В любом случае ничего подобного я не заметил. Единственным оружием, которое я заметил в зале, был короткий револьвер марки «кольт» в кобуре полицейского, стоящего позади меня чуть правее на расстоянии примерно в полметра.
— Никто на вас не набрасывался,— терпеливо объяснял судья Моллисон,— искали заключенного, сбежавшего из тюрьмы. Марбл-Спрингс — городок маленький и чужой бросается в глаза сразу. Вы здесь чужой и естественно...
— Естественно! — перебил я его на полуслове.— Я разговаривал с тюремным надзирателем. Он сказал, что заключенный сбежал в шесть часов. Эти ковбои схватили меня в восемь. Из этого следует, что я успел удрать, перепилить наручники, выкупаться, помыть голову, сделать маникюр, побриться, сходить на примерку к портному, купить белье, рубашку и обувь...
— Такие вещи случались,— прервал меня судья.— Решительный человек...
— ...а также отрастить волосы на десять сантиметров. И все это за два часа!
— В кафе было темно...— начал шериф, но Моллисон движением руки велел ему молчать.
— Вы оказали сопротивление при обыске. Почему?
— Как я уже говорил, я был занят своими делами. Спокойно сидел и никому не мешал. В моей стране никто не просит разрешения у властей на отдых.
— Так же, как и у нас,— терпеливо объяснил судья.— Но они хотели взглянуть на ваши водительские права или страховую книжку, на что-нибудь, что позволило бы установить вашу личность. Вы ведь могли удовлетворить их просьбу.
— Конечно.
— Почему же так произошло? — Судья кивнул в направлении шерифа.
Когда я впервые увидел шерифа в мотеле, он не произвел на меня благоприятного впечатления, а сейчас с пластырем на лбу, подбородке и губе он выглядел еще менее привлекательно.
— Что же в этом странного?—Я пожал плечами.— Когда взрослые играют, малыши должны сидеть дома, у мамы.— Шериф вскочил и сжал кулаки, но судья дал ему знак, чтобы тот не двигался.
— Эти две гориллы, которые были с ним, здорово за меня взялись. Я действовал в пределах самообороны.
— Если напали на вас,— кисло допрашивал судья,— то как вы объясните тот факт, что один из полицейских находится в больнице с поврежденным коленом, у другого сломана челюсть, а на вас нет никаких следов побоев?
— Плохая выучка, высокий суд. Штат Флорида не должен экономить деньги на обучение полицейских, так, чтобы они умели защищаться. Если бы они ели поменьше сосисок и пили поменьше пива...
— Молчать! — Наступила короткая пауза, в течение которой судья старался овладеть собой, а я рассматривал публику. Гимназистки сидели с вытаращенными глазами: такого они еще не проходили! Блондинка в первом ряду
смотрела на меня с любопытством и удивлением, как-будто пыталась что-то понять. Сидящий за ней мужчина со сломанным носом смотрел прямо перед собой и, как автомат, жевал погасшую сигарету. Судебный секретарь вроде спал, а курьер у дверей с олимпийским спокойствием наблюдал за всем, происходящим в зале. За его спиной через открытые двери была видна пыльная улица в лучах предвечернего солнца, а дальше за карликовыми пальмами — зеленая вода Мексиканского залива. Судья наконец
пришел в себя.
— У вас был при себе пистолет, малокалиберный, если не ошибаюсь, называется «малыш». Я мог бы только на основании этого уже посадить вас, а еще за оскорбление суда, за нападение на сотрудников полиции, но не сделаю этого. Мы сможем выдвинуть против вас обвинение более серьезное.
Секретарь на минуту открыл один глаз, задумался и снова уснул. Мужчина со сломанным носом вынул изо рта сигару, посмотрел на нее и начал жевать ее снова. Я молчал.
— Откуда вы приехали сюда? — внезапно спросил
судья.
— Из Сант-Катрин.
— Я не об этом вас спрашиваю, но ладно. Как вы сюда добрались из Сант-Катрин?
— На автомобиле.
— Опишите машину и водителя.
— Зеленый лимузин, четырехдверный. Мужчина среднего возраста с женой. У него еще волосы в разные стороны торчат, она блондинка.
— Это все, что вы запомнили? — вежливо спросил Моллисон.
— Все.
— Вы ведь понимаете, что ваше описание подходит к тысячам супружеских пар и автомобилей?
— Ну, знаете.— Я пожал плечами.— Если человек не предполагает, что его будут допрашивать...
— Понимаю, понимаю.— тон судьи был ироническим.— Машина, конечно, зарегистрирована за пределами штата?
— Да.
— Вы только что к нам приехали и уже различаете номера...
— Водитель упоминал, что он из Филадельфии. Если не ошибаюсь, этот город находится за пределами штата.
Секретарь хмыкнул. Судья осадил его ядовитым взглядом, а потом снова обратился ко мне.
— А в Санкт-Катрин вы прибыли из...
— Майами.
— На той же машине?
— Нет. На автобусе.
Судья посмотрел на секретаря, который покачал головой, и снова на меня. Его взгляд был совсем не дружелюбный.
— Вы бесстыдно врете, Крайслер.— Он уже перестал называть меня «мистер». Я пришел к выводу, что его вежливость окончилась.— К тому же неуклюже. От Майами до Сант-Катрин автобусы не ходят. Предыдущую ночь вы провели в Майами?
Я кивнул.
— В отеле,— продолжал он,— но его название, конечно, выпало из вашей памяти?
— По правде говоря...
— Избавьте нас от ваших сказочек.— Судья поднял руку.— Суд больше не позволит вам устраивать посмешище. Довольно. Автомобили, автобусы, Сант-Катрин, отели, Майами... сплошная ложь. Вы никогда в жизни не были в Майами. Как вы думаете, зачем мы держали вас три дня под арестом?
— Может вы мне это объясните?
— Конечно. Чтобы провести предварительное расследование. Мы проверили все авиалинии, обслуживающие Майами. Вашей фамилии нет ни в одном списке пассажиров, и в этот день не видели никого, соответствующего описанию вашей наружности. Вы бы не могли уйти незамеченным.
Я прекрасно понимал, что он хотел этим сказать. У меня были самые рыжие волосы и самые черные брови, какие только можно вообразить. Сам я к этому со временем привык.
Стоит еще добавить, что я хромал на одну ногу и у меня был шрам от конца правой брови до мочки правого уха — если речь идет об установлении личности, я мог служить образцовым примером того, о чем мечтает каждый полицейский.
— Насколько удалось нам установить,— продолжал далее судья,— правду вы сказали только один раз. Один-единственный раз.— Он замолчал и окинул взглядом молодого человека, который как раз открыл служебную дверь. Несколько секунд он смотрел на него вопросительно. Никакого следа раздражения, судья Моллисон — само спокойствие!
— Это только что доставили для вас, сэр,— нервно сказал парнишка, подав конверт.— Телеграмма, я думал...
— Давай.— Судья помотрел на конверт, покивал го-ловой неизвестно в чей адрес и обратился ко мне:— Как я уже сказал, правду вы сказали один раз. Вы показали, что прибыли из Гаваны. Вот, что вы оставили там после себя в комиссариате, где вас задержали для допроса и суда.— Он полез в ящик стола и достал маленькую книжечку.— Узнаете?
— Британский паспорт? — спросил я спокойно.— У меня нет бинокля, но готов поспорить, что это наверняка мой паспорт, в противном случае вы бы не устраивали этот цирк. Если он все время был у вас, то почему...
— Мы хотели установить, до какой степени вы завретесь... оказалось, что вы лгали все время... и доверия абсолютно не заслуживаете! Вы понимаете, что из этого следует? Если у нас есть ваш паспорт, то мы должны знать о вас намного больше. Я вижу, вас это не тревожит. Вы — твердый орешек, Крайслер, и очень опасны. А может, вы попросту глупы?
— Что же мне, по вашему мнению, упасть в обморок?
— Сложилось так, что сейчас наша полиция и иммиграционные власти находятся в хороших отношениях с кубинскими коллегами. Мы получили из Гаваны не только паспорт, но и массу бесценной информации. Ваша фамилия не Крайслер, а Форд. Два с половиной года вы провели в Вест-Индии и прекрасно известны властям всех больших островов.
— Вот что значит слава! Когда имеешь столько друзей...
— Огласка, а не слава. В течение двух лет вас три раза осуждали на короткие сроки.— Судья посмотрел на листок, который держал в руке.— На что вы жили, неизвестно, если не считать трех месяцев работы в качестве консультанта в гаванском объединении подводных и спасательных работ.— Он взглянул мне прямо в глаза.
— Что вы делали там?
— Измерял глубину.
Он задумчиво помотрел на меня и снова заглянул в свой листок.
— Вращался в обществе преступников и контрабандистов. В основном преступников, занимающихся кражей и контрабандой драгоценных камней и породы. Подозревается в попытке подбить рабочих против хозяев в Нассау и Манзанилло, по причинам, ничего общего с политикой не имеющим. Депортирован из Сан-Хуана, Гаити и Венесуэлы.
На Ямайке считается персоной нон грата, не получил разрешения сойти на берег в Нассау, на Багамах.— Он прервал свое чтение и посмотрел на меня.— Британский подданный... но его не желают видеть даже в собственной стране!
— Обыкновенное предубеждение.
— В США прибыли, конечно, нелегально.— Судью Моллисона трудно было сбить с толку.— Вероятнее всего, через Ки-Уэст: ночное приземление где-нибудь между Порт-Шарлотт и нашим городом. Но хватит об этом. Достаточно уже и того, что вы напали на полицейских и незаконно носите оружие. Теперь мы можем вас обвинить в нелегальном переходе границы. Человек с вашим прошлым, Форд, мог бы получить за все по совокупности солидный срок! Но это вам не грозит. По крайней мере, у нас. Мы предпочтем вас депортировать, нам не нужны такие люди, как вы. Мы узнали от кубинских властей, что вы бежали из-под ареста и там вас ждет суровое наказание. Поэтому мы вас депортируем в Гавану.
В зале было тихо. Я кашлянул и сказал:
— Высокий суд, по моему убеждению, это с вашей стороны нечестно.
— Это зависит от точки зрения,— сказал судья. Он было встал, но вспомнил о конверте, который принес посыльный.— Минуточку.— После чего сел и разрезал конверт. Вынимая тонкие листки бумаги оттуда, он холодно усмехался, глядя на меня.
— Мы решили, что не помешает обратиться в Интерпол и узнать, что известно о вас в вашей родной стране, хотя я и не верю в ценность полученной информации. У нас и так уже все есть. Нет, нет, я так думал... в картотеке не числится. Стоп! — До сих пор спокойный и уравновешенный, он вдруг так громко заговорил, что даже сонный секретарь подпрыгнул, как на пружинах и уронил на пол блокнот и перо.— Одну минуточку!
Судья вернулся к первому листку телеграммы.
— 37в, Рю Поль Валери, Париж,— читал он торопливо. В ответ на ваш запрос и так далее... С сожалением сообщаем, что в нашей картотеке не фигурирует преступник по фамилии Джон Крайслер. Ваше описание удивительно напоминает умершего Джона Монтега Талбота. Нам неизвестны ваши мотивы, но на всякий случай посылаем вам копию досье Талбота. Сожалеем, что не можем оказать более существенную помощь и т. д.
Джон Талбот. Рост 181 см, вес 83 кг, волосы темно-ры-
жие, с пробором слева, глаза голубые, брови густые, темные, над правым глазом шрам от резаной раны, нос орлиный, зубы ровные. Хромает на одну ногу, поэтому левое плечо значительно выше правого.
Судья впился в меня глазами: признаюсь, описание было хорошее.
— Дата рождения неизвестна, очевидно, двадцатые годы. Место рождения неизвестно. Что делал во время войны — неизвестно. В 1948 году окончил политехнический институт в Манчестере по специальности «механика». Работал три года в фирме «Сиб, Горман и К °»,— он остановился и испытующе посмотрел на меня:
— Что это за фирма?
— Впервые слышу.
— Ясно. Но я слышал. Известная европейская фирма, специализирующаяся на производстве оборудования для подводных работ и их проведения. Это прекрасно сходится с тем, что вы делали в Гаване. Не так ли? — Ответа он, очевидно, не ждал, так как продолжал чтение: — Специалист в области спасательных работ и поисков на больших глубинах. Бросил работу в «Сиб, Горман и К °», перешел в голландскую фирму, откуда был уволен через восемнадцать месяцев в связи с расследованием обстоятельств пропажи двух четырнадцатикилограммовых слитков золота, стоимостью шестьдесят тысяч долларов, которые фирма подняла в Бомбейском порту с утонувшего корабля. Вернулся в Англию, поступил на работу в компанию по подводным поискам в Портсмуте, связался с неким Мораном, вором. При поисковых работах на затонувшем корабле, который транспортировал бриллианты, драгоценные камни, стоимостью восемьдесят тысяч долларов, исчезли при перевозке из Амстердама в Нью-Йорк. Талбот и Моран были арестованы, но бежали, поскольку Талбот застрелил полицейского из пистолета, который ему удалось скрыть при обыске. Полицейский умер в больнице.
Я наклонился вперед, стиснув ладонями край скамьи. Все глаза были устремлены на меня, но я видал только судью. В душном зале было тихо, только мухи жужжали высоко под потолком и вентилятор тихо вращался над головами.
— Талбота и Морана выследили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Никто на вас не набрасывался,— терпеливо объяснял судья Моллисон,— искали заключенного, сбежавшего из тюрьмы. Марбл-Спрингс — городок маленький и чужой бросается в глаза сразу. Вы здесь чужой и естественно...
— Естественно! — перебил я его на полуслове.— Я разговаривал с тюремным надзирателем. Он сказал, что заключенный сбежал в шесть часов. Эти ковбои схватили меня в восемь. Из этого следует, что я успел удрать, перепилить наручники, выкупаться, помыть голову, сделать маникюр, побриться, сходить на примерку к портному, купить белье, рубашку и обувь...
— Такие вещи случались,— прервал меня судья.— Решительный человек...
— ...а также отрастить волосы на десять сантиметров. И все это за два часа!
— В кафе было темно...— начал шериф, но Моллисон движением руки велел ему молчать.
— Вы оказали сопротивление при обыске. Почему?
— Как я уже говорил, я был занят своими делами. Спокойно сидел и никому не мешал. В моей стране никто не просит разрешения у властей на отдых.
— Так же, как и у нас,— терпеливо объяснил судья.— Но они хотели взглянуть на ваши водительские права или страховую книжку, на что-нибудь, что позволило бы установить вашу личность. Вы ведь могли удовлетворить их просьбу.
— Конечно.
— Почему же так произошло? — Судья кивнул в направлении шерифа.
Когда я впервые увидел шерифа в мотеле, он не произвел на меня благоприятного впечатления, а сейчас с пластырем на лбу, подбородке и губе он выглядел еще менее привлекательно.
— Что же в этом странного?—Я пожал плечами.— Когда взрослые играют, малыши должны сидеть дома, у мамы.— Шериф вскочил и сжал кулаки, но судья дал ему знак, чтобы тот не двигался.
— Эти две гориллы, которые были с ним, здорово за меня взялись. Я действовал в пределах самообороны.
— Если напали на вас,— кисло допрашивал судья,— то как вы объясните тот факт, что один из полицейских находится в больнице с поврежденным коленом, у другого сломана челюсть, а на вас нет никаких следов побоев?
— Плохая выучка, высокий суд. Штат Флорида не должен экономить деньги на обучение полицейских, так, чтобы они умели защищаться. Если бы они ели поменьше сосисок и пили поменьше пива...
— Молчать! — Наступила короткая пауза, в течение которой судья старался овладеть собой, а я рассматривал публику. Гимназистки сидели с вытаращенными глазами: такого они еще не проходили! Блондинка в первом ряду
смотрела на меня с любопытством и удивлением, как-будто пыталась что-то понять. Сидящий за ней мужчина со сломанным носом смотрел прямо перед собой и, как автомат, жевал погасшую сигарету. Судебный секретарь вроде спал, а курьер у дверей с олимпийским спокойствием наблюдал за всем, происходящим в зале. За его спиной через открытые двери была видна пыльная улица в лучах предвечернего солнца, а дальше за карликовыми пальмами — зеленая вода Мексиканского залива. Судья наконец
пришел в себя.
— У вас был при себе пистолет, малокалиберный, если не ошибаюсь, называется «малыш». Я мог бы только на основании этого уже посадить вас, а еще за оскорбление суда, за нападение на сотрудников полиции, но не сделаю этого. Мы сможем выдвинуть против вас обвинение более серьезное.
Секретарь на минуту открыл один глаз, задумался и снова уснул. Мужчина со сломанным носом вынул изо рта сигару, посмотрел на нее и начал жевать ее снова. Я молчал.
— Откуда вы приехали сюда? — внезапно спросил
судья.
— Из Сант-Катрин.
— Я не об этом вас спрашиваю, но ладно. Как вы сюда добрались из Сант-Катрин?
— На автомобиле.
— Опишите машину и водителя.
— Зеленый лимузин, четырехдверный. Мужчина среднего возраста с женой. У него еще волосы в разные стороны торчат, она блондинка.
— Это все, что вы запомнили? — вежливо спросил Моллисон.
— Все.
— Вы ведь понимаете, что ваше описание подходит к тысячам супружеских пар и автомобилей?
— Ну, знаете.— Я пожал плечами.— Если человек не предполагает, что его будут допрашивать...
— Понимаю, понимаю.— тон судьи был ироническим.— Машина, конечно, зарегистрирована за пределами штата?
— Да.
— Вы только что к нам приехали и уже различаете номера...
— Водитель упоминал, что он из Филадельфии. Если не ошибаюсь, этот город находится за пределами штата.
Секретарь хмыкнул. Судья осадил его ядовитым взглядом, а потом снова обратился ко мне.
— А в Санкт-Катрин вы прибыли из...
— Майами.
— На той же машине?
— Нет. На автобусе.
Судья посмотрел на секретаря, который покачал головой, и снова на меня. Его взгляд был совсем не дружелюбный.
— Вы бесстыдно врете, Крайслер.— Он уже перестал называть меня «мистер». Я пришел к выводу, что его вежливость окончилась.— К тому же неуклюже. От Майами до Сант-Катрин автобусы не ходят. Предыдущую ночь вы провели в Майами?
Я кивнул.
— В отеле,— продолжал он,— но его название, конечно, выпало из вашей памяти?
— По правде говоря...
— Избавьте нас от ваших сказочек.— Судья поднял руку.— Суд больше не позволит вам устраивать посмешище. Довольно. Автомобили, автобусы, Сант-Катрин, отели, Майами... сплошная ложь. Вы никогда в жизни не были в Майами. Как вы думаете, зачем мы держали вас три дня под арестом?
— Может вы мне это объясните?
— Конечно. Чтобы провести предварительное расследование. Мы проверили все авиалинии, обслуживающие Майами. Вашей фамилии нет ни в одном списке пассажиров, и в этот день не видели никого, соответствующего описанию вашей наружности. Вы бы не могли уйти незамеченным.
Я прекрасно понимал, что он хотел этим сказать. У меня были самые рыжие волосы и самые черные брови, какие только можно вообразить. Сам я к этому со временем привык.
Стоит еще добавить, что я хромал на одну ногу и у меня был шрам от конца правой брови до мочки правого уха — если речь идет об установлении личности, я мог служить образцовым примером того, о чем мечтает каждый полицейский.
— Насколько удалось нам установить,— продолжал далее судья,— правду вы сказали только один раз. Один-единственный раз.— Он замолчал и окинул взглядом молодого человека, который как раз открыл служебную дверь. Несколько секунд он смотрел на него вопросительно. Никакого следа раздражения, судья Моллисон — само спокойствие!
— Это только что доставили для вас, сэр,— нервно сказал парнишка, подав конверт.— Телеграмма, я думал...
— Давай.— Судья помотрел на конверт, покивал го-ловой неизвестно в чей адрес и обратился ко мне:— Как я уже сказал, правду вы сказали один раз. Вы показали, что прибыли из Гаваны. Вот, что вы оставили там после себя в комиссариате, где вас задержали для допроса и суда.— Он полез в ящик стола и достал маленькую книжечку.— Узнаете?
— Британский паспорт? — спросил я спокойно.— У меня нет бинокля, но готов поспорить, что это наверняка мой паспорт, в противном случае вы бы не устраивали этот цирк. Если он все время был у вас, то почему...
— Мы хотели установить, до какой степени вы завретесь... оказалось, что вы лгали все время... и доверия абсолютно не заслуживаете! Вы понимаете, что из этого следует? Если у нас есть ваш паспорт, то мы должны знать о вас намного больше. Я вижу, вас это не тревожит. Вы — твердый орешек, Крайслер, и очень опасны. А может, вы попросту глупы?
— Что же мне, по вашему мнению, упасть в обморок?
— Сложилось так, что сейчас наша полиция и иммиграционные власти находятся в хороших отношениях с кубинскими коллегами. Мы получили из Гаваны не только паспорт, но и массу бесценной информации. Ваша фамилия не Крайслер, а Форд. Два с половиной года вы провели в Вест-Индии и прекрасно известны властям всех больших островов.
— Вот что значит слава! Когда имеешь столько друзей...
— Огласка, а не слава. В течение двух лет вас три раза осуждали на короткие сроки.— Судья посмотрел на листок, который держал в руке.— На что вы жили, неизвестно, если не считать трех месяцев работы в качестве консультанта в гаванском объединении подводных и спасательных работ.— Он взглянул мне прямо в глаза.
— Что вы делали там?
— Измерял глубину.
Он задумчиво помотрел на меня и снова заглянул в свой листок.
— Вращался в обществе преступников и контрабандистов. В основном преступников, занимающихся кражей и контрабандой драгоценных камней и породы. Подозревается в попытке подбить рабочих против хозяев в Нассау и Манзанилло, по причинам, ничего общего с политикой не имеющим. Депортирован из Сан-Хуана, Гаити и Венесуэлы.
На Ямайке считается персоной нон грата, не получил разрешения сойти на берег в Нассау, на Багамах.— Он прервал свое чтение и посмотрел на меня.— Британский подданный... но его не желают видеть даже в собственной стране!
— Обыкновенное предубеждение.
— В США прибыли, конечно, нелегально.— Судью Моллисона трудно было сбить с толку.— Вероятнее всего, через Ки-Уэст: ночное приземление где-нибудь между Порт-Шарлотт и нашим городом. Но хватит об этом. Достаточно уже и того, что вы напали на полицейских и незаконно носите оружие. Теперь мы можем вас обвинить в нелегальном переходе границы. Человек с вашим прошлым, Форд, мог бы получить за все по совокупности солидный срок! Но это вам не грозит. По крайней мере, у нас. Мы предпочтем вас депортировать, нам не нужны такие люди, как вы. Мы узнали от кубинских властей, что вы бежали из-под ареста и там вас ждет суровое наказание. Поэтому мы вас депортируем в Гавану.
В зале было тихо. Я кашлянул и сказал:
— Высокий суд, по моему убеждению, это с вашей стороны нечестно.
— Это зависит от точки зрения,— сказал судья. Он было встал, но вспомнил о конверте, который принес посыльный.— Минуточку.— После чего сел и разрезал конверт. Вынимая тонкие листки бумаги оттуда, он холодно усмехался, глядя на меня.
— Мы решили, что не помешает обратиться в Интерпол и узнать, что известно о вас в вашей родной стране, хотя я и не верю в ценность полученной информации. У нас и так уже все есть. Нет, нет, я так думал... в картотеке не числится. Стоп! — До сих пор спокойный и уравновешенный, он вдруг так громко заговорил, что даже сонный секретарь подпрыгнул, как на пружинах и уронил на пол блокнот и перо.— Одну минуточку!
Судья вернулся к первому листку телеграммы.
— 37в, Рю Поль Валери, Париж,— читал он торопливо. В ответ на ваш запрос и так далее... С сожалением сообщаем, что в нашей картотеке не фигурирует преступник по фамилии Джон Крайслер. Ваше описание удивительно напоминает умершего Джона Монтега Талбота. Нам неизвестны ваши мотивы, но на всякий случай посылаем вам копию досье Талбота. Сожалеем, что не можем оказать более существенную помощь и т. д.
Джон Талбот. Рост 181 см, вес 83 кг, волосы темно-ры-
жие, с пробором слева, глаза голубые, брови густые, темные, над правым глазом шрам от резаной раны, нос орлиный, зубы ровные. Хромает на одну ногу, поэтому левое плечо значительно выше правого.
Судья впился в меня глазами: признаюсь, описание было хорошее.
— Дата рождения неизвестна, очевидно, двадцатые годы. Место рождения неизвестно. Что делал во время войны — неизвестно. В 1948 году окончил политехнический институт в Манчестере по специальности «механика». Работал три года в фирме «Сиб, Горман и К °»,— он остановился и испытующе посмотрел на меня:
— Что это за фирма?
— Впервые слышу.
— Ясно. Но я слышал. Известная европейская фирма, специализирующаяся на производстве оборудования для подводных работ и их проведения. Это прекрасно сходится с тем, что вы делали в Гаване. Не так ли? — Ответа он, очевидно, не ждал, так как продолжал чтение: — Специалист в области спасательных работ и поисков на больших глубинах. Бросил работу в «Сиб, Горман и К °», перешел в голландскую фирму, откуда был уволен через восемнадцать месяцев в связи с расследованием обстоятельств пропажи двух четырнадцатикилограммовых слитков золота, стоимостью шестьдесят тысяч долларов, которые фирма подняла в Бомбейском порту с утонувшего корабля. Вернулся в Англию, поступил на работу в компанию по подводным поискам в Портсмуте, связался с неким Мораном, вором. При поисковых работах на затонувшем корабле, который транспортировал бриллианты, драгоценные камни, стоимостью восемьдесят тысяч долларов, исчезли при перевозке из Амстердама в Нью-Йорк. Талбот и Моран были арестованы, но бежали, поскольку Талбот застрелил полицейского из пистолета, который ему удалось скрыть при обыске. Полицейский умер в больнице.
Я наклонился вперед, стиснув ладонями край скамьи. Все глаза были устремлены на меня, но я видал только судью. В душном зале было тихо, только мухи жужжали высоко под потолком и вентилятор тихо вращался над головами.
— Талбота и Морана выследили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32