Вокруг прохладная темнота и безмолвие. И все же я стала
возбужденной и сонливой - я вдохнула сущность их черного пира. Я пошла
обратно через оазис, переступая ногами, словно налившимися свинцом, и ко
мне тянулись бледные руки, и слышался старый и древний смех мертвых,
которые не умерли, а продолжали жить в разложении всех, кто пришел позже.
Я пустилась бежать вдоль узкого ручья к месту, где русло расширялось
и становилось прудом, в котором бил из огромного каменного шпиля яркий,
игольно-острый фонтан. Уже стемнело, и в небе взошла луна. Я сообразила,
что оставила скальную изгородь позади и шагаю по плоской пустой равнине.
Деревья все еще стояли, как рекруты на часах, но впереди, казалось, не
было ничего, кроме безрадостной, выбеленной луною пустыни. И вдруг -
стремительный серебряный блеск по отвесу скалы передо мной. И темнота, с
блеском перемещающаяся, и слабые приглушенные звуки осторожно двигающихся
людей и животных.
Я увидела, где проходил их путь раньше, чем они попали сюда:
извилистый проселок, ведущий под игольные струи и мимо пруда. Спрятавшись
в тени одного из деревьев-скелетов, я следила, как они приблизились, около
сорока человек, одетых все как один сплошь в черное, на черных конях с
обмотанными копытами. Луна на мгновение скрылась за облаком, и когда она
вышла вновь, я испытала потрясение, и под воздействием наркотика чуть не
вскрикнула, так как от их голов и от голов их коней не осталось ничего,
кроме черной гривы и начищенного до блеска серебряного черепа.
Мне потребовался какой-то миг, чтобы вернуть способность рассуждать,
а затем я увидала в масках всего лишь маски и поняла наконец, что
послужило образцом для черепастых охранников Севера.
Наверное, логично предположить, что они приехали на хутор - вряд ли
они могли ехать к какому-то иному пункту в этой пустыне. Но этим дело не
ограничивалось. Я знала, что они приехали за караванщиками, чтобы увезти
их - не знаю, куда и зачем. И вдруг я рассердилась и испугалась. Я стала
их целительницей, Уасти. В мое существо внезапно впилась ответственность
за их презренные жизни.
Черепастые на миг задержались у пруда: некоторые из лошадей в
масках-черепах напились. Я заскользила обратно от тени к тени, от дерева к
дереву. Это потребовало больше времени, чем я полагала, так как теперь все
стало мрачным и реальным. Вот, наконец, и зал, но уже без света из-под
кожаной завесы. Я побежала к нему, мимо двери, во тьму. Там мерцала
искорка света - в противоположном конце, где находились костры для
поджаривания мяса. Я споткнулась о лежащего; тот шевельнулся, но,
казалось, на заметил меня. Был слышен легкий шум и слабые рыдания.
Сексуальный пик пира наступил с темнотой и, несомненно, повсюду вокруг
меня сминали красоту других девушек их Темнокожего народа. Я пробралась к
огоньку и обнаружила длинный тканый занавес, заслонивший последний костер.
Свет за занавесом отливал алым, и здесь на меня уставился сидевший на
железной цепи гигантский ящер. Около столба с цепью сидели трое темнокожих
и среди них тот, который, вероятно, был их вождем и носил ожерелье из
белых камней. Они сидели совершенно неподвижно и смотрели на меня без
всякого выражения на темных лицах. Я знала, что их язык иной, но слышала
его мало. Опустошив свой мозг, я сумела найти слова.
- Приближаются люди, люди в масках в виде черепов. Идут на вас.
Какой-то миг мне думалось, что они не заговорят, но вождь сказал:
- Не на нас, женщина. На твоих соплеменников. Так подстроено.
Значит, дальнейших слов в конце не понадобится. Я резко повернулась и
выхватила из костра длинную тонкую ветку, горящего на одном конце. Ею я
ткнула в них, и они вскочили и попятились, а на их лицах появилось
какое-то подобие эмоции. Глаза ящера нервно завращались и заморгали. Я
повернулась и побежала обратно в зал, содрав по ходу дела занавес.
- Проснитесь, - закричала я им. - Проснитесь - приближается враг!
Это был самый древний из кличей; пламя трещало и освещало красным
часть зала, и все же никто не шевельнулся. Люди лежали вповалку и,
казалось, спали, хотя огонь отражался в их открытых глазах. Они сонно
улыбались моему призыву.
Здесь толку не будет. Я побежала к кожаной завесе у двери, выскочила
наружу, и она упала за моей спиной. Стоя неподвижно в безлунной черноте,
вглядываясь в черноту, я высоко подняла горящую ветку дерева. Вскоре
появились они и не столь уж бесшумно; глухой стук лошадиных копыт,
позвякивание сбруи. Моя ветка, а не луна осветила серебро на их темных
силуэтах. Всего пятнадцать футов отделяло их от меня.
Не знаю, почему, но я крикнула им на Старинной речи Сгинувших
единственное слово:
- ТРОРР!
И они остановились, как я приказала, и остались недвижимы. Затем
ехавший во глава - их капитан, подумала я, - отделился от остальных и
подъехал немного ближе. На его правой руке был массивный браслет из
черного металла и золота в виде переплетенных змей. Сквозь глазницы черепа
в его маске я не смогла разглядеть глаз, ибо их закрывало черное стекло.
- Кто ты? - потребовал он ответа глухим холодным голосом. Это была не
Старинная речь, но нечто, настолько близкое к ней, насколько мне вообще
доводилось слышать в мире живых.
- Я Уасти, - ответила я на том странном среднем языке, на котором
заговорил он. - А вы явились увести людей, находящихся на моем попечении.
Когда я назвала присвоенное мной имя, по их рядам прокатился легкий
шорох, но быстро стих.
- Посторонись, - приказал капитан черепастых. Он спешился и подошел
ко мне медленным угрожающим шагом, свободно положив руки на яркие рукояти
десятка ножей на бедрах.
Я оставалась совершенно неподвижной, пока он не оказался очень
близко, а затем упала перед дверью на колени в позе мольбы, все еще держа
в правой руке горящую ветку.
- Господин, - начала я, - умоляю тебя... - и схватилась за его пояс.
Он обругал меня, отбросил в сторону ударом кулака и направился
широким шагом к завесе. Однако нож, на который я положила ладонь, вышел из
ножен.
Я встала. Он протянул руку к завесе.
- Ни шагу дальше, - предупредила я.
Он не обратил внимания, и я метнула нож ему в спину, ловко, так что
клинок вонзился прямо в сердце. Он издал короткое удивленное проклятие и
рухнул ничком, угодив головой под край завесы, так что снаружи остались
только его туловище и ноги.
В меня полетели копья. Я бросилась наземь, и они, не причиняя вреда,
ударились о камни стены, и лишь одно нашло цель в затвердевшей глине. Но
они спешились, воины с обнаженными, бледными, как лед, мечами, и побежали
ко мне, гневно завывая.
Совершенно не к месту мне пришло в голову, что их действия - не
просто агрессия, тут говорило чувство. Должно быть, этот капитан
пользовался у них популярностью.
Все перепуталось. Мне казалось, что я опять с Дараком. Я швырнула
горящую ветку в лица двух воинов, добравшихся до меня первыми, и когда они
отшатнулись, плюясь от боли, выхватила у обоих из рук мечи. Один клинок
разрезал мне ладонь почти до кости, когда я ухватилась за него; от крови
он стал скользким и держать его было трудно.
И все же я наделала им хлопот.
Хуже всего было мое женское платье - я почти забыла про него, и
поэтому оно сковало меня не только тканью, но и неожиданностью. В конце
концов, запутавшись в нем, покрытая их и своей кровью, окруженная плотным
кольцом черепастых воинов, я получила свою смертельную рану.
Я почти не ощутила боли, только огромное оцепенение. Свет и чернота
стремительно сошлись. Луна плыла, словно выпуклый бледный нарост на лике
неба, а затем потемнела и пропала.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЕМНЫЙ ГОРОД
1
Потому-то я и не видела, как они забрали караванщиков. Несколько дней
я вообще ничего не видела, кроме горячечных снов, о которых лучше забыть.
Полагаю, я пролежала мертвой два-три дня, если можно назвать смертью
состояние, при котором смертельная рана самоисцеляется. Наконец, я
очнулась, ощущая сильную боль и огромную слабость, посреди угнетающей
темноты. Некоторое время мне думалось, что я вернулась под Гору и должна
начать все заново. Затем до меня дошла вонь истолченной земли, и я поняла.
Я лежала в могиле - меня похоронили Темнокожие. Не так уж и странно -
подобно многим другим примитивным народам, они страшились духов
неумиротворенных покойников. Возле меня даже положили немного сушеных
фруктов и глиняную чашу с молоком и оставили на мне одежду и шайрин, да
вдобавок накрыли мне лицо черной тканью. К счастью, почва была настолько
сухой и рыхлой, что не особенно давила на меня и не мешала дышать, да и
могила была неглубокой, так как Темнокожие, несмотря на все страхи, не
уделили мне много времени. Тем не менее, вырываться на волю мне
потребовались долгие часы, и в своем болезненном состоянии я испытала
всевозможные ужасы - что я и в самом деле умру, что я никогда не выберусь
на поверхность, что, наверное, я все-таки умерла, а это какая-то
болезненная фантазия. Но в конце концов земля подо мной и вокруг меня
подалась, осыпая меня, проникая в рот и глаза, и я выползла в чистоту
серого дня. С плачем я упала на землю, но не смогла двигаться вновь, пока
солнце не нависло пурпурным диском низко над горизонтом.
Тогда я села и огляделась. От хутора я находилась далековато; мне
едва удалось различить скальные стены, деревья и поднимающийся над ними
дым кухонь. А вблизи находилось нечто более интересное - лоскут пастбищ
где разочарованно щипали желтоватую траву три-четыре тощие костлявые
лошади.
В наступающих лавандовых сумерках я потащилась к этому пастбищу и
добралась до ограды - как раз в тот момент, когда туда же подошел молодой
парень, чтобы увести животных на хутор. Он бросил на меня единственный
взгляд, побелел, а затем повернулся и убежал со всех ног, крича от страха.
И неудивительно - ведь я же была трупом, и позади меня зияла разверзнутая
могила; я шла, серая от грязи и пыли, с руками, покрытыми кровью от
сорванных ногтей, со свалявшимися, слипшимися от глины волосами, белыми,
как иглы какого-то странного животного: дух, живой мертвец. Лошади тоже от
меня шарахнулись, но мне удалось схватить одну за беспорядочную жесткую
гриву. Напряжение, потребовавшееся для того, чтобы забраться на нее,
лишило меня последних сил. Я навалилась всем телом ей на шею, слегка пнула
ее в бок, и она рванула испуганным галопом.
Я не думала, что они станут меня преследовать.
Тянулась дорога, вымощенная камнем, с плитами, теперь далеко не
ровными, местами выступавшими, местами - ушедшими в землю.
Первая часть скачки прошла в каком-то болезненном сне. Теперь же
вокруг царила пронизанная лунным светом темнота, черно-белый мир пустынной
ночи.
Я находилась далеко от хутора и гадала, почему лошадь устремилась в
этом направлении. Позже мне пришло в голову, что хуторяне, вероятно, время
от времени ездили этой дорогой, и лошадь, откликаясь на знакомый пинок,
рванула по ней. Менять курс не имело смысла.
Я выпрямилась и посмотрела по сторонам и вперед.
Мерзость запустения.
Плоский ландшафт, попадающиеся иногда скопления скал, невысоких,
приземистых и ветшающих. И древняя дорога, такая похожая на Лфорн Кл
Джавховор, по которому я путешествовала с Дараком. Впереди пустыня и
дорога раскинулись до самого края земли, неустанно и монотонно. Луна
прожигала в моих глазах белые дыры.
Я тогда думала, что не знаю, почему я позволила лошади нести меня по
древней Дороге, но, должно быть, я все таки знала. К рассвету я начала
ощущать притяжение. И рыба, вытащенная на берег в жестокой сети, не может
почувствовать себя более беспомощной. И все же я не испытывала ничего
похожего на ужас, ощущаемый рыбой. Я радовалась, что меня притягивает,
влечет; взволнованная, ликующая, окрыленная. В меня вливалась новая сила,
укрепляя и согревая меня. Я выпрямилась и шлепнула лошадь ладонью. Та
какое-то время шла неспешной рысью, теперь же она снова побежала вперед
очень быстро и уверенно по этой дрянной мостовой.
Небо надо мной постепенно серело, звезды растворялись, словно
брошенная в воду соль. На востоке почти у меня за спиной облака
раскалывались золотыми трещинами.
Я долго его не видела. Небо светлело позади меня и оставалось
индиговым впереди. Но затем солнце пробилось на волю и озарило его, и я
отлично увидела, к чему же я спешу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
возбужденной и сонливой - я вдохнула сущность их черного пира. Я пошла
обратно через оазис, переступая ногами, словно налившимися свинцом, и ко
мне тянулись бледные руки, и слышался старый и древний смех мертвых,
которые не умерли, а продолжали жить в разложении всех, кто пришел позже.
Я пустилась бежать вдоль узкого ручья к месту, где русло расширялось
и становилось прудом, в котором бил из огромного каменного шпиля яркий,
игольно-острый фонтан. Уже стемнело, и в небе взошла луна. Я сообразила,
что оставила скальную изгородь позади и шагаю по плоской пустой равнине.
Деревья все еще стояли, как рекруты на часах, но впереди, казалось, не
было ничего, кроме безрадостной, выбеленной луною пустыни. И вдруг -
стремительный серебряный блеск по отвесу скалы передо мной. И темнота, с
блеском перемещающаяся, и слабые приглушенные звуки осторожно двигающихся
людей и животных.
Я увидела, где проходил их путь раньше, чем они попали сюда:
извилистый проселок, ведущий под игольные струи и мимо пруда. Спрятавшись
в тени одного из деревьев-скелетов, я следила, как они приблизились, около
сорока человек, одетых все как один сплошь в черное, на черных конях с
обмотанными копытами. Луна на мгновение скрылась за облаком, и когда она
вышла вновь, я испытала потрясение, и под воздействием наркотика чуть не
вскрикнула, так как от их голов и от голов их коней не осталось ничего,
кроме черной гривы и начищенного до блеска серебряного черепа.
Мне потребовался какой-то миг, чтобы вернуть способность рассуждать,
а затем я увидала в масках всего лишь маски и поняла наконец, что
послужило образцом для черепастых охранников Севера.
Наверное, логично предположить, что они приехали на хутор - вряд ли
они могли ехать к какому-то иному пункту в этой пустыне. Но этим дело не
ограничивалось. Я знала, что они приехали за караванщиками, чтобы увезти
их - не знаю, куда и зачем. И вдруг я рассердилась и испугалась. Я стала
их целительницей, Уасти. В мое существо внезапно впилась ответственность
за их презренные жизни.
Черепастые на миг задержались у пруда: некоторые из лошадей в
масках-черепах напились. Я заскользила обратно от тени к тени, от дерева к
дереву. Это потребовало больше времени, чем я полагала, так как теперь все
стало мрачным и реальным. Вот, наконец, и зал, но уже без света из-под
кожаной завесы. Я побежала к нему, мимо двери, во тьму. Там мерцала
искорка света - в противоположном конце, где находились костры для
поджаривания мяса. Я споткнулась о лежащего; тот шевельнулся, но,
казалось, на заметил меня. Был слышен легкий шум и слабые рыдания.
Сексуальный пик пира наступил с темнотой и, несомненно, повсюду вокруг
меня сминали красоту других девушек их Темнокожего народа. Я пробралась к
огоньку и обнаружила длинный тканый занавес, заслонивший последний костер.
Свет за занавесом отливал алым, и здесь на меня уставился сидевший на
железной цепи гигантский ящер. Около столба с цепью сидели трое темнокожих
и среди них тот, который, вероятно, был их вождем и носил ожерелье из
белых камней. Они сидели совершенно неподвижно и смотрели на меня без
всякого выражения на темных лицах. Я знала, что их язык иной, но слышала
его мало. Опустошив свой мозг, я сумела найти слова.
- Приближаются люди, люди в масках в виде черепов. Идут на вас.
Какой-то миг мне думалось, что они не заговорят, но вождь сказал:
- Не на нас, женщина. На твоих соплеменников. Так подстроено.
Значит, дальнейших слов в конце не понадобится. Я резко повернулась и
выхватила из костра длинную тонкую ветку, горящего на одном конце. Ею я
ткнула в них, и они вскочили и попятились, а на их лицах появилось
какое-то подобие эмоции. Глаза ящера нервно завращались и заморгали. Я
повернулась и побежала обратно в зал, содрав по ходу дела занавес.
- Проснитесь, - закричала я им. - Проснитесь - приближается враг!
Это был самый древний из кличей; пламя трещало и освещало красным
часть зала, и все же никто не шевельнулся. Люди лежали вповалку и,
казалось, спали, хотя огонь отражался в их открытых глазах. Они сонно
улыбались моему призыву.
Здесь толку не будет. Я побежала к кожаной завесе у двери, выскочила
наружу, и она упала за моей спиной. Стоя неподвижно в безлунной черноте,
вглядываясь в черноту, я высоко подняла горящую ветку дерева. Вскоре
появились они и не столь уж бесшумно; глухой стук лошадиных копыт,
позвякивание сбруи. Моя ветка, а не луна осветила серебро на их темных
силуэтах. Всего пятнадцать футов отделяло их от меня.
Не знаю, почему, но я крикнула им на Старинной речи Сгинувших
единственное слово:
- ТРОРР!
И они остановились, как я приказала, и остались недвижимы. Затем
ехавший во глава - их капитан, подумала я, - отделился от остальных и
подъехал немного ближе. На его правой руке был массивный браслет из
черного металла и золота в виде переплетенных змей. Сквозь глазницы черепа
в его маске я не смогла разглядеть глаз, ибо их закрывало черное стекло.
- Кто ты? - потребовал он ответа глухим холодным голосом. Это была не
Старинная речь, но нечто, настолько близкое к ней, насколько мне вообще
доводилось слышать в мире живых.
- Я Уасти, - ответила я на том странном среднем языке, на котором
заговорил он. - А вы явились увести людей, находящихся на моем попечении.
Когда я назвала присвоенное мной имя, по их рядам прокатился легкий
шорох, но быстро стих.
- Посторонись, - приказал капитан черепастых. Он спешился и подошел
ко мне медленным угрожающим шагом, свободно положив руки на яркие рукояти
десятка ножей на бедрах.
Я оставалась совершенно неподвижной, пока он не оказался очень
близко, а затем упала перед дверью на колени в позе мольбы, все еще держа
в правой руке горящую ветку.
- Господин, - начала я, - умоляю тебя... - и схватилась за его пояс.
Он обругал меня, отбросил в сторону ударом кулака и направился
широким шагом к завесе. Однако нож, на который я положила ладонь, вышел из
ножен.
Я встала. Он протянул руку к завесе.
- Ни шагу дальше, - предупредила я.
Он не обратил внимания, и я метнула нож ему в спину, ловко, так что
клинок вонзился прямо в сердце. Он издал короткое удивленное проклятие и
рухнул ничком, угодив головой под край завесы, так что снаружи остались
только его туловище и ноги.
В меня полетели копья. Я бросилась наземь, и они, не причиняя вреда,
ударились о камни стены, и лишь одно нашло цель в затвердевшей глине. Но
они спешились, воины с обнаженными, бледными, как лед, мечами, и побежали
ко мне, гневно завывая.
Совершенно не к месту мне пришло в голову, что их действия - не
просто агрессия, тут говорило чувство. Должно быть, этот капитан
пользовался у них популярностью.
Все перепуталось. Мне казалось, что я опять с Дараком. Я швырнула
горящую ветку в лица двух воинов, добравшихся до меня первыми, и когда они
отшатнулись, плюясь от боли, выхватила у обоих из рук мечи. Один клинок
разрезал мне ладонь почти до кости, когда я ухватилась за него; от крови
он стал скользким и держать его было трудно.
И все же я наделала им хлопот.
Хуже всего было мое женское платье - я почти забыла про него, и
поэтому оно сковало меня не только тканью, но и неожиданностью. В конце
концов, запутавшись в нем, покрытая их и своей кровью, окруженная плотным
кольцом черепастых воинов, я получила свою смертельную рану.
Я почти не ощутила боли, только огромное оцепенение. Свет и чернота
стремительно сошлись. Луна плыла, словно выпуклый бледный нарост на лике
неба, а затем потемнела и пропала.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЕМНЫЙ ГОРОД
1
Потому-то я и не видела, как они забрали караванщиков. Несколько дней
я вообще ничего не видела, кроме горячечных снов, о которых лучше забыть.
Полагаю, я пролежала мертвой два-три дня, если можно назвать смертью
состояние, при котором смертельная рана самоисцеляется. Наконец, я
очнулась, ощущая сильную боль и огромную слабость, посреди угнетающей
темноты. Некоторое время мне думалось, что я вернулась под Гору и должна
начать все заново. Затем до меня дошла вонь истолченной земли, и я поняла.
Я лежала в могиле - меня похоронили Темнокожие. Не так уж и странно -
подобно многим другим примитивным народам, они страшились духов
неумиротворенных покойников. Возле меня даже положили немного сушеных
фруктов и глиняную чашу с молоком и оставили на мне одежду и шайрин, да
вдобавок накрыли мне лицо черной тканью. К счастью, почва была настолько
сухой и рыхлой, что не особенно давила на меня и не мешала дышать, да и
могила была неглубокой, так как Темнокожие, несмотря на все страхи, не
уделили мне много времени. Тем не менее, вырываться на волю мне
потребовались долгие часы, и в своем болезненном состоянии я испытала
всевозможные ужасы - что я и в самом деле умру, что я никогда не выберусь
на поверхность, что, наверное, я все-таки умерла, а это какая-то
болезненная фантазия. Но в конце концов земля подо мной и вокруг меня
подалась, осыпая меня, проникая в рот и глаза, и я выползла в чистоту
серого дня. С плачем я упала на землю, но не смогла двигаться вновь, пока
солнце не нависло пурпурным диском низко над горизонтом.
Тогда я села и огляделась. От хутора я находилась далековато; мне
едва удалось различить скальные стены, деревья и поднимающийся над ними
дым кухонь. А вблизи находилось нечто более интересное - лоскут пастбищ
где разочарованно щипали желтоватую траву три-четыре тощие костлявые
лошади.
В наступающих лавандовых сумерках я потащилась к этому пастбищу и
добралась до ограды - как раз в тот момент, когда туда же подошел молодой
парень, чтобы увести животных на хутор. Он бросил на меня единственный
взгляд, побелел, а затем повернулся и убежал со всех ног, крича от страха.
И неудивительно - ведь я же была трупом, и позади меня зияла разверзнутая
могила; я шла, серая от грязи и пыли, с руками, покрытыми кровью от
сорванных ногтей, со свалявшимися, слипшимися от глины волосами, белыми,
как иглы какого-то странного животного: дух, живой мертвец. Лошади тоже от
меня шарахнулись, но мне удалось схватить одну за беспорядочную жесткую
гриву. Напряжение, потребовавшееся для того, чтобы забраться на нее,
лишило меня последних сил. Я навалилась всем телом ей на шею, слегка пнула
ее в бок, и она рванула испуганным галопом.
Я не думала, что они станут меня преследовать.
Тянулась дорога, вымощенная камнем, с плитами, теперь далеко не
ровными, местами выступавшими, местами - ушедшими в землю.
Первая часть скачки прошла в каком-то болезненном сне. Теперь же
вокруг царила пронизанная лунным светом темнота, черно-белый мир пустынной
ночи.
Я находилась далеко от хутора и гадала, почему лошадь устремилась в
этом направлении. Позже мне пришло в голову, что хуторяне, вероятно, время
от времени ездили этой дорогой, и лошадь, откликаясь на знакомый пинок,
рванула по ней. Менять курс не имело смысла.
Я выпрямилась и посмотрела по сторонам и вперед.
Мерзость запустения.
Плоский ландшафт, попадающиеся иногда скопления скал, невысоких,
приземистых и ветшающих. И древняя дорога, такая похожая на Лфорн Кл
Джавховор, по которому я путешествовала с Дараком. Впереди пустыня и
дорога раскинулись до самого края земли, неустанно и монотонно. Луна
прожигала в моих глазах белые дыры.
Я тогда думала, что не знаю, почему я позволила лошади нести меня по
древней Дороге, но, должно быть, я все таки знала. К рассвету я начала
ощущать притяжение. И рыба, вытащенная на берег в жестокой сети, не может
почувствовать себя более беспомощной. И все же я не испытывала ничего
похожего на ужас, ощущаемый рыбой. Я радовалась, что меня притягивает,
влечет; взволнованная, ликующая, окрыленная. В меня вливалась новая сила,
укрепляя и согревая меня. Я выпрямилась и шлепнула лошадь ладонью. Та
какое-то время шла неспешной рысью, теперь же она снова побежала вперед
очень быстро и уверенно по этой дрянной мостовой.
Небо надо мной постепенно серело, звезды растворялись, словно
брошенная в воду соль. На востоке почти у меня за спиной облака
раскалывались золотыми трещинами.
Я долго его не видела. Небо светлело позади меня и оставалось
индиговым впереди. Но затем солнце пробилось на волю и озарило его, и я
отлично увидела, к чему же я спешу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77