Большой нож в спинных ножнах они не нашли. Меня обыскали кое-как, но полисмен, который обыскивал, сперва принял меня за еще одного потерпевшего. Его потрясло открытие, что эта маленькая симпатичная женщина и есть убийца. То есть прошу прощения – подозреваемая.
В офисе были белые стены, черные ковры и стол – похоже, из резного черного дерева. И еще была красная лаковая ширма с черным замком на вершине черной горы. На дальней стене висело кимоно в раме, алое с черным и пурпурным. Еще были две рамки поменьше с веерами: один черный с белым, изображавший что-то вроде чайной церемонии, другой синий с белым, на нем была стая журавлей. Журавли мне понравились больше всего, а времени, чтобы выбрать, было достаточно.
Со мной в комнате все время был один из полисменов. Они пили кофе, а мне не предложили. Который помоложе предложил было меня расковать, но который постарше обещал ему тухлую жизнь, если он только попробует. Он был седоватый, с глазами холодными и пустыми, как у Эдуарда. Звали его Риццо. Глядя на него, я тихо радовалась, что успела положить пистолет на пол до его появления.
А почему, можете вы спросить, меня не отвезли в участок? Ответ простой: нас осадили репортеры. Четверо полисменов вполне справлялись с регулировкой движения и сдерживанием репортеров – пока те не учуяли запах жареного. Вдруг отовсюду высунулись камеры и микрофоны – как грибы после дождя. Полицейские вызвали подкрепление и забаррикадировали место преступления и офис. Все остальное сдалось камерам и микрофонам.
Надо мной стоял – точнее, нависал, – детектив из отдела убийств. Фамилия его была Грили, он был шести футов ростом и широкий в плечах настолько, что казался квадратным. Как правило, чернокожие не совсем черного цвета, но Грили был почти черным. Лицо у него было таким темным, что играло лиловыми тенями. Коротко стриженные седеющие волосы были похожи на шерсть. Но каков бы ни был детектив – черный, белый, коричневый, – глаза у него были нейтральные, непроницаемые – полицейские. Их взгляд говорил, что они видели все на свете и не слишком высокого об этом мнения. Самое точное название для его вида – скучающий, но меня на этом не проведешь. Точно такой вид бывал у Дольфа, когда он натыкался на что-то, что разносило алиби подозреваемого вдребезги.
Поскольку у меня алиби не было, я об этом и не тревожилась. Я рассказала все как было еще раньше, чем мне зачитали права. Когда Грили стал меня допытывать, я только повторяла, что желаю адвоката. И даже сама себе начинала казаться заевшей пластинкой.
Детектив подтянул стул и сел напротив меня. Он даже чуть сжался, чтобы не так запугивать меня массой.
– Анита, когда здесь появится адвокат, мы уже не сможем тебе помочь.
Вообще-то мы были слишком недавно знакомы, чтобы он называл меня по имени и на “ты”, но пусть себе. Он притворялся моим другом, но я эту игру знала. Коп не будет твоим другом, если подозревает тебя в убийстве. Конфликт интересов.
– Все это похоже на чистейшую самооборону. Расскажи мне, как все было, и мы точно сможем договориться.
– Я желаю присутствия моего адвоката.
– Как только в дело встрянет адвокат, вся договоренность полетит прахом.
– У вас нет полномочий договариваться, – сказала я. – Я требую присутствия моего адвоката.
У него натянулась кожа возле глаз, но в остальном лицо Грили не изменилось. Однако я начинала его доставать. Что ж, это понятно.
Открылась дверь. Грили поднял голову, готовый гавкнуть, чтобы нам не мешали. Вошел Дольф, показывая нагрудную табличку. На меня он глянул лишь мельком и смотрел исключительно на Грили.
Детектив встал.
– Извини, Анита, я на минутку.
Он даже сумел дружески улыбнуться и вложил в это столько сил, что мне даже стыдно стало, что я не поверила. Кроме того, если бы он действительно хотел вести себя по-дружески, мог бы снять с меня наручники.
Грили попытался выйти с Дольфом наружу, но Дольф покачал головой:
– Офис не прослушивается, а остальные помещения – неизвестно.
– И что это должно значить? – осведомился Грили.
– Это значит, что ваше место преступления, включая потерпевшую, показывают по национальному телевидению. Вы запретили давать комментарии прессе, и потому строятся догадки. Главная версия слухов – обезумевшие вампиры.
– А вы хотите, чтобы я сообщил репортерам о том, что в убийстве обвиняется женщина, сотрудничающая с отделом полиции?
– У вас три свидетеля, и все они показывают, что миз Смит первой вытащила пистолет. Что это была самооборона.
– Такие вещи решает помощник окружного прокурора, – ответил Грили.
Забавно. Когда он говорил со мной, предлагал договориться. А в разговоре с другим копом оказывается, что лишь помощник окружного прокурора имеет на это право.
– Так и свяжитесь с ним.
– Прям щас, – ответил Грили. – Вы хотите ее отпустить?
– Она даст показания, когда мы доставим ее вместе с ее адвокатом в участок.
Грили сердито хмыкнул:
– Да, она тут страдает по своему адвокату.
– Пойдите к репортерам, Грили.
– И что им сказать?
– Что вампиры тут ни при чем. Убийство произошло в “Данс макабр” просто по неудачному совпадению.
Грили покосился на меня.
– Я хочу, чтобы она была здесь, когда я вернусь, Сторр. Никаких исчезновений.
– Мы оба здесь будем.
Грили вызверился на меня сердитыми глазами, и никакой дружеской маски на нем уже не было
– Уж постарайтесь. Может, вас сюда послали крупные шишки, но это дело об убийстве – значит, мое дело. – Он ткнул пальцем в Дольфа, но не коснулся его. – И не вздумайте встревать!
Произнеся эту реплику, Грили протиснулся мимо Дольфа и плотно закрыл дверь. Комнату заполнило молчание – хоть ножом режь.
Дольф подтянул стул и сел напротив меня, сцепил руки и стал смотреть. Я смотрела в ответ.
– Три свидетеля показывают, что миз Смит первой вынула пистолет. Она вырвала твою сумку, значит, знала, где у тебя пистолет, – сказал Дольф.
– Я его слишком засветила в этот вечер. Сама виновата.
– Я слышал, что ты приняла участие в шоу. Что там случилось?
– Пришлось поиграть в полицейского. Та женщина не хотела принимать участие в игре. Использовать противоестественную силу, чтобы заставить человека делать то, что ему не хочется, запрещено законом.
– Анита, ты не полицейский
В первый раз он мне об этом напомнил. Обычно Дольф обращается со мной как со своим человеком. Он даже поощрял меня говорить, что я в его группе, чтобы меня принимали за детектива.
– Ты меня выгоняешь из группы, Дольф? – спросила я сдавленным голосом.
Работу в полиции я ценила. Я ценила Дольфа, Зебровски и прочих ребят. И потерять все это было мне больнее, чем я готова была признать.
– Два тела за два дня, Анита, и оба – обычные люди. Черт-те сколько придется объяснять наверху.
– А если бы это были вампиры или прочая жуть на лапках, все посмотрели бы сквозь пальцы?
– Ругаться со мной – это не лучший твой шанс в данный момент, Анита.
Мы еще секунду-другую поиграли в гляделки, потом я отвернулась и кивнула.
– А почему ты здесь, Дольф?
– Разбираться с прессой.
– Но ты послал разговаривать с ними Грили.
– Ты должна мне рассказать, в чем дело, Анита.
Голос Дольфа звучал ровно, но глаза чуть напряглись, плечи чуть согнулись, и я знала, что он злится на меня. Думаю, его можно aueо понять.
– Что бы ты хотел услышать, Дольф?
– Правда меня вполне устроит, – сказал он.
– Тогда, я думаю, мне сперва нужен адвокат.
Изливать душу только потому что Дольф мой друг, я не собиралась. Он прежде всего коп, а у меня на руках убийство.
Дольф прищурился. Повернулся к полицейскому в форме, все еще подпиравшему стенку.
– Риццо, принеси нам кофе. Мне черный, а тебе?
Кофе дают. Жизнь становится лучше.
– Два кусочка сахара и ложку сливок.
– И себе тоже налей, Риццо. И не торопись.
Риццо протянул руки вперед, будто от чего-то отталкиваясь:
– А потом Грили мне намажет задницу скипидаром, что я оставил вас одних?
– Полисмен Риццо, принесите кофе. Весь скипидар я беру на себя.
Риццо вышел, покачивая головой – наверное, по поводу глупости детективов в штатском. Когда мы остались одни, Дольф сказал:
– Повернись.
Я встала и протянула ему руки. Он снял наручники, но не стал меня обыскивать – наверное, решил, что это сделал Риццо. Я не сказала ему о ноже, который они прозевали, хотя Дольфа это взбесило бы, обнаружь он его потом, но какого черта? Не хочу, чтобы копы отобрали все мое оружие. И не хочу в эту ночь ходить безоружной.
Я села, подавив желание потереть запястья. Я, понимаешь, крутой большой вампироборец, и меня такими пустяками не возьмешь. А то как же.
– Давай поговорим, Анита, – сказал он.
– Без протокола? – спросила я.
Он поглядел мне в глаза своими – непроницаемыми и пустыми, глазами правильного копа.
– Мне бы надо сказать “нет”...
– Но? – спросила я.
– Без протокола. Рассказывай.
Я ему рассказала, изменив только одно: о контракте на меня мне сообщил анонимный звонок. Во всем остальном я говорила чистейшую правду и думала, что Дольф будет доволен, но нет.
– И ты не знаешь, почему кто-то поставил на тебя контракт?
– С такими деньгами и таким сроком? Не знаю.
Он глядел на меня, будто пытаясь понять, сколько в моих словах правды.
– Почему ты нам раньше не сказала про этот анонимный звонок?
Он сильно подчеркнул голосом слово “анонимный”. Я пожала плечами:
– Пожалуй, по привычке...
– Да нет, ты хотела выпендриться. Не стала прятаться, а пришла сюда, изображая из себя приманку. Если бы киллерша воспользовалась бомбой, пострадало бы много народу.
– Но ведь она не стала использовать бомбу?
Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Не знай я его лучше, я бы подумала, что он считает до десяти.
– Повезло тебе.
– Знаю.
Дольф поглядел на меня пристально:
– Она тебя почти сделала.
– Не войди тогда эти женщины, я бы сейчас с тобой не говорила.
– И ты вроде не взволнована?
– Она мертва, а я нет. О чем тут волноваться?
– За такие деньги. Анита, завтра найдется еще кто-нибудь.
– Полночь миновала, а я все еще жива. Может быть, контракт снимут.
– Зачем поставлен срок?
Я пожала плечами:
– Знай я это, я, может быть, поняла бы, кто платит.
– И если ты узнаешь, кто это, что ты сделаешь? – спросил Дольф.
Я посмотрела на него внимательно. Под протокол или без него, а Дольф в конечном счете коп.
– Сообщу тебе имя.
– Ох, Анита, как бы я хотел в это поверить.
Я посмотрела на него самыми невинными глазами, которые только смогла состроить.
– В каком смысле?
– Анита, перестань строить дурочку. Я слишком хорошо тебя знаю.
– Отлично. И мы оба знаем, что пока предлагаются такие деньги, от киллеров отбоя не будет. Я сильна, Дольф, но не настолько. В конце концов найдется кто-то и посильнее меня – если не снимут контракт. Нет контракта – и киллеров нет.
Мы смотрели друг на друга в упор.
– Мы могли бы поместить тебя в охраняемое помещение, – сказал Дольф.
– На какой срок? Навсегда? – Я покачала головой. – К тому же следующий киллер может прибегнуть к бомбе. Хочешь рисковать своими людьми? А я нет.
– Значит, ты найдешь заказчика и убьешь его.
– Я этого не говорила, Дольф.
– Но ты это планируешь?
– Дольф, перестань задавать этот вопрос. Ответ будет один и тот же.
Он встал, вцепившись пальцами в спинку стула.
– Анита, не перегибай палку. Я твой друг, но прежде всего я коп.
– Я ценю нашу дружбу, Дольф, но свою жизнь и твою я ценю выше.
– Ты думаешь, я не могу за себя постоять?
– Я думаю, что ты – коп, а это значит, ты будешь играть по правилам. В игре с профессиональным киллером это дает хороший шанс погибнуть.
В дверь постучали.
– Войдите! – отозвался Дольф.
Вошел Риццо с подносом, на котором стояли три чашечки с кофе. Риццо посмотрел на меня, на Дольфа, на мои раскованные руки, но ничего не сказал. Ставя поднос на стол, он старался держаться так, чтобы я не могла напасть на него. Он был с виду двадцатилетним и все же обращался со мной как с весьма опасной личностью. Вряд ли он позволил бы Аннабел подойти к нему со спины. Если бы она не вырвала у меня сумку, могла бы спокойно застрелить меня в спину. Да, я бы увидела ее в зеркале, но ни за что не успела бы выхватить пистолет. Никогда я не позволила бы ни одному мужчине, как угодно дружелюбному и полезному, подойти ко мне вот так сзади. С Аннабел я допустила ту же ошибку, какую обычно люди допускают со мной. Я видела миниатюрную хорошенькую женщину и ее недооценила. Оказалась женско-шовинистическим поросенком, и эта ошибка чуть не стала фатальной.
Дольф подал мне чашку с кофе. Слишком оптимистично было бы надеяться, что сливки настоящие, но выглядела чашка чудесно. Я никогда в жизни такого чудесного кофе не видела. Вопрос в том, насколько он чудесен на самом деле. Осторожно пригубив, я замычала от удовольствия. Кофе был настоящий, и сливки тоже.
– Рад, что вам понравилось, – сказал Риццо.
– Спасибо, офицер, – ответила я.
Он хмыкнул и отошел снова подпирать стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55