еня пистолет.
Направление ветра на палубе изменилось. Теперь он дул с севера, центр циклона должен пройти севернее нас, по дуге в направлении Тампы. Было похоже, что через несколько часов ветер и волнение на море начнут стихать, но пока еще до этого было далеко. Поэтому я вынужден был идти практически спиной вперед. Мне показалось, что в темноте за мной кто-то крадется, держась за трос, но я не обратил на это внимания. Наверное, этим тросом пользовались круглые сутки. К тому же, время осторожничать прошло. Теперь игра шла ва-банк.
Я добрался до противоположной стороны и пошел по длинному коридору, где днем, мне удалось перекинуться парой слов с Кеннеди. В, конце коридора я повернул не влево, как раньше, а направо в направлении широкой лестницы, которая, по словам Мэри, вела к буровой вышке. Тут слонялось несколько человек. Открытая дверь, мимо которой я прошел, вела в серую от дыма и полную народа комнату отдыха — вероятнее всего, все работы на буровой были остановлены. Буровиков это не волновало, их десятидневная вахта оплачивалась полностью. Мне это было на руку, я как раз направлялся на рабочую палубу, и отсутствие движения на ней облегчало мою задачу.
Свернув в очередной раз за угол, я чуть не врезался в двух человек, о чем-то громко споривших. Это были генерал и Виланд. В основном, говорил Виланд. Когда я попросил прощения, он замолчал и взглянул на меня, а я пошел дальше по коридору. Я был уверен, что он не смог меня узнать: зюйдвестку я натянул на самые глаза, и без того высокий воротник длинной штормовки поднял до носа, но самое главное заключалось в том, что я перестал хромать. И все-таки я ощущал холодок между лопатками до тех пор, пока не скрылся за очередным поворотом.
Я не знал, хорошо или плохо, что между генералом и Виландом завязался настоящий спор. Если генералу удалось заинтересовать Виланда какой-нибудь спорной проблемой, очень важной и требующей немедленного решения, всё было в порядке. Если же Виланд выговаривает генералу за какое-то упущение, дело плохо. Вернись он раньше меня на противоположную сторону платформы, даже страшно подумать, какие будут последствия! Я отбросил такие мысли и побежал, не обращая внимания на изумленные взгляды рабочих, не понимающих причины такой активности во время оплачиваемого отдыха. Наконец я добрался до лестницы и начал взбираться по ней, перепрыгивая через две ступеньки.
Мэри, закутавшаяся в дождевик с капюшоном, ждала меня наверху перед закрытой дверью. Когда я неожиданно возник перед ней, она отшатнулась и задержала дыхание, мне пришлось на секунду опустить воротник, чтобы она смогла меня узнать.
— Это вы! — Она уставилась на меня.— А ваша больная нога? Вы уже не хромаете?
— Я никогда и не хромал. Это для полноты образа. Гарантированный способ избавиться от всяких подозрений. Кеннеди говорил, что от вас требуется?
— Да, я должна следить, чтобы никого не было.
— Верно. Мне бы не хотелось заработать пулю или нож в спину в кабине радиста. Мне очень жаль, что это должны быть вы, но у нас нет другого выхода. Где кабина?
— За этой дверью.— Она показала рукой.— Примерно в пятнадцати метрах.
— Пойдем.— Я нажал на ручку двери и, если бы крепко не держался за нее, тут же свалился бы вниз с лестницы, сломав себе шею. Порыв ветра с силой кузнечного пресса ударил в дверь, она так придавила меня к стальной перегородке, что у меня перехватило дыхание. Если бы не зюйдвестка, я бы так ударился затылком о стену, что мог по-терять сознание. Несколько мгновений я висел, пытаясь сделать вдох. Перед глазами у меня вращались разноцвет-
ные круги. Наконец я твердо встал на ноги и буквально продрался в дверь, таща Мэри за собой. Дважды я попытался закрыть дверь и все-таки сдался. Чтобы закрыть эту дверь, понадобился бы целый взвод. Пусть поднимутся снизу и сами ее закроют. А у меня есть более важные дела. Это была ужасная ночь! Я зажмурился и посмотрел в черное небо. В семидесяти метрах над головой я едва мог различить вспышки сигнальных огней на вершине буровой вышки. Они были совершенно лишними в такую ночь, ибо только безумный летчик мог сейчас оказаться в воздухе. Для освещения палубы от них тоже было теперь мало толку. Вообще-то меня устраивало отсутствие света. Хотя, с одной стороны, я мог напороться на какую-нибудь опасность и не видел, куда идти, с другой стороны, никто тоже не видел, куда я иду. Неуверенным шагом мы преодолели палубу, направляясь к квадратному пятну света из невидимого окна. Дверь находилась с южной стороны за углом, ветер здесь был потише. Я только нагнулся посмотреть в замочную скважину, как Мэри толкнула дверь и вошла в маленькую темную прихожую. Немного смущенный, я выпрямился и вошел вслед за ней. Она легко закрыла дверь.
— Входная дверь впереди справа,— прошептала она. При этом она обняла меня за шею, чтобы достать до моего уха. Ее голоса нельзя было расслышать даже с расстояния в несколько сантиметров.— Мне кажется, там кто-то есть.
Я стоял неподвижно и прислушивался, а она продолжала обнимать меня. В более благоприятных условиях я мог бы простоять так всю ночь. Но сейчас был не тот случай и я спросил:
— Может, они просто оставляют свет, чтобы радист, получив сигнал, мог быстрее попасть в кабину?
— Мне кажется, там что-то двигалось,— прошептала она.
— У нас нет времени на проверку. Останься в коридоре. Все будет хорошо.— Я освободил шею от ее объятий, пожал ей руку для поднятия бодрости и с горечью подумал, что Талбот всегда остается верен своим идеалам. Я пошел вперед, открыл дверь и вошел в кабину.
Несколько секунд я стоял, зажмурив глаза от сильного света, но не настолько сильно, чтобы не заметить мощного типа, сидящего за столом с радиоаппаратурой и обернувшегося в кресле, когда открылась дверь. Если бы даже я его не увидел, то наверняка бы услышал мгновением позже, когда он отшвырнул кресло назад и вскочил, сделав это
удивительно быстро для такого могучего мужчины, и оказался передо мной. Он был выше, шире, тяжелее и моложе меня, Такие лица, как у него, жестокие, смуглые, с черными глазами, бывают у американцев итальянского происхождения. Если это радист, то в таком случае я царица Савская.
— Почему такая паника? — спросил я, стараясь говорить с наилучшим американским акцентом, но получилось очень неудачно.— Шеф прислал тебе радиограмму.
— Какой шеф? — спросил он тихо. Телосложение и лицо боксера тяжелого веса не обязательно должны сочетаться с умом дебила, а дебилом этот парень не был.— Ну-ка, дай рассмотреть тебя поближе, старина.
— Какая муха тебя укусила? — спросил я и опустил воротник.
— А теперь шляпу,— спокойно сказал он.
Я снял шляпу и швырнул ему в лицо в тот самый миг, как из него вырвалось одно-единственное слово — Талбот! Одновременно, прежде чем шляпа упала на пол. я левой рукой изо. всех сил ударил его в живот. У меня было ощущение, что я ударил по дереву, но парень оказался не таким устойчивым, как дерево, и упал. Он с таким грохотом врезался головой и плечами в противоположную сторону, что кабина затряслась. Однако это был еще не конец. Готов поклясться, он даже глазом не моргнул. Он тут же ударил меня ногой, целясь в пах, но промазал и попал в колено. Удар был настолько силен, что я не удержался на ногах и тоже упал. Через секунду мы уже катались по полу, пиная друг друга, стараясь побольней стукнуть и выцарапать глаза. Маркиз Куинсберри, автор боксерских правил, вряд ли остался бы нами доволен.
У него было преимущество предо мной. Во-первых, штормовка ограничивала свободу движений а, хотя несколько смягчала силу его ударов, в то же время не давала мне ударить в полную силу.- Во-вторых, он, очевидно, не имел ничего против того, чтобы превратить кабину в свал-ку сломанной радиоаппаратуры и мебели; я же старался этого избежать, всё зависело от того, уцелеет ли рация. Мы докатились до стола с аппаратурой, его ножка не выдержала нашего напора и сломалась, В этот момент я почувствовал себя не лучшим образом. Хотя оказалось, что у этого парня обычные руки, а не паровые молоты, как мне вначале померещилось, вид падающего стола привел меня в отчаяние. Я пропустил мощный удар по ребрам и от боли чуть не потерял сознание. Он тотчас прижал меня к полу,
но я ребром ладони рубанул его по открытой шее с такой силой, которую допускала штормовка. По всем правилам он должен был сразу потерять сознание, но, очевидно, никаких правил он не знал. Несколько мгновений он не мог прийти в себя, я успел выкарабкаться из-под него и пополз к открытой двери. Я не хотел продолжать схватку там, где мы лежали, так, как переломанная ножка стола держалась буквально на честном слове и рация просто чудом не упала на металлический пол. Если бы это произошло, она бы наверняка разбилась вдребезги.
Парень был крепким орешком. Мы оба поднялись на ноги,, хотя он с большим трудом. Я уж было подумал, что у него прошла охота, но тут он поднял кресло и бросил в меня. Я пригнулся и услышал, как кресло разбивается о дверной косяк. Оказалось, это только артподготовка, вслед за которой пошли в атаку главные штурмовые силы. Он бросился на меня, как разъяренный бык на арене, я уклонился от встречи не хуже тореадора и развернулся в ожидании новой атаки. Её не последовало. Он пригнулся, упершись руками в стену, чтобы посильнее оттолкнуться и прыгнуть на меня, как вдруг высоко в двери за ним появилась узкая рука в белой перчатке, сжимающая ножку кресла.
Мэри ударила его, но это был неуверенный удар, который даже карлику не причинил бы неприятностей. Тем не менее, ее затрясло, как от удара электрическим током. Мой противник повернулся в поисках новой угрозы, в этот момент я прыгнул и изо всех сил, какие у меня оставались, ударил его правым боковым. В боксе это один из самых коварных ударов, он может легко вывихнуть челюсть или свернуть шею. С любым нормальным человеком так бы и произошло, но этот был просто феноменально вынослив. Он начал съезжать на пол, закатив глаза, но даже в таком состоянии, попытался дотянуться до меня и схватить за ноги. На этот раз координация движений его подвела. Я отступил назад, когда его лицо оказалось у моей правой ступни, У меня не было причин не допустить столкновения двух этих объектов, и я не стал этому препятствовать.
Он тихо лежал ничком, раскинув руки и ноги. Меня в этот момент нельзя было назвать тихим, я с трудом дышал, глубоко втягивая воздух, как будто только что пробежал милю, хотя уже много лет не бегал даже стометровки, весь мокрый от пота, вынул платок и вытер лицо. Следов крови на нем не оказалось. Если бы мне пришлось объяснять Ви~ ланду, почему у меня на лице синяк или разбит нос, едва ли
удалось легко отвертеться. Я спрятал платок и посмотрел на стоящую в дверях девушку. Рука, в которой она все еще держала ножку кресла, слегка дрожала, глаза ее широко раскрылись, губы побледнели, вряд ли ее вид выражал восторг и одобрение.
— Неужели надо было обязательно... ногой? — дрожащим голосом спросила она.
— А чем же еще? — разозлился я.— Вы же взрослая. Этот тип никогда в жизни не слыхал о маленьком лорде Фаунтлерое. Он был разорвал меня на мелкие кусочки и скормил акулам, будь у него такая возможность. Так вот,
стойте возле него с этой палкой в руке и, как только он пошевелится, бейте, но на этот раз крепче. Я и так уже,— быстро добавил я, чтобы она не заподозрила меня в неблагодарности,— вам очень обязан за то, что вы для меня сделали.
Я повернулся к столу. С этого момента, как я вошел в кабину, уже и так прошла одна драгоценная минута. Я сразу нашел то, что нужно. На нескольких гвоздиках в стене висели мотки проводов. Я выбрал один из них и надежно связав радиста, набросил ему на шею петлю, а конец провода привязал к ручке шкафчика. Если ему придет в голову попытаться нажать на какие-нибудь скрытые кнопки, он быстро поймет, что при этом сможет только задохнуться. Я подумал, не заткнуть ли ему кляпом рот. Не стоит, при таком урагане кричать бесполезно.
Я придвинул единственное уцелевшее в кабине кресло и уселся за стол. Рация была обычная, которая применяется в авиации. Я хороню ее знал. Включил, настроил на волну полиции и надел наушники. Я был уверен, что долго ждать мне не придется. Полиция прослушивает свои волны двадцать четыре часа в сутки. Через три секунды после моего сигнала в наушниках раздался треск.
— Управление полиции. У аппарата шериф Прендергаст. Говорите.
Я перебросил переключатель на микрофон.
— Докладывает патрульный автомобиль номер девятнадцать.— Меня бы узнали и без этого шифра, тем более что все патрульные автомобили в округе предупреждены, чтобы они не выходили в эфир. Но в наше время полно любителей-коротковолновиков, прослушивающих эфир. Я бы не удивился, если бы преступная организация Виланда тоже подслушивала полицейские волны. Я продолжил.— Подозрительный, соответствующий описанию, задержан вблизи поворота на Вентуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Направление ветра на палубе изменилось. Теперь он дул с севера, центр циклона должен пройти севернее нас, по дуге в направлении Тампы. Было похоже, что через несколько часов ветер и волнение на море начнут стихать, но пока еще до этого было далеко. Поэтому я вынужден был идти практически спиной вперед. Мне показалось, что в темноте за мной кто-то крадется, держась за трос, но я не обратил на это внимания. Наверное, этим тросом пользовались круглые сутки. К тому же, время осторожничать прошло. Теперь игра шла ва-банк.
Я добрался до противоположной стороны и пошел по длинному коридору, где днем, мне удалось перекинуться парой слов с Кеннеди. В, конце коридора я повернул не влево, как раньше, а направо в направлении широкой лестницы, которая, по словам Мэри, вела к буровой вышке. Тут слонялось несколько человек. Открытая дверь, мимо которой я прошел, вела в серую от дыма и полную народа комнату отдыха — вероятнее всего, все работы на буровой были остановлены. Буровиков это не волновало, их десятидневная вахта оплачивалась полностью. Мне это было на руку, я как раз направлялся на рабочую палубу, и отсутствие движения на ней облегчало мою задачу.
Свернув в очередной раз за угол, я чуть не врезался в двух человек, о чем-то громко споривших. Это были генерал и Виланд. В основном, говорил Виланд. Когда я попросил прощения, он замолчал и взглянул на меня, а я пошел дальше по коридору. Я был уверен, что он не смог меня узнать: зюйдвестку я натянул на самые глаза, и без того высокий воротник длинной штормовки поднял до носа, но самое главное заключалось в том, что я перестал хромать. И все-таки я ощущал холодок между лопатками до тех пор, пока не скрылся за очередным поворотом.
Я не знал, хорошо или плохо, что между генералом и Виландом завязался настоящий спор. Если генералу удалось заинтересовать Виланда какой-нибудь спорной проблемой, очень важной и требующей немедленного решения, всё было в порядке. Если же Виланд выговаривает генералу за какое-то упущение, дело плохо. Вернись он раньше меня на противоположную сторону платформы, даже страшно подумать, какие будут последствия! Я отбросил такие мысли и побежал, не обращая внимания на изумленные взгляды рабочих, не понимающих причины такой активности во время оплачиваемого отдыха. Наконец я добрался до лестницы и начал взбираться по ней, перепрыгивая через две ступеньки.
Мэри, закутавшаяся в дождевик с капюшоном, ждала меня наверху перед закрытой дверью. Когда я неожиданно возник перед ней, она отшатнулась и задержала дыхание, мне пришлось на секунду опустить воротник, чтобы она смогла меня узнать.
— Это вы! — Она уставилась на меня.— А ваша больная нога? Вы уже не хромаете?
— Я никогда и не хромал. Это для полноты образа. Гарантированный способ избавиться от всяких подозрений. Кеннеди говорил, что от вас требуется?
— Да, я должна следить, чтобы никого не было.
— Верно. Мне бы не хотелось заработать пулю или нож в спину в кабине радиста. Мне очень жаль, что это должны быть вы, но у нас нет другого выхода. Где кабина?
— За этой дверью.— Она показала рукой.— Примерно в пятнадцати метрах.
— Пойдем.— Я нажал на ручку двери и, если бы крепко не держался за нее, тут же свалился бы вниз с лестницы, сломав себе шею. Порыв ветра с силой кузнечного пресса ударил в дверь, она так придавила меня к стальной перегородке, что у меня перехватило дыхание. Если бы не зюйдвестка, я бы так ударился затылком о стену, что мог по-терять сознание. Несколько мгновений я висел, пытаясь сделать вдох. Перед глазами у меня вращались разноцвет-
ные круги. Наконец я твердо встал на ноги и буквально продрался в дверь, таща Мэри за собой. Дважды я попытался закрыть дверь и все-таки сдался. Чтобы закрыть эту дверь, понадобился бы целый взвод. Пусть поднимутся снизу и сами ее закроют. А у меня есть более важные дела. Это была ужасная ночь! Я зажмурился и посмотрел в черное небо. В семидесяти метрах над головой я едва мог различить вспышки сигнальных огней на вершине буровой вышки. Они были совершенно лишними в такую ночь, ибо только безумный летчик мог сейчас оказаться в воздухе. Для освещения палубы от них тоже было теперь мало толку. Вообще-то меня устраивало отсутствие света. Хотя, с одной стороны, я мог напороться на какую-нибудь опасность и не видел, куда идти, с другой стороны, никто тоже не видел, куда я иду. Неуверенным шагом мы преодолели палубу, направляясь к квадратному пятну света из невидимого окна. Дверь находилась с южной стороны за углом, ветер здесь был потише. Я только нагнулся посмотреть в замочную скважину, как Мэри толкнула дверь и вошла в маленькую темную прихожую. Немного смущенный, я выпрямился и вошел вслед за ней. Она легко закрыла дверь.
— Входная дверь впереди справа,— прошептала она. При этом она обняла меня за шею, чтобы достать до моего уха. Ее голоса нельзя было расслышать даже с расстояния в несколько сантиметров.— Мне кажется, там кто-то есть.
Я стоял неподвижно и прислушивался, а она продолжала обнимать меня. В более благоприятных условиях я мог бы простоять так всю ночь. Но сейчас был не тот случай и я спросил:
— Может, они просто оставляют свет, чтобы радист, получив сигнал, мог быстрее попасть в кабину?
— Мне кажется, там что-то двигалось,— прошептала она.
— У нас нет времени на проверку. Останься в коридоре. Все будет хорошо.— Я освободил шею от ее объятий, пожал ей руку для поднятия бодрости и с горечью подумал, что Талбот всегда остается верен своим идеалам. Я пошел вперед, открыл дверь и вошел в кабину.
Несколько секунд я стоял, зажмурив глаза от сильного света, но не настолько сильно, чтобы не заметить мощного типа, сидящего за столом с радиоаппаратурой и обернувшегося в кресле, когда открылась дверь. Если бы даже я его не увидел, то наверняка бы услышал мгновением позже, когда он отшвырнул кресло назад и вскочил, сделав это
удивительно быстро для такого могучего мужчины, и оказался передо мной. Он был выше, шире, тяжелее и моложе меня, Такие лица, как у него, жестокие, смуглые, с черными глазами, бывают у американцев итальянского происхождения. Если это радист, то в таком случае я царица Савская.
— Почему такая паника? — спросил я, стараясь говорить с наилучшим американским акцентом, но получилось очень неудачно.— Шеф прислал тебе радиограмму.
— Какой шеф? — спросил он тихо. Телосложение и лицо боксера тяжелого веса не обязательно должны сочетаться с умом дебила, а дебилом этот парень не был.— Ну-ка, дай рассмотреть тебя поближе, старина.
— Какая муха тебя укусила? — спросил я и опустил воротник.
— А теперь шляпу,— спокойно сказал он.
Я снял шляпу и швырнул ему в лицо в тот самый миг, как из него вырвалось одно-единственное слово — Талбот! Одновременно, прежде чем шляпа упала на пол. я левой рукой изо. всех сил ударил его в живот. У меня было ощущение, что я ударил по дереву, но парень оказался не таким устойчивым, как дерево, и упал. Он с таким грохотом врезался головой и плечами в противоположную сторону, что кабина затряслась. Однако это был еще не конец. Готов поклясться, он даже глазом не моргнул. Он тут же ударил меня ногой, целясь в пах, но промазал и попал в колено. Удар был настолько силен, что я не удержался на ногах и тоже упал. Через секунду мы уже катались по полу, пиная друг друга, стараясь побольней стукнуть и выцарапать глаза. Маркиз Куинсберри, автор боксерских правил, вряд ли остался бы нами доволен.
У него было преимущество предо мной. Во-первых, штормовка ограничивала свободу движений а, хотя несколько смягчала силу его ударов, в то же время не давала мне ударить в полную силу.- Во-вторых, он, очевидно, не имел ничего против того, чтобы превратить кабину в свал-ку сломанной радиоаппаратуры и мебели; я же старался этого избежать, всё зависело от того, уцелеет ли рация. Мы докатились до стола с аппаратурой, его ножка не выдержала нашего напора и сломалась, В этот момент я почувствовал себя не лучшим образом. Хотя оказалось, что у этого парня обычные руки, а не паровые молоты, как мне вначале померещилось, вид падающего стола привел меня в отчаяние. Я пропустил мощный удар по ребрам и от боли чуть не потерял сознание. Он тотчас прижал меня к полу,
но я ребром ладони рубанул его по открытой шее с такой силой, которую допускала штормовка. По всем правилам он должен был сразу потерять сознание, но, очевидно, никаких правил он не знал. Несколько мгновений он не мог прийти в себя, я успел выкарабкаться из-под него и пополз к открытой двери. Я не хотел продолжать схватку там, где мы лежали, так, как переломанная ножка стола держалась буквально на честном слове и рация просто чудом не упала на металлический пол. Если бы это произошло, она бы наверняка разбилась вдребезги.
Парень был крепким орешком. Мы оба поднялись на ноги,, хотя он с большим трудом. Я уж было подумал, что у него прошла охота, но тут он поднял кресло и бросил в меня. Я пригнулся и услышал, как кресло разбивается о дверной косяк. Оказалось, это только артподготовка, вслед за которой пошли в атаку главные штурмовые силы. Он бросился на меня, как разъяренный бык на арене, я уклонился от встречи не хуже тореадора и развернулся в ожидании новой атаки. Её не последовало. Он пригнулся, упершись руками в стену, чтобы посильнее оттолкнуться и прыгнуть на меня, как вдруг высоко в двери за ним появилась узкая рука в белой перчатке, сжимающая ножку кресла.
Мэри ударила его, но это был неуверенный удар, который даже карлику не причинил бы неприятностей. Тем не менее, ее затрясло, как от удара электрическим током. Мой противник повернулся в поисках новой угрозы, в этот момент я прыгнул и изо всех сил, какие у меня оставались, ударил его правым боковым. В боксе это один из самых коварных ударов, он может легко вывихнуть челюсть или свернуть шею. С любым нормальным человеком так бы и произошло, но этот был просто феноменально вынослив. Он начал съезжать на пол, закатив глаза, но даже в таком состоянии, попытался дотянуться до меня и схватить за ноги. На этот раз координация движений его подвела. Я отступил назад, когда его лицо оказалось у моей правой ступни, У меня не было причин не допустить столкновения двух этих объектов, и я не стал этому препятствовать.
Он тихо лежал ничком, раскинув руки и ноги. Меня в этот момент нельзя было назвать тихим, я с трудом дышал, глубоко втягивая воздух, как будто только что пробежал милю, хотя уже много лет не бегал даже стометровки, весь мокрый от пота, вынул платок и вытер лицо. Следов крови на нем не оказалось. Если бы мне пришлось объяснять Ви~ ланду, почему у меня на лице синяк или разбит нос, едва ли
удалось легко отвертеться. Я спрятал платок и посмотрел на стоящую в дверях девушку. Рука, в которой она все еще держала ножку кресла, слегка дрожала, глаза ее широко раскрылись, губы побледнели, вряд ли ее вид выражал восторг и одобрение.
— Неужели надо было обязательно... ногой? — дрожащим голосом спросила она.
— А чем же еще? — разозлился я.— Вы же взрослая. Этот тип никогда в жизни не слыхал о маленьком лорде Фаунтлерое. Он был разорвал меня на мелкие кусочки и скормил акулам, будь у него такая возможность. Так вот,
стойте возле него с этой палкой в руке и, как только он пошевелится, бейте, но на этот раз крепче. Я и так уже,— быстро добавил я, чтобы она не заподозрила меня в неблагодарности,— вам очень обязан за то, что вы для меня сделали.
Я повернулся к столу. С этого момента, как я вошел в кабину, уже и так прошла одна драгоценная минута. Я сразу нашел то, что нужно. На нескольких гвоздиках в стене висели мотки проводов. Я выбрал один из них и надежно связав радиста, набросил ему на шею петлю, а конец провода привязал к ручке шкафчика. Если ему придет в голову попытаться нажать на какие-нибудь скрытые кнопки, он быстро поймет, что при этом сможет только задохнуться. Я подумал, не заткнуть ли ему кляпом рот. Не стоит, при таком урагане кричать бесполезно.
Я придвинул единственное уцелевшее в кабине кресло и уселся за стол. Рация была обычная, которая применяется в авиации. Я хороню ее знал. Включил, настроил на волну полиции и надел наушники. Я был уверен, что долго ждать мне не придется. Полиция прослушивает свои волны двадцать четыре часа в сутки. Через три секунды после моего сигнала в наушниках раздался треск.
— Управление полиции. У аппарата шериф Прендергаст. Говорите.
Я перебросил переключатель на микрофон.
— Докладывает патрульный автомобиль номер девятнадцать.— Меня бы узнали и без этого шифра, тем более что все патрульные автомобили в округе предупреждены, чтобы они не выходили в эфир. Но в наше время полно любителей-коротковолновиков, прослушивающих эфир. Я бы не удивился, если бы преступная организация Виланда тоже подслушивала полицейские волны. Я продолжил.— Подозрительный, соответствующий описанию, задержан вблизи поворота на Вентуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32