– Самое священное место во всей пустыне Гансау, – пояснил Балар. – Прорицатели не могут точно сказать, вода ли течет потому, что ташеки видят пророческие сны, или ташеки видят пророческие сны потому, что течет вода. Впрочем, при встрече ты сам выяснишь это у Льюки.
Святой Колодец в пустыне? Тогда не приходится удивляться, что люди в Акенбаде видят странные сны. Мастер Марко наверняка знает, какие именно яды просачиваются в воду из почвы, провоцируя нездоровые видения. А потом он до смерти замучает свои жертвы, изучая последствия.
– Хотелось бы знать, куда подевался мой дорожный мешок, – сухо заметил Льешо. – В нем оружие. А Харлол с Катаром так внимательно следят за дорогой, что с тем же успехом могут ехать в противоположную сторону. Гарны не похвалят тебя за то, что ты умыкнул у них добычу, хотя они явно ошибаются, приписывая моей персоне несуществующую ценность. Так что если младшего брата поймают связанным и безоружным, вряд ли история закончится удачно.
– Твой мешок здесь, у нас. – Взгляд Балара стал острым и проницательным. – Копье обжигает меня при малейшем прикосновении. Кагар оказался не столь чувствительным, потому и взял его на хранение.
Нефритовая чаша, копье. Не имея под рукой своих сокровищ, Льешо сразу начинал волноваться, становился подозрительным и недоверчивым.
– Мне необходимо срочно проверить, все ли на месте.
– Ташеки ничего не посмеют украсть, братишка. Они считают тебя своим спасителем. А я не могу, даже если бы очень захотел, так что все будет в полной сохранности. Но готов ли ты дать клятву принца и брата, что не убежишь, как только я верну тебе оружие?
Солнце светило безжалостно – казалось, оно бьет бедного Льешо молотом по голове, и это несмотря на то, что кто-то старательно укрыл его от пустынного зноя. Сквозь пыльную, песочного цвета защитную сетку юноша взглянул в такое же пыльное, песочного цвета небо.
Интересно, сколько времени я лежал без сознания на спине украденного у Шу верблюда ? Несколько минут или несколько дней?
Горько усмехнувшись, пленник огляделся. Куда здесь бежать? Так или иначе, конец один – смерть от жажды. Единственное, о чем он сейчас мечтал, – это о глотке воды в зеленой, словно море, нефритовой чаше.
Балар беспокойно оглянулся. Льешо и сам ощущал погоню, она неумолимо жгла спину. За ними неотступно мчались гарнские всадники из клана улгаров; в пустыню их гнала всепожирающая ненависть волшебника.
– Если нас догонят, убей меня, – попросил Льешо.
Он ни за что не сдастся в плен гарнам и не позволит Марко опять ставить над собой эксперименты.
– Если нас догонят, я не смогу тебя убить. А потому давай постараемся, чтобы нас не догнали.
Балар резко свистнул, и в тот же момент рядом очутился Кагар.
– Отдай парню меч и нож. А лук со стрелами и особенно короткое копье береги как зеницу ока. Льюка захочет их внимательно рассмотреть.
– Учти, что ты говоришь о дарах госпожи Сьен Ма, – предупредил брата Льешо, – а она не очень-то милостиво отнесется к их краже.
– Ты опять говоришь о краже, Льешо? Считаешь братьев ворами?
Взгляд Балара жег сильнее, чем солнце, однако в конце концов он едва заметно пожал плечами и, склонившись, разрезал путы на запястьях младшего из принцев.
– Возврати дары, Кагар. Негоже гневить богиню войны.
Кагар на скаку обернулся и отвязал притороченный к седлу мешок. Достал меч и нож, молча отдал их. Пристегнув оружие к поясу, Льешо протянул руку за коротким луком, натянув тетиву, проверил его, а потом сунул в седельную сумку возле правой ноги. Колчан со стрелами, который украшал собственный вензель ее сиятельства, он повесил за спину. Едва Кагар вытащил короткое копье, Льешо, несмотря на палящее солнце, задрожал. Грудь его пронзила острая боль воспоминаний о былых смертях, однако он не позволил оружию подчинить себе настоящее.
– Дай мне, – негромко велел юноша. Двигаясь словно лунатик, Кагар протянул копье.
– Чаша в целости и сохранности, о священный, – громким, возбужденным шепотом возвестил конюх-ташек.
Льешо взял в руки копье и кивнул, показывая, что все слышал. Конюх дрожал от ужаса, однако руки его не казались израненными. Когда копье взял Адар, его ладони тут же покрылись волдырями – оружие будто различало кровь фибских принцев, признавая лишь одного из них.
– Ты путешествуешь с чудесными вещами, Льешо. – Собачьи Уши с ненавистью посмотрел на копье. – И, судя по всему, они тебя не очень-то жалуют.
Замечание карлика убило в душе Льешо последнюю искру надежды, ему так хотелось верить, что связь с копьем существовала исключительно в его собственном воображении. Кагар тоже ощутил эту связь, но лишь когда дотронулся до оружия. Карлику-музыканту не понадобился даже непосредственный контакт – он и так все почувствовал. Поэтому Льешо решил понаблюдать за ним повнимательнее.
Балар смотрел на брата без всякого выражения, просто ожидая ответа, которого юноша не знал и сам. Так ничего и не сказав, пришпорил лошадь.
– Далеко еще до Святого Колодца?
– Слишком далеко, – коротко ответил Балар и поскакал еще быстрее.
Глава десятая
Путники ехали уже по глубинной, внутренней части пустыни Гансау. Солнце пекло и давило, словно непреходящий ужас погони. Наверное, удар по голове нанес вред более значительный, чем казалось поначалу, а может, сводило с ума шепчущее за спиной копье. Льешо чудилось, будто сама пустыня, с каждым днем становясь все невыносимей, иссушает мысли, не оставляя ничего, кроме видений, которые властвовали сильнее, чем во сне. Хмиши кричал так, словно мучители вырывали из его тела печень, а бледная, едва живая от ужаса Льинг смотрела на пытки. Шу тоже был там; в беспомощном гневе он лишь звенел цепями. Хабиба ехал следом на мощном белом скакуне, с сидящим на перчатке орлом, но все его удивительные способности так и не смогли указать путь. Мастер Марко в этих видениях не появлялся, однако его присутствие отравляло их, словно ядовитый пар.
Льешо с ужасом ожидал отдыха. Однако, когда он отказывался от сна, сумеречные картины просачивались в утомленный бодрствованием мозг словно галлюцинации, а сердце наполнялось ужасом и ненавистью к гарнам. Образы угнетали и подавляли; юноша знал, что всадник-гарн, чей разум перетек в его, боится и ненавидит волшебника, воля которого даже издалека правит всем и вся. И все же, подчиняясь воле клана и страху смерти от рук мастера Марко – ведь в случае неудачи он убьет их всех, – человек этот неотступно следовал за вождем. Гарны очень боялись пустыни – страх породили те мифы, о которых рассказывал Хмиши: о кочевниках, прорицателях и блуждающих в песчаной глуши духах. Кроме того, всадника преследовал страх заблудиться в безжизненных песках. Если закончатся запасы воды – солнце безжалостно иссушит плоть, а мозг закипит в сосуде черепа.
Мысли преследователя настолько походили на его собственные, что разница между ними стерлась. Льешо ясно ощущал безжалостную ярость преследователя, в то же время лишь смутно сознавая, что причина этой ярости – он сам. Гарны вовсе не испытывали чувства ненависти к вождю клана улгаров – тому, кто завел их в пустыню, – нет, они куда сильнее ненавидели свою жертву, так как именно из-за нее кошмарные пески затягивали их все глубже и глубже. Всадник лелеял в мыслях картину страшных пыток, которым он подвергнет этого мальчишку, принца Фибии, как только поймает его. Льешо же, читая эти мысли, во сне кричал от ужаса. Воображение преследователя отзывалось синяками и ссадинами, которые появлялись на теле сами собой – так, словно мучения были реальными. Уж они заставят принца говорить! К хозяину его привезут сломленным, избитым рабом.
Льешо невольно натянул державшие его в седле веревки – он совершенно потерялся, уже не понимая, где мучительный сон, а где – не менее изнуряющая реальность бесконечного пустынного пути. Смутно, издалека, из таких далей, которые невозможно было преодолеть, юноша услышал голос Балара – брат звал его по имени. Но нет, страшные, терзающие разум видения никак не хотели отступать; они кружили и кружили, отзываясь в голове страшной болью.
– Льешо! Льешо! Проснись же! Это всего лишь сон!
Всадники остановились. Или это только казалось, потому что рядом стоял брат?
– Попей немного, пожалуйста!
У лица возник дурно пахнущий, полупустой бурдюк с водой. Льешо прекрасно помнил предостережение об отравленных колодцах, а потому решительно оттолкнул воду. Вызывало сомнение все вокруг: и бурдюк, и давно ушедший в песок мертвый оазис, и едва заметная тень высохшей финиковой пальмы, под которой они остановились отдохнуть.
– Ты должен попить, принц Льешо, иначе просто умрешь! – донесся голос восседающего на верблюде карлика-музыканта.
– Пожалуйста, брат.
Балар снова поднял бурдюк. Льешо резко оттолкнул руку.
– Ты не настоящий! – отчаянно закричал он, удивляясь хрипоте собственного голоса.
Бурдюк выпал, вода тонкой струйкой потекла по песку, тут же впитываясь. Запах влаги внезапно разбудил страшную, отчаянную жажду. Да, иногда и галлюцинация может говорить правду. Собачьи Уши не ошибается: если он хоть немного не попьет, то непременно умрет.
Харлол, тот самый человек, который пытался убить императора, ловко подхватил бурдюк – вода не успела вытечь.
– Черт подери, Кагар! Неужели нужно было бить его так сильно?
– Это вовсе не из-за удара! Это сны, видения. Они совсем его одолели!
– Скажи это Динхе, когда она спросит, почему вместо живого принца снов мы привезли труп.
Харлол злился. Это хорошо. Вернее, ничего хорошего, если он, Льешо, уже мертв, но, во всяком случае, ташек начинал показывать свое истинное лицо. Оказывается, его похитили для того, чтобы отдать Динхе. Балар сказал, что этому человеку можно доверять, но вдруг он и сам ошибался?
– Принц не умрет!
Балар схватил бурдюк, а погонщик, пробурчав что-то невнятное, начал внимательно осматривать ноги верблюда.
Он вовсе не собирался умирать. Льешо сказал бы это, если бы доверял своим попутчикам. А доверять он не мог: ведь именно они виноваты в том, что слуги его самого жестокого врага, мастера Марко, захватили в плен Адара. Так что теперь Льешо просто не имеет права умирать. Он должен жить, пока не освободит брата. Скорее всего его хотят отравить… Ну что же, предсказатели снов выжили, значит, сумеет выжить и он. В конце концов, все это уже испытано – с мастером Марко.
– Пожалуйста, Льешо! Ты же так долго боролся за жизнь, не сдавайся! – Балар налил немного воды в ладонь и протянул брату, словно чудодейственное лекарство. – Выпей.
На сей раз юноша послушался. Вода была немного затхлой, пахла кожей и пыльной рукой Балара, но в целом вполне нормальной. Впрочем, это вовсе не означало, что можно доверять всем вокруг: скорее всего они просто хотят доставить его на место живым. Ничего, там посмотрим.
– Ну вот, молодец.
За эту снисходительную похвалу Льешо захотелось ударить брата, однако какой смысл драться с собственной галлюцинацией?
– Вы все не настоящие.
Он уже говорил это, ничего более оригинального в голову почему-то не лезло. Однако фраза возымела действие, потому что Харлол, садясь верхом, причудливо выругался. Балар не отреагировал; на его лице застыло отчаяние. Потом они снова тронулись в путь, и Льешо затерялся в мире сновидений.
Когда стало немного легче, юноша решил, что уже умер или что, проснувшись, обнаружит: все происходящее после ночи шестнадцатилетия – просто сон. С опаской открыв глаза, он увидел, что оказался в провинции Фаршо, в саду ее сиятельства. Именно здесь смертная богиня Сьен Ма учила Льешо стрелять из лука. Мишенью служили плодоножки персиков. Собранные столь причудливым способом фрукты потом оказывались прекрасным обедом. Сейчас, во сне, он очутился под зеленым куполом листьев, на мягком ковре травы. Чарующий запах персиков приносил воспоминания о последних минутах мира. Если бы можно было поверить в реальность происходящего, Льешо непременно бы расплакался.
– Садовники никак не могут достать до верхушки дерева, а лучшие персики растут именно там, – Сьен Ма нежно тронула юношу за плечо. Льешо чуть-чуть приоткрыл глаза и посмотрел, надеясь, что богиня не заметит его взгляда.
– Я знаю, что ты не спишь, и очень хочу сладких персиков.
– Ты не можешь быть настоящей! – Льешо приподнялся, опираясь на нежный, стройный ствол дерева. – Мастер Марко сжег весь этот сад дотла.
Да, именно тогда всерьез начались убийства – в первой, но далеко не последней настоящей битве Льешо. Память его совсем утратила впечатление о красоте сада, но ее сиятельство оставалась точной такой, какой он ее запомнил: одновременно и красивой, и ужасной – с улыбкой холоднее, чем покрывающий горные вершины Кунгола снег.
– Ненастоящая тоже может испытывать чувство голода. А я действительно очень хочу персиков.
Льешо прекрасно помнил, что разговаривает со смертной богиней, покровительницей войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72