знаками “лес”, “здоровье”, “счастье”, “долголетие”, знаками стихий и их проявлений”.
Знаки эти были Кенету известны с малолетства. Поодиночке они входили почти в любую традиционную вышивку.
“…магам и ученикам следует держать тело свое и одежды в чистоте…”
Ну, это тоже понятно.
“…запрещено магам и ученикам оных касаться ножом ли, мечом ли, каким ли другим предметом, из металла сделанным, живого существа, ибо металл суть проводник, и сила магическая, по металлу стекая, повредить оному существу или даже убить его может…”
Кенет растерянно почесал голову. Значит, он отныне имеет право колоть дрова, но не рубить дерево? Да, трудновато быть магом.
“…надлежит соблюдать осторожность особливую в обращении с женщинами, а женщинам – с мужчинами, наипаче же молодыми и красивыми. Ибо как магнит притягивает железо, так и тот, у кого силы больше, притягивает к себе силу меньшую, она же остается у притянувшего, покидая прежнее свое обиталище. Во избежание оного досадного и огорчительного происшествия ученикам и магам воспрещается познавать женщину, а женщинам – мужчину, иначе как уверившись, что силы их равны…”
Теперь кое-что становится понятным. Ясно, почему волшебники так редко женятся и любовных связей не заводят: кому охота наутро проснуться в одной постели с трупом! Ясно и то, зачем черные маги рыщут в поисках все новых и новых женщин: силу их выпивают, подлецы! Саму жизнь отбирают, продлевая свою.
Запрет на женщин не показался Кенету особо обременительным. Жениться он пока не собирается. Женитьба – это для людей пожилых, которым уже лет двадцать стукнуло. Кенету до этого степенного возраста еще далеко.
“…магу, нашедшему место средоточия, дозволено проживать в нем. Магам же, не нашедшим места средоточия, а особливо ученикам, надлежит странствовать, не задерживаясь нигде подолгу, ибо их сила повредить может простому люду. Так же, подолгу на одном месте пребывая, маг либо ученик его навлекает на себя враждебные силы, каковые могут не ему одному, но и прочим людям вред причинить. Странствуя же, он себя от опасности избавляет и прочим людям не вредит…”
Понятно, почему никто не знал, где живет старый маг. Интересно, нашел он уже свое место средоточия или только странствует в его поисках, появляясь в урочный час в урочном месте, чтобы попавшие в беду могли позвать его на помощь? Кстати, а что это такое – место средоточия?
“…надлежит всяко из себя гнев изгонять, и обиду любую, и мысли непотребные, тако же и гордыню, и ко власти над людьми не стремиться. Для каковой цели следует магам и ученикам оных не менее месяца в году совершать работы малопочтенные и трудные за низкую плату и даже в отсутствие таковой отхожие места чистить, навоз грузить, служителем в больнице быть, дороги мостить и всякое такое прочее, не о прибыли, а о благе токмо помышляя…”
Ну, с этим Кенет справится. Отродясь он ни от какой работы не бегал. Гасить в себе гнев и обиду… да он, собственно, ни на кого, кроме братьев и мачехи, не обижен. Пройдет время, потускнеет память о них, изгладится и обида.
“…надлежит магам, а также ученикам оных воинские искусства изучать со тщанием превеликим, в оных же занятиях достохвальных дух свой и тело укреплять всемерно, ибо опасность для них всегда превелика есть, силою же волшебства себя слишком часто избавлять для мага недостойно, и таковыми деяниями он лишь большую себе опасность снискивает, чаемого же избавления не обретает…”
Вот это, называется, удружили. Мечом живого существа, выходит, и коснуться нельзя, а в воинских искусствах изволь совершенствоваться. Дубину, что ли, завести? Так для дубины и сам ее обладатель должен быть дюжим мужиком. У Кенета любой дубину отнимет да ею же и накостыляет. Да, загадки устав загадывает. Ладно, об этом можно и позднее поразмыслить. Что там дальше?
“…а потому должно амулеты и талисманы носить на теле денно и нощно, из указанных далее самоцветов сделанные: ученику числом три, магу же и большее число их не возбраняется до нахождения им места средоточия. После нахождения оного и поселения в нем маг носит один талисман в виде перстня. Камни же для оных талисманов и амулетов должны быть самолично найдены или в подарок или в наследство получены, но никоим образом не куплены, ибо за деньги приобретенное только денег и стоит…”
Весельчаки сочиняли этот устав, ничего не скажешь! Да откуда скромному ученику мага, деревенскому парнишке, взять три драгоценных камня?! Спасибо и на том, что купить их нельзя – все равно не на что.
Все же список “указанных далее” самоцветов привлек внимание Кенета. Большинство камней были знакомы ему только по названиям, а то и вовсе не известны – такие он пропускал, не читая: “…пробуждает милосердие к побежденным”, “гнев ярый в сердце утишает” – все это хорошо, да не по его зубам кус. Гораздо больше его заинтересовал скромный и недорогой агат или дарующая счастье бирюза. В детстве он и сам носил на шее бирюзовую бусину – от сглаза.
Но помимо воли взгляд его задерживался и на других описаниях.
“…камень аметист от бури и ураганов избавляет, дарует власть над ветрами и повелевает всякою погодой; греховные помыслы, хандру, мысли непотребные и тяжкие, сны дурные отгоняет. Облегчает воздержание, хранит от сглаза и порчи, от волшебства злого. Лихую судьбу отводит и злобу людскую усмиряет, разум просветляет, сон крепит, дарует предсказания истинные и предвидения. От зверей хищных и гадов ползучих, тало же и в человеческом обличье, хранит надежно, в пути оберегом служит. Отвагу и мужество пробуждает и укрепляет, помогает в делах воинских и на охоте. Избавляет в странствиях от тоски по дому. Склоняет ко смирению…” – ну и так далее. Хороший камень, что и говорить.
Или вот жемчуг…
“…укрепляет целомудрие и чистоту душевную, супругам счастье дарует и любовь взаимную, от яда бережет, зло и злой рок отводит, здоровье утверждает и долголетию способствует. От друзей неверных и от обмана хранит и спасает. Печаль, тоску, мысли дурные прочь гонит. В воинских делах помощь оказывает. Предсказания и предвидения посылает истинные. Силу дарует, благоденствие и всяческому процветанию способствует…”
Хорошая драгоценность. Многим бы пригодилась. Жаль, что у Кенета ее никогда не будет. Если недорогой аметист, неровно окрашенный, без огранки, он еще, может, и заполучит, то раздобыть жемчуг для него совершенно немыслимо. Так же немыслимо, как получить “в подарок или наследство” алмаз или изумруд или добываемый где-то в северных морях янтарь, камень редкий и безумно дорогой. Или, скажем, рубин.
“…память укрепляет и разум, храбрость и отвагу, стойкость и мужество дарует. Ведет к победе. Мудрости и мудрой жизни способствует. В воинских делах помощь оказывает верную. От тоски, мыслей тяжелых, робости, дурных снов избавляет. Отгоняет неверных друзей. Власть над людьми дарует…” А, так вот оно что! Вот почему дальше написано:…ученикам надлежит рубина избегать, магам проявлять осторожность всемерную…” Власть над людьми – искушение сильное. И вот еще, дальше: “…когда не овладел человек помыслами своими и не изгнал гнев из сердца своего совершенно, у того человека от ношения рубина оный гнев возрастать начнет и возгорится яро и люто и злобу природную пробудит, пока не пожрет она человека окончательно, и уподобится он зверю-дракону и низвергнут будет…” Брр… Кенету вовсе не хотелось уподобиться “зверю-дракону”. Ясное дело, с рубином лучше не связываться. Правда, вряд ли ему представится такая возможность, но на всякий случай стоит запомнить.
Так, а чего еще этот устав советует избегать? А, вот: “…избегать же шерлов и морионов, способствующих колдовству черному, в деяниях непотребному”. Шерлы и морионы, видите ли. Да Кенет и не знает, что такое эти загадочные шерлы и как они выглядят! Нет, вот если ему какая запись и может пригодиться, то разве эта: “…камень, соколиным глазом именуемый, козни врагов отводит, ударов бойцу избегать помогает, внимание воина крепит и быстрее его делает…” Камешек недорогой и не такой уж редкий. Почти любой ярмарочный боец носит его на счастье. Вот этот талисман Кенету пригодится. Особенно если учесть, что в воинские дела ему предстоит по уставу залезть по самые уши, причем, судя по всему, невооруженным. Вот тут талисман, позволяющий избегать ударов, придется как нельзя более кстати.
Начинало смеркаться. Запокапывал мелкий дождичек, и на сером прибрежном песке словно выступили мокрые веснушки.
Кенет сложил свое сокровище вчетверо и сунул в карман. Все, хватит на сегодня чтения. Лучше попробовать осмыслить прочитанное.
Кенет выбрал дерево пораскидистей, устроился под ним и укрылся своим кургузым кафтаном. Долго вспоминалось ему прочитанное, долго не шел к нему сон, но шепоток дождя убаюкивал, и Кенета сморила дрема. Спал он долго и крепко. Убаюкав его, дождь прекратился так же незаметно, как и начался.
В деревню Кенет вступил поутру, голый по пояс, с воплем: “А вот кому дрова на зиму колоть! Заборы чинить! Серпы, косы править!” Кафтан он обвязал рукавами вокруг пояса, словно выражая своим голым торсом готовность немедленно приступить к работе. Расчет его был верен. Летняя страда, самое горячее время, и ни одна пара рабочих рук не окажется лишней. До вечера Кенет успел много кому подсобить, был сытно накормлен и заработал медяк-другой. Эти-то медяки и были ему нужны. Он решил плести корзины: заработок хоть и небольшой, но быстрый. Нехитрое дело – нарезать прутьев для плетения корзин, да устав запрещает. Кенет собирался дать медяк какому-нибудь мальчишке в уплату за срезанный лозняк. А если в деревне найдется свой корзинщик, может, он продаст немного лозняка?
Корзинщика Кенет обнаружил без труда. На деревенской площади, куда по вечерам народ сходился посидеть в холодке и потолковать о жизни, сидел сутулый старик и плел корзину. Рядом с ним стояли еще три корзины. Дрожащие узловатые старческие пальцы медленно, с трудом гнули непокорные прутья. Мастерством старик, несомненно, обладал: время от времени у него получались удивительной красоты узоры. Но руки ему постоянно изменяли, подслеповатые глаза плохо видели в пыльно-лиловых сумерках. Корзины выглядели кривовато и навряд ли отличались большой прочностью. Негнущимися пальцами старик то и дело ловил упрямый прут, а прут то и дело норовил распрямиться и хлестнуть по лицу. Кенет стоял и смотрел, не в силах открыть рот и попросить продать ему немного прутьев. Мерзкой насмешкой над старостью прозвучала бы его просьба.
Старик заметил, что рядом с ним стоит кто-то, и с надеждой взглянул на Кенета, но тут же сообразил, что полуголый оборванец не станет покупать корзину.
– Чего стоишь? – с беспомощным гневом выкрикнул он. – Иди… иди прочь!
Кенет наконец открыл рот, но почти к своему же изумлению спросил не о том, о чем собирался.
– Сколько заплатите ученику за день работы, мастер? – произнес Кенет.
Старик посмотрел на него недоверчиво и настороженно.
– Это смотря как работать будешь.
– Дозвольте? – Кенет, не дожидаясь ответа, присел рядом со стариком и взялся за прутья. Когда старик, отчасти поборов недоверие, нехотя кивнул, Кенет уже работал, не подымая головы.
Его сильные молодые пальцы гнули лозу быстро и уверенно. Вскоре он протянул старику небольшую корзинку.
– Годится?
Старик взял корзинку в руки, повертел ее, разглядывая со всех сторон, зачем-то огладил кончиками пальцев ее ладный выпуклый бочок, помигал немного и вдруг бессильно заплакал, уронив голову на грудь.
– Вот что, мастер, – сказал Кенет, подымая плачущего старика с земли, – пойдем в дом. Поздно уже и сыро. Все едино никто ничего не купит. Пойдем. Вы не беспокойтесь, я и ночью работать могу. Я сплю мало.
Провожая старика домой, Кенет выслушивал его нехитрую повесть. Сын, его единственный кормилец, отправился на заработки, оставив отцу и еды, и денег вдоволь, но в дороге задержался. Еда и деньги вышли. Все, что можно продать, старик уже продал. Он уже и весточку от сына получил: заболел, мол, оттого и задержался, но деньги заработал хорошие, на жизнь хватит с избытком. Может, и хорошие деньги, да до них еще дожить надо. Возможно, большинство односельчан охотно поддержали бы старика и уж в любом случае с голоду бы помереть не дали. Но старику претило одалживаться, жить из милости, и он делал вид, что не голодает, сколько мог. Когда же стало совсем невтерпеж, взялся за прежнее ремесло, да вот руки его подвели.
Дом у старика оказался небольшой, но уютный и чистый, хотя и обставленный крайне скудно. Старик не лгал: все, что возможно, было уже втихомолку распродано. Кенет с сожалением оглядывал пол и стены без единой украшавшей их некогда цветной ниточки. Цветной… тут-то Кенета и посетило счастливое озарение. Он подошел к груде лозняка, сваленного в углу, и внимательно осмотрел его. Обработан не совсем хорошо… впрочем, это еще можно поправить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80