– У кого-нибудь есть возражения против того, что меня назначили главным? Я не стану руководить людьми, которые ворчат и ноют, и не буду возглавлять работы, если не доверяю своим людям. Пемза, у тебя была возможность высказаться. Теперь скажу я. Тебе не нравится мое отношение к нашим хозяевам. Это твое право, я так считаю. Ты свободный человек и член гильдии. Ты хочешь что-то еще сказать обо мне?
Молодой человек намеревался продолжить склоку, но тут вмешался старший из братьев семьи Гипсов.
– Мы не все так считаем, Чет, – возразил он. – Если честно, мы слишком долго выслушивали его болтовню.
Несколько голосов подтвердили его слова.
– Трусы! Вы все трусы! – фыркнул Пемза. – Батрачите как на рудниках автарка, а потом, уработавшись до полусмерти, плюхаетесь на колени перед большими людьми.
Горькая улыбка искривила губы Чета.
– В тот день, когда я увижу тебя уработавшимся до смерти, Пемза, перевернется мир, – сказал он.
Все рассмеялись и успокоились. Перебранка не привела к серьезному конфликту. И все-таки Чету было досадно, что первый день работы начался не совсем гладко.
«Возможно, старый Роговик не хотел иметь дело с Пемзой? – думал он. – Это вполне понятная причина…»
Не прошло и часа после рассвета, а у Чета уже раскалывалась голова.
– Ладно, ребята, – сказал он. – Что бы вы ни думали, наступили печальные времена. И нам поручена важная работа. Пора приниматься за дело.
– Я не могу больше сидеть здесь, – резко заявил Баррик. Бриони почувствовала досаду, потому что брат обратился к ней в присутствии Авина Броуна и остальных вельмож.
– Что ты имеешь в виду? – прошептала она. Голос ее прозвучал, как шипение змеи. Она понимала, что члены совета смотрят на нее с осуждением. – Шасо еще не признался, Баррик. Рано утверждать, что именно он убил Кендрика. К тому же после стольких лет его службы у нас ты тоже кое-чем ему обязан!
Баррик махнул рукой, будто нетерпеливо останавливал ее, и на какой-то момент Бриони охватил болезненный приступ гнева – острого, как туанский кинжал. Но она тут же заметила, что глаза Баррика закрыты, а лицо стало бледнее обычного.
– Нет, я не об этом. Я просто плохо себя чувствую, – сказал принц.
Сердце Бриони сжалось при виде воскового лица брата – обескровленного, безжизненного, словно маска. Но после сегодняшнего ужасного утра, когда все в жизни изменилось и разрушилось, у нее не могло не закрасться легкое подозрение, что Баррик по какой-то причине желает отмежеваться от происходящего. Может быть, комендант или другие вельможи успели переговорить с ним?
Баррик встал. Было заметно, что принца слегка покачивает. Один из стражников поддержал его под локоть.
– Вы продолжайте, – сказал принц. – Я пойду прилягу.
Теперь в голову Бриони пришла еще более страшная мысль: «А вдруг он не просто болен – вдруг его отравили?»
В полном ужасе Бриони зашептала молитву Зорин, потом попросила поддержки и у Тригона. Может быть, кто-то решил уничтожить Эддонов! Но кто осмелился бы на такое? Кому это могло прийти в голову?
«Тому, кто хочет заполучить трон…»
Бриони посмотрела на Гейлона из Саммерфильда. Герцог был явно озабочен беспомощным видом Баррика.
– Уложите принца в постель и позовите Чавена, – приказала она солдату, поддерживавшему Баррика под руку. – Нет, пусть лучше кто-нибудь из пажей отправится к Чавену прямо сейчас, чтобы тот как можно скорее осмотрел моего брата.
Когда Баррика увели из зала, Бриони с удовлетворением отметила, что по-прежнему способна контролировать выражение своего лица – словно его скрывает маска невозмутимости. Этому ее когда-то научил отец. Она презирала Авина Броуна за бессердечную грубость в ночь смерти Кендрика, но была благодарна ему за напоминание о долге. У нее есть обязательства перед семьей Эддонов и перед народом, и она больше никогда не станет так откровенно демонстрировать собственные чувства. Трудно повелевать и властвовать, когда ты напугана!
– Мой брат принц Баррик не вернется на совет, – заявила она, – поэтому нет причин заставлять нашего гостя ждать. Пригласите его.
– Но, ваше высочество!.. – начал было герцог Гейлон.
– Как? Герцог Саммерфильдский считает, что у меня недостаточно ума? Что я кукла, которая может говорить только под присмотром брата или отца? Я сказала: пригласите гостя.
Бриони отвернулась.
«Зория, дай мне сил, – молила она. – Ведь раньше ты любила меня, помоги мне и сейчас! Помоги».
Вельможи возбужденно перешептывались. В другое время это могло бы ее смутить, но не в столь ответственный момент. Гейлон Толли и граф Тайн из Блушо даже не пытались скрыть гнев. Здешние мужчины не привыкли выслушивать приказы от женщины, даже если эта женщина – принцесса.
«Я не должна обращать внимание на их чувства. Я не могу быть с ними терпеливой, как отец. Про него сказали бы: „Король не в духе“, а меня просто-напросто сочтут слабой».
Дверь открылась, и в сопровождении королевских гвардейцев в зал вошел темнокожий человек.
Капитан гвардейцев Феррас Вансен старался не смотреть на Бриони – значит, он тоже считает принцессу беспомощной. Бриони пока не решила, что она сделает с Вансеном, но, безусловно, следует преподать всем урок. Нельзя допустить, чтобы принца Южного Предела убили ночью в его собственной постели и за этим преступлением не последовало наказания. Словно с тележки разносчика украли пару яблок…
Принцесса дала стражникам знак остановиться. К помосту, где по бокам от королевского трона стояли кресла близнецов, посол подошел один.
– Мои глубочайшие соболезнования, – поклонившись, произнес Давет дан-Фаар. Сегодня он облачился не в роскошный костюм, а в строгие черные одежды. Как ни странно, и этот наряд был ему к лицу. – Нет таких слов, что могли бы облегчить вашу скорбь, госпожа. Но мне больно видеть ваши страдания. Я уверен, что мой господин Лудис тоже скорбит вместе с вами.
Бриони внимательно разглядывала лицо посла: уж не издевается ли он над ней? Нет ли в его взгляде любопытства? Девушка впервые заметила, что посол вовсе не молод. На его коричневой коже нет морщин, а скулы гладкие, как у юноши, но он лишь лет на десять моложе отца. Ничего предосудительного Бриони не заметила. Если Давет дан-Фаар и обманывал ее, он делал это мастерски.
Хотя… так, наверное, и должно быть. Не умей он притворяться и льстить, он никогда бы не стал послом честолюбивого Лудиса. Бриони вспомнила историю с дочерью Шасо, которую пересказал ей Баррик. Вот еще одна причина презирать посла. Но смотреть на него было приятно.
– Лорд Давет, – сказала Бриони, – мои стражники утверждают, что ни вы, ни ваши сопровождающие ночью не покидали своих спален. Что, впрочем, не снимает с вас подозрения.
– Я рад, что вам сообщили истинную правду. – Всего лишь на миг на губах посла промелькнула любезная, но двусмысленная улыбка. Впрочем, она тотчас исчезла – Давет вспомнил о серьезности момента. – Мы спали, моя госпожа.
– Возможно. Но убийства не всегда совершаются руками тех, кто желает убить. – Бриони легко сохраняла непреклонное выражение лица. – За убийство можно заплатить так же просто, как за пирог в булочной.
– Не думаю, что вам часто приходилось бывать в булочной, принцесса, – снова улыбнулся посол. Похоже, его действительно забавляло происходящее.
– Очень редко, – согласилась Бриони. – И могу сказать, что сейчас я знаю об убийствах больше, чем о булочных.
– Верно, – кивнул посол. – И какое бы удовольствие ни доставляла мне беседа с вами – а она доставляет мне огромное удовольствие, моя госпожа, – у нас есть более важные дела. Я предпочел бы задать вам один вопрос, а не впадать в длинные рассуждения или изображать возмущение. Итак: что, по-вашему, я выигрываю от смерти вашего брата?
Бриони пришлось стиснуть зубы, чтобы с губ не сорвался стон, который выдал бы вновь нахлынувшую скорбь. Совсем недавно Кендрик был жив. О, если бы вернуть вчерашний день, предотвратить трагические события и все изменить…
– Что бы вы выиграли? – переспросила она, пытаясь собраться с мыслями. – Не знаю…
Голос Бриони был не таким уверенным, как ей того хотелось. Авин Броун и остальные пристально наблюдали за разговором – как казалось принцессе, с недоверием. Они полагают, что раз гость привлекателен и красиво говорит, то девушка станет беспечной и доверчивой! От негодования у Бриони загорелись щеки.
– Давайте говорить откровенно, госпожа, – продолжал Давет. – Пришли страшные времена, и честность необходима нам всем. Мой господин Лудис Дракава держит вашего отца в плену, как бы мы это ни называли. Мы ожидаем либо огромного выкупа золотом, либо нечто куда более ценное: частью выкупа должны стать вы, прекрасная принцесса. – Его улыбка снова стала слегка насмешливой. Он смеется над ней? Или над самим собой? – С точки зрения Иеросоля, смерть вашего старшего брата усложняет положение и задерживает выплату выкупа. Король у нас, мы не причинили ему вреда. Для чего нам в таком случае убивать принца? Вы задаете мне вопросы по единственной причине: я чужой в этом замке… и не могу считаться вашим другом. О последнем обстоятельстве я очень сожалею. Совершенно искренне.
Бриони не позволяла себе расслабиться. Посол был слишком вкрадчивым, слишком проворным – наверное, она должна чувствовать себя перед ним, как мышь перед удавом. Но эту мышь не так легко смутить.
– Да, пожалуй, я спрашиваю именно потому, что вы чужак и не друг. А еще потому, что брата убили, по всей видимости, туанским оружием. Таким, какой висит у вас на поясе.
Давет посмотрел на свой кинжал.
– Я бы показал его вам, принцесса, и вы бы убедились, что на нем нет следов крови. Но ваш капитан гвардейцев накрепко привязал его к ножнам, прежде чем привести меня сюда.
Бриони перевела взгляд на Ферраса Вансена, который сначала избегал ее взгляда, а потом стал смотреть на принцессу, не отрывая глаз. Он встретился с ней глазами, покраснел и уставился в пол.
«Он что, сумасшедший?» – недоуменно подумала Бриони.
– Он предпочел бы забрать его совсем, – продолжил Давет, – но наши мужчины, достигшие совершеннолетия, никогда не расстаются с оружием. Разве только в постели.
Бриони покраснела – единственная из всех присутствующих.
– Вы очень много говорите, лорд Давет, но очень мало по существу, – сказала она. – Нож можно вымыть. А отмыть или изменить репутацию не так просто.
– Мы снова скрестили клинки, ваше высочество? – Глаза посла широко раскрылись. – Проверим боевые качества друг Друга? Нет, пожалуй, я не приму ваш вызов. Я чувствую: вы из тех воинов, что не обмениваются ударами, а сразу бьют в самое сердце. Что вам известно обо мне, принцесса?
– Больше, чем мне хотелось бы. Шасо рассказал нам о случившемся с его дочерью.
И на этот раз, к удивлению Бриони, на лице посла отразились вовсе не стыд или раздражение от того, что его поймали, а неподдельный гнев. Как у бога Перина, когда тот проснулся на горе Ксандос и обнаружил, что у него похитили молот.
– Значит, он рассказал…
– Да. Ваша жестокость заставила ее уйти в храм, и там она умерла.
Теперь гнев Давета вылился в нечто еще более странное: в его глазах вспыхнуло пламя, напомнившее принцессе тот огонь, что озарял твердые, как камень, черты лица Шасо. Впрочем, это не удивительно – они же родственники.
– Да, она умерла. И он сказал, что я довел ее до смерти?
– Это правда?
На мгновение посол прикрыл глаза, и Бриони увидела, какие густые у него ресницы. Когда Давет поднял веки, взгляд его был прикован к Бриони.
– Правда бывает двойная, моя госпожа. Одна правда – я разрушил жизнь девушки из благородной семьи. А вторая состоит в том, что я любил бедняжку, а ее репутацию очернили безмозглые женщины, распространявшие во дворце сплетни. Ущерб от них был неизмеримо больше. Когда родной отец выгнал девушку из дома, я приютил ее. Мы стали близки, но она не смогла пережить, что родители отвергли ее и навсегда вычеркнули из своей жизни. Она надеялась – и это, на мой взгляд, было глупо, – что однажды они позовут ее обратно. Именно поэтому она и решила уйти в храм. Она там умерла? Да. От разбитого сердца? Да, возможно. Но кто разбил ее сердце?
Он тряхнул головой и впервые посмотрел вокруг – на аристократов Южного Предела, собравшихся в Тронном зале. Едва он отвернулся, Бриони почувствовала, что невольно подалась вперед.
– Кто разбил ее сердце? – еще раз спросил посол негромко, но страстно. Он обращался ко всем присутствующим. – Даже мудрейшие не дадут однозначного ответа на мой вопрос.
Бриони откинулась на спинку кресла. Она уже не была так уверена в своей правоте. Вельможи, особенно члены совета, смотрели на нее с подозрением. На сей раз она не винила их. Ведь на какое-то время ей показалось (должно быть, придворные это заметили), что в зале не осталось никого, кроме нее и темнокожего посла.
– Значит, вы обвиняете Шасо в смерти его собственной дочери? – спросила Бриони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109