Вокруг меня кипела и
пузырилась вода, а горячий душный воздух сделался черным от копоти. Звуки
вокруг были похожи на рыгание огромного зверя. Я думала о камне, который
служил алтарем Карраказу - этот камень, как и все остальное, поглотила
лава, но сама эта тварь уцелела. Она всегда будет со мной, символ
притаившегося в моей душе зла, напоминание о моем безобразии, лежащем на
мне проклятии и печати смерти.
Когда наступили зелено-лавандовые сумерки и над вулканом дрожало одно
последнее облако, я направила лодку к самому дальнему берегу, но даже там
местность была превращена в груду пепла. Кое-где земля потрескалась,
извергая камни.
Я бы и дальше обходила стороной халупы и хижины, но теперь стало
трудно определить, где они. Все рухнуло, на тропе тлели деревья. Лежал
ничком мертвый ребенок; с неба упали мертвые птицы. Я плакала, неистово
металась во все стороны - лишь бы сбежать от этих свидетельств катастрофы,
но они все время лезли в глаза. Неужели мой грех уже явился? Неужели в
своем неодолимом желании быть свободной я начала выпускать на волю тьму?
Тем временем я двигалась по узкому проулку между разрушенными стенами
каких-то домишек.
Угол, резкий поворот, затем - открытое пространство. Там сгрудилось
человек пятьдесят-шестьдесят, стоящих спиной ко мне, таких же оборванных и
грязных, как и я. Это зрелище потрясло меня. Я остановилась. В волосах у
меня засвистел горячий ветерок.
А потом они начали оборачиваться, поодиночке, группами, чувствуя
меня, как дикий зверь чует опасность или еду. Их холодные покрасневшие
глаза сосредоточились на моем теле, остановились и отвернулись от моего
лица. Я хотела поднять ладони и спрятать лицо, но руки одеревенели, будто
прибитые гвоздями к моим бокам. Где-то в толпе заплакал ребенок. Мужчины
закричали, а женщины зашептались. Их руки двигались так, как не смогли
мои, в каком-то древнем ритуале; для спасения от зла, подумала я. Внезапно
прозвенел новый голос, отчетливый, но слегка надтреснутый.
- Богиня! Та, что из горы!
И всюду вокруг меня, словно по сигналу, все падали на колени, моля
меня о пощаде, жалости, помощи и всем прочем, чего я не могла дать. К их
вою примешивался плач об их грехах и слово "Эвесс". До меня внезапно
дошло, что они говорят на каком-то языке, которого я никогда не слышала, и
все же знала каждый его слог. Слово "Эвесс" означало лик, но не в обычном
смысле. Это был лик идола, который мог быть и прекрасным и уродливым, но
одинаково повергающим их в ужас, и на него никто и никогда не должен был
смотреть. Взглянув на то, что находилось позади них, я увидела, вокруг
чего они столпились у конца открытого пространства: грубо обтесанный
камень, напоминающий женщину в красном платье с белыми глиняными волосами.
На ней была маска, закрывающая "Эвесс", который нельзя видеть, но волосы и
стан не вызывали никаких сомнений. Эти люди были рослыми и крупнокостными,
темнокожими и черноволосыми. Идол изображал не их сородича, но и они и я
сразу узнали его. Это была я.
И так я стояла - лицом к лицу сама с собой, а между нами сгорбились
холмы их тел: мне, которая принесла алую смерть из горы, поклонялись в
страхе, как древней богине из какой-то вдолбленной в их головы легенды.

Я вышла из паралича и оцепенения и повернулась, чтобы уйти.
Они тихо последовали за мной, шепча свои молитвы. Что теперь? Если я
пущусь бежать от них, не побегут ли и они, чтобы не отставать от мена?
Глаза у меня стали странными, и куда бы я ни глядела, всюду, казалось,
видела блеск Ножа Легкой Смерти. Умереть - и пусть себе следуют за мной в
могилу, если хотят. Но я еще прожила слишком мало, чтобы расстаться с
жизнью. Наконец, чувствуя тошноту, усталость и боль, я присела на обломки
какой-то стены. Я вздохнула, и бесчисленные глаза поднялись, задержались
на миг и опустились.
К моим ногам подползла какая-то женщина.
- Пощади нас, тех, кто невольно увидел Эвесс Богини.
- Оставь меня в покое, - огрызнулась я, но слишком слабым голосом,
чтобы она расслышала хоть слово.
Она восприняла это как какое-то проклятье; возможно я даже заговорила
не на их языке, а на своем, сознательно забытом, и все же усвоенном мной в
детские годы, еще до гибели моей расы. Женщина завыла, начала бить себя в
грудь и рвать на себе волосы.
- Прекрати, - приказала я.
Она тупо уставилась на меня с застывшими в воздухе руками.
Мною овладела какая-то черствая истерия и я слабо рассмеялась, сидя
там на обломках и глядя на нее, на всех них.
Они считали меня богиней. Я была для них совершенно непостижимой.
Значит нет надобности ничего объяснять, нужно лишь поступать так, как мне
хочется. Никаких препятствий не возникнет.
Я встала, и все суставы мои, казалось, готовы были треснуть.
Старое длинное невысокое здание, нерухнувшее, с лестницей в несколько
низких ступенек и прямоугольным дверным проемом, ведущим в прохладную
темноту. Там был запах - холодный и одновременно душный, не отталкивающий,
но чуждый. Запах Человеческой Жизни, а также чего-то еще. Догадалась я
достаточно скоро, когда увидела повторенное изображение Той. Это был их
храм, и пахло здесь святостью, страхом и ладаном, смешанными воедино
тревожной верой многих поколений.
Они остановились в нерешительности у подножья лестницы, темные на
фоне бронзово-сиреневого неба. Я подняла руку, обратив в их сороку ладонь.
- Дальше ни шагу, - велела я. - Мое.
Они, кажется, поняли. Я ушла в мрак одна. За алтарем - прикрытая
ширмой дверь: конечное убежище. Там находилась лишь холодная комнатушка.
На полу, как и везде, скопился пепел. В углу лежал тюфяк жреца. Я,
спотыкаясь, добрела до него и улеглась.
Не придут ли они завтра, не посмеют ли оскорбить божество, поняв, что
я не легенда, а нечто куда худшее? Не подползут ли они, пока я сплю, не
проскользнут ли за резную ширму, не всадят ли нож или заостренный в огне
кол мне в левую грудь и сквозь нее в сердце? Если я усну... не придут ли
они тогда?.. Я заснула.
Огромный дворец с золотыми, хрустальными и огненными залами и
огромные лестницы, ведущие вверх и вниз. Подобно миражу в пустыне,
окруженный фантазией садов. Наполовину вспомнившийся мой дом, теперь уже
не высящийся, а сровненный с землей молотом времени распада. То, чего я
лишилась. Лестницы закручивались, подымаясь все выше и выше, и менялись.
Более узкие, теперь уже черные, а не белые, черные колонны и овальный
дверной проем. За ним - тронутая миазмами распада красота, нечто мерцающее
на каменной глыбе, из каменной чаши. Могущество моей расы, источник знания
и зла. Карраказ, выросший словно редкое растение из застоялой порочности
многих поколений дурных и безумных мужчин и женщин. Цветок, созданный ядом
и отравивший своих создателей.
Это было больше воспоминанием, чем сном, но поскольку оно явилось во
сне, оно было туманным и одновременно ярким той яркостью, какой может
обладать только нереальность. Орнамент, мерцание пламени, вылившееся в
пылающий рельеф, и лицо мужчины - отца, брата, какого-то родственника,
которого я не знала - являвшееся в переходах и поворотах дворца.
Просыпаясь, я не смогла его вспомнить - только узкие, высоко посаженные
глаза, словно осколки его темной души, холодно глядящие на меня.
За миг до пробуждения я увидела Нефрит.
Зло напомнило мне в недрах горы об этом зеленом гладком камне, как-то
связанным с моей внутренней сущностью. Я не поняла, только трепетала,
желая вновь овладеть им, протягивая к нему руки, умоляя. Но мои пальцы
поймали пустоту, и я с большим усилием выбросила себя из сна в мир
разрушенной деревни, храма и отчаяния.

Был рассвет и очень тихо. Ночь пришла и ушла без ножа или
заостренного кола. Я подошла к ширме и глянула за нее. В основном
помещении храма не было вообще ничего, кроме голубой пыли. Но в дверном
проеме, на полу у самого порога я обнаружила глазурованную глиняную чашу с
молоком, фрукты и сыр на блюде. Рядом лежал сложенный кусок ткани,
темно-красной, как старая кровь.
Я не хотела прикасаться к этой одежде, хотя и не знала почему, но все
же нагнулась, подняла ее и увидела в своих руках тунику, а под ней на полу
оказалась раскрашенная и покрытая эмалью маска. На меня глянуло пустыми
глазницами белое лицо. Прорези окружала густая черная кайма, а рот горел
алым. Изогнутые открытые ноздри были выкрашены по краям золотом, а по
обеим сторонам, там где были бы уши, если б маска была лицом, свисали
гроздья золотых капель.
Итак, их богиня должна прикрыть свой смертельный лик, столь ужасный
на вид Эвесс.
Я унесла все эти вещи в жилище жреца и начала есть. До этого мига я
не ощущала голода. Думаю, я могла бы прожить без еды неопределенно долго,
поддерживаемая тем же странным процессом, который сохранял меня в живых в
горе. Эта первая трапеза была до странности неприятной: после нее в животе
и груди будто поселились демоны и секли меня докрасна раскаленным железом.
Я легла, мучаясь болью, и услышала, как снаружи запело множество
голосов. Пение все продолжалось и продолжалось. Они призывали свою богиню,
в то время как та корчилась в жилище жреца, а потом притихла в ленивом
последе боли. В конце концов я встала, и не задумываясь правильно ли это,
сбросила свои одежды и надела оставленную ими для меня тунику, а потом и
маску, которая держалась на лице благодаря крючкам за ушами.
Я медленно вышла и посмотрела на них.
Море людей, сгорбившихся как и раньше. На самой нижней ступеньке
дымилась на жаровне чаша с ладаном. Их ужасные, почти нечеловеческие лица
поднялись и вперились в мое, теперь свободное для их взглядов.
- Богиня!
- Богиня! Богиня!
Я почувствовала их требование прежде, чем они высказали его.
Почувствовала на своей душе их цепкие пальцы.
Затем по лестнице медленно поднялась женщина с узлом на руках и
протянула его мне.
- Возьми его. О Великая, будь милостива - спаси его.
Поверх ее головы я увидела тень вулкана, красное блюдо облака все еще
пульсировало там, словно огненная рана в небе.
Младенец был почти мертвым, с посиневшим личиком, он слабо и
болезненно отрыгивал, пытаясь заплакать. Повсюду вокруг вытянулась и зияла
руинами разрушенная деревня. Неподалеку от озера виднелось отдаленное
облако дыма. Должно быть, там сжигали тела.
Она плача сунула мне ребенка.
Я ничего не почувствовала.
- Спаси его, - прошептала она. - Моего сына.
В гневе моя рука поднялась, чтобы оттолкнуть ее. Моя ладонь
скользнула по ребенку, и того сразу вырвало черной рвотой, пеплом из
вулкана - и личико его порозовело, глаза раскрылись, он завопил и завыл,
но не слабым предсмертным всхлипом, а буйным и яростным воплем перед лицом
новой жизни.
Женщина охнула и чуть не упала. Из глаз ее брызнули слезы. Подбежал
мужчина и обнял их обоих. Их уста пели мне молитвы, но душа и помыслы были
прикованы к ребенку в желании увидеть, коснуться, почувствовать, что он
жив.
И тогда все хлынули ко мне словно прилив, умоляя исцелить их от
болезней, от мучений. Казалось, сотни мужчин и женщин подступили вплотную
ко мне. От них пахло землей, дымом, потом и страхом. Я прикасалась к ним,
не чувствуя ничего, никакой исходящей от меня силы, никакого вдохновенного
экстаза, никакого удовлетворения от моих действий, приносивших столько
радости. Привели слепого, который протянул мои пальцы к своим глазам - и
прозрел. Привели девушку, исходившую криком от боли в боку, и когда моя
рука легла на ее бок, она успокоилась и расцвела от облегчения.
Наконец поток страждущих иссяк. Я сделала знак ладонью, выставленной
вперед - мое собственное требование уединения - и они попятились,
продолжая петь. Я отправилась в жилище жреца и закрыла дверь ширмой; здесь
я пронзительно кричала и колотила кулаками о каменные стены до тех пор,
пока не разбила их в кровь и не переломала все ногти. Какой похожей на
тюрьму казалась мне эта комната, но я не понимала почему.

3
Три дня я лежала в комнате, не прикасаясь к оставленной ими у двери
храма еде, часто погружаясь в сон, иногда видя сны, с глазами как большие
белые самоцветы за маской, которую я никогда не должна снимать с лица пока
не сожму в пальцах прохладный Нефрит.
На четвертый день снаружи раздалось гудение - словно собрался рой
пчел. Я вышла тогда и обнаружила запрудившую улицу огромную толпу чужаков.
При моем появлении толпа уплотнилась настолько, что превратилась вскоре в
одно единое существо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77