Мои двое лежали связанные на земле.
Я прицелилась в Доминика и выстрелила. Пуля вылетела. Я это слышала, видела, но она не дошла до Доминика. Она никуда вообще не попала. Я выдохнула и попыталась снова.
Доминик глядел на меня, на бородатом лице было одно лишь спокойствие и ни следа испуга.
– Ты принадлежишь мертвым, Анита Блейк, и ни ты, ни твои не могут пройти этот круг. Ты пришла лишь увидеть их смерть.
– Ты проиграл, Доминик. Зачем же теперь их убивать?
– Мы никогда не найдем второй раз того, что нам нужно.
Густым, неуклюжим голосом, будто ему трудно было говорить, Сабин произнес:
– Это будет сегодня.
Он встал и откинул капюшон. Кожи почти не осталось, только кустики волос и гноящаяся плоть. Изо рта сочилась темная жидкость. Может быть, у него уже не было в запасе суток. Но это не моя проблема.
– Совет вампиров запретил вам сражения, пока не будет решен вопрос о законе Брюстера. Вас убьют за ослушание.
Это было наполовину догадкой, но я достаточно терлась возле Принцев городов, чтобы знать, насколько они серьезно относятся к ослушанию. А совет был фактически самым большим и зловредным Принцем города. И он будет менее снисходительным, а не более.
– Я рискну на это пойти, – сказал Сабин, тщательно выговаривая каждое слово.
– Кассандра тебе сказала о моем предложении? Если мы не сможем вылечить тебя завтра, я дам Жан-Клоду поставить на меня метку. Сегодня у тебя лишь часть того, что нужно тебе для заклинания. Я нужна тебе, Сабин, так или иначе, а тебе без меня не обойтись.
Я не стала говорить, что метки на мне уже есть. Если бы они узнали об этом, я могла бы предложить лишь одно: что я умру вместе с ребятами.
Доминик покачал головой:
– Я обследовал тело Сабина, Анита. Завтра будет поздно. Нечего будет спасать.
Он склонился над Ричардом.
– Ты ведь не знаешь наверняка.
Он положил бьющееся сердце на грудь Ричарда.
– Доминик, не надо! – Уже было поздно лгать. – Я отмечена, Доминик. Мы будем совершенной жертвой. Открой круг, и я войду.
Он повернулся ко мне.
– Если это правда, то ты слишком опасна, чтобы тебе доверять. Вы втроем без круга смели бы нас. Понимаешь, Анита, я сотни лет входил в истинный триумвират. Тебе и не снилось, какой силы можешь ты коснуться. Вы с Ричардом куда сильнее Кассандры и меня. Вы стали бы такой силой, с которой надо считаться. Сам совет боялся бы вас. – Он засмеялся: – Быть может, за одно это они нас простят.
Он говорил слова, от которых вокруг меня взвихрилась сила. Я подошла и коснулась круга. Ощущение было такое, будто кожа хочет сползти с костей. Я упала и соскользнула по чему-то, чего там не было. Жан-Клод взвизгнул. Мне было больно так, что я кричать не могла. Лежа рядом с кругом, я при каждом вдохе полным ртом ощущала вкус смерти – старой, гниющей смерти.
– Что это? – склонился надо мной Эдуард.
– Без твоих партнеров у тебя нет силы сломать этот круг, Анита.
Доминик встал, занося меч для удара.
В той комнате Дольф прошел через круг! Я схватила Эдуарда за рубашку.
– Войди в круг и убей этого гада! Быстрее!
– Если ты не можешь, как смогу я?
– В тебе нет магии, вот как!
Вот в такие редкие моменты понимаешь, что значит слово “доверие”. Эдуард ничего не знал об этом обряде, но спорить не стал. Он просто сделал то, что я ему сказала. Я не была на сто процентов уверена, что это выйдет, но не могло не выйти.
Доминик обрушил меч вниз, я вскрикнула. Эдуард вошел в круг, будто там ничего не было. Меч вошел в грудь Ричарда, приколов к нему бьющееся сердце. Боль от вошедшего клинка бросила меня на колени. Я ощутила, как он входит в тело Ричарда, и больше не ощущала уже ничего, будто повернули выключатель. Заряд дробовика попал Доминику в грудь.
Он не упал. Он поглядел на дыру у себя в груди, на Эдуарда, вытащил меч из груди Ричарда и снял с него пульсирующее сердце. Так он и стоял, с мечом в одной руке и сердцем в другой. Эдуард выстрелил еще раз, и ему на спину прыгнула Кассандра.
Тут в круг вошел Харли. Схватив Кассандру за пояс, он оторвал ее от Эдуарда, и они вдвоем покатились по земле. Заговорил автомат, и тело Кассандры дернулось, кулачок взлетел вверх и обрушился вниз.
Эдуард стрелял, пока лицо Доминика не исчезло брызгами костей и крови, и его тело медленно рухнуло на колени. Протянутая рука уронила сердце на землю рядом со страшно неподвижным телом Ричарда.
Сабин взлетел в воздух:
– За это, смертный, я душу из тебя выну!
Я коснулась круга – он был на месте. Эдуард с ружьем поворачивался к вампиру. Обнаженное сердце пульсировало и трепетало в сиянии крестов.
– Сердце, стреляй в сердце!
Эдуард не колебался. Он повернулся и расстрелял сердце, превратив его в ошметки мяса. В тот же миг на него налетел Сабин и швырнул в воздух, а когда Эдуард упал, Сабин оказался сверху.
Я протянула руку и нащупала пустой воздух. На ходу, с двух рук, я стала стрелять в Сабина, всадила ему в грудь три выстрела, заставив подняться, слезть с Эдуарда.
Сабин почти умоляющим жестом поднял руку перед скелетом лица. Глядя поверх ствола в его здоровый, глаз, я спустила курок. Пуля попала чуть выше остатков носа. Выходное отверстие оказалось, как и должно было, огромным, плеснув на траву мозгами и кровью. Я сделала еще два выстрела, пока Сабин не стал казаться обезглавленным.
– Эдуард? – Голос Харли. Он стоял над неподвижным, очень мертвым телом Кассандры и искал глазами единственного человека, которого мог узнать.
– Харли, это я, Анита.
Он потряс головой, будто отгоняя надоедливую муху.
– Эдуард, здесь все еще монстры, Эдуард!
Он направил на меня автомат, и я знала, что не могу дать ему выстрелить. Нет, даже не так – я подняла браунинг и выстрелила раньше, чем успела подумать. От первого выстрела он упал на колени.
– Эдуард!
Он выпустил очередь, которая прошла чуть выше голов обоих прикованных. Я всадила вторую пулю ему в грудь и еще одну в голову, пока он не упал.
Подходя к нему, я держала пистолет наготове. Если бы он дернулся, я бы стреляла еще. Он не дернулся. Я ничего не знала о Харли, кроме того, что он натуральный псих и потрясающе умеет обращаться с оружием. И ничего уже не узнаю, потому что Эдуард информацией никогда не делится. Я пинком отбросила автомат от мертвой руки Харли и пошла к остальным.
Эдуард медленно сел, потирая затылок, и смотрел, как я отхожу от тела.
– Это ты сделала?
Я посмотрела ему в глаза.
– Да.
– Я убивал людей и за меньшее.
– Я тоже, – сказала я, – но если мы собираемся ссориться, давай я сначала освобожу ребят? Я не чувствую Ричарда.
Слово “убит” я не хотела говорить вслух. Пока нет. Эдуард поднялся на ноги – шатаясь, но поднялся.
– Потом поговорим. – Потом, – согласилась я.
Он подошел и сел со своим другом. Я пошла и села возле моего любовника и второго кавалера.
Браунинг я сунула в кобуру, сдернула крест с груди Жан-Клода и запустила его в лес. Темнота обрушилась плотным бархатом. Я наклонилась освободить его от цепей, и одно звено стукнуло меня по голове.
– А, черт!
Жан-Клод сел, отбросив цепь с груди, как простыню. Потом содрал с себя повязку. Я уже ползла к Ричарду. Я видела, как меч пронзил его грудь. Он должен был бы быть мертвым, но я стала искать пульс на сонной артерии и нашла его. Он бился под моими пальцами, Как еле ощутимая мысль, и я обмякла от облегчения. Он был жив. Слава тебе. Господи.
Жан-Клод присел с другой стороны от тела Ричарда.
– Я думал, вы не можете стерпеть его прикосновения – так он мне сказал, когда ему еще не заткнули рот кляпом. Они боялись, что он призовет на помощь своих волков. Я уже позвал Джейсона и моих вампиров. Они скоро здесь будут.
– Почему я его не чувствую у себя в голове?
– Я вас блокирую. Рана страшная, и я лучше умею справляться с такими вещами.
Я вытащила кляп изо рта у Ричарда, коснулась его губ. Мысль о том, как я отказалась его поцеловать, жгла немилосердно.
– Он умирает?
Жан-Клод сломал цепи Ричарда – куда осторожнее, чем свои. Я помогла ему снять их с его тела. Ричард лежал на земле в окровавленной белой футболке и вдруг оказался опять Ричардом. Я не могла себе представить того зверя, который мне предстал. И мне вдруг стало все равно.
– Я не могу его потерять.
– Ричард умирает, ma petite. Я чувствую, как уходит его жизнь.
Я повернулась к нему:
– Ты все еще не даешь мне это почувствовать?
– Я защищаю вас, ma petite. – Выражение его лица мне не понравилось.
Я взяла его за руку – кожа была прохладна на ощупь.
– Зачем?
Он отвернулся.
Я дернула его, заставляя повернуться ко мне.
– Зачем?
– Имея даже всего две метки, Ричард может выпить досуха нас обоих в стремлении остаться в живых. Я этому препятствую.
– Вы защищаете нас обоих?
– В момент его смерти, ma petite, я могу защитить одного из нас, но не двоих.
– То есть, когда он умрет, умрете вы оба?
– Боюсь, что да. Я затрясла головой:
– Нет. Только не оба сразу. Так нельзя. Черт возьми, вы же не должны умирать!
– Простите меня, ma petite.
– Нет! Мы можем объединить силы, как когда поднимали зомби, вампиров – как вчера ночью.
Жан-Клод вдруг подался вперед, опираясь одной рукой на тело Ричарда.
– Я не потащу вас за собой в могилу, ma petite. Лучше я буду думать, что вы живете и благоденствуете.
Вцепившись пальцами одной руки в плечо Жан-Клода, я другой коснулась тела Ричарда. От прерывистого дыхания рука задрожала от плеча до пальцев.
– Я буду жить, но не благоденствовать. Мне лучше умереть, чем потерять вас обоих.
Он глядел на меня долгую секунду.
– Вы не знаете, о чем просите.
– Мы теперь триумвират. Мы можем это сделать, Жан-Клод, можем, но ты должен мне показать как.
– Мы сильны так, что во сне не приснится, ma petite, но даже мы не можем обмануть смерть.
– Этот тип у меня в долгу. Жан-Клод дернулся, как от боли:
– Кто у вас в долгу?
– Смерть.
– Ma petite...
– Делайте, Жан-Клод, делайте, что бы оно ни было. Быстрее, пожалуйста!
Он свалился на Ричарда, едва в силах поднять голову.
– Третья метка. Она либо свяжет нас навеки, либо убьет нас всех.
Я протянула ему запястье.
– Нет, ma petite. Раз это будет наш последний и единственный раз, иди ко мне.
Он лег, наполовину на тело Ричарда, раскрыв объятия. Я легла в круг его рук, а когда коснулась его груди, поняла, что сердце не бьется. Тогда я подняла глаза к его лицу:
– Не оставляй меня.
Полночные синие глаза наполнились огнем. Жан-Клод отвел мне волосы в сторону:
– Откройся мне, ma petite, откройся нам обоим.
Я так и сделала, распахнув сознание, сняв все защиты, что у меня были. И стала падать вперед, до невозможности – вперед, вниз, в длинный черный туннель, к жгучему синему огню. Белым ножом резанула тьму боль, я услышала собственный стон. Я ощутила, как входят в меня клыки Жан-Клода, смыкается его рот на моей шее, высасывая меня и выпивая.
В падающей тьме прошумел ветер, подхватив меня будто сетью перед самым этим синим огнем. Ветер нес запах свежей земли и мускусный аромат шерсти. И еще одно ощутила я: печаль. Печаль и скорбь Ричарда, не о собственной смерти – об утрате. Будь он жив или мертв, он утратил меня, а среди многих его слабостей была верность, не знающая резонов. Однажды полюбив, он любил вечно, что бы ни сделала женщина. Истинный рыцарь в любом смысле этого слова. Дурак он был, и за это я его любила. Жан-Клода я любила вопреки тому, кем он был, Ричарда – благодаря.
Я не утрачу его.
Я завернулась в его суть, будто собственным телом в простыню, только тела у меня не было. Я держала его сознанием, телом и заставляла его почувствовать мою любовь, скорбь, сожаление. И Жан-Клод тоже был здесь. Я слегка ждала, что он попытается возразить, сорвать все это, но он не стал. Синий огонь пролился из туннеля нам навстречу, и мир взорвался невообразимой путаницей форм и цветов. Обрывки воспоминаний, ощущений, мыслей, как элементы трех разных мозаик, разлетались в воздухе, и каждый кусочек ложился в картину.
Я шлепала через лес на четырех ногах. От одних только запахов я уже пьянела. Я погружала клыки в тонкое запястье, и оно было не мое. Я глядела на пульс на шее женщины и думала о крови, теплой плоти, и где-то очень отдаленной была мысль о сексе. Воспоминания нахлынули быстро, еще быстрее, понеслись карнавальным потоком, образы покрылись тьмой, будто в воду пролили чернила. И когда тьма стала всем, я всплыла на невообразимый миг и погасла, как пламя свечи. И ничего.
Я даже испугаться не успела.
45
Очнулась я пастельно-розовой больничной палате. Сестра в таком же розовом халате улыбнулась, глядя на меня. Страх ударил изнутри, как шампанское из бутылки. Где Ричард? Где Жан-Клод? Но смогла я спросить только одно:
– Как я сюда попала?
– Вас привез ваш друг. – Она кивком показала в сторону. У стены в кресле сидел Эдуард, перелистывая журнал. Он поднял глаза, мы встретились взглядами, и на его лице не выразилось ничего.
– Эдуард?!
– Друзья меня зовут Тед, Анита, ты это знаешь. – Та самая открытая улыбка – добрый старый Тед Форрестер. Единственное его легальное обличье – даже копы считали, что он и есть этот самый миляга Тед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55