Переговаривались гости негромко. Доносились лишь обрывки непонятных слов.
— Что ж, начинайте, — разрешил Свенельд. Воины расступились, образовав круг саженей в пять шириною. Етон, намахавшись, видать, уже мечом, и помня о неудачном для него исходе ночного происшествия, решил теперь подождать, пока мякша нападет первым. А Мирко тоже не стал слишком торопиться: вынул нож да и стал посолонь обходить Етона. А тот, не понимая, что удумал мякша, сам того не замечая, глупо топтался посреди круга. А Мирко и не думал пока ничего, просто хотел выставить противника на посмешище. Воины быстро уразумели, какая идет игра, и втихую посмеивались. Один из молодых не выдержал наконец и крикнул громко:
— Етон! А ты дождись, покуда он ходить устанет да свалится, а после уж и бей, чтоб наверняка! К завтрашнему вечеру и управишься!
Раздался хохот воинов, тут же пресеченный строгим взглядом воеводы. Однако ни Етон, ни Мирко взгляда этого уже не приметили, потому как Етон, вконец озлившись, не выдержал и, взмахнув мечом, бросился на мякшу, сам не сознавая, куда и как хочет нанести удар. Того Мирко и надо было. Он одним шагом в сторону ушел от его взмаха и тут же ударил резко стопой по колену ноги, на которую опирался противник. Тот всплеснул руками и, потеряв опору, тяжело плюхнулся на землю. Меч выскользнул из его руки и, проелозив сажени две, остановился. Дотянуться до него Етон уже при всем желании не мог. К тому же он, видно, сильно ударился животом и челюстью. К чести его, он тотчас попытался перекатиться вправо и вскочить, но не тут-то было: Мирко уже придавил коленом его спину — как раз посредине, да так, что Етон остался лежать распластанным на земле, не имея возможности дернуться ни вправо, ни влево. А короткий, но острый нож мякши уже упирался в тонкую — Етон только сейчас почувствовал, сколь она тонка и нежна — кожу шеи. Спутники его рванулись было защитить хозяина, да Свенельдовы люди их остановили. Послышались одобрительные возгласы гостей-купцов на чужом, резком, как карканье вороны, языке.
Мирко, однако, не спешил убивать. Противник вызывал у него брезгливость — незнакомое доселе чувство, но был еще и расчет: убьешь — воевода не похвалит, если не хуже, а не убьешь — от Етона потом хорошего не жди: ужом вывернется, выскользнет, да гадюкой и обернется. Продолжая удерживать мужика на земле с ножом у шеи, Мирко вопросительно поглядел на Свенельда. Воевода смотрел угрюмо: исход дела не понравился ему как раз тем, что мякша не порешил Етона сразу.
— Видно, что не воин, — зло сказал Свенельд. — Чего ждешь? Повалил, так добивай уж.
— А отпустишь меня, коли я его добью? — несколько сдавленно спросил Мирко — Етон был все же здоров и силен, и держать его под собой, даже умеючи, было непросто. Последнего вопроса задавать явно не следовало.
Свенельд и вовсе помрачнел, лицо его стало каменным:
— И убьешь — не отпущу, и не убьешь — несдобровать тебе. Ладно: его, — воевода указал на распростертого Етона, — пусти, будет место свое знать. И нож брось: под замком посидишь, там решим, что с тобой делать. Ведите его, — наказал он воинам. — Да глаз не спускайте. Знаю я этих мякшей.
К Мирко приблизился самый старый из воинов — в бороде его уже проглядывала седина, а клок волос, который и Свенельд, и все люди его оставляли на темени, зачесывая налево, стал совсем пегий. В глазах его не было ни злости, ни измывательства, ни торжества, но и сочувствия тоже ни капли.
— Вставай, — проговорил он мякше, еще сильнее, чем Свенельд, цыркая на согласных. — Нож здесь оставь. Не бойся, до поры не тронем. Собаку твою я около избы, где тебя запрут, привяжу. Меня пес не тронет. Пошли.
Свенельд стоял и молча наблюдал. Мирко ничего не оставалось, как подняться, озираясь волком, и идти туда, куда повели: вправо от средней улицы, к крепко построенному темному и давно не пользуемому овину. Обернувшись напоследок, он увидел, как тяжело, мед ленно поднимается на ноги Етон, как, даже не взглянув на него, развернулся и пошел к кораблю Свенельд, как рвался с привязи и скорбно выл Пори, как грустно, чуть не плача, глядел вслед Белый. Еще он успел заметить, что немцы сбились в кружок и о чем-то по-своему неторопливо толковали. Потом Мирко подтолкнули мечом в спину — не старший, воин помоложе, — чтобы поторапливался. По пути им встретилась молодая еще женщина с исцарапанным ногтями в кровь лицом. Ее вели под руки две другие, пожилые уже. Лицо молодки было пепельно-серым, глаза потухшими и заплаканными, черты заострились — она будто маску надела, ровно на масленицу, да только не развеселую, а будто смертную, нечеловеческую вовсе. Обратив взгляд свой на Мирко, она мгновение смотрела, не понимая, потом указала на него рукой, глаза ее зажглись дико, и она упала без сил. Провожатые едва успели подхватить ее под руки.
— То жена Алвада, которого ты поутру убил, — безучастно пояснил старший. — Хорошая женщина.
Мирко проводил взглядом женщин, а потом молвил тихо:
— Может, и добра, да муж лиходей.
— Может, и так, — отвечал старший. — Только об этом с воеводой разговаривать будешь.
Подошли к сараю, отперли дверь. Внутри было сухо, только пахло затхлостью — сарай, видно, долго не открывали. На пол была брошена солома, тоже, видать, прошлогодняя.
— Посиди пока, — велел старший. — Сейчас пса твоего приведу, а потом соломы посвежее принесем и воды. Драться не вздумай. А так, может, еще живым выйдешь. Свенельд мякшей давно не жалует.
— А я и не думаю, — отвечал Мирко, усаживаясь на солому, ему даже рук не связали: воевода не наказал.
— Вот и ладно, — отвечал мужик.
Дверь за воинами захлопнулась, лязгнул засов. Мирко оказался один в темноте, только сквозь щелки в двери сочилось каплями тусклое солнце.
На всякий случай он осмотрел сарай, даже доски на прочность попробовал. Но делать было нечего: сарай, хоть и старый, был еще достаточно крепок, чтобы не развалиться от одного тычка, Земля здесь, конечно, была мягкая, но Мирко плохо представлял себе, как стоит сарай к другим постройкам, да и без лопаты или хотя бы ножа рытье могло занять немало времени. Ясно было, что просто так держать здесь его Свенельд не будет: или убьет, или поспешит отправить куда подальше. Понятия о том, что из мякши получится вовсе негодный раб, у воеводы, должно быть, хватало, а кормить пленника задарма толку не было.
Снаружи было тихо — никаких посторонних звуков, кроме обычных скрипов, шелестов, невнятных голосов издали и собачьего лая. Через некоторое время послышался шорох шагов.
— Эй, мякша. — Это был старший. — Пса твоего я здесь привяжу, у дверей. К тебе не пущу. — Лязгнул замок, дверь отворилась, Мирко услышал, как Пори взвизгивает и рвется к хозяину, как ремень, которым привязали пса, дергается, натягиваясь. Старший вошел, внес кожаное ведерко, наполненное светлой водой. — И вот еще. — Он вынул из-за пазухи ломоть хлеба и завернутое в тряпку сало.
— Благодарствуй. — Мирко поклонился воину как старшему, сохраняя достоинство свободного человека.
— Драться ты горазд, — без всякого, казалось, чувства ответил Свенельдов человек, глянув на Мирко светлыми, выцветшими глазами. — Сиди покуда смирно. Думаю, у Свенельда до тебя дела нет. Так что скоро восвояси пойдешь. Сиди пока. Сена сейчас принесут.
Старший без всякой опаски повернулся к Мирко спиной, вышел, заперев двери.
Вскоре пришел дружинник помоложе, принес огромную охапку свежего, еще пахнущего прибрежным лугом сена. Не сказав ни слова, он на миг задержался у порога и оценивающе поглядел на мякшу.
«Чего это они зыркают?» — подумал Мирко. Делать, однако, было нечего — оставалось ждать. Пори за стенкой после ласковых слов хозяина унялся и, видимо, лежал близ дверей, подремывая — сторожил его отдых. День медленно полз к полудню, но жарче не становилось. Должно быть, свежестью тянуло от великой реки. Мирко уж не клял себя за опрометчивость — как ни поверни, а выходило так, что все, что бы он ни делал, должно было случиться. Могло, наверное, сложиться иначе, но тогда надо было бы возвращаться к приюту Реклознатца и выбирать на Вольные Поля иную дорогу. Но ведь именно эту он выбрал сам, даже с колдуном советовался, так что никакого другого пути не виделось. Так, за размышлениями, Мирко не заметил, как задремал. Ему пригрезились только что виденные чужеземцы, говорившие на незнакомом языке. Будто бы он идет куда-то с ними по лесу, по какому-то важному делу, и спутники его подбадривают, по-своему сдержанно и грубовато, а потом постепенно начинают кто — уклоняться в сторону, кто — отставать, и в конце Мирко оказывается на полянке рядом с высоким, немолодым уже ратником. У того узкое, худое, в морщинах лицо с впалыми щеками и четкими линиями от носа к губам, желтая прямая борода и такие же волосы, выбивающиеся из-под остроконечного шлема. Немец жестом останавливает Мирко, берет его за руку и вкладывает в ладонь что-то прохладное и стеклянное на ощупь, а сам кивает, оборачивается и мигом, будто не было, скрывается в лесу. Мирко разжимает кулак: на ладони лежит крупный бледно-фиалковый камень-самоцвет. Он опять сжимает пальцы и не спеша направляется в противоположную сторону, тоже к лесу, будто знает, зачем и куда идет…
Очнуться Мирко заставил злобный лай Пори — некто, бряцая оружием на поясе, шел к сараю. По походке Мирко уже стал узнавать старшего.
— Недолго тебе ждать пришлось, — проговорил тот, отпирая дверь. — Со мной пойдем. Пса здесь оставим до поры.
Не спрашивая, куда его ведут, Мирко подчинился. С равным успехом это могла быть дорога как на казнь, так и на свободу. Старший мог и сам этого не знать.
Шли не главной улицей — задворками, между изгородями и огородами, и Мирко видел только дворы, где сейчас было пусто, — все ушли работать. Только в некоторых женщины были заняты кормом птицы. Хотя нарочно, казалось бы, никто не обращал на него внимания, тем не менее Мирко ловил или чувствовал внимательный взгляд: должно быть, слава о нем по селу уже разошлась. И ничего хорошего это не предвещало.
Наконец вышли к берегу Хойры и направились к пристани. Там уже мелькали другие дружинники, виднелась могучая фигура Свенельда, был и кое-какой деревенский люд. Посреди площади явно что-то лежало, вокруг чего все и столпились.
— На холме, с той стороны, откуда ты пришел, нашли мертвое тело. Говорят, Асмунд, — скупо обронил старший, шедший позади Мирко. — Рана жестокая. Видно, что не твоим мечом, — продолжил он. — А ты скажи, что твоим.
Дружинник снова замолчал, давая понять, что ответ Мирко его мало занимает. Поднялись к площади.
— Ага, пришел. — Свенельд мигом приметил, что виновника привели. — Рядиться после будем, — без обиняков начал он. — А сейчас скажешь мне все как есть. Можешь и врать — мне дела мало. Только ври складно. Сюда подведите его.
Удивленный таким беззастенчивым напутствием, Мирко, все так же сопровождаемый старшим, шагнул к середине круга. Из сельских мякша приметил только Прастена, комкающего в руках шапку, да пожилого уже, но и здорового бородатого мужика, одетого получше прочих — в ладно скроенный мятель и кожаные сапоги. Надо думать, что был это не кто иной, как староста: глубоко посаженные глаза глядели колюче и недоверчиво из-под сросшихся черных бровей. И еще одного приметил Мирко — по одежде и вышивке на рубахе: хиитола, белобрысый, сероглазый, в летах, сходных с Юккой Виипуненом. По осанке и манере Мирко опознал рыбака. «Не тот ли самый Ари Латикайнен?» — подумал он.
Долго разглядывать ему, правда, не дали. Посреди площади лежала куча рогож. Свенельд жестом приказал отбросить верхние. Под ними было то, о чем Мирко уже предупредили, а именно разваленное пополам колдовским клинком тело разбойника. Одежду и доспех испачкала земля, но, поскольку было в ней много песка, очистить останки оказалось просто.
— Прастен сказал, будто ты с той стороны явился, где холм межевой, — начал Свенельд, расхаживая туда-сюда возле рогож, нимало не смущаясь видом мертвеца. — Этот, — он носком сапога указал на убитого, — не далее чем вчера вечером еще теплый был. Как были у тебя три коня, то следы их найти не великий труд был. Встретились вы на том холме?
— Встретились, — четко отвечал Мирко.
Было ясно, что Свенельд что-то затевает и при этом использует Мирко, но что эта затея обещает ему самому, мякша пока догадаться не мог.
— Твоих рук дело? — вопросил Свенельд даже как-то с насмешкой: видел, что пришельцу не по силам такой удар.
— Моих, — неожиданно уверенно ответствовал Мирко. — «А кто, как не я, заставил его за мной пуститься?» — мелькнула у него мысль.
— Где сеча была? — продолжал осведомляться Свенельд, все так же расхаживая перед собранием.
— На холме, вестимо, — пожал плечами Мирко. — У камня межевого.
— С восходной стороны от камня или с закатной? — продолжал выспрашивать воевода.
— С восходной, — Мирко кивнул, вроде как сам себе в подтвержджение.
— Ладно, — осклабился Свенельд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Что ж, начинайте, — разрешил Свенельд. Воины расступились, образовав круг саженей в пять шириною. Етон, намахавшись, видать, уже мечом, и помня о неудачном для него исходе ночного происшествия, решил теперь подождать, пока мякша нападет первым. А Мирко тоже не стал слишком торопиться: вынул нож да и стал посолонь обходить Етона. А тот, не понимая, что удумал мякша, сам того не замечая, глупо топтался посреди круга. А Мирко и не думал пока ничего, просто хотел выставить противника на посмешище. Воины быстро уразумели, какая идет игра, и втихую посмеивались. Один из молодых не выдержал наконец и крикнул громко:
— Етон! А ты дождись, покуда он ходить устанет да свалится, а после уж и бей, чтоб наверняка! К завтрашнему вечеру и управишься!
Раздался хохот воинов, тут же пресеченный строгим взглядом воеводы. Однако ни Етон, ни Мирко взгляда этого уже не приметили, потому как Етон, вконец озлившись, не выдержал и, взмахнув мечом, бросился на мякшу, сам не сознавая, куда и как хочет нанести удар. Того Мирко и надо было. Он одним шагом в сторону ушел от его взмаха и тут же ударил резко стопой по колену ноги, на которую опирался противник. Тот всплеснул руками и, потеряв опору, тяжело плюхнулся на землю. Меч выскользнул из его руки и, проелозив сажени две, остановился. Дотянуться до него Етон уже при всем желании не мог. К тому же он, видно, сильно ударился животом и челюстью. К чести его, он тотчас попытался перекатиться вправо и вскочить, но не тут-то было: Мирко уже придавил коленом его спину — как раз посредине, да так, что Етон остался лежать распластанным на земле, не имея возможности дернуться ни вправо, ни влево. А короткий, но острый нож мякши уже упирался в тонкую — Етон только сейчас почувствовал, сколь она тонка и нежна — кожу шеи. Спутники его рванулись было защитить хозяина, да Свенельдовы люди их остановили. Послышались одобрительные возгласы гостей-купцов на чужом, резком, как карканье вороны, языке.
Мирко, однако, не спешил убивать. Противник вызывал у него брезгливость — незнакомое доселе чувство, но был еще и расчет: убьешь — воевода не похвалит, если не хуже, а не убьешь — от Етона потом хорошего не жди: ужом вывернется, выскользнет, да гадюкой и обернется. Продолжая удерживать мужика на земле с ножом у шеи, Мирко вопросительно поглядел на Свенельда. Воевода смотрел угрюмо: исход дела не понравился ему как раз тем, что мякша не порешил Етона сразу.
— Видно, что не воин, — зло сказал Свенельд. — Чего ждешь? Повалил, так добивай уж.
— А отпустишь меня, коли я его добью? — несколько сдавленно спросил Мирко — Етон был все же здоров и силен, и держать его под собой, даже умеючи, было непросто. Последнего вопроса задавать явно не следовало.
Свенельд и вовсе помрачнел, лицо его стало каменным:
— И убьешь — не отпущу, и не убьешь — несдобровать тебе. Ладно: его, — воевода указал на распростертого Етона, — пусти, будет место свое знать. И нож брось: под замком посидишь, там решим, что с тобой делать. Ведите его, — наказал он воинам. — Да глаз не спускайте. Знаю я этих мякшей.
К Мирко приблизился самый старый из воинов — в бороде его уже проглядывала седина, а клок волос, который и Свенельд, и все люди его оставляли на темени, зачесывая налево, стал совсем пегий. В глазах его не было ни злости, ни измывательства, ни торжества, но и сочувствия тоже ни капли.
— Вставай, — проговорил он мякше, еще сильнее, чем Свенельд, цыркая на согласных. — Нож здесь оставь. Не бойся, до поры не тронем. Собаку твою я около избы, где тебя запрут, привяжу. Меня пес не тронет. Пошли.
Свенельд стоял и молча наблюдал. Мирко ничего не оставалось, как подняться, озираясь волком, и идти туда, куда повели: вправо от средней улицы, к крепко построенному темному и давно не пользуемому овину. Обернувшись напоследок, он увидел, как тяжело, мед ленно поднимается на ноги Етон, как, даже не взглянув на него, развернулся и пошел к кораблю Свенельд, как рвался с привязи и скорбно выл Пори, как грустно, чуть не плача, глядел вслед Белый. Еще он успел заметить, что немцы сбились в кружок и о чем-то по-своему неторопливо толковали. Потом Мирко подтолкнули мечом в спину — не старший, воин помоложе, — чтобы поторапливался. По пути им встретилась молодая еще женщина с исцарапанным ногтями в кровь лицом. Ее вели под руки две другие, пожилые уже. Лицо молодки было пепельно-серым, глаза потухшими и заплаканными, черты заострились — она будто маску надела, ровно на масленицу, да только не развеселую, а будто смертную, нечеловеческую вовсе. Обратив взгляд свой на Мирко, она мгновение смотрела, не понимая, потом указала на него рукой, глаза ее зажглись дико, и она упала без сил. Провожатые едва успели подхватить ее под руки.
— То жена Алвада, которого ты поутру убил, — безучастно пояснил старший. — Хорошая женщина.
Мирко проводил взглядом женщин, а потом молвил тихо:
— Может, и добра, да муж лиходей.
— Может, и так, — отвечал старший. — Только об этом с воеводой разговаривать будешь.
Подошли к сараю, отперли дверь. Внутри было сухо, только пахло затхлостью — сарай, видно, долго не открывали. На пол была брошена солома, тоже, видать, прошлогодняя.
— Посиди пока, — велел старший. — Сейчас пса твоего приведу, а потом соломы посвежее принесем и воды. Драться не вздумай. А так, может, еще живым выйдешь. Свенельд мякшей давно не жалует.
— А я и не думаю, — отвечал Мирко, усаживаясь на солому, ему даже рук не связали: воевода не наказал.
— Вот и ладно, — отвечал мужик.
Дверь за воинами захлопнулась, лязгнул засов. Мирко оказался один в темноте, только сквозь щелки в двери сочилось каплями тусклое солнце.
На всякий случай он осмотрел сарай, даже доски на прочность попробовал. Но делать было нечего: сарай, хоть и старый, был еще достаточно крепок, чтобы не развалиться от одного тычка, Земля здесь, конечно, была мягкая, но Мирко плохо представлял себе, как стоит сарай к другим постройкам, да и без лопаты или хотя бы ножа рытье могло занять немало времени. Ясно было, что просто так держать здесь его Свенельд не будет: или убьет, или поспешит отправить куда подальше. Понятия о том, что из мякши получится вовсе негодный раб, у воеводы, должно быть, хватало, а кормить пленника задарма толку не было.
Снаружи было тихо — никаких посторонних звуков, кроме обычных скрипов, шелестов, невнятных голосов издали и собачьего лая. Через некоторое время послышался шорох шагов.
— Эй, мякша. — Это был старший. — Пса твоего я здесь привяжу, у дверей. К тебе не пущу. — Лязгнул замок, дверь отворилась, Мирко услышал, как Пори взвизгивает и рвется к хозяину, как ремень, которым привязали пса, дергается, натягиваясь. Старший вошел, внес кожаное ведерко, наполненное светлой водой. — И вот еще. — Он вынул из-за пазухи ломоть хлеба и завернутое в тряпку сало.
— Благодарствуй. — Мирко поклонился воину как старшему, сохраняя достоинство свободного человека.
— Драться ты горазд, — без всякого, казалось, чувства ответил Свенельдов человек, глянув на Мирко светлыми, выцветшими глазами. — Сиди покуда смирно. Думаю, у Свенельда до тебя дела нет. Так что скоро восвояси пойдешь. Сиди пока. Сена сейчас принесут.
Старший без всякой опаски повернулся к Мирко спиной, вышел, заперев двери.
Вскоре пришел дружинник помоложе, принес огромную охапку свежего, еще пахнущего прибрежным лугом сена. Не сказав ни слова, он на миг задержался у порога и оценивающе поглядел на мякшу.
«Чего это они зыркают?» — подумал Мирко. Делать, однако, было нечего — оставалось ждать. Пори за стенкой после ласковых слов хозяина унялся и, видимо, лежал близ дверей, подремывая — сторожил его отдых. День медленно полз к полудню, но жарче не становилось. Должно быть, свежестью тянуло от великой реки. Мирко уж не клял себя за опрометчивость — как ни поверни, а выходило так, что все, что бы он ни делал, должно было случиться. Могло, наверное, сложиться иначе, но тогда надо было бы возвращаться к приюту Реклознатца и выбирать на Вольные Поля иную дорогу. Но ведь именно эту он выбрал сам, даже с колдуном советовался, так что никакого другого пути не виделось. Так, за размышлениями, Мирко не заметил, как задремал. Ему пригрезились только что виденные чужеземцы, говорившие на незнакомом языке. Будто бы он идет куда-то с ними по лесу, по какому-то важному делу, и спутники его подбадривают, по-своему сдержанно и грубовато, а потом постепенно начинают кто — уклоняться в сторону, кто — отставать, и в конце Мирко оказывается на полянке рядом с высоким, немолодым уже ратником. У того узкое, худое, в морщинах лицо с впалыми щеками и четкими линиями от носа к губам, желтая прямая борода и такие же волосы, выбивающиеся из-под остроконечного шлема. Немец жестом останавливает Мирко, берет его за руку и вкладывает в ладонь что-то прохладное и стеклянное на ощупь, а сам кивает, оборачивается и мигом, будто не было, скрывается в лесу. Мирко разжимает кулак: на ладони лежит крупный бледно-фиалковый камень-самоцвет. Он опять сжимает пальцы и не спеша направляется в противоположную сторону, тоже к лесу, будто знает, зачем и куда идет…
Очнуться Мирко заставил злобный лай Пори — некто, бряцая оружием на поясе, шел к сараю. По походке Мирко уже стал узнавать старшего.
— Недолго тебе ждать пришлось, — проговорил тот, отпирая дверь. — Со мной пойдем. Пса здесь оставим до поры.
Не спрашивая, куда его ведут, Мирко подчинился. С равным успехом это могла быть дорога как на казнь, так и на свободу. Старший мог и сам этого не знать.
Шли не главной улицей — задворками, между изгородями и огородами, и Мирко видел только дворы, где сейчас было пусто, — все ушли работать. Только в некоторых женщины были заняты кормом птицы. Хотя нарочно, казалось бы, никто не обращал на него внимания, тем не менее Мирко ловил или чувствовал внимательный взгляд: должно быть, слава о нем по селу уже разошлась. И ничего хорошего это не предвещало.
Наконец вышли к берегу Хойры и направились к пристани. Там уже мелькали другие дружинники, виднелась могучая фигура Свенельда, был и кое-какой деревенский люд. Посреди площади явно что-то лежало, вокруг чего все и столпились.
— На холме, с той стороны, откуда ты пришел, нашли мертвое тело. Говорят, Асмунд, — скупо обронил старший, шедший позади Мирко. — Рана жестокая. Видно, что не твоим мечом, — продолжил он. — А ты скажи, что твоим.
Дружинник снова замолчал, давая понять, что ответ Мирко его мало занимает. Поднялись к площади.
— Ага, пришел. — Свенельд мигом приметил, что виновника привели. — Рядиться после будем, — без обиняков начал он. — А сейчас скажешь мне все как есть. Можешь и врать — мне дела мало. Только ври складно. Сюда подведите его.
Удивленный таким беззастенчивым напутствием, Мирко, все так же сопровождаемый старшим, шагнул к середине круга. Из сельских мякша приметил только Прастена, комкающего в руках шапку, да пожилого уже, но и здорового бородатого мужика, одетого получше прочих — в ладно скроенный мятель и кожаные сапоги. Надо думать, что был это не кто иной, как староста: глубоко посаженные глаза глядели колюче и недоверчиво из-под сросшихся черных бровей. И еще одного приметил Мирко — по одежде и вышивке на рубахе: хиитола, белобрысый, сероглазый, в летах, сходных с Юккой Виипуненом. По осанке и манере Мирко опознал рыбака. «Не тот ли самый Ари Латикайнен?» — подумал он.
Долго разглядывать ему, правда, не дали. Посреди площади лежала куча рогож. Свенельд жестом приказал отбросить верхние. Под ними было то, о чем Мирко уже предупредили, а именно разваленное пополам колдовским клинком тело разбойника. Одежду и доспех испачкала земля, но, поскольку было в ней много песка, очистить останки оказалось просто.
— Прастен сказал, будто ты с той стороны явился, где холм межевой, — начал Свенельд, расхаживая туда-сюда возле рогож, нимало не смущаясь видом мертвеца. — Этот, — он носком сапога указал на убитого, — не далее чем вчера вечером еще теплый был. Как были у тебя три коня, то следы их найти не великий труд был. Встретились вы на том холме?
— Встретились, — четко отвечал Мирко.
Было ясно, что Свенельд что-то затевает и при этом использует Мирко, но что эта затея обещает ему самому, мякша пока догадаться не мог.
— Твоих рук дело? — вопросил Свенельд даже как-то с насмешкой: видел, что пришельцу не по силам такой удар.
— Моих, — неожиданно уверенно ответствовал Мирко. — «А кто, как не я, заставил его за мной пуститься?» — мелькнула у него мысль.
— Где сеча была? — продолжал осведомляться Свенельд, все так же расхаживая перед собранием.
— На холме, вестимо, — пожал плечами Мирко. — У камня межевого.
— С восходной стороны от камня или с закатной? — продолжал выспрашивать воевода.
— С восходной, — Мирко кивнул, вроде как сам себе в подтвержджение.
— Ладно, — осклабился Свенельд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69