На ее бледных щеках появился румянец.
— Извините. Я случайно находилась в комнате, где стоит аппаратура, и включила наушники. Сама не знаю зачем.
Я иронически улыбнулся: мне пришла в голову пословица о пользе рытья ямы ближнему.
— В библиотеке были Виланд и Ройал. Они говорили о Яблонском.
Тут я перестал улыбаться.
— Они следили за ним все утро, когда он поехал в Марбл-Спрингс. Он будто бы вошел в скобяную лавку, а зачем, они не знали...
Я знал, зачем: купить веревку, сделать дубликаты ключей и позвонить по нескольким номерам.
— Он находился там полчаса, когда следящий за ним тоже вошел туда. Яблонский вышел, а его «хвост» нет.— Она слабо улыбнулась.— Наверное, Яблонский вынужден был «обезвредить» его.
Я не улыбнулся и спокойно спросил:
— Откуда они это узнали? Ведь «хвост» не вернулся?
— Они послали за Яблонским троих. Двух оставшихся он не заметил.
— Что же было потом?
— Яблонский пошел на почту. Я сама его видела, когда мы с папой ехали в полицию, чтобы я рассказала, как вы меня бросили, и мне пришлось добираться домой автостопом. Так мне велел отец. Так вот, оказалось, на почте Яблонский взял несколько телеграфных бланков, закрылся в кабине и отправил какую-то телеграмму. Один из людей Виланда подождал, пока он выйдет, потом из той же пачки бланков взял верхний, лежавший непосредственно под бланком, который заполнял Яблонский, и принес его домой. На-
сколько я поняла, Виланд прочел его при помощи какого-то порошка и лампы.
Что ж, даже Яблонский не смог всего предусмотреть! На его месте я поступил бы точно так же. Я бы тоже решил, что, поскольку избавился от «хвоста», то это все. Виланд был хитрее, он мог оказаться слишком хитрым и для меня. Я спросил девушку:
— Вы слышали что-нибудь еще?
— Немного. Им удалось прочесть большую часть текста, но они ничего не поняли. Кажется, он был зашифрован.— Она замолчала, облизала губы и с уважением продолжила: — Но адрес, естественно, не был зашифрован.
— Естественно.— Я знал ответ на свой следующий вопрос, но должен был его задать.— Что же это был за адрес?
— Некий мистер Д. С. Кертин, Федеральное бюро расследований. Именно поэтому я и пришла. Я поняла, что надо предупредить мистера Яблонского. Больше ничего я не слышала, кто-то шел по коридору, и я выскользнула через боковую дверь. Мне кажется, мистер Талбот, ему угрожает большая опасность.
Уже минут пятнадцать я соображал, как бы поделикатнее подготовить ее к этому известию, но теперь сдался.
— Вы опоздали.— Я вовсе не хотел, чтобы мой голос был сухим и жестким, но так уж вышло.— Яблонского нет в живых. Его убили.
Они пришли утром в восемь. Ройал и Валентино. Я был полностью одет, только без пиджака, и прикован одной парой наручников к спинке кровати. Ключ я выбросил вместе с тремя остальными ключами, предварительно тщательно закрыв все двери. Обыскивать им меня было ни к чему, и все-таки я молился, чтобы они этого не делали. Когда Мэри вышла, заплаканная, растерянная, дав клятву, что не скажет ни слова даже отцу, я уселся и начал размышлять. До сих пор все мои мысли попадали как бы в замкнутый круг, я не видел впереди даже слабого просвета. И в тот момент, когда мне казалось, что я погрузился в полный мрак, меня осенило. Впервые с той минуты, как я перешагнул порог этого дома. Я думал еще с полчаса, потом взял листок тонкой бумаги и на одной его стороне написал длинное письмо, сложил его так, чтобы он был в ширину не больше пяти сантиметров, и написал домашний адрес судьи Молли-сона. Я сложил листок еще раз, засунул его под галстук
сзади на шее и опустил воротник. Когда за мной пришли, я уже полчаса лежал в кровати, но так и не уснул.
Я притворялся, что крепко сплю. Кто-то грубо потряс меня за плечо. Я не обратил на это внимания. Меня еще раз тряхнули. Я пошевелился. Меня перестали трясти, решив, что этот метод неэффективен, и я получил пощечину. Я застонал, с трудом открыл глаза и приподнялся на кровати, свободной рукой вытирая лоб.
— Поднимайся, Талбот! — Если не считать левой части лица, напоминающей в миниатюре заход солнца сквозь синюю мглу, Ройал выглядел спокойным и уравновешенным, как всегда, и к тому же прекрасно отдохнувшим. Еще один труп на совести не мешал ему спокойно спать. Я с удовольствием отметил, что Валентино носит руку на перевязи. Это облегчит превращение его в охранника на отдыхе.
— Поднимайся,— повторил Ройал.— Почему на тебе только одни наручники?
— Что? — Я азартно потряс головой, играя роль наполовину отравленного и оглушенного.— Черт возьми, что я ел на ужин?
— На ужин? — Ройал продемонстрировал свою бледную и спокойную улыбку.— Ты со своим компаньоном осушил полную бутылку. Вот и весь твой ужин.
Я кивнул. Он пока ничем не рисковал, под действием снотворного у меня могли сохраниться только самые смутные воспоминания о том, что происходило незадолго до того, как я потерял сознание. Я скорчил гримасу и кивнул в сторону наручников:
— Может, откроешь это свинство?
— Почему только одни наручники? — ласково спросил Ройал еще раз.
— Какая разница, одна цепь или двадцать? — ответил я с раздражением.— Не помню. Кажется, Яблонский сильно спешил и нашел только одну пару. Может быть, он тоже себя нехорошо чувствовал.
Я закрыл лицо ладонями и наклонил голову вниз, как бы пытаясь привести себя в порядок. Сквозь щели между пальцами я заметил, что Ройал медленно кивнул в знак согласия, и понял, что убедил его: Яблонский именно так и поступил бы. Он почувствовал, что с ним происходит что-то нехорошее, и поторопился приковать меня, прежде чем потерял сознание.
С меня сняли наручники. Когда мы проходили через комнату Яблонского, я украдкой взглянул на стол. Бутылка там стояла. Пустая. Ройал или Валентино ничего не упустили.
Мы вышли в коридор, Ройал впереди, Валентино замыкал шествие. Неожиданно я замедлил шаг и Валентино воткнул мне пистолет в самый копчик. Для Валентино это было сделано даже чересчур нежно, но я издал такой крик, будто он ударил меня в десять раз сильнее. Я остановился как вкопанный. Валентино налетел на меня, а Ройал обернулся. Он снова исполнил свой трюк, и в его руке оказался маленький пистолетик-игрушка.
— Что происходит? — спросил он сухо. Никакого повышенного тона. Я надеялся дожить до того дня, когда Ройал занервничает.
— То и происходит,— ответил я резко.— Держи эту дрессированную гориллу подальше от меня, Ройал, а не то я разорву его на куски. Несмотря на ваши пистолеты.
— Отвяжись от него, Грантер,— спокойно сказал Ройал.
— Шеф, да я его едва коснулся! — С учетом обезьяньего лба, сломанного носа и шрамов, на лице Валентино оставалось не слишком много места для гримас, но даже эта скромная поверхность выражала изумление и чувство попранной справедливости.— Я только слегка..;
— Знаю.— Ройал уже отвернулся и пошел дальше.— Я сказал, отвяжись.
Ройал первым подошел к лестнице; когда там оказался я, он уже успел спуститься на несколько ступенек. Я снова резко затормозил и снова Валентино столкнулся со мной. Я обернулся, ударил его ребром ладони по запястью и выбил пистолет. Валентино бросился, чтобы поднять его левой рукой, и тут же взвыл от боли, потому что я всей своей массой наступил на нее и размозжил его пальцы о металл. Хруста костей я не услышал, но это было и не обязательно. Поскольку теперь у него были повреждены обе руки, Мэри Рутвин понадобится новый опекун.
Я не пытался наклониться и взять пистолет. Даже не пошевелился. Ройал медленно поднялся к нам.
— Отойдите от этого пистолета,— приказал он.— Оба. Мы отошли. Ройал поднял оружие, отступил в сторону и кивнул мне, чтобы я шел вперед. Не знаю, о чем он думал; с такой миной можно было с равным успехом наблюдать листопад. Он больше не сказал ни слова и даже не взглянул на руку Валентино.
В библиотеке нас встретили генерал, Виланд и Ларри. Генерал, казалось, за эти тридцать шесть часов еще больше поседел. Может, мне это только мерещилось, в это утро все выглядело хуже, чем накануне. Виланд — элегантный, свежевыбритый, как всегда, улыбающийся, в прекрасно сшитом темно-сером костюме, белой рубашке и красном галстуке. Он смотрелся как на картинке. Ларри с бледным лицом и вытаращенными глазами наркомана беспокойно дергался за столом, но не был таким нервным, как обычно. Он тоже улыбался, наверное, недавно позавтракал хорошей порцией героина.
— Добрый день, Талбот,— приветствовал меня Виланд. В наше время солидные преступники предпочитают вежливость и хорошие манеры дракам и ругани. Это, кстати, и лучше оплачивается.— Ройал, что там был за шум?
— Грантер.— Ройал равнодушно бросил взгляд в сторону Валентино, который как раз входил, сунув левую руку подмышку и постанывая от боли.— Он слишком досаждал Талботу, а Талбот этого очень не любит.
— Убирайся отсюда со своими завываниями! — сухо сказал Виланд. Истинно добрый самаритянин! — А ты, Талбот, с утра слишком энергичный и сердитый?
На этот раз он не стал ломать комедию, будто генерал здесь главный. Или хотя бы имеет равный со всеми голос в своем собственном доме. Рутвин спокойно стоял позади всех с отрешенным видом. В нем было даже что-то трагическое. Но не исключено, что этот трагизм лишь плод моего воображения. Возможно, я совершенно ошибался в генерале, ошибался просто убийственно.
— Где Яблонский? — спросил я.
— Яблонский? — Виланд лениво приподнял бровь, ни один киноактер не сделал бы этого лучше! — Зачем тебе Яблонский?
— Он мой приятель,— ответил я.— Где он?
— Сдается мне, что-то ты много хочешь знать, Талбот!— Он бросил на меня долгий изучающий взгляд, что совсем мне не понравилось.— Где-то я уже видел тебя, Талбот. И генерал тоже. Кого-то ты мне сильно напоминаешь.
— Утенка Дональда.— Я понял, сейчас надо быть особенно осторожным.— Где он?
— Уехал. Смылся с семьюдесятью тысячами долларов. «Смылся» было зацепкой, но я пропустил это мимо ушей.
— Где он?
— Ты начинаешь быть назойливым, дружок.— Он щелкнул пальцами.— Ларри, телеграмму.
Ларри взял со стола какие-то бумаги, вручил их Ви-ланду и снова начал метаться по комнате.
— Генерал и я — очень осторожные люди, Талбот,— продолжил Виланд.— Кое-кто даже мог бы назвать нас подозрительными. Впрочем, это одно и то же. Мы проверяли тебя. Проверяли в Англии, Голландии и Венесуэле,
Он помахал бумагами:
— Эти мы получили сегодня утром. В них говорится, что ты тот, за кого себя выдаешь. Ты один из лучших в Европе специалистов в области спасательных и подводных работ. Что ж, мы можем беспрепятственно пользоваться твоими услугами. А значит, Яблонский нам больше не нужен. Сегодня утром мы разрешили ему уехать вместе с чеком. Он сказал, что собирается совершить путешествие по Европе.
Виланд говорил спокойно, убедительно, абсолютно искренне и мог бы уговорить даже святого Петра, чтобы тот впустил его в рай. Я напустил на лицо такое выражение, которое, по моему мнению, мог иметь святой Петр, давший себя уговорить, а потом сказал слова, которые наверняка не позволил бы себе произнести святой Петр, и закончил ревом:
— Гнусный лжец и мошенник!
— Яблонский? — Он снова пустил в ход свою штучку с поднятием брови.
— Да, Яблонский. Подумать только, а я-то слушал этого лжеца и предателя! И как только я мог ему поверить! А ведь он обещал мне...
— Ну, так что же он тебе обещал? — мягко спросил Виланд.
— Теперь это уже не имеет значения,— пробормотал я.— Он считал, что его увольнение из полиции было подстроено. Ему казалось, по крайней мере, он так говорил, что сможет это доказать, если получит разрешение расследовать деятельность нескольких полицейских и доступ к полицейской картотеке.
Я снова выругался!
— Подумать только, и я ему поверил!
— Не отклоняйся от темы, Талбот,— резко перебил меня Виланд. Теперь он действительно смотрел на меня очень внимательно.— Дальше.
— Он считал, что сможет получить разрешение и при этом воспользоваться моей помощью, а взамен поможет мне. Он потратил два часа на то, чтобы вспомнить старый шифр, а потом сочинил телеграмму в ФБР с обещанием
предоставить много интересных подробностей о генерале Рутвине, если получит доступ к какой-то картотеке. А я, идиот, поверил, что он говорит искренне!
— Может быть, ты помнишь фамилию адресата?
— Нет, забыл.
— Тебе лучше вспомнить, Талбот. Возможно, этим ты приобретешь кое-что очень ценное для тебя... собственную жизнь.
Я бесстрастно поглядел на него, а потом уставился в пол. Наконец, ответил, не поднимая глаз:
— Куртин, Кертин... точно, Кертин, Д. С. Кертин.
— Он предлагал тебе свободу взамен выполнения его условий?
— Точно.
— Талбот, минуту назад ты спас себе жизнь. Конечно, я спас себе жизнь Виланд не уточнил, как
долго позволит мне пользоваться столь ценным приобретением. Возможно, двадцать четыре часа, а возможно, и того меньше. Все зависело от того, как я буду работать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32