Жан-Клод успел меня догнать еще до двери. Он взялся за ручку, но потом выпустил, предоставляя взяться мне.
– Я все время забываю ваше предубеждение насчет дверей, – улыбнулся он.
– А я нет, – тихо сказал Ричард.
Я обернулась. Ричард стоял в джинсах, в облегающей футболке, с волнистой массой спутанных волос. Если бы я сейчас не уходила, мы бы сели, обнявшись, на диван и стали смотреть один из его любимых фильмов. У нас уже появлялись общие любимые фильмы, песни, пословицы. Может быть, прошлись бы при луне. Он ночью видел почти так же хорошо, как я. Может быть, потом мы бы вернулись к тому, что прервали перед собранием.
Жан-Клод переплел свои пальцы с моими, привлекая мое внимание. Я глядела в эти глаза, синие-синие, как небо перед грозой, как морская гладь, под которой лежат камни. Можно было потрогать эти три бусины и проверить, такие ли они древние. Мой взгляд ушел вниз, к бледному овалу груди. Я знала, что крестообразный шрам на ощупь гладкий и бугристый. Я смотрела на Жан-Клода, и у меня дыхание перехватывало. Он был дьявольски красив. Неужто всегда мое тело будет тянуть к нему, как подсолнух к свету? Может быть, но сейчас, стоя рядом и держась за руки, я поняла, что этого мало.
У нас с Жан-Клодом мог бы быть блестящий роман, но жизнь я себе представляла только с Ричардом. Любви одной – хватит? Если даже Ричард сможет убить ради того, чтобы остаться в живых, как ему будет мой счет трупов? Жан-Клод принимал меня с потрохами и с пистолетом, но я не принимала его. То, что мы оба смотрим на мир через черные очки, не значит, что мне это нравится.
Я вздохнула, и это не был счастливый вздох. Если сейчас я последний раз вижу Ричарда, мне надо было стиснуть его в объятиях и поцеловать так, чтобы он запомнил навеки, но я не могла. Держа за руку Жан-Клода – не могла. Это было бы жестоко по отношению ко всем нам.
– Пока, Ричард, – сказала я.
– Будь осторожна. – Очень одиноко прозвучал его голос.
– Вы с Луи сегодня вечером собирались в кино? – спросила я.
Он кивнул:
– Луи скоро придет.
– Ну и хорошо. – Я открыла рот еще что-то сказать, но промолчала. Я уходила с Жан-Клодом, и никакие слова этого изменить не могли.
– Я тебя подожду, – сказал Ричард.
– Лучше бы не надо.
– Я знаю.
Я вышла – чуть быстрее, чем надо, – к ожидающему лимузину. Он был белый.
– Ну, какой шик и блеск! – сказала, я.
– Я решил, что черный будет слишком похож на катафалк, – ответил Жан-Клод.
Эдуард тоже вышел и закрыл за нами дверь.
– Я буду на месте, когда буду тебе нужен, Анита.
Посмотрев ему в глаза, я ответила:
– Это я знаю.
Он еле заметно улыбнулся.
– Но ты на всякий случай оглядывайся, что у тебя за спиной.
– Это я всегда делаю, – улыбнулась я.
Он глянул на вампира, стоящего возле открытой дверцы лимузина.
– Не так хорошо, как я раньше думал.
И Эдуард ушел в темноту к своей машине раньше, чем у меня мог сложиться ответ. Но он был прав. В конце концов, монстры меня зацапали. Соблазнить меня – это почти так же хорошо, как убить. Или изувечить.
14
Название клуба “Данс макабр” горело красными неоновыми буквами почти восемь футов высотой. Они были выгнуты и наклонены под углом, будто их только что написала чья-то гигантская рука. Располагался клуб в здании старой пивоварни в Приречье, в здании заброшенном и пустующем многие годы. Единственная была соринка в глазу среди безупречно шикарных ресторанов, баров и дансингов, владельцами которых были в основном вампиры. Приречье еще называли Округ или Площадь Крови – последнее не произносилось вслух в приличной вампирской компании. Это прозвище им не нравилось – кто знает почему?
Толпа выплескивалась с тротуаров на проезжую часть, становясь все гуще, пока лимузин не был остановлен просто людской массой. Настолько плотной, что я даже заметила полисмена в форме, который пытался заставить людей пропустить машины. Я выглянула через тонированное стекло. А убийца – здесь? Среди этих хорошо одетых и в хорошем настроении людей, ждет момента, чтобы меня убить?
Я открыла сумочку и достала “сикамп”.
Жан-Клод глянул на пистолет:
– Нервничаете, ma petite?
– Да.
Он поглядел на меня, склонив голову набок:
– Да, вы действительно нервничаете. Почему один человек-убийца нервирует вас сильнее, чем все противоестественные создания, с которыми вы имели дело?
– Все остальные, кто хотел меня убить, хотели сделать это по личным причинам. А этот хочет меня убить, потому что для него это бизнес. Просто бизнес.
– Но почему же это пугает вас сильнее? Вы же будете одинаково мертвы, каковы бы ни были мотивы убийцы?
– Ну спасибо.
Он коснулся моей руки, сжимающей пистолет.
– Я же просто пытаюсь понять, ma petite, вот и все.
– Не знаю, почему это меня тревожит, – сказала я. – Тревожит – и все. Я хочу, чтобы у врага было лицо. Если тебя кто-то убьет, это не должно быть просто ради денег.
– То есть заказное убийство оскорбляет вашу моральную чувствительность? – спросил Жан-Клод. Голос его был вкрадчив, вежлив, даже чуть слишком, будто он смеется про себя.
– Да, черт побери!
– И вы при этом дружите с Эдуардом.
– Я никогда не считала себя последовательной, Жан-Клод.
– Вы – самый последовательный человек, которого я только знаю, ma petite.
– Ничего себе последовательность – встречаться с двумя мужчинами!
– Вы считаете, что невозможность выбора между нами делает вас легкомысленной?
При этих словах он чуть наклонился ко мне, погладив рукав моего жакета.
Беда была в том, что я почти уже выбрала. Почти ему сказала, но все же не сказала. Во-первых, я не на сто процентов была уверена. Во-вторых, Жан-Клод заставил меня с ним встречаться угрозой. Встречаться, а то он убьет Ричарда. Он хотел иметь шанс отбить меня у Ричарда, то есть встречаться по-настоящему. Как сформулировал он сам, “если Ричарду можно вас целовать, а мне нет, то это нечестно”. Предполагалось, что, если я выберу Ричарда, Жан-Клод отойдет в сторону. Я думаю, он был достаточно эгоцентричен, чтобы именно это и иметь в виду. Принц города не может себе представить, что кто-то не будет им в конце концов покорен. Тем более женщина, имеющая доступ к его прекрасному телу. Он все предлагал этот доступ, я все отказывалась. Если я окончательно выберу Ричарда, он действительно отойдет с поклоном или устроит кровавую баню?
Я смотрела в его темно-синие глаза и не знала. Мы были знакомы много лет, встречались много месяцев, но он был для меня загадкой. Я просто не знала, что он сделает. И не хотела нажимать эту кнопку – пока что.
– О чем вы так серьезно думаете, ma petite? Только не говорите, что о наемном убийце, я вам не поверю.
Я не знала, что сказать, и потому покачала головой.
Его рука скользнула по моим плечам, он меня обнял. От такой близости его тела что-то затрепетала в животе. Он наклонился, будто хотел меня поцеловать, и я его остановила, упершись тыльной стороной ладони ему в грудь. Поскольку я теперь касалась его кожи, это вряд ли улучшило ситуацию.
– Вы себя прилично вели всю дорогу, что случилось теперь?
– Я просто хочу успокоить вас, ma petite.
– Ага, как же.
Он другой рукой обнял меня за талию и повернул к себе. Пистолет был у меня в руке, но казался как-то неуместным. Стрелять в Жан-Клода я не собиралась, и убийца не войдет в запертую дверцу. Такие действия в толпе, да еще и с копами-регулировщиками, были бы скорее наглыми, чем профессиональными.
Я завела руку ему за спину, все еще держа пистолет.
– Если вы меня поцелуете, мне снова, придется губы мазать.
Он наклонился очень близко и шепнул прямо над моими губами:
– Это не обязательно.
И поцеловал меня в щеку, провел губами между щекой и подбородком, к шее.
Я легонько ткнула стволом ему в лицо, отодвигая его туда, где мне видно, что он делает. Глаза у него стали бездонно-синие.
– Шею не трогать, – сказала я, и вполне всерьез. Только однажды я согласилась дать ему кровь, и это было, когда он умирал. А вообще я телесными жидкостями с Принцем города не обмениваюсь.
Он потерся щекой о ствол:
– У меня на уме было нечто более низкое.
И он опустил голову к моей ключице, вылизывая кожу. Я на миг подумала, насколько низко он собирается зайти, потом оттолкнула его.
– Да нет, вряд ли, – сказала я наполовину со смехом.
– Вам теперь лучше, ma petite?
Я глядела на него секунду, потом рассмеялась. Мне действительно стало лучше.
– Вы изворотливый сукин сын, вы это знаете?
– Да, мне говорили.
Полиция сумела раздвинуть толпу, и лимузин пошел вперед.
– Вы это сделали, только чтобы меня подбодрить.
Он широко раскрыл глаза:
– Разве стал бы я делать что-нибудь подобное?
Я уставилась на него и почувствовала, как улыбка сползает с моего лица. Я смотрела именно на него, не на предмет самого большого в мире вожделения, а на него, Жан-Клода. Принц города беспокоится о моих чувствах. Я покачала головой. То ли он становится лучше, то ли я себя обманываю?
– О чем вы задумались, ma petite?
Я качнула головой:
– Как обычно. Пытаюсь понять степень вашей искренности.
Он улыбнулся шире:
– Я всегда искренен, ma petite, даже когда лгу.
– Потому-то у вас это так хорошо получается.
Он кивнул, почти что поклонился:
– Совершенно верно. – Жан-Клод глянул вперед. – Нам сейчас выходить в море репортеров, ma petite. Вы не могли бы убрать пистолет? Боюсь, что пресса сочтет его несколько экстравагантным.
– Пресса? Местные репортеры?
– Да, местные.
– Жан-Клод, что вы от меня скрываете?
– Когда откроется дверь, ma petite, возьмите меня под руку и улыбнитесь, пожалуйста.
Я нахмурилась:
– И что будет?
– Вы будете представлены миру.
– Жан-Клод, что у вас на уме?
– Это не у меня, ma petite. Я не настолько люблю свет славы. Совет вампиров выбрал меня в качестве представителя для прессы.
– Я знаю, что вам пришлось выйти к местным вампирам из гроба, когда вам последний раз бросали вызов, и вы победили, но не опасно ли это? Я помню, что вы притворялись главной шестеркой некоего таинственного Мастера. Это хранило вас от вызовов извне.
– Почти все Мастера используют подставную лошадь, ma petite. Это уменьшает число вызовов и людей-убийц.
– Я все это знаю, так зачем вам выходить на люди?
– Совет считает, что излишняя келейность дает козыри нашим противникам. Тем из нас, кто годится на корм репортерам, было приказано выйти на свет.
– Как – на свет?
– Спрячьте пистолет, ma petite. Сейчас швейцар откроет дверцу, и на нас уставятся телекамеры.
Я глянула сердито, но убрала “сикамп” в сумочку.
– Во что вы меня втравили, Жан-Клод?
– Улыбайтесь, ma petite, или хотя бы не хмурьтесь.
Дверь распахнулась раньше, чем я успела хоть что-то сказать. Ее держал человек в смокинге. Вспышки блицев ослепили, и я знала, что глазам Жан-Клода они куда неприятнее, чем моим. Он, улыбаясь, протягивал мне руку. Если он выдерживает столько света, не мигая, я могу вести себя прилично. Поругаться можно будет потом.
Я вышла из машины и была рада, что держусь за руку Жан-Клода. Вспышки замелькали миниатюрными солнцами отовсюду. Толпа подалась вперед, в нас тыкали микрофонами, как кинжалами. Не держи он меня за руку, я бы прыгнула обратно в лимузин. Сейчас я только придвинулась ближе к Жан-Клоду, чтобы удержаться на ногах. Черт побери, куда девались распорядители?
Какой-то микрофон чуть не ткнулся мне в рот. Слишком близко завопил женский голос:
– Каков он в постели? Или это в гробу?
– Чего? – спросила я.
– Каков он в постели?
Секундная почти тишина, все ждали моего ответа. Я не успела открыть рот и сказать что-нибудь соответствующее, как возник Жан-Клод, изящный и непринужденный, как всегда.
– Мы не рассказываем о поцелуях, данных и полученных, не так ли, ma petite?
Такого сильного французского акцента я никогда еще от него не слышала.
– Ma petite – это вы так ее называете? – спросил мужской голос.
– Оui, – ответил Жан-Клод.
Я посмотрела на него, а он наклонился, будто целуя меня в щеку, и шепнул:
– После будете испепелять меня взглядом, ma petite. Сейчас здесь повсюду камеры.
Я хотела ему сказать, что мне наплевать, но это было не так. То есть я думала, что мне не наплевать. Я была как кролик, попавший в свет фар. Выскочи сейчас убийца с пистолетом, я бы так и стояла столбом. Эта мысль помогла мне овладеть собой и снова начать думать. Я пыталась разглядеть, что там за прожекторами, микрофонами, диктофонами, видеокамерами. На камерах я разглядела эмблемы по крайней мере двух крупных телесетей. Черт возьми.
Жан-Клод отбивался от вопросов как профессионал, улыбчивый, изящный – просто обложка журнала, а не вампир. Я улыбнулась, прильнула к нему, встав на цыпочки, прижалась губами к его уху почти вплотную, хоть лизни, зато микрофоны теперь меня не услышат. Это было и кокетливо, и ребячески, но ладно, ничто не совершенно. И я шепнула:
– Уведите меня отсюда, а то я вытащу пистолет и сама проложу себе дорогу.
Он засмеялся, и этот смех как меховая подкладка прошел по моей коже, теплый, щекотный и в чем-то непристойный. Репортеры заохали и заахали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Я все время забываю ваше предубеждение насчет дверей, – улыбнулся он.
– А я нет, – тихо сказал Ричард.
Я обернулась. Ричард стоял в джинсах, в облегающей футболке, с волнистой массой спутанных волос. Если бы я сейчас не уходила, мы бы сели, обнявшись, на диван и стали смотреть один из его любимых фильмов. У нас уже появлялись общие любимые фильмы, песни, пословицы. Может быть, прошлись бы при луне. Он ночью видел почти так же хорошо, как я. Может быть, потом мы бы вернулись к тому, что прервали перед собранием.
Жан-Клод переплел свои пальцы с моими, привлекая мое внимание. Я глядела в эти глаза, синие-синие, как небо перед грозой, как морская гладь, под которой лежат камни. Можно было потрогать эти три бусины и проверить, такие ли они древние. Мой взгляд ушел вниз, к бледному овалу груди. Я знала, что крестообразный шрам на ощупь гладкий и бугристый. Я смотрела на Жан-Клода, и у меня дыхание перехватывало. Он был дьявольски красив. Неужто всегда мое тело будет тянуть к нему, как подсолнух к свету? Может быть, но сейчас, стоя рядом и держась за руки, я поняла, что этого мало.
У нас с Жан-Клодом мог бы быть блестящий роман, но жизнь я себе представляла только с Ричардом. Любви одной – хватит? Если даже Ричард сможет убить ради того, чтобы остаться в живых, как ему будет мой счет трупов? Жан-Клод принимал меня с потрохами и с пистолетом, но я не принимала его. То, что мы оба смотрим на мир через черные очки, не значит, что мне это нравится.
Я вздохнула, и это не был счастливый вздох. Если сейчас я последний раз вижу Ричарда, мне надо было стиснуть его в объятиях и поцеловать так, чтобы он запомнил навеки, но я не могла. Держа за руку Жан-Клода – не могла. Это было бы жестоко по отношению ко всем нам.
– Пока, Ричард, – сказала я.
– Будь осторожна. – Очень одиноко прозвучал его голос.
– Вы с Луи сегодня вечером собирались в кино? – спросила я.
Он кивнул:
– Луи скоро придет.
– Ну и хорошо. – Я открыла рот еще что-то сказать, но промолчала. Я уходила с Жан-Клодом, и никакие слова этого изменить не могли.
– Я тебя подожду, – сказал Ричард.
– Лучше бы не надо.
– Я знаю.
Я вышла – чуть быстрее, чем надо, – к ожидающему лимузину. Он был белый.
– Ну, какой шик и блеск! – сказала, я.
– Я решил, что черный будет слишком похож на катафалк, – ответил Жан-Клод.
Эдуард тоже вышел и закрыл за нами дверь.
– Я буду на месте, когда буду тебе нужен, Анита.
Посмотрев ему в глаза, я ответила:
– Это я знаю.
Он еле заметно улыбнулся.
– Но ты на всякий случай оглядывайся, что у тебя за спиной.
– Это я всегда делаю, – улыбнулась я.
Он глянул на вампира, стоящего возле открытой дверцы лимузина.
– Не так хорошо, как я раньше думал.
И Эдуард ушел в темноту к своей машине раньше, чем у меня мог сложиться ответ. Но он был прав. В конце концов, монстры меня зацапали. Соблазнить меня – это почти так же хорошо, как убить. Или изувечить.
14
Название клуба “Данс макабр” горело красными неоновыми буквами почти восемь футов высотой. Они были выгнуты и наклонены под углом, будто их только что написала чья-то гигантская рука. Располагался клуб в здании старой пивоварни в Приречье, в здании заброшенном и пустующем многие годы. Единственная была соринка в глазу среди безупречно шикарных ресторанов, баров и дансингов, владельцами которых были в основном вампиры. Приречье еще называли Округ или Площадь Крови – последнее не произносилось вслух в приличной вампирской компании. Это прозвище им не нравилось – кто знает почему?
Толпа выплескивалась с тротуаров на проезжую часть, становясь все гуще, пока лимузин не был остановлен просто людской массой. Настолько плотной, что я даже заметила полисмена в форме, который пытался заставить людей пропустить машины. Я выглянула через тонированное стекло. А убийца – здесь? Среди этих хорошо одетых и в хорошем настроении людей, ждет момента, чтобы меня убить?
Я открыла сумочку и достала “сикамп”.
Жан-Клод глянул на пистолет:
– Нервничаете, ma petite?
– Да.
Он поглядел на меня, склонив голову набок:
– Да, вы действительно нервничаете. Почему один человек-убийца нервирует вас сильнее, чем все противоестественные создания, с которыми вы имели дело?
– Все остальные, кто хотел меня убить, хотели сделать это по личным причинам. А этот хочет меня убить, потому что для него это бизнес. Просто бизнес.
– Но почему же это пугает вас сильнее? Вы же будете одинаково мертвы, каковы бы ни были мотивы убийцы?
– Ну спасибо.
Он коснулся моей руки, сжимающей пистолет.
– Я же просто пытаюсь понять, ma petite, вот и все.
– Не знаю, почему это меня тревожит, – сказала я. – Тревожит – и все. Я хочу, чтобы у врага было лицо. Если тебя кто-то убьет, это не должно быть просто ради денег.
– То есть заказное убийство оскорбляет вашу моральную чувствительность? – спросил Жан-Клод. Голос его был вкрадчив, вежлив, даже чуть слишком, будто он смеется про себя.
– Да, черт побери!
– И вы при этом дружите с Эдуардом.
– Я никогда не считала себя последовательной, Жан-Клод.
– Вы – самый последовательный человек, которого я только знаю, ma petite.
– Ничего себе последовательность – встречаться с двумя мужчинами!
– Вы считаете, что невозможность выбора между нами делает вас легкомысленной?
При этих словах он чуть наклонился ко мне, погладив рукав моего жакета.
Беда была в том, что я почти уже выбрала. Почти ему сказала, но все же не сказала. Во-первых, я не на сто процентов была уверена. Во-вторых, Жан-Клод заставил меня с ним встречаться угрозой. Встречаться, а то он убьет Ричарда. Он хотел иметь шанс отбить меня у Ричарда, то есть встречаться по-настоящему. Как сформулировал он сам, “если Ричарду можно вас целовать, а мне нет, то это нечестно”. Предполагалось, что, если я выберу Ричарда, Жан-Клод отойдет в сторону. Я думаю, он был достаточно эгоцентричен, чтобы именно это и иметь в виду. Принц города не может себе представить, что кто-то не будет им в конце концов покорен. Тем более женщина, имеющая доступ к его прекрасному телу. Он все предлагал этот доступ, я все отказывалась. Если я окончательно выберу Ричарда, он действительно отойдет с поклоном или устроит кровавую баню?
Я смотрела в его темно-синие глаза и не знала. Мы были знакомы много лет, встречались много месяцев, но он был для меня загадкой. Я просто не знала, что он сделает. И не хотела нажимать эту кнопку – пока что.
– О чем вы так серьезно думаете, ma petite? Только не говорите, что о наемном убийце, я вам не поверю.
Я не знала, что сказать, и потому покачала головой.
Его рука скользнула по моим плечам, он меня обнял. От такой близости его тела что-то затрепетала в животе. Он наклонился, будто хотел меня поцеловать, и я его остановила, упершись тыльной стороной ладони ему в грудь. Поскольку я теперь касалась его кожи, это вряд ли улучшило ситуацию.
– Вы себя прилично вели всю дорогу, что случилось теперь?
– Я просто хочу успокоить вас, ma petite.
– Ага, как же.
Он другой рукой обнял меня за талию и повернул к себе. Пистолет был у меня в руке, но казался как-то неуместным. Стрелять в Жан-Клода я не собиралась, и убийца не войдет в запертую дверцу. Такие действия в толпе, да еще и с копами-регулировщиками, были бы скорее наглыми, чем профессиональными.
Я завела руку ему за спину, все еще держа пистолет.
– Если вы меня поцелуете, мне снова, придется губы мазать.
Он наклонился очень близко и шепнул прямо над моими губами:
– Это не обязательно.
И поцеловал меня в щеку, провел губами между щекой и подбородком, к шее.
Я легонько ткнула стволом ему в лицо, отодвигая его туда, где мне видно, что он делает. Глаза у него стали бездонно-синие.
– Шею не трогать, – сказала я, и вполне всерьез. Только однажды я согласилась дать ему кровь, и это было, когда он умирал. А вообще я телесными жидкостями с Принцем города не обмениваюсь.
Он потерся щекой о ствол:
– У меня на уме было нечто более низкое.
И он опустил голову к моей ключице, вылизывая кожу. Я на миг подумала, насколько низко он собирается зайти, потом оттолкнула его.
– Да нет, вряд ли, – сказала я наполовину со смехом.
– Вам теперь лучше, ma petite?
Я глядела на него секунду, потом рассмеялась. Мне действительно стало лучше.
– Вы изворотливый сукин сын, вы это знаете?
– Да, мне говорили.
Полиция сумела раздвинуть толпу, и лимузин пошел вперед.
– Вы это сделали, только чтобы меня подбодрить.
Он широко раскрыл глаза:
– Разве стал бы я делать что-нибудь подобное?
Я уставилась на него и почувствовала, как улыбка сползает с моего лица. Я смотрела именно на него, не на предмет самого большого в мире вожделения, а на него, Жан-Клода. Принц города беспокоится о моих чувствах. Я покачала головой. То ли он становится лучше, то ли я себя обманываю?
– О чем вы задумались, ma petite?
Я качнула головой:
– Как обычно. Пытаюсь понять степень вашей искренности.
Он улыбнулся шире:
– Я всегда искренен, ma petite, даже когда лгу.
– Потому-то у вас это так хорошо получается.
Он кивнул, почти что поклонился:
– Совершенно верно. – Жан-Клод глянул вперед. – Нам сейчас выходить в море репортеров, ma petite. Вы не могли бы убрать пистолет? Боюсь, что пресса сочтет его несколько экстравагантным.
– Пресса? Местные репортеры?
– Да, местные.
– Жан-Клод, что вы от меня скрываете?
– Когда откроется дверь, ma petite, возьмите меня под руку и улыбнитесь, пожалуйста.
Я нахмурилась:
– И что будет?
– Вы будете представлены миру.
– Жан-Клод, что у вас на уме?
– Это не у меня, ma petite. Я не настолько люблю свет славы. Совет вампиров выбрал меня в качестве представителя для прессы.
– Я знаю, что вам пришлось выйти к местным вампирам из гроба, когда вам последний раз бросали вызов, и вы победили, но не опасно ли это? Я помню, что вы притворялись главной шестеркой некоего таинственного Мастера. Это хранило вас от вызовов извне.
– Почти все Мастера используют подставную лошадь, ma petite. Это уменьшает число вызовов и людей-убийц.
– Я все это знаю, так зачем вам выходить на люди?
– Совет считает, что излишняя келейность дает козыри нашим противникам. Тем из нас, кто годится на корм репортерам, было приказано выйти на свет.
– Как – на свет?
– Спрячьте пистолет, ma petite. Сейчас швейцар откроет дверцу, и на нас уставятся телекамеры.
Я глянула сердито, но убрала “сикамп” в сумочку.
– Во что вы меня втравили, Жан-Клод?
– Улыбайтесь, ma petite, или хотя бы не хмурьтесь.
Дверь распахнулась раньше, чем я успела хоть что-то сказать. Ее держал человек в смокинге. Вспышки блицев ослепили, и я знала, что глазам Жан-Клода они куда неприятнее, чем моим. Он, улыбаясь, протягивал мне руку. Если он выдерживает столько света, не мигая, я могу вести себя прилично. Поругаться можно будет потом.
Я вышла из машины и была рада, что держусь за руку Жан-Клода. Вспышки замелькали миниатюрными солнцами отовсюду. Толпа подалась вперед, в нас тыкали микрофонами, как кинжалами. Не держи он меня за руку, я бы прыгнула обратно в лимузин. Сейчас я только придвинулась ближе к Жан-Клоду, чтобы удержаться на ногах. Черт побери, куда девались распорядители?
Какой-то микрофон чуть не ткнулся мне в рот. Слишком близко завопил женский голос:
– Каков он в постели? Или это в гробу?
– Чего? – спросила я.
– Каков он в постели?
Секундная почти тишина, все ждали моего ответа. Я не успела открыть рот и сказать что-нибудь соответствующее, как возник Жан-Клод, изящный и непринужденный, как всегда.
– Мы не рассказываем о поцелуях, данных и полученных, не так ли, ma petite?
Такого сильного французского акцента я никогда еще от него не слышала.
– Ma petite – это вы так ее называете? – спросил мужской голос.
– Оui, – ответил Жан-Клод.
Я посмотрела на него, а он наклонился, будто целуя меня в щеку, и шепнул:
– После будете испепелять меня взглядом, ma petite. Сейчас здесь повсюду камеры.
Я хотела ему сказать, что мне наплевать, но это было не так. То есть я думала, что мне не наплевать. Я была как кролик, попавший в свет фар. Выскочи сейчас убийца с пистолетом, я бы так и стояла столбом. Эта мысль помогла мне овладеть собой и снова начать думать. Я пыталась разглядеть, что там за прожекторами, микрофонами, диктофонами, видеокамерами. На камерах я разглядела эмблемы по крайней мере двух крупных телесетей. Черт возьми.
Жан-Клод отбивался от вопросов как профессионал, улыбчивый, изящный – просто обложка журнала, а не вампир. Я улыбнулась, прильнула к нему, встав на цыпочки, прижалась губами к его уху почти вплотную, хоть лизни, зато микрофоны теперь меня не услышат. Это было и кокетливо, и ребячески, но ладно, ничто не совершенно. И я шепнула:
– Уведите меня отсюда, а то я вытащу пистолет и сама проложу себе дорогу.
Он засмеялся, и этот смех как меховая подкладка прошел по моей коже, теплый, щекотный и в чем-то непристойный. Репортеры заохали и заахали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55