и так потерял терпение, возясь с упрямым и несговорчивым учеником, а лукавый бог Чи-Чу скорее всего и вовсе не обладал достаточным запасом снисходительности. Пришло время подтолкнуть беседу и вывести ее за рамки жалости к себе самому.
– Так что же относительно Шу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72