- Нет, богиня, ты не права. Они волнуются от страха за тебя. Но
никаких сомнений нет и в помине. Опарр днем и ночью возглавляет всеобщие
молитвы за тебя. Женщины терзали себе волосы и грудь ради тебя, и каждое
утро отправляли на заклание черного быка.
- Какое бессмысленное разбазаривание, - пожалела я.
- Но теперь ты выздоравливаешь, - сказал он.
Я взяла его за руку, и, хотя увидела, что он чуть-чуть отпрянул, руки
он не высвободил, и я не отпускала его.
Должно быть, я уснула.
Через некоторое время - золотое пятно от светильника у меня на веках.
Я приоткрыла глаза, и он по-прежнему был тут, около меня. Хоть я еще как
следует не проснулась, мною овладело чувство уверенности и неотложности.
- Ты в опасности, - сказала я. - Ты должен исчезнуть. Они убьют тебя.
Мои глаза затуманились, и я не видела выражения его лица.
Он мягко сказал мне:
- Знаю.
- Исчезни сейчас же, исчезни, - прошептала я, слабо толкая его обеими
руками.
- Это не имеет значения, - отказался он, - я всю жизнь ждал этой
минуты.
Я беспомощно почувствовала, как сон увлекает меня на дно. Я боролась,
пытаясь удержать его, но не смогла этого добиться.
Я видела, как в темном коридоре он спокойно шел к пылающей, страшной
яркости. Я побежала за ним, призывая его вернуться, зовя его вновь и
вновь, но, похоже, не могла докричаться до него, он не оборачивался, он
продолжал идти, шагая так спокойно, свободно свесив руки по бокам, к
пожирающему свету.
Во дворце царил жуткий шум: рычал и топотал дикий зверь.
Я проснулась и села, выпрямившись, на золотом ложе. Было очень темно,
и шум гремел вокруг спальни. Внезапно сквозь окна сверкнула белая, как
лед, молния.
Гроза.
Теперь я различила отдельные звуки бушующего ветра, хлещущего
дождя-снега, молотящего кулака грома. В комнате никого не было;
светильники задуло. Все еще раздраженная из-за болезни, я нажала на резной
цветок. Но никто не явился.
Через некоторое время я вновь различила другие звуки, которые слышала
во сне и которые гроза заглушала. Крики и вопли, пронзительные крики
восторга или ужаса, чего именно, не определишь. Я вновь и вновь
безрезультатно нажимала на резной цветок. Наконец я вытащила себя из
постели и начала добираться до двойных дверей спальни. Дело это оказалось
небыстрым и трудоемким. Я не смела идти по открытому пространству пола,
который, казалось, ускользал из-под ног, а пробиралась, держась обеими
руками за стены. На темноту обрушилась еще одна пылающая вспышка молнии, а
затем сразу же еще одна, но на сей раз золотая, а не белая. Двери
распахнулись. В дверях много черных фигур, жрецов и жриц, а впереди всех
Опарр. Он поднял руки и громко крикнул своим храмовым голосом:
- Хвала и любовь! Богиня в безопасности! Уастис невредима!
Крик подхватывали вновь и вновь. Жрицы вбежали ко мне в спальню, и
Опарр закрыл за ними двери.
Я была сбита с толку и очень слаба. Мне все представлялось каким-то
неопределенным и странным, и все прочее поэтому не было более странным -
то, что жрицы раздели меня и натерли кремом, делавшим мою кожу золотой, и
одели меня для храма, и увешали меня храмовыми драгоценностями, и наконец
надели мне на голову кошачью маску поверх моих гладких прямых волос и даже
поверх самой спальной маски. Я смутно поняла, что женщины испуганы.
Когда я была готова, одна из них позвала, и двери снова открыли.
Опарр шагнул вперед.
- Сойдет, - решил он, а затем мне: - Народ боялся за тебя, богиня; ты
должна показать им, что ты жива и здорова. Мы тебе поможем.
Они не несли меня, но с обеих сторон шли жрецы и держали меня за
локти, чтобы я не упала. Что-то в этих людях говорило мне, что они вовсе
не жрецы. Они шли широким солдатским шагом.
Через некоторое время Опарр их остановил. Он приблизился и тихо
сказал:
- Мы почти пришли, богиня. Ты должна запомнить только одно. Когда
военачальник, который тебя спас, опустится перед тобой на колени, ты
должна коснуться его плеча и произнести: "Бехеф лекторр". Только эти
слова, вот и все, что тебе нужно запомнить. Когда он опустится на колени.
Ты понимаешь?
Я кивнула. Я могла запомнить слова, но они не имели тогда для меня
большого смысла, эти два слова на Старинной речи.
Впереди появился красный свет. Мы свернули за угол и вошли в длинный
зал, выходивший на широкую террасу над Городом. Двери террасы были
широкими, и на фоне черного несущегося неба струился алый свет факелов.
Внизу столпились тысячи людей, запрудив сады и дорожки, и они кричали,
звали и выли в неистовстве гнева и страха единственное имя:
- Уастис! Уастис! Уастис!
Гроза утихла. Выпал град, и плиты террасы сделались очень скользкими.
Здесь стояли люди, неподвижные черные фигуры, с серебряными черепами
вместо голов. А неподалеку от края террасы стоял в одиночестве человек с
золотой волчьей головой. Опарр остановился. Человек с волчьей головой
повернулся к нам, а затем опять к народу. Он поднял руки, и грянули
крещендо нестройные крики с барабанным боем песнопений. Он медленно отошел
от края и двинулся к нам.
- Отпустите ее, - приказал он державшим меня жрецам-солдатам. Он
посмотрел на меня, и глаза его за стеклянными щитами были неистовыми,
достаточно сильными, чтобы удержать меня на ногах. - Теперь ты должна
выйти туда, где тебя смогут увидеть, - сказал он. - Они очень боятся за
тебя, и ты должна успокоить их.
Его глаза держали меня крепко; мое тело напряглось, и плиты,
казалось, перестали крениться у меня под ногами. Я начала деревянно шагать
к краю террасы, а Вазкор на шаг позади меня твердо держал меня, не
прикасаясь, двигая как механическую игрушку.
Толпа внизу увидела меня и начала петь и кричать.
Я уставилась на нее безо всяких мыслей в голове, а он подсказал мне
сзади:
- Дай им свое благословение, богиня.
И я, не думая, подняла руки и сделала знак толпе, который делала в
храме.
Тут толпа стихла, и в этой тишине Вазкор подошел и встал рядом со
мной на колени, склонив голову.
Я очень устала и хотела спать, но не забыла. Нагнувшись, я коснулась
его плеча и произнесла два слова, которые ничего не значили - по крайней
мере, для меня. Не уверена, что там услышали мой голос; он был немногим
громче шепота. Полагаю, в расположении террасы заключалась какая-то
хитрость, позволявшая шепоту разноситься.
Вазкор поднялся. Его глаза приказали мне повернуться и идти обратно в
зал. Я не поняла этого приказа, лишь подчинилась ему.
Я шла впереди него, прочь от шума, прочь от света и служителей. Не
осталось никого; даже Опарр пропал. В слабо освещенном коридоре он
освободил меня от своего мысленного контроля и взял меня на руки. Двери в
мою спальню стояли приоткрытыми. Он распахнул их пинком и пинком же закрыл
их, когда мы оказались в спальне. И положил меня на постель аккуратно и
точно.
- Все прошло хорошо, - сказал он. - Можешь спать.
Слабая холодная боль.
- Где он? - спросила я Вазкора.
- Кто?
- Джавховор, мой муж. Он был со мной прежде, чем явился Опарр.
- Джавховор удалился, богиня; ему незачем больше тревожить тебя.
На тело мое навалились свинцовые гири, но я должна была еще немного
поговорить.
- Вазкор, где он? Он умер?
- Он кончился, богиня, и это очень хорошо для тебя. Ты была больна, и
теперь я скажу тебе, отчего ты заболела. Твой муж, боясь твоей Силы,
потихоньку отравлял тебя. Нормальная женщина умерла бы, но ты, богиня,
будучи той, кем являешься, выздоровеешь и будешь жить.
- Нет, - прошептала я. - Нет, Вазкор, нет.
Но он уже исчез. Двери закрылись.
Вдали еще слабо ревели толпы, беспощадные в своей радости. Снова
пошел снег.
7
Пять дней мне потребовалось для того, чтобы снова стать сильной, и за
те дни Вазкор овладел последними бастионами светской власти в Эзланне.
Однако, это далось ему совсем без труда, коль скоро богиня произнесла над
ним древние слова: "Бехеф Лекторр" - "Вот Избранный".
Я вспомнила, как Вазкор, говоря о рекрутировании хуторян, объяснял
его необходимостью пополнить армию для самой последней кампании
Джавховора. Но тот вовсе не стремился к войне; набор проводился для
Вазкора. Он еще тогда строил планы, словно предчувствуя мое появление.
Каждый вечер, несмотря на слабость и неохоту, мне приходилось
выходить на террасу, чтобы народ видел меня. Историю исчезнувших из памяти
дней я узнала, хотя и по секрету, от лекаря, лечившего меня. Мой муж,
Джавховор, пытался убить меня с помощью яда. В ночь грозы Вазкор
заподозрил самое худшее, возбудил толпу и явился со своими воинами во
дворец. Вызвали Джавховора. Тот отрицал обвинение с полным, как казалось,
спокойствием и полуулыбкой, а затем в самом разгаре клеветы какая-то
невидимая сила сразила его на глазах у толпы. После этого привели меня, и
я избрала нового Владыку Города - естественно, своего спасителя и
защитника.
Я ничуть не сомневалась, что убил его Вазкор, - убил, как убивала я,
белым ножом ненависти, выскакивающим из мозга. Что стало с телом, я не
спрашивала, об этом мог знать только Вазкор, да и смысла в расспросах не
было. Что же касается яда, то тут все ошибались. Какой же удачей оказалась
моя болезнь для военачальника - но теперь он был Джавховором и избранным
богини.
Выздоровев, я ожесточилась в своей злости. Я увидела в Вазкоре того,
кем он был на самом деле, - моего врага, и понимала, какая мне грозит
опасность. Куда б я ни шла, меня сопровождали его люди, женщины и мужчины.
Перед моими дверьми стояла его стража - для защиты и почета, объясняла
она. Однажды меня вызвали и отвели в небольшую комнату, где ждали Вазкор,
Опарр и разные жрецы. Здесь Опарр зачитал нам слова, которые я помнила по
той, другой, церемонии в храме. И когда это закончилось, мы с Вазкором
предстали рука об руку на высокой террасе, и народ радостно взревел. Это
было формальностью, однако я боялась теперь того, чем может завершиться
эта ложь; но новый брак оказался еще более фиктивным, чем последний.
Вазкор был занят. Он отправлял послания к пяти Городам союзникам Эзланна
через заснеженные пустыни и получал ответы, так что для меня у него
времени не находилось.
В течение многих дней я не видела никого, кроме женщин, но затем
появился Опарр. С тех пор, как я его ударила, он, приходя ко мне, сжимался
от страха. К этому страху - после ночи убийства моего первого мужа, когда
он на короткое время получил власть надо мной, доставляя меня к Вазкору, -
добавилось некое злорадство, мелкое торжество. Теперь он то ныл, то
ликовал; то или иное чувство по очереди брало верх, когда он ощущал мой
гнев или слабость. В случае беды он будет опасен для меня, однако я не
смела причинить ему вреда, так как все еще страшилась силы Вазкора.
Теперь он низко поклонился и уведомил меня, что я должна на следующий
день отправиться в храм, где мне будут поклоняться. Народ томился без
своей богини.
Я ответила: "Да", и отправила его восвояси, и думала, подавленная
огромной властью, принадлежавшей мне в Городе, о том, какой беспомощной
она меня сделала. Во сне я видела себя великаншей, крошащей в своих руках
Эзланн, швыряя его башни в пустыню, где они раскалывались и растекались,
словно кровь.
Желтым рассветом я поехала в храм на колеснице богини, сопровождаемая
тридцатью черными охранниками позади меня и еще тридцатью впереди, а по
бокам - двумя черными лучниками с серебряными черепами вместо лиц. Всюду
знак Джавховора - феникс, но под ним - волчья голова. Не помню поклонения,
только рокот и ропот песнопений, похожих на морской прибой, да тяжелый
запах фимиама. При возвращении на улицах густо валил снег. В огромном
переднем дворе мой возница натянул поводья, останавливая белых кобыл.
Воины вежливо ждали, пока я не удалюсь во дворец. Медленно, прямой
деревянной походкой богини я покинула колесницу и зашагала по снегу.
Опасность окружает меня со всех сторон, и ничего тут не поделаешь. Через
черный дверной проем, по коридорам со стекловидными полами...
Внезапно я осознала, что позади меня кто-то есть, идущий,
приноравливаясь к моему шагу.
Я обернулась. За мной следовали трое человек, ступая мягко, как
кошки. Под серебряными масками я почувствовала настороженность. Не послал
ли их уже Вазкор для того, чтобы устранить меня? Однако они носили маски
фениксов, а не черепа, что странно успокаивало, хотя теперь это ничего не
значило.
- Что вам угодно? - спросила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77