Паника охватила Тессу, но в следующую секунду она вспомнила.
Она уже была здесь однажды — одно краткое мгновение, когда переселялась из своего мира в мир Короны с шипами. Она очутилась в расщелине между временем и пространством. В расщелине, через которую эфемеры попадают в мир и покидают его, в том месте, откуда, по словам Аввакуса, начался Распад.
Другие миры, вселенные, времена, жизни, другие эфемеры проходили перед ней как капли дождевой воды, скатывающиеся по оконному стеклу. В одной такой капле Тесса узнала свой собственный мир. Боль, страдание, радость, любовь, ненависть — все человеческие чувства были здесь. И все они отдавали Тессе свою силу — она, точно маленькая речушка, вливалась в огромный поток.
Но тайна этого места, его совершенная пустота была недоступна человеческому разуму. Тесса не могла и не хотела постичь ее. Как и прочие эфемеры, она лишь пролетала мимо, устремляясь к своей собственной цели.
Кольцо вело ее дальше по темной дороге.
Она вернулась в пещеру, к узору и к тени себя самой. У нее снова болели руки, болела спина и воспалившиеся от испарений химических красителей глаза. Высоко над ней Кэмрон и Райвис сражались бок о бок, защищая свои и ее жизни. Тесса слышала их прерывистое дыхание, видела их залитые кровью и потом лица, испытывала все, что испытывали они. И, как ни странно, среди всего этого ужаса они переживали мгновения настоящего счастья.
Воспоминания одолевали Райвиса, Кэмрон преодолевал сомнения. Они защищали друг друга, как братья, каждый беспокоился, не ослабел ли, не ранен ли другой. Тесса чувствовала, как возникает между ними что-то очень важное, скрепленное пролитой кровью, вместе пережитой опасностью, взаимным доверием, по которому оба так изголодались.
У Тессы защипало глаза, и что-то влажное скатилось по щеке. Но она не стала вытирать лицо — ведь это наверняка опять лишь призрак ощущения.
А когда Тесса вернулась в свое тело, Райвис посмотрел на нее сквозь разделявшее их пространство. Он знал, что она с ним, наверху. Какую-то долю секунды, а может, и меньше они были вместе. Ничего не было сказано, никаких сообщений не было передано. Тесса просто снова взялась за кисть. Но она ощутила, что в связи между ними, Райвисом, Кэмроном и ею, заключена какая-то сила. И только черпая из этого источника, она сможет завершить узор.
* * *
Райвис почувствовал, что Тесса покинула его. Промелькнула и исчезла. Он не мог решить, взяла ли она что-нибудь у него или, наоборот, дала. Но он ощутил ее появление как благую весть. Тесса жива, с ней все в порядке, ей ничего не грозит.
— Эй! Не хочешь ли ты помочь мне волочить эту штуковину? — Кэмрон поставил ногу на гранитную плиту, которую они пытались сдвинуть с места. — Интересно, кто на сей раз глазеет по сторонам?
Райвис поднял руки, признавая свою вину. По правде говоря, почувствовав присутствие Тессы, он вообще перестал соображать, где находится и что делает. Между тем внизу, у подножия лестницы толпилось по крайней мере двенадцать монстров. Они лезли на баррикаду, которую они с Кэмроном соорудили несколько минут назад из сундуков, книжных полок, каменных статуй и дверных створок. Чудовища преодолевали этот барьер с такой легкостью, точно перед ними была всего лишь куча гнилых деревяшек.
Райвису и Кэмрону пока что удавалось удерживаться на галерее второго этажа главной башни. Рубашка Кэмрона стала черной от пота, а волосы слиплись от крови. Райвис мельком взглянул на него — убедился, что ни одно из кровавых пятен на одежде товарища не стало больше, и удовлетворенно кивнул. Вместе они налегли на каменную глыбу и подтащили ее к лестнице.
Эту плиту, по весу не уступающую самому большому мельничному жернову, они нашли у главного окна галереи. Она служила то ли подоконником, то ли наблюдательным пунктом. Конечно, если бы пол не был скользким от крови, им не удалось бы доволочить каменную громаду до лестницы.
Там они остановились и стали ждать, пока самое ретивое из чудовищ прорвется через баррикаду. Вскоре один из монстров, раскидав кучу стульев и сундуков, с торжествующим ревом ринулся вверх по лестнице. За ним устремились остальные.
Райвис и Кэмрон не двигались. По молчаливому соглашению они дождались, пока ступени затрещат под тяжелым шагами, и только тогда сбросили на врагов гранитную плиту. Она ударила первого монстра в грудь, сшибла с ног и потащила за собой сначала его, а потом и идущих следом. Со страшным треском, как огромные деревья, ломались кости и черепа чудовищ.
Кэмрон повернулся к Райвису, протянул руку.
— Восемь долой, — торжественно провозгласил он, — осталось примерно три дюжины.
Райвис усмехнулся и пожал протянутую руку Кэмрона:
— Пошли искать остальных.
— Райвис, — остановил его Кэмрон, — ты тоже чувствуешь что-то такое?
— Что именно?
Кэмрон пожал плечами:
— Сам не знаю. Как будто мы делаем что-то очень важное.
Райвис был с ним согласен. Сражаясь здесь, бок о бок, они не просто выигрывали необходимое Тессе время. Они давали ей силы. Но Райвис не был красноречив и не умел выражать свои чувства словами и поэтому просто буркнул:
— Надо драться — больше я ничего не знаю и не чувствую.
Кэмрон не стал спорить, хотя оба знали, что все происходящее имеет и другой, несравненно более глубокий смысл.
— Что ж, пошли драться. — Кэмрон посмотрел вниз. Некоторые из чудовищ уже почти оправились и, несмотря на переломанные кости, готовы были продолжать схватку. — А ведь это далеко не все. На башне еще полно этих тварей. Они прорвались с тыла.
Вместе они прошли через главный зал башни. С каждым шагом шум битвы становился все громче. Это был не лязг металла, не звон скрещивающихся клинков. Они слышали пронзительные крики, прерывистое дыхание, звуки ударов. Из-под двери вытекал ручеек крови.
Райвис положил руку на рукоятку меча. Он знал, что за дверью ждет их нечто ужасное, но испытывал не страх, а радостное возбуждение. Это напоминало ему бои за отцовское поместье. На них нападали со всех сторон, и они никогда не знали, с чем придется столкнуться в следующий раз. А рядом с ним был человек, которому он доверял.
От удара задребезжали окна, затряслись стены. Что-то шлепнулось и разбилось о стену. Кэмрон разбежался, готовясь вышибить дверь.
Райвис положил руку ему на плечо:
— Погоди. Я хочу тебе кое-что сказать.
— Что такое? — огрызнулся Кэмрон. Ему не терпелось попасть внутрь.
— Ты — не единственный претендент на гэризонский престол. — Райвис сдавил плечо Кэмрона, заставил его оглянуться. — Я был женат на сестре Изгарда. Она умерла, не оставив завещания.
У Кэмрона перехватило дыхание. На шее вздулись жилы.
— Зачем ты говоришь мне это?
Райвис не знал, что ответить. Как-то это было связано с Тессой, но не только с ней.
— Хочу, чтобы ты знал, что можешь доверять мне.
Кто-то огромный ходил по другую сторону двери; от тяжелых шагов вибрировали каменные плиты пола. Кэмрон, не мигая, смотрел в глаза Райвису.
— Что ж, значит, мы вместе и в этом. Как братья.
Нечто такое, что оборвалось в душе Райвиса много лет назад, встало на место. Он зажмурился на секунду, а потом открыл глаза и молча кивнул. Сказать больше было нечего.
— Ладно, на счет «три» вышибаем дверь. Раз, два, три...
Они очутились в комнате с заляпанными кровью стенами, среди сломанных мечей, израненных тел, обезумевших от ужаса глаз. Чудовище со свисающими из пасти кишками только что убитого воина наступало на них. А следом надвигалось еще одно, еще более огромное, темное, зловещее. Это от его шагов дрожали пол и стены.
Райвис дрался. Вся одежда его была пропитана кровью, каждое движение причиняло нестерпимую боль, на державшей меч руке вздулись водяные мозоли. Но даже в этом аду он ни на минуту не терял из виду Кэмрона Торнского, человека, который сражался рядом с ним, плечом к плечу.
* * *
— Скорее, Эдериус, скорее. — Изгард склонился над столом писца. — Я хочу знать, что происходит в замке Бэсс.
Эдериус зашелся в кашле. Сегодня приступ продолжался дольше, чем обычно, а когда кончился, рот старика был полон крови. Он поспешил отхаркнуть ее в платок. Снаружи раздавался стук молотков, скрип тележных колес. Солдаты наскоро возводили лагерь. Пока что поставили всего лишь одну палатку: его собственную.
— Я стараюсь работать как можно быстрее, сир, — ответил Эдериус, натирая шелком правую руку. — Хотя глотуны уже должны бы завершить свое дело.
Изгард вздохнул, и изо рта его вылетело маленькое, молочно-белое облачко.
— Давай же, старик. Рисуй.
Эдериус повиновался и взялся за кисть. Первые капли обогащенной ртутью краски упали на пергамент. Он надеялся, что теперь король оставит его одного, но Изгард пододвинул себе табуретку, поставил локти на стол и горящими глазами следил, как появляется на листе пергамента узор.
35
— Иди сюда, Снежок, сию минуту иди сюда. — Ангелина устала гоняться за своей никчемной собачонкой. Песик нашел в траве кузнечиков и с громким лаем носился за ним как бешеный, ощетинившись и лязгая зубами. Правда, не все кузнечики были настоящими, некоторые на поверку оказались всего лишь сухими листьями. Но Снежок нимало не огорчился: он был согласен играть с чем угодно — только бы предмет этот был меньше его и мог двигаться.
А вот и я, вот и Снежок.
Снежок, виляя хвостиком и высунув язык, подбежал к Ангелине. Она хотела отругать песика: он, негодник, выскочил из повозки раньше, чем поставили их шатер, и принялся носиться по лагерю в предрассветных сумерках. Но Снежок был такой уморительно-забавный, такой жизнерадостный, что у нее не хватило сил даже нахмурить брови. В конце концов, чего другого можно ожидать от никчемной собачонки? К тому же Ангелина давно уже не бывала на улице так рано утром и теперь тоже оживилась, глядя, как солдаты ставят палатки и разжигают костры.
Потом она заметила палатку Эдериуса — единственную среди груды шестов, мотков веревок и свернутого брезента, которым еще только предстояло стать лагерем, — и вспомнила, что прошлым вечером она оставила старику на земле чашку чая с медом и миндальным молоком. Нашел ли он ее? Выпил ли? Помогло ли ему испытанное средство? Ангелина решительно направилась к палатке писца, придерживая капюшон, чтобы не выставлять напоказ перед солдатами Изгарда свои золотистые кудри. Она знала, что король разозлится, если узнает, что она навещала Эдериуса. Но с каждым днем мнение мужа волновало Ангелину все меньше.
Снежок поймал еще несколько кузнечиков — просто чтобы показать им, кто тут главный, а потом побежал за хозяйкой, как обычно путаясь у нее в ногах.
Подойдя к палатке, Ангелина услышала кашель Эдериуса. Значит, старик все-таки разболелся. Его нельзя оставлять одного. Ангелина решительно откинула брезент.
И застыла на месте. Изгард был там, он сидел спиной к входу, рядом с Эдериусом. Перед ним на пьедестале стояла Корона с шипами.
— Хватит кашлять, — сказал Изгард Эдернусу. — Ты должен закончить начатое.
Снежок зарычал.
— Ш-ш-ш. — Ангелина погрозила ему пальцем, шагнула в палатку и опустила за собой брезент. Изгард не заметил ее появления — он смотрел только на Эдериуса. Пальцы его вцепились в спинку стула писца. Повернутая к Ангелине половина лица была освещена золотыми сиянием Короны. Приступ кашля все не проходил. Изгард наблюдал за Эдериусом, и с каждой секундой морщины по бокам его рта становились все глубже.
Ангелина почувствовала, что муж начинает гневаться, и мысленно приказала Эдериусу прекратить кашлять. Она боялась, что король может ударить старика.
Эдериус корчился на стуле, плечи его ходили ходуном, сухой, лающий кашель вырывался из груди. Смотреть на это было невыносимо. Ангелина закрыла лицо руками. Снежок притих у ее ног и вел себя так примерно, что она даже подумала, не спит ли песик с открытыми глаза— ми. Через несколько минут Эдериус наконец справился с кашлем и снова взялся за кисть. Ангелина вздохнула с облегчением и нагнулась погладить Снежка.
— А теперь, — со зловещей мягкостью обратился Изгард к писцу, — скажи мне, что такое ты увидел там, на пергаменте, что тебя напугало?
— Сир, что-то не так. — Голос Эдериуса был так тих и слаб, что у Ангелины защемило сердце. — Девушка рисует узор. Я чувствую, как она прикасается кистью к Венцу. Она хочет разорвать цепи, приковавшие Корону к Гэризону.
Ударом кулака Изгард расколол деревянную спинку стула Эдериуса.
— Уничтожь ее. Сожги кожу на ее руках, ладонях, лице.
Ангелина вздрогнула. Снежок вцепился зубами в подол ее платья и потащил к выходу из палатки.
Давай уйдем отсюда. Ну пошли же!
Ангелина вырвала у него подол. Снежок прав. Лучше им уйти. Но Эдериус болен, Изгард в ярости, а она уже не маленькая девочка и не намерена обращаться в бегство.
* * *
Работа над первой частью узора близилась к концу. Все тело Тессы постепенно изменялось. Дыхание становилось менее глубоким, сердце билось все медленнее, струйки пота больше не стекали по спине и шее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Она уже была здесь однажды — одно краткое мгновение, когда переселялась из своего мира в мир Короны с шипами. Она очутилась в расщелине между временем и пространством. В расщелине, через которую эфемеры попадают в мир и покидают его, в том месте, откуда, по словам Аввакуса, начался Распад.
Другие миры, вселенные, времена, жизни, другие эфемеры проходили перед ней как капли дождевой воды, скатывающиеся по оконному стеклу. В одной такой капле Тесса узнала свой собственный мир. Боль, страдание, радость, любовь, ненависть — все человеческие чувства были здесь. И все они отдавали Тессе свою силу — она, точно маленькая речушка, вливалась в огромный поток.
Но тайна этого места, его совершенная пустота была недоступна человеческому разуму. Тесса не могла и не хотела постичь ее. Как и прочие эфемеры, она лишь пролетала мимо, устремляясь к своей собственной цели.
Кольцо вело ее дальше по темной дороге.
Она вернулась в пещеру, к узору и к тени себя самой. У нее снова болели руки, болела спина и воспалившиеся от испарений химических красителей глаза. Высоко над ней Кэмрон и Райвис сражались бок о бок, защищая свои и ее жизни. Тесса слышала их прерывистое дыхание, видела их залитые кровью и потом лица, испытывала все, что испытывали они. И, как ни странно, среди всего этого ужаса они переживали мгновения настоящего счастья.
Воспоминания одолевали Райвиса, Кэмрон преодолевал сомнения. Они защищали друг друга, как братья, каждый беспокоился, не ослабел ли, не ранен ли другой. Тесса чувствовала, как возникает между ними что-то очень важное, скрепленное пролитой кровью, вместе пережитой опасностью, взаимным доверием, по которому оба так изголодались.
У Тессы защипало глаза, и что-то влажное скатилось по щеке. Но она не стала вытирать лицо — ведь это наверняка опять лишь призрак ощущения.
А когда Тесса вернулась в свое тело, Райвис посмотрел на нее сквозь разделявшее их пространство. Он знал, что она с ним, наверху. Какую-то долю секунды, а может, и меньше они были вместе. Ничего не было сказано, никаких сообщений не было передано. Тесса просто снова взялась за кисть. Но она ощутила, что в связи между ними, Райвисом, Кэмроном и ею, заключена какая-то сила. И только черпая из этого источника, она сможет завершить узор.
* * *
Райвис почувствовал, что Тесса покинула его. Промелькнула и исчезла. Он не мог решить, взяла ли она что-нибудь у него или, наоборот, дала. Но он ощутил ее появление как благую весть. Тесса жива, с ней все в порядке, ей ничего не грозит.
— Эй! Не хочешь ли ты помочь мне волочить эту штуковину? — Кэмрон поставил ногу на гранитную плиту, которую они пытались сдвинуть с места. — Интересно, кто на сей раз глазеет по сторонам?
Райвис поднял руки, признавая свою вину. По правде говоря, почувствовав присутствие Тессы, он вообще перестал соображать, где находится и что делает. Между тем внизу, у подножия лестницы толпилось по крайней мере двенадцать монстров. Они лезли на баррикаду, которую они с Кэмроном соорудили несколько минут назад из сундуков, книжных полок, каменных статуй и дверных створок. Чудовища преодолевали этот барьер с такой легкостью, точно перед ними была всего лишь куча гнилых деревяшек.
Райвису и Кэмрону пока что удавалось удерживаться на галерее второго этажа главной башни. Рубашка Кэмрона стала черной от пота, а волосы слиплись от крови. Райвис мельком взглянул на него — убедился, что ни одно из кровавых пятен на одежде товарища не стало больше, и удовлетворенно кивнул. Вместе они налегли на каменную глыбу и подтащили ее к лестнице.
Эту плиту, по весу не уступающую самому большому мельничному жернову, они нашли у главного окна галереи. Она служила то ли подоконником, то ли наблюдательным пунктом. Конечно, если бы пол не был скользким от крови, им не удалось бы доволочить каменную громаду до лестницы.
Там они остановились и стали ждать, пока самое ретивое из чудовищ прорвется через баррикаду. Вскоре один из монстров, раскидав кучу стульев и сундуков, с торжествующим ревом ринулся вверх по лестнице. За ним устремились остальные.
Райвис и Кэмрон не двигались. По молчаливому соглашению они дождались, пока ступени затрещат под тяжелым шагами, и только тогда сбросили на врагов гранитную плиту. Она ударила первого монстра в грудь, сшибла с ног и потащила за собой сначала его, а потом и идущих следом. Со страшным треском, как огромные деревья, ломались кости и черепа чудовищ.
Кэмрон повернулся к Райвису, протянул руку.
— Восемь долой, — торжественно провозгласил он, — осталось примерно три дюжины.
Райвис усмехнулся и пожал протянутую руку Кэмрона:
— Пошли искать остальных.
— Райвис, — остановил его Кэмрон, — ты тоже чувствуешь что-то такое?
— Что именно?
Кэмрон пожал плечами:
— Сам не знаю. Как будто мы делаем что-то очень важное.
Райвис был с ним согласен. Сражаясь здесь, бок о бок, они не просто выигрывали необходимое Тессе время. Они давали ей силы. Но Райвис не был красноречив и не умел выражать свои чувства словами и поэтому просто буркнул:
— Надо драться — больше я ничего не знаю и не чувствую.
Кэмрон не стал спорить, хотя оба знали, что все происходящее имеет и другой, несравненно более глубокий смысл.
— Что ж, пошли драться. — Кэмрон посмотрел вниз. Некоторые из чудовищ уже почти оправились и, несмотря на переломанные кости, готовы были продолжать схватку. — А ведь это далеко не все. На башне еще полно этих тварей. Они прорвались с тыла.
Вместе они прошли через главный зал башни. С каждым шагом шум битвы становился все громче. Это был не лязг металла, не звон скрещивающихся клинков. Они слышали пронзительные крики, прерывистое дыхание, звуки ударов. Из-под двери вытекал ручеек крови.
Райвис положил руку на рукоятку меча. Он знал, что за дверью ждет их нечто ужасное, но испытывал не страх, а радостное возбуждение. Это напоминало ему бои за отцовское поместье. На них нападали со всех сторон, и они никогда не знали, с чем придется столкнуться в следующий раз. А рядом с ним был человек, которому он доверял.
От удара задребезжали окна, затряслись стены. Что-то шлепнулось и разбилось о стену. Кэмрон разбежался, готовясь вышибить дверь.
Райвис положил руку ему на плечо:
— Погоди. Я хочу тебе кое-что сказать.
— Что такое? — огрызнулся Кэмрон. Ему не терпелось попасть внутрь.
— Ты — не единственный претендент на гэризонский престол. — Райвис сдавил плечо Кэмрона, заставил его оглянуться. — Я был женат на сестре Изгарда. Она умерла, не оставив завещания.
У Кэмрона перехватило дыхание. На шее вздулись жилы.
— Зачем ты говоришь мне это?
Райвис не знал, что ответить. Как-то это было связано с Тессой, но не только с ней.
— Хочу, чтобы ты знал, что можешь доверять мне.
Кто-то огромный ходил по другую сторону двери; от тяжелых шагов вибрировали каменные плиты пола. Кэмрон, не мигая, смотрел в глаза Райвису.
— Что ж, значит, мы вместе и в этом. Как братья.
Нечто такое, что оборвалось в душе Райвиса много лет назад, встало на место. Он зажмурился на секунду, а потом открыл глаза и молча кивнул. Сказать больше было нечего.
— Ладно, на счет «три» вышибаем дверь. Раз, два, три...
Они очутились в комнате с заляпанными кровью стенами, среди сломанных мечей, израненных тел, обезумевших от ужаса глаз. Чудовище со свисающими из пасти кишками только что убитого воина наступало на них. А следом надвигалось еще одно, еще более огромное, темное, зловещее. Это от его шагов дрожали пол и стены.
Райвис дрался. Вся одежда его была пропитана кровью, каждое движение причиняло нестерпимую боль, на державшей меч руке вздулись водяные мозоли. Но даже в этом аду он ни на минуту не терял из виду Кэмрона Торнского, человека, который сражался рядом с ним, плечом к плечу.
* * *
— Скорее, Эдериус, скорее. — Изгард склонился над столом писца. — Я хочу знать, что происходит в замке Бэсс.
Эдериус зашелся в кашле. Сегодня приступ продолжался дольше, чем обычно, а когда кончился, рот старика был полон крови. Он поспешил отхаркнуть ее в платок. Снаружи раздавался стук молотков, скрип тележных колес. Солдаты наскоро возводили лагерь. Пока что поставили всего лишь одну палатку: его собственную.
— Я стараюсь работать как можно быстрее, сир, — ответил Эдериус, натирая шелком правую руку. — Хотя глотуны уже должны бы завершить свое дело.
Изгард вздохнул, и изо рта его вылетело маленькое, молочно-белое облачко.
— Давай же, старик. Рисуй.
Эдериус повиновался и взялся за кисть. Первые капли обогащенной ртутью краски упали на пергамент. Он надеялся, что теперь король оставит его одного, но Изгард пододвинул себе табуретку, поставил локти на стол и горящими глазами следил, как появляется на листе пергамента узор.
35
— Иди сюда, Снежок, сию минуту иди сюда. — Ангелина устала гоняться за своей никчемной собачонкой. Песик нашел в траве кузнечиков и с громким лаем носился за ним как бешеный, ощетинившись и лязгая зубами. Правда, не все кузнечики были настоящими, некоторые на поверку оказались всего лишь сухими листьями. Но Снежок нимало не огорчился: он был согласен играть с чем угодно — только бы предмет этот был меньше его и мог двигаться.
А вот и я, вот и Снежок.
Снежок, виляя хвостиком и высунув язык, подбежал к Ангелине. Она хотела отругать песика: он, негодник, выскочил из повозки раньше, чем поставили их шатер, и принялся носиться по лагерю в предрассветных сумерках. Но Снежок был такой уморительно-забавный, такой жизнерадостный, что у нее не хватило сил даже нахмурить брови. В конце концов, чего другого можно ожидать от никчемной собачонки? К тому же Ангелина давно уже не бывала на улице так рано утром и теперь тоже оживилась, глядя, как солдаты ставят палатки и разжигают костры.
Потом она заметила палатку Эдериуса — единственную среди груды шестов, мотков веревок и свернутого брезента, которым еще только предстояло стать лагерем, — и вспомнила, что прошлым вечером она оставила старику на земле чашку чая с медом и миндальным молоком. Нашел ли он ее? Выпил ли? Помогло ли ему испытанное средство? Ангелина решительно направилась к палатке писца, придерживая капюшон, чтобы не выставлять напоказ перед солдатами Изгарда свои золотистые кудри. Она знала, что король разозлится, если узнает, что она навещала Эдериуса. Но с каждым днем мнение мужа волновало Ангелину все меньше.
Снежок поймал еще несколько кузнечиков — просто чтобы показать им, кто тут главный, а потом побежал за хозяйкой, как обычно путаясь у нее в ногах.
Подойдя к палатке, Ангелина услышала кашель Эдериуса. Значит, старик все-таки разболелся. Его нельзя оставлять одного. Ангелина решительно откинула брезент.
И застыла на месте. Изгард был там, он сидел спиной к входу, рядом с Эдериусом. Перед ним на пьедестале стояла Корона с шипами.
— Хватит кашлять, — сказал Изгард Эдернусу. — Ты должен закончить начатое.
Снежок зарычал.
— Ш-ш-ш. — Ангелина погрозила ему пальцем, шагнула в палатку и опустила за собой брезент. Изгард не заметил ее появления — он смотрел только на Эдериуса. Пальцы его вцепились в спинку стула писца. Повернутая к Ангелине половина лица была освещена золотыми сиянием Короны. Приступ кашля все не проходил. Изгард наблюдал за Эдериусом, и с каждой секундой морщины по бокам его рта становились все глубже.
Ангелина почувствовала, что муж начинает гневаться, и мысленно приказала Эдериусу прекратить кашлять. Она боялась, что король может ударить старика.
Эдериус корчился на стуле, плечи его ходили ходуном, сухой, лающий кашель вырывался из груди. Смотреть на это было невыносимо. Ангелина закрыла лицо руками. Снежок притих у ее ног и вел себя так примерно, что она даже подумала, не спит ли песик с открытыми глаза— ми. Через несколько минут Эдериус наконец справился с кашлем и снова взялся за кисть. Ангелина вздохнула с облегчением и нагнулась погладить Снежка.
— А теперь, — со зловещей мягкостью обратился Изгард к писцу, — скажи мне, что такое ты увидел там, на пергаменте, что тебя напугало?
— Сир, что-то не так. — Голос Эдериуса был так тих и слаб, что у Ангелины защемило сердце. — Девушка рисует узор. Я чувствую, как она прикасается кистью к Венцу. Она хочет разорвать цепи, приковавшие Корону к Гэризону.
Ударом кулака Изгард расколол деревянную спинку стула Эдериуса.
— Уничтожь ее. Сожги кожу на ее руках, ладонях, лице.
Ангелина вздрогнула. Снежок вцепился зубами в подол ее платья и потащил к выходу из палатки.
Давай уйдем отсюда. Ну пошли же!
Ангелина вырвала у него подол. Снежок прав. Лучше им уйти. Но Эдериус болен, Изгард в ярости, а она уже не маленькая девочка и не намерена обращаться в бегство.
* * *
Работа над первой частью узора близилась к концу. Все тело Тессы постепенно изменялось. Дыхание становилось менее глубоким, сердце билось все медленнее, струйки пота больше не стекали по спине и шее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99