Воспоминание об этом голосе, во сне призывавшем к болезни и смерти, отозвалось даже в животе, где до сих пор не окончательно зажили старые раны.
– В Акенбаде у тебя теперь мощные враги.
Льешо попытался произнести это угрожающим тоном, но Марко лишь рассмеялся:
– Да уж, враги, ничего не скажешь. Трупы и дети.
– И дракон Дан.
– Я же сказал: трупы. Много-много веков назад, больше, нем у тебя волос на голове, страшная сила, с которой не сравниться даже мне, стерла в порошок зубы этого старого червяка. Впрочем, ценю твою попытку обороны.
Вдруг произошло нечто странное. Прежде чем Льешо успел что-нибудь подумать, еще одна неизведанная, непреодолимая сила вырвала его из смерча, скрутив так, что кости, казалось, начали тереться одна о другую. А уже через секунду она бросила его, словно мешок с мукой, на покрытый коврами пол незнакомой палатки, построенной в характерной для Шана квадратной форме. И стены, и шторы в этом жилище были желтыми. Принц очутился в дальней части шатра. За занавеской двигались тени слуг, а где-то на улице раздавались крики часовых.
В украшенном искусной резьбой просторном кресле, с удовлетворенной ухмылкой глядя на пленника, сидел сам мастер Марко. Возле него стоял небольшой низкий стол, сплошь уставленный дымящимися горшками и чашами, среди которых выделялись две особенно большие. Ноги мага покоились на расшитой сложными узорами подушке. Чуть поодаль виднелась смятая кровать – волшебник совсем недавно проснулся. Больше того, он был одет в перехваченный поясом ночной халат, словно подняться пришлось неожиданно, по какому-то срочному делу.
Покачиваясь, Льешо встал на ноги. Не было смысла вспоминать, что это сон. Не так давно мастер Марко проник в сновидения Акенбада и именно во сне убил прорицателей. Так что, если ему потребовалось бы убить и принца, он не усомнился бы ни на минуту. А кроме того, юноша и сам не был окончательно уверен, что спит. Да и если магия Марко способна преодолеть мощные силы Акенбада, неужели ей не удастся при необходи мости вытащить Льешо из царства снов? Правда состояла в том, что принц не знал, ни где находится, ни как именно мастер Марко его сюда доставил. А потому приходилось молчать.
– Присаживайся, пожалуйста. Не желаешь ли чаю?
Мастер снял ноги с подушки, тем самым показывая, что место Льешо – у его ног, и взял со стола глиняную чашу. От поднимающегося из нее пара глаза невольного гостя заслезились и покраснели. Принц еще слишком хорошо помнил другие чаши, содержимое которых насильно вливали ему в горло, после чего ночь проходила в страшных, напоминающих агонию мучениях. Он покачал головой, отказываясь одновременно и садиться, и пить чай.
– Я ненадолго.
– Что произошло с твоими манерами? – с убийственной улыбкой поинтересовался волшебник. – Разве тебе неизвестно, что отказ от гостеприимства здесь, в степных землях, рассматривается как самое страшное оскорбление? Вспомни более счастливые наши дни, когда ты не отказывался принимать из моих рук угощение, а когда по ночам плакал и стонал, я держал твою голову на коленях.
– Где мы?
Вместо ответа мастер Марко сделал глоток из той самой чаши, которую только что предлагал юноше, и снова поставил ее на стол, после чего аккуратно вытер губы.
– О да, конечно, она содержит самый изысканный набор ядов. – Волшебник лениво помахал рукой, словно возражения – всего лишь жирные зеленые мухи, которых можно запросто прогнать. – Ты никогда не хотел понять, принц Льешо, что я желаю тебе исключительно добра. Что и говорить, ты оказался весьма полезен, пробуя различные ядовитые снадобья, приготовленные на самые разные случаи жизни. Однако нужен ты мне был вовсе не для этого. Я искал способного ученика, который в один прекрасный день станет таким же сильным, как я сам, и поддержит меня в завоеваниях. И если неуязвимость в будущем требует мучений в настоящем, то кто я такой, чтобы отрицать пути судьбы ради нескольких ночей спокойного и безболезненного отдыха?
Мысль о том, что маг считал себя благодетелем, бесконечно разгневала Льешо, легче казалось принять даже идею о существовании в качестве объекта испытания ядов.
– Вы же могли меня убить!
– Нет-нет, что ты! – Волшебник налил в чистую чашку другой, менее ядовитый на вид чай и, не отрываясь, выпил. – Если бы ты умер, это попросту оказался бы не ты. А поскольку это был именно ты, убить тебя я не мог. По крайней мере ты не мог умереть, как другие, при испытаниях. Как доказали события в Акенбаде, я до сих пор еще сильнее тебя.
Так, еще одна проверка. Льешо сам не понимал, чему удивляется. В следующий раз, однако, он просто откажется подчиняться и посмотрит, что получится. Конечно, тогда, раньше, мастер Марко ни о чем и не спрашивал – просто силой вливал в горло Льешо свое варево и смотрел, что будет дальше: то ли подопытный сумеет перебороть отраву, то ли умрет. Почти все случившееся после Жемчужного острова происходило именно так. Всегда представлялся только один выбор: играть и выигрывать или умереть – сопротивляясь или с полной покорностью. Принц не собирался испытывать вторую возможность.
– Так с Хмиши вы сейчас делаете то же самое – проводите тест?
– Не глупи. Так ты уверен, что не хочешь чаю? Мальчишка – просто средство заставить Цу-тана вести себя тихо до тех пор, пока я не приду в его лагерь с улусом улгарских кланов за спиной.
– Южный хан согласился следовать за вами?
– Ну, как сказать. – С выражением ложной скромности Марко опустил ресницы. – Понимаешь ли, он слишком неожиданно скончался. Мало того, очень быстро сдохла и большая стая плотоядных ворон, которая клевала его труп. А это уже плохой знак. Кто-то, очевидно, вмешался в процесс. А поскольку мы с ханом ели одни и те же блюда, то, очевидно, духи подземного мира благоволят именно мне.
Однако, как я говорил, прежде чем ты так нелюбезно меня прервал, для того, чтобы привести на место дислокации огромные силы южан, требуется некоторое время, причем даже мне, при всем моем мастерстве. В качестве помощника и военачальника Цу-тан тебе и в подметки не годится – ты и сам сознаешь собственную одаренность. Но он доказал, что при соответствующей оплате может служить верой и правдой. Я понимал, что вред, причиненный твоему брату, сделает разногласия между нами слишком серьезными и личными, а благородство диктовало требование приличного отношения кдевушке. Заметь, что я строго соблюдал и соблюдаю наложенные на действия моего помощника ограничения.
Парнишка же – воин, солдат; всего лишь пешка на той доске, где происходит сложная игра. И если ты сможешь оказаться именно тем партнером, которого я в тебе вижу, то, надеюсь, сумеешь понять необходимость пожертвовать несколькими пешками ради завоевания огромных территорий и безграничной власти.
– Жизнь человека нельзя рассматривать как пешку в игре. И никому не позволено, подчиняясь собственному произволу, швырять людей подоске.
– Разумеется, позволено. Во всяком случае, мне.
С этими словами мастер Марко пошевелил пальцем, и Льешо согнулся пополам от боли. Он даже не дотронулся до чаши с отравленным чаем, но волшебнику каким-то образом удалось вызвать к жизни давние, дремавшие в желудке юноши яды. Принц упал, то горя в огне, то замерзая на морозе, охваченный действием снадобий, много лет назад насильно влитых в его горло волшебником. Внутренности его завязывались узлом и расплавлялись, а сам он метался в страшной агонии.
Шелест шелка подсказал, что Марко встал с кресла. Льешо попытался сжаться в комочек, чтобы защититься от ощущения пронзающих насквозь острых кинжалов. Однако действие ядов так свело судорогой позвоночник, что голова юноши откинулась назад и почти касалась пяток. Как в страшном сне, волшебник положил голову принца себе на колени и погладил его по волосам.
– Таким ты мне всегда нравился больше, – прошептал он в самое ухо Льешо. Нежным движением вытер катившуюся по щеке пленника слезу, а потом с видимым удовольствием слизал ее с пальца. – Ты мне почти как родной сын.
– Я знал своего отца, – корчась от боли, ответил принц. – Вы совсем на него не похожи.
– Разумеется, ты прав. Твой отец мертв. А я, – волшебник убрал с лица волосы, – я готов сразиться с драконами, и все ради того, чтобы ты подольше оставался вот в таком состоянии.
Когда я вырвусь отсюда, тебе придется сразиться не только с драконами, пообещал сам себе Льешо. В эту минуту его стошнило прямо на колени магу. Кишечник тоже сам собой освободился от изнуряющих ядов, так что помимо боли пленнику пришлось испытать страшное унижение. Однако подобные физиологические проявления вовсе не вызвали у волшебника отвращения; напротив, он поцеловал подопытного в висок.
– Я до сих пор не потерял надежды привлечь тебя в этой войне на свою сторону, – заметил он и встал, чтобы переодеться. – И если ты заставишь меня отказаться от мечты, то, как ни неприятно, я медленно, по кусочкам, лишу тебя жизни.
Мастер Марко снял запачканный халат и бросил его в кучу белья. Стоя обнаженный, он крикнул слугам, чтобы его одели.
Взглянув на мага, Льешо испугался, что яд сделает его таким же: все тело врага оказалось испещренным вздутыми венами и узлами, проступающими сквозь безжизненную, слабую кожу. Кроме этого, почти каждый квадратный сантиметр нес на себе шрам или язву. Не случайно Хабиба говорил, что в жилах всех волшебников течет драконья кровь.
В ответ на требование быстро появился раб явно фибского происхождения, хотя Льешо и не смог его узнать. Он принес господину свежую рубашку, мягкие панталоны и шелковый камзол. Раб даже не взглянул на мучения пленника, словно испугавшись, что в любой момент может оказаться на его месте. Он согнулся в подобострастной позе и не дышал до тех самых пор, пока неприглядное тело не скрылось под роскошным покровом.
– Закопай это, – велел Марко, показывая на грязный халат. Даже возможность оказаться похороненным заживо сейчас не пугала Льешо. Хуже нынешних мучений быть ничего не могло. Однако маг с огромной осторожностью обошел стороной испачканную извергнувшимся из желудка ядом одежду. А когда раб унес опасный груз, посмотрел на Льешо, явно что-то обдумывая.
– Возможно, если ты дашь себе труд задуматься, то еще успеешь прийти к верному выводу, – заметил он и ушел, оставив Льешо на полу в одиночестве.
Агония достигла такой силы, что быть одному казалось еще страшнее, чем разделять общество того самого человека, который эту агонию вызвал. Принц тосковал по звуку человеческого дыхания, по человеческому взгляду, куда больше опасаясь умереть в одиночестве, чем показаться в таком неприглядном виде врагу. Впрочем, постепенно тоска изменилась, приобретя иную форму. Сердце, разрываемое болью, утратами и ужасом, взывало к высшей силе, стремясь к теплу, любви и… … дому.
– Льешо?
На него смотрел Свин. Смуглое открытое лицо было нахмуренным, даже сердитым.
– Я уже умер? – спросил принц и сморщился, сразу вспомнив, что Хмиши спрашивал его о том же.
К счастью, ответ Свина оказался похож на его собственный:
– Нет, ты все еще жив. Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно. Хуже не бывает, – ответил Льешо, но тут же понял, что это уже не так. – Слабость, – добавил он. – Где я?
Вопрос звучал страшно глупо; можно было бы придумать что-нибудь более оригинальное и не так ярко показывающее, что он сам не понимает собственных действий.
– Забавный вопрос, – заметил Свин. – Ответ на него дать нелегко. Так вот ты жив, но умудрился притащить нас обоих в небесные сады. Снова. Как тебе это удалось?
Льешо пожал плечами и почувствовал, что ему уже не больно. Он лежал на мягком мху под раскидистым деревом, надежно защищающим от яркого белого света. Обстановка здесь, на небесах, казалась более благополучной, чем во время прошлого визита, однако с льющимся с небосклона нестерпимо ярким светом ничего не смогли бы поделать даже самые искусные садовники.
– Я был испуган, одинок и очень захотел домой, – пояснил принц.
– Немного ошибся, да? – пошутил Свин.
Он долго и с удовольствием устраивал свое пухлое свинячье тело на моховой перине рядом с Льешо, а маленькие круглые глазки сверкали еще хитрее, чем обычно.
Если Свин лгал, то, значит, лгал он и насчет того, что принц жив. Льешо позволил тяжелым векам опуститься. Если быть мертвым – значит получить возможность наконец-то спокойно уснуть здесь, в тепле и уюте сада Великой Богини, то смерти бояться вовсе незачем.
Где-то неподалеку зашуршали листья, однако Свин оставался на месте, а это значило, что опасность не грозит. И очень хорошо, потому что в этом случае незачем и просыпаться. Кто-то дотронулся пальцем до волос, и воображение тут же перенесло обратно, в шатер мастера Марко, во власть злых чар. Юноша вздрогнул от ужаса.
– О Богиня! – простонал он и закрыл лицо руками.
– Извини, пожалуйста, я вовсе не хотела напоминать тебе о нем.
Неподалеку на мягкий мох опустилась хозяйка пчел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– В Акенбаде у тебя теперь мощные враги.
Льешо попытался произнести это угрожающим тоном, но Марко лишь рассмеялся:
– Да уж, враги, ничего не скажешь. Трупы и дети.
– И дракон Дан.
– Я же сказал: трупы. Много-много веков назад, больше, нем у тебя волос на голове, страшная сила, с которой не сравниться даже мне, стерла в порошок зубы этого старого червяка. Впрочем, ценю твою попытку обороны.
Вдруг произошло нечто странное. Прежде чем Льешо успел что-нибудь подумать, еще одна неизведанная, непреодолимая сила вырвала его из смерча, скрутив так, что кости, казалось, начали тереться одна о другую. А уже через секунду она бросила его, словно мешок с мукой, на покрытый коврами пол незнакомой палатки, построенной в характерной для Шана квадратной форме. И стены, и шторы в этом жилище были желтыми. Принц очутился в дальней части шатра. За занавеской двигались тени слуг, а где-то на улице раздавались крики часовых.
В украшенном искусной резьбой просторном кресле, с удовлетворенной ухмылкой глядя на пленника, сидел сам мастер Марко. Возле него стоял небольшой низкий стол, сплошь уставленный дымящимися горшками и чашами, среди которых выделялись две особенно большие. Ноги мага покоились на расшитой сложными узорами подушке. Чуть поодаль виднелась смятая кровать – волшебник совсем недавно проснулся. Больше того, он был одет в перехваченный поясом ночной халат, словно подняться пришлось неожиданно, по какому-то срочному делу.
Покачиваясь, Льешо встал на ноги. Не было смысла вспоминать, что это сон. Не так давно мастер Марко проник в сновидения Акенбада и именно во сне убил прорицателей. Так что, если ему потребовалось бы убить и принца, он не усомнился бы ни на минуту. А кроме того, юноша и сам не был окончательно уверен, что спит. Да и если магия Марко способна преодолеть мощные силы Акенбада, неужели ей не удастся при необходи мости вытащить Льешо из царства снов? Правда состояла в том, что принц не знал, ни где находится, ни как именно мастер Марко его сюда доставил. А потому приходилось молчать.
– Присаживайся, пожалуйста. Не желаешь ли чаю?
Мастер снял ноги с подушки, тем самым показывая, что место Льешо – у его ног, и взял со стола глиняную чашу. От поднимающегося из нее пара глаза невольного гостя заслезились и покраснели. Принц еще слишком хорошо помнил другие чаши, содержимое которых насильно вливали ему в горло, после чего ночь проходила в страшных, напоминающих агонию мучениях. Он покачал головой, отказываясь одновременно и садиться, и пить чай.
– Я ненадолго.
– Что произошло с твоими манерами? – с убийственной улыбкой поинтересовался волшебник. – Разве тебе неизвестно, что отказ от гостеприимства здесь, в степных землях, рассматривается как самое страшное оскорбление? Вспомни более счастливые наши дни, когда ты не отказывался принимать из моих рук угощение, а когда по ночам плакал и стонал, я держал твою голову на коленях.
– Где мы?
Вместо ответа мастер Марко сделал глоток из той самой чаши, которую только что предлагал юноше, и снова поставил ее на стол, после чего аккуратно вытер губы.
– О да, конечно, она содержит самый изысканный набор ядов. – Волшебник лениво помахал рукой, словно возражения – всего лишь жирные зеленые мухи, которых можно запросто прогнать. – Ты никогда не хотел понять, принц Льешо, что я желаю тебе исключительно добра. Что и говорить, ты оказался весьма полезен, пробуя различные ядовитые снадобья, приготовленные на самые разные случаи жизни. Однако нужен ты мне был вовсе не для этого. Я искал способного ученика, который в один прекрасный день станет таким же сильным, как я сам, и поддержит меня в завоеваниях. И если неуязвимость в будущем требует мучений в настоящем, то кто я такой, чтобы отрицать пути судьбы ради нескольких ночей спокойного и безболезненного отдыха?
Мысль о том, что маг считал себя благодетелем, бесконечно разгневала Льешо, легче казалось принять даже идею о существовании в качестве объекта испытания ядов.
– Вы же могли меня убить!
– Нет-нет, что ты! – Волшебник налил в чистую чашку другой, менее ядовитый на вид чай и, не отрываясь, выпил. – Если бы ты умер, это попросту оказался бы не ты. А поскольку это был именно ты, убить тебя я не мог. По крайней мере ты не мог умереть, как другие, при испытаниях. Как доказали события в Акенбаде, я до сих пор еще сильнее тебя.
Так, еще одна проверка. Льешо сам не понимал, чему удивляется. В следующий раз, однако, он просто откажется подчиняться и посмотрит, что получится. Конечно, тогда, раньше, мастер Марко ни о чем и не спрашивал – просто силой вливал в горло Льешо свое варево и смотрел, что будет дальше: то ли подопытный сумеет перебороть отраву, то ли умрет. Почти все случившееся после Жемчужного острова происходило именно так. Всегда представлялся только один выбор: играть и выигрывать или умереть – сопротивляясь или с полной покорностью. Принц не собирался испытывать вторую возможность.
– Так с Хмиши вы сейчас делаете то же самое – проводите тест?
– Не глупи. Так ты уверен, что не хочешь чаю? Мальчишка – просто средство заставить Цу-тана вести себя тихо до тех пор, пока я не приду в его лагерь с улусом улгарских кланов за спиной.
– Южный хан согласился следовать за вами?
– Ну, как сказать. – С выражением ложной скромности Марко опустил ресницы. – Понимаешь ли, он слишком неожиданно скончался. Мало того, очень быстро сдохла и большая стая плотоядных ворон, которая клевала его труп. А это уже плохой знак. Кто-то, очевидно, вмешался в процесс. А поскольку мы с ханом ели одни и те же блюда, то, очевидно, духи подземного мира благоволят именно мне.
Однако, как я говорил, прежде чем ты так нелюбезно меня прервал, для того, чтобы привести на место дислокации огромные силы южан, требуется некоторое время, причем даже мне, при всем моем мастерстве. В качестве помощника и военачальника Цу-тан тебе и в подметки не годится – ты и сам сознаешь собственную одаренность. Но он доказал, что при соответствующей оплате может служить верой и правдой. Я понимал, что вред, причиненный твоему брату, сделает разногласия между нами слишком серьезными и личными, а благородство диктовало требование приличного отношения кдевушке. Заметь, что я строго соблюдал и соблюдаю наложенные на действия моего помощника ограничения.
Парнишка же – воин, солдат; всего лишь пешка на той доске, где происходит сложная игра. И если ты сможешь оказаться именно тем партнером, которого я в тебе вижу, то, надеюсь, сумеешь понять необходимость пожертвовать несколькими пешками ради завоевания огромных территорий и безграничной власти.
– Жизнь человека нельзя рассматривать как пешку в игре. И никому не позволено, подчиняясь собственному произволу, швырять людей подоске.
– Разумеется, позволено. Во всяком случае, мне.
С этими словами мастер Марко пошевелил пальцем, и Льешо согнулся пополам от боли. Он даже не дотронулся до чаши с отравленным чаем, но волшебнику каким-то образом удалось вызвать к жизни давние, дремавшие в желудке юноши яды. Принц упал, то горя в огне, то замерзая на морозе, охваченный действием снадобий, много лет назад насильно влитых в его горло волшебником. Внутренности его завязывались узлом и расплавлялись, а сам он метался в страшной агонии.
Шелест шелка подсказал, что Марко встал с кресла. Льешо попытался сжаться в комочек, чтобы защититься от ощущения пронзающих насквозь острых кинжалов. Однако действие ядов так свело судорогой позвоночник, что голова юноши откинулась назад и почти касалась пяток. Как в страшном сне, волшебник положил голову принца себе на колени и погладил его по волосам.
– Таким ты мне всегда нравился больше, – прошептал он в самое ухо Льешо. Нежным движением вытер катившуюся по щеке пленника слезу, а потом с видимым удовольствием слизал ее с пальца. – Ты мне почти как родной сын.
– Я знал своего отца, – корчась от боли, ответил принц. – Вы совсем на него не похожи.
– Разумеется, ты прав. Твой отец мертв. А я, – волшебник убрал с лица волосы, – я готов сразиться с драконами, и все ради того, чтобы ты подольше оставался вот в таком состоянии.
Когда я вырвусь отсюда, тебе придется сразиться не только с драконами, пообещал сам себе Льешо. В эту минуту его стошнило прямо на колени магу. Кишечник тоже сам собой освободился от изнуряющих ядов, так что помимо боли пленнику пришлось испытать страшное унижение. Однако подобные физиологические проявления вовсе не вызвали у волшебника отвращения; напротив, он поцеловал подопытного в висок.
– Я до сих пор не потерял надежды привлечь тебя в этой войне на свою сторону, – заметил он и встал, чтобы переодеться. – И если ты заставишь меня отказаться от мечты, то, как ни неприятно, я медленно, по кусочкам, лишу тебя жизни.
Мастер Марко снял запачканный халат и бросил его в кучу белья. Стоя обнаженный, он крикнул слугам, чтобы его одели.
Взглянув на мага, Льешо испугался, что яд сделает его таким же: все тело врага оказалось испещренным вздутыми венами и узлами, проступающими сквозь безжизненную, слабую кожу. Кроме этого, почти каждый квадратный сантиметр нес на себе шрам или язву. Не случайно Хабиба говорил, что в жилах всех волшебников течет драконья кровь.
В ответ на требование быстро появился раб явно фибского происхождения, хотя Льешо и не смог его узнать. Он принес господину свежую рубашку, мягкие панталоны и шелковый камзол. Раб даже не взглянул на мучения пленника, словно испугавшись, что в любой момент может оказаться на его месте. Он согнулся в подобострастной позе и не дышал до тех самых пор, пока неприглядное тело не скрылось под роскошным покровом.
– Закопай это, – велел Марко, показывая на грязный халат. Даже возможность оказаться похороненным заживо сейчас не пугала Льешо. Хуже нынешних мучений быть ничего не могло. Однако маг с огромной осторожностью обошел стороной испачканную извергнувшимся из желудка ядом одежду. А когда раб унес опасный груз, посмотрел на Льешо, явно что-то обдумывая.
– Возможно, если ты дашь себе труд задуматься, то еще успеешь прийти к верному выводу, – заметил он и ушел, оставив Льешо на полу в одиночестве.
Агония достигла такой силы, что быть одному казалось еще страшнее, чем разделять общество того самого человека, который эту агонию вызвал. Принц тосковал по звуку человеческого дыхания, по человеческому взгляду, куда больше опасаясь умереть в одиночестве, чем показаться в таком неприглядном виде врагу. Впрочем, постепенно тоска изменилась, приобретя иную форму. Сердце, разрываемое болью, утратами и ужасом, взывало к высшей силе, стремясь к теплу, любви и… … дому.
– Льешо?
На него смотрел Свин. Смуглое открытое лицо было нахмуренным, даже сердитым.
– Я уже умер? – спросил принц и сморщился, сразу вспомнив, что Хмиши спрашивал его о том же.
К счастью, ответ Свина оказался похож на его собственный:
– Нет, ты все еще жив. Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно. Хуже не бывает, – ответил Льешо, но тут же понял, что это уже не так. – Слабость, – добавил он. – Где я?
Вопрос звучал страшно глупо; можно было бы придумать что-нибудь более оригинальное и не так ярко показывающее, что он сам не понимает собственных действий.
– Забавный вопрос, – заметил Свин. – Ответ на него дать нелегко. Так вот ты жив, но умудрился притащить нас обоих в небесные сады. Снова. Как тебе это удалось?
Льешо пожал плечами и почувствовал, что ему уже не больно. Он лежал на мягком мху под раскидистым деревом, надежно защищающим от яркого белого света. Обстановка здесь, на небесах, казалась более благополучной, чем во время прошлого визита, однако с льющимся с небосклона нестерпимо ярким светом ничего не смогли бы поделать даже самые искусные садовники.
– Я был испуган, одинок и очень захотел домой, – пояснил принц.
– Немного ошибся, да? – пошутил Свин.
Он долго и с удовольствием устраивал свое пухлое свинячье тело на моховой перине рядом с Льешо, а маленькие круглые глазки сверкали еще хитрее, чем обычно.
Если Свин лгал, то, значит, лгал он и насчет того, что принц жив. Льешо позволил тяжелым векам опуститься. Если быть мертвым – значит получить возможность наконец-то спокойно уснуть здесь, в тепле и уюте сада Великой Богини, то смерти бояться вовсе незачем.
Где-то неподалеку зашуршали листья, однако Свин оставался на месте, а это значило, что опасность не грозит. И очень хорошо, потому что в этом случае незачем и просыпаться. Кто-то дотронулся пальцем до волос, и воображение тут же перенесло обратно, в шатер мастера Марко, во власть злых чар. Юноша вздрогнул от ужаса.
– О Богиня! – простонал он и закрыл лицо руками.
– Извини, пожалуйста, я вовсе не хотела напоминать тебе о нем.
Неподалеку на мягкий мох опустилась хозяйка пчел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72